Старый Город

                I

           В доме Уорша было много деревянных вещей: мебель, мольберты, рамы для картин. Одна из дверей в его жилище, та, что располагалась внутри, тоже была деревянной. Во всех комнатах царил легкий творческий беспорядок, но своего апогея он достигал у круглого стола, отведенного для рисования. Тонны исчерканных грифельным карандашом листов были сметены на пол, оставив творцу место для новой партии рисунков. Линии казались стихийными и хаотичными, но стоило вглядеться в них внимательнее, и угадывалось что-то, будто являющееся частью одной большой мозаики. Задумка художника мирно покоилась тремя большими стопками на столе, и нужно было потратить не менее часа, чтобы разложить, а лучше — развесить  их в правильном, одному ему известном порядке. Бумага накладывалась слоями, один на другой, просвечивая там, где мастер хотел изобразить блики, создавая цельный образ прекрасного древнего города.
          Уорш собирался второпях, путаясь в двух ключах и роняя на ходу вещи. Затворив за собой дверь, он спешно вышел из дома и исчез в переплетеньях улицы. Свежий ветерок ворвался в комнату, легко распахнув забытую форточку, и стремительно пронесся по залу. Неосмотрительно оставленная на столе свеча загорелась ярче и закапала  воском на картину.   Фитилек ее накренился влево, жадно потянувшись к сложенным стопкам, и через мнгновенье бумага уже съеживалась в красновато-желтом пламени. Огонь  легко перекинулся на непокрытый лаком стол, с него на ковер, а затем — на тяжелые, пыльные шторы. Слышно было, как потрескивают картины, составленные на пол, и плавится с шипеньем краска.
          

           Молодой человек в фетровой шляпе зашагал вдоль по мостовой. На его лице играла улыбка самая приятная, какую он только смог изобразить.  Подойдя к ближайшей будке надсмотрщика, он постучал в стекло. Маленькое окошко отворилось, открывая его взору оплывшее лицо блюстителя порядка. Тот, видимо, задремавший, недружелюбно смотрел на своего посетителя.
- Чем могу быть полезен?
- У меня к вам просьба, -  в голосе юноши звучала насмешливая покорность, - Не могли бы вы пройтись со мной?
- Зачем это?
- Кот моей сестрички залез на дерево и никак не может спуститься. Девочка плачет уже пол-часа, а зверюга не двигается с места.
- Так поди и сними ее! - надсмотрщик был зол на то, что его потревожили из-за такой мелочи,  и вместе с тем испытывал раздражение от указанной в уставе обязанности оказывать жителям любую посильную помощь. Человек в фетровой шляпе явно знал об этом, потому что, наклонившись к окошку, еще раз повторил свою просьбу.
- А, дьяволы! Иду я, помолчи! - мужчина боком вышел из будки, и, отряхнув себя от хлебных крошек, уставился на незваного посетителя, - куда?
- Тут недалеко.
         Молодой шел впереди, часто замедляя шаг, позволяя своему спутнику догнать его. Видимо, юноше стало скучно, и он спросил, даже не оборачиваясь:
- Как вас зовут?
- Дюк.
- Приятно.
- А тебя?
- Эвин.
- Сколько еще до твоей кошки, Эвин?
- Подустали?
- Есть немного.
     Толстая шея Дюка покачивалась в такт ходьбе. Он производил неприятное впечатление болезненной полноты, словно кожу надули изнутри. Стоило ему пройти немного, начиналась одышка, и ему приходилось дышать ртом, тяжело втягивая в себя воздух.
     Они свернули во двор, и сразу стало прохладнее — их накрыла тень дерева. Дюк сразу же заметил девочку, стоящую неподалеку, жадными глазами всматривающуюся в густую крону.     Эвин ускорил шаг и направился к ней. Обняв ее за плечи, он обернулся к надсмотрщику.
- Кот там.
     Широкими ветвями дерево заслоняло небо. Оно было настолько огромно, что его исполинский ствол могли обхватить три человека, расставив руки во всю ширь. Ветви, сплетенные между собой, изогнутые под самым немыслимым уклоном, начинали расти где-то в полуметре от земли. Дюк внимательно осмотрел его, прикидывая, с какой стороны лучше зайти. Он так и не сумел отыскать глазами кота, но, подойдя ближе, услышал его тихое мяуканье. Должно быть глупое животное забралось высоко, а как ему самому, старому и тяжелому на подъем, забраться туда, он не представлял. Ничего, ничего... Он, может, и выглядит неуклюже, но в этих руках еще остались сила и ловкость!
     Подойдя к стволу, он нелепо начал забрасывать короткую жирную ногу на толстую ветвь. Сумев наконец уцепиться за какой-то сучок, он изо всех сил подтянулся и встал на нее. Усмехнувшись себе, он полез дальше, как когда то в безумно-далеком детстве. Глядя на него, выражение лица Эвина изменилось на презрительное.
- Ты только посмотри на этого старого болвана! Как обезьяна.
- Да. Можно ему спускаться?
- Пусть спускается. Все уже сделано.
     На мгновение Дюк увидел мелькнувший хвост кота, и, ободренный, полез быстрее. Чез несколько раз демонстративно прошелся перед его носом, а после,  скрывшись в листве, легко спрыгнул вниз, едва цепляясь когтями. Оказавшись на земле, он подбежал к девочке и потерся спиной о ее ногу.
- Мы пойдем? - спросила она нерешительно.
- Нет... - ее «брат» замолчал на секунду, - ты оставайся, а Чез может идти. Разве не хочешь веселья?
- Не хочу.
       Эвин подошел поближе, и, услышав зычное «кыс-кыс-кыс», немного подумал и засмеялся.


       Что то непреодолимо тянуло Уорша домой. Чем дальше он отходил от своей одиноко стоящей лачуги и приближался к большим домам, тем сильнее было ноющее чувство в груди. Ему казалось, что он забыл взять что-то важное, но обшаривание карманов ничего не дало. Все нужные вещи были при себе, и он хорошо помнил, что не бросил дверь открытой, но спокойнее не становилось. Время торопило, но внутренний голос был настойчивее — а он , в отличии от времени, понятия растяжимого и вообще ненадежного, не подводил никогда.
       Уорш развернулся и побежал. Он был уже не молод, еще не стар, но сухощав и крепок. Мысли его неслись пропорционально каждому скачку. «Сейчас... пробегусь и посмотрю. Все будет в порядке. И назад».
        До дома он так и не добежал. Отсветы пламени были хорошо видны за тонкими оконными стеклами. Внутри у него что-то надломилось. Тяжелая волна боли, почти физической, накрыла его с головой, мешая сдвинуться с места. Картины, все его картины! Уорш развернулся и, не помня себя, помчался обратно. Все металось перед его взглядом, картинка дробилась на мелкие детали и расплывалась потекшей акварелью. Что есть сил он забарабанил в окно будки надсмотрщика, но никто не отзывался. Она была пуста.


                II

       Пегги была необычайно милой крошкой. Ее локоны были золотыми, но мягче и приятнее на ощупь, чем у всех ее маленьких сверстниц, глаза - чуть более яркими, и губы немного пухлее, чем у остальных.
         Руди Уорш не спускала глаз с малютки. Перебирая руками ткань платья, женщина не могла сдвинуться с места. Хозяин, увидев, куда направлен ее взгляд, заботливо спросил:
- Мадам желает приобрести еще куклу?
- Нет... нет, - Руди отогнала наваждение и, вежливо попрощавшись, вышла за дверь.
    Фарфоровая Пегги в своем платьице из синих кружев и белых панталончиках стояла в огромной коробке. Когда посетительница ушла, она чуть наклонила голову, закрывая огромные голубые глаза густыми ресницами. Владелец магазина покачал головой, взял коробку, и, неутешительно цокая языком, понес ее в чулан.


       Эта девочка была совсем не похожа на молчаливую шарнирную красавицу — уже не ребенок, но долговязый, нескладный подросток. Лицо Девочки, с шелушащейся кожей и клоком темных волос, падающим на лоб, смотрелось неряшливо и дико. Ее подбородок чуть раздваивался внизу, как это чаще бывает у мужчин; губы одутловатые и мягкие, причем верхняя немного выдавалась над нижней, придавая лицу такое выражение, как будто она сейчас крикнет «Уу!» и больно ткнет кого-нибудь в бок. Нос, крючковатый и некрасивый, делал лицо злым и настороженным. Глаза, в зависимости от освещения становившиеся то темнее, то светлее, сейчас были дымно-карими.  Руками с короткими обгрызенными ногтями она держала кусок хлеба и быстро, давясь, ела его.
        Девочка сидела в одном из проулков Старого Города. Вся огромная территория,  отведенная для жизни людей,  делилась на две части — Старый и Новый Города, между которыми, как граница, протекала безымянная речка. И если Новый Город, построенный не более чем полвека назад, был чист и опрятен, его древний сосед в это время суток представлял собой медленное умирание.
       Чез, расположившийся тут же, вгрызался в сухой рыбий скелет. Без подачек Эвина, изредка вспоминавшего, что полезным ему людям надо платить, было туго. Вот и сейчас им приходилось вести полубродячую жизнь, питаясь чем придется. Облизавшись исключительно из вежливости, кот обратился к своей маленькой спутнице. Ткнувшись мордочкой ей в колени, он недовольно заворчал. Девочка, сунув в рот остаток хлеба, подняла его на руки.
- Чего ты хочешь? - обратилась она к коту, пытающемуся улечься  у нее на ногах. Тот несильно надавил ей на живот передними лапами.
- Ну да, я тоже думаю, что пора бы уже ему объявиться. Хоть самим искать его...
     Кот, устроившись наконец удобно, мягко заурчал.
- Все равно мы натыкаемся на него только тогда, когда ему что то надо. Если хочешь, можно попробовать. Только не сейчас, я устала, - Девочка облокотилась спиной о стену и прикрыла глаза; руки она запустила в густую кошачью шерстку.


         После пожара в доме Уорша прошло около полугода. Его жилище сгорело до основания. Крыша обвалилась, завалив вход, и, даже если что то из его рисунков уцелело (надежда была абсурдна, но Уорш не переставал думать об этом), попасть внутрь не было никакой возможности. Художник переселился к своему племяннику Герри.  В большом доме с каменными стенами и крытым камином он чувствовал себя куда спокойнее  Жена Герри, Руди, стараясь во всем угодить гостю, избегала даже зажигать спички в его присутствии.
- Я прекращу рисовать, - твердо заявил он однажды за обедом, - все равно у меня ничего не выходит. С тех пор, как моя картина сгорела, все идет не так. Я не могу найти нужную краску, бумага рвется, руки начали трястись, - в доказательство он вытянул слегка подрагивающие ладони перед собой.
- Жестоко прозвучит, но давно пора бы, - отхлебнув чая, начал Герри, - говорят, скоро появится много рабочих мест для архитекторов. Может, будут расширять Новый Город, кто знает. И работу приличную получишь. Не в обиду вам обоим, Руди, но до чего же странная у меня семейка!
 Женщина продолжила есть в молчании. Уорш-старший, почувствовав, что должен заполнить неловкую паузу, заметил:
- А жаль, что у вас нет детей. Может быть тогда ты бы не выпроваживал меня, а позволил старику оставаться дома и помогать вам, - он чуть улыбнулся, - своих то у меня тоже не было, а так хочется повозиться с крошками...
- Извините, - Руди приподняла голову, - я не очень люблю об этом говорить.
Да ладно тебе, - перебил ее муж, - мы уже давным-давно оборудовали детскую, и даже теперь она иногда упрашивает меня зайти и прикупить очередную безделушку. Уверенна, что когда нибудь родиться, и непременно девочка. Дядя-художник, в жизни, - только не обижайтесь, - не поднимавший ничего тяжелее карандаша, жена, которая до сих пор играет в куклы... Эх, семейство! Кто будет бисквит?


       В то же самое время, когда семья Уорш беседовала за столом, Эвин (если, конечно, его и вправду звали Эвин),  стремительно шел по мосту, пролегающему над рекой, в Старый Город. Он совершенно не удивился, когда на встречу ему вышел черный кот с белыми подпалинами на боках, а вслед за ним и девчонка. Поприветствовав друг-друга, они в молчании направились дальше.
      Город представлял собой печальное зрелище. Пустые, обветренные и обожженные солнцем кирпичные улочки, покосившиеся дома с крошащейся черепицей, полное отсутствие какой-либо зелени. Изредка встречавшиеся им на пути люди напоминали скорее высохшие, серые тени,  и скоро исчезали с широких проспектов в темноту узких дворов и подворотен.
      В один из таких поворотов шагнула и Девочка. Оказавшись в тени, она наконец заговорила:
- Это тупик, здесь никто не живет. Можешь говорить свободно.
- Спасибо, - Эвин тяжело выдохнул, - мне нужно было встретиться с вами как можно скорее.
- Настолько скоро, что предпочел прибежать сам? На моей памяти такого не было.
- Будем считать, что я этого не слышал. У меня новость, и она вас не обрадует.


     Когда он ушел, Девочка грязно выругалась и стукнула кулаком по стене.
- У всех... секреты, черт бы вас побрал. У тебя тоже, Чез? Ты тоже хранишь какую-то тайну?
     Кот вылизывался, задрав лапу. Если у него и имелась тайна, раскрывать ее он пока-что не собирался.


Честер Ван Вилсен имел пять весомых отличий от своих сограждан, в числе которых имелось не только тройное имя, но и необычайная красота и огромнейшее состояние. При всем этом он в свои двадцать с небольшим являлся убежденным холостяком и в три часа пополудни сидел, скучая, в обществе своей матери.
- Это никуда не годиться! Нам, вставшим на путь индустриализации, должно быть чуждо сожаление ко всему, что не является прогрессивным! Все эти знахарки, торговцы снами, наемники, оборотни, говорящие куклы на шарнирах... тащат нас назад в средневековье! Почему, по твоему, мы не должны вторгаться в этот оплот старушачей ереси? Посмотри, как красив наш Город, и сравни его с тем, что по ту сторону реки!
 Честер потянулся и, двумя пальцами взяв сигару, зажал ее между зубами и поджег. Он придерживался совершенно противоположного мнения, но из желания сохранить спокойствие предпочитал помалкивать. Его бездействие, впрочем, еще сильнее бесило мать, не имеющую прав распоряжаться основной частью капитала. Она бросила бессильный взгляд в окно, на ряды аккуратно присыпанных песком дорожек и уже готова была вновь разразиться потоком убеждений, когда сын наконец сказал:
- Я люблю Старый Город и считаю, что его нужно оставить в покое. У меня нет относительного него никаких амбиций.
- Дурак!


                III


     В их первую встречу Эвин, презрительно скалясь, спросил ее:
- И чем же ты сможешь мне помочь? Ты же еще совсем крошка, какие услуги оказывать ты собралась?
- Любые, - произнесла Девочка, твердо глядя ему в глаза. Эвин от чего-то засмеялся громче, а успокоившись, ответил:
- Ну, предположим, для любых я могу отыскать кого-нибудь попривлекательней. Но ты права, есть вещи, с которыми сам я не справлюсь. Ты умеешь красть? Бесшумно следить днем и ночью? Прятать от надсмотрщиков то, что им не стоит видеть?
- Этим я и живу.
- Замечательно! Уходить от погони, заметать следы?
- Мне не впервой.
- А если понадобиться укрывать людей, сможешь позаботиться о них? Не заглянуть в документы, если случиться переносить их?
- Смогу.
- Ты просто чудо. Удивительно, как вовремя мы встретились. А... убивать? Сумеешь ли ты убить?
     Помолчав немного, Девочка решила сказать:
- Мне еще не приходилось.
- Что ж, благодарю за честность. Надеюсь, я всегда смогу рассчитывать на твою помощь.



       Место, ставшее постоянным домом Девочки, по вечерам кишило людьми самого темного прошлого и существами весьма туманного настоящего. Если днем случайному путнику оно могло показаться давно не вмещающим в себя никакой жизни, с приходом сумерек расплывчатые фигуры наводняли улицы, зажигались  бумажные фонари, масляные лампы, свечи; всевозможные источники света висели на домах, столбах или парили прямо в воздухе.   Ставни на первых этажах открывались, распахивались двери, из подземных ходов тянуло сыростью и виноградной настойкой.  Торговцы заполняли город; их скарб был разложен прямо на земле или тщательно упакован в закованные сундуки в высоких разноцветных шатрах, а сами они, подчас и вовсе не похожие на людей, располагались поблизости, сидели на земле, дремали, хватали за руки случайных прохожих или висели вниз головой на цепком хвосте. Улицы постепенно наполнялись, и, если свободные от предрассудков жители Нового Города случайно узнавали друг-друга в толпе, то спешно отворачивались и торопились прочь.
   Этой ночью в лавку кукольника вновь заглянула давно известная ему женщина.
- Легко не замечать чудесного, когда оно под самым носом, верно? - заметил он, желая приободрить посетительницу.
- Мой муж так и живет, можете мне поверить. В детстве он часто бывал здесь, у нас даже есть вечный соловей, который поет, когда тебе грустно — а он уверяет, что я завожу механизм уже восемь лет!  Уверяет меня, что здесь прибежище преступников и плутов, которое давно пора сравнять с землей.
- Я говорю не о Городе, милая. Я о вас.
- А я слишком устала для возражений. У меня никого нет... принесите ее еще раз.
         Ничего больше не говоря, мужчина исчез ненадолго, а когда появился вновь, в руках у него была большая коробка.
- О, Пегги, Пегги!  Ну, дайте же ее мне! - завладев желаемым, женщина жадно всматривалась в фарфоровое лицо.


      За несколько недель до всех произошедших событий Эвин сидел в небольшом кафе, мирно попивая что-то, содержащее алкоголь, когда в стекло прямо над его головой забарабанил стриж. Поспешно открыв форточку, молодой человек отвязал от ножки птицы небольшую записку и, накрошив на стол остатки печенья, принялся читать. Листочек был в палец толщиной и содержал всего несколько строк:
«ВКЛЮЧИ ТЕЛЕФОН! Я БОЛЬШЕ НЕ ПОВЕРЮ, ЧТО ТЫ НЕ УМЕЕШЬ! И СРОЧНО ПОЗВОНИ МНЕ!
P.S. Не пользуйся стрижиной почтой, на крайний случай используй ласточек. Он чуть не клюнул меня»
   Адресат мог быть только один, и Эвин, неловко тыча по клавшам, уже набирал номер на недавно подаренном мобильнике.
- Миссис Ван Вилсен? Прошу простить. Я слушаю вас. Конечно. Обязательно. Пренепременнейше. Скоро буду.
     Расплатившись, он поспешил к выходу и четверть часа спустя уже прогуливался по изящному Саду статуй,  ожидая хозяйку.
      Сад статуй являлся одной из множества жемчужин, в произвольном порядке рассыпанных по Городу. Изящнейшие изваяния в форме деревьев, людей и животных представляли собой огромную композицию, а ветви настоящих растений вплетались в них, образуя причудливые формы. На одной из дорожек стояла, сжав кулаки в карманах и силясь ничем не выдать своего гнева, Магда Ван Вилсен, довольно пожилая полная женщина в лиловом костюме. Когда Эвин подошел к ней, по привычке потянувшись поцеловать руку, она с трудом сдержала порыв огреть его по голове и лишь протянула ладонь для рукопожатия.
- И почему вы все, родившиеся уже в Новом Городе, питаете странную любовь к этим традициям? Ну, это не важно. Послушай меня... ты любишь посещать музеи?
- Музеи? Не то чтобы...  - Эвин смутился, готовясь к подвоху.
- В Музее Градостроения скоро пройдет выставка, на которую прибудут богатейшие инвесторы.
- Инвесторы?
- Дураки, которые вкладывают деньги. Это не важно. Они будут искать лучший проект использования площади Старого Города, но есть один человек... Он художник, некто Уорш, слышал о таком?
- Слышал.
- Он собирается предложить оставить Город в целости и сохранности,  и боюсь, к нему могут прислушаться, его слово здесь имеет вес. Запомни — он не должен оказаться на этой выставке, иначе я обанкрочусь и ты вместе со мной. Понял?
- Пара уточнений и все. Я все сделаю.


- Ты разбиваешь сердце матери! Если ты не поможешь мне, я обращусь к людям более благосклонным. Не с тобой, так с другими, мы снесем это чертово захолустье и отстроим новые жилые районы. Неужели мне не удалось затронуть в тебе жажду наживы? Это должно быть нашей семейной чертой, дорогой мой. Представь, какое богатство само плывет к нам в руки, стоит лишь поосновательней взяться за то, на что покуда никто не решается!... Вот упрямец. И откуда в тебе любовь к этим чудикам и прохвостам? Ты же был в Старом Городе всего пару раз!
    Не обращая на нее никакого внимания, Честер застегнул белую рубашку и накинул черный пиджак. Оглядев себя в зеркало и оставшись вполне доволен, он заметил вежливо:
- Боюсь, я должен идти. Меня ждут дела.
- Неблагодарный эгоист, - прозвучало приговором ему в спину, - не знала, что вырастила тебя таким.


                IV

- Чез, ну где ты? Чез! - эхо голоса Девочки разносилось по округе. Кот был волен гулять, где ему вздумается, но так надолго пропадал в первый раз. Обессилив искать его, она присела на мостовую и торопливо начала размышлять.
      Сказанное Эвином совершенно выбило ее из колеи. Если раньше она выполняла его приказы, не задумываясь,  для чего они были необходимы, теперь ощущение кошмарности всего содеянного давило на нее, не отпуская ни на секунду. Если она верно поняла его сбивчивый рассказ, алчная и жадная женщина ради наживы жаждала убрать с дороги  собственного сына, который отказывал ей в деньгах на разрушение Старого Города, а они все это время помогали в осуществлении ее планов.
       «Что же теперь делать? Посоветоваться не с кем: подставить его, бежать? Я не хочу быть замешанной в это, хотя отступать уже поздно. Неужели нашему Городу приходит конец? Возможно ли это? И могу ли я помешать хоть чему то?»
Нет... нет, - произнесла девочка вслух и опять сорвалась на крик, - Чез!


- Куда это ты собираешься? Уже темнеет, - лениво заметил Герри, разваливаясь в кресле. Огонь в камине не горел, и комната была залита ярким закатным светом. Руди натянула чулки, поправила прическу и обернулась к мужу.
- Просто прогуляюсь перед сном. Потом крепче спится, знаешь ли.
- Смотри не загуляйся там. Я уже начинаю тебя рев-но-вать, - сладенько пропел мужчина, потягиваясь, - может быть, составишь ей компанию, дядя? А то я начинаю волноваться в последнее время.
   Уорш, чувствовавший постоянное напряжение невестки и не меньше ее расстраивающийся из-за грубости и черствости племянника, поспешил согласиться. Вечерний воздух, наполненный прохладой, приятно остудил его лицо, пока, закутавшись в свитер, он ждал Руди около дома.
   Шли они молча, и он не проронил ни слова даже тогда, когда она уверенно свернула на мост в Старый Город.


- Уже стемнело, куда же ты идешь? - с притворным беспокойством в голосе спросила Магда. Сама она, совершенно готовая к выходу, как ни в чем не бывало раскачивалась в кресле.
- В моих делах нет ничего интересного... мамочка. Я направляюсь по ту сторону реки.
  Закончив со своим черно-белым костюмом, Честер взял в руки пару галстуков, оценивающе глядя на них, измерил длину, и, приложив к рубашке, убрал оба.
- Я зайду... пожалуй, я буду в лавке старьевщика. А от него направлюсь, может быть... да, я буду у кукольника. Видишь ли, моя коллекция не будет полной без одного экземплярчика.
- Экземплярчика? О чем ты?
- Ты, кажется, не видела мою коллекцию шарнирных кукол? Я расставляю их в правильном порядке. Я почти все понял, увидел всю картину, одна лишь деталь ускользает от моего взгляда...  Ну, не слушай меня. Я всего-лишь должен кое-что найти. Вернусь, как только побываю у кукольника.
     Честер вышел, оставив старую Ван Вилсен в тревожном ожидании. Телефон Эвина скоро отозвался, и женщина, убедившись, что шаги в длинном коридоре утихли, забубнила в трубку:
- Продавец шарнирных кукол. Он пошел к нему что-то искать. Из этого магазинчика никто не должен выйти, вы поняли меня? Я заплачу тебе столько, сколько пожелаешь. Ты правильно понял меня? Никто. Не выйдет. Оттуда. Живым.


- Наконец-то! - Чез радостно прыгнул на руки хозяйке, - где же ты был? Нужно что-то предпринять!
     Девочка обняла кота, прижав к себе, и побежала вдоль по улице. Люди, уже заполнявшие мостовую, толкали ее, сливаясь в один поток, в глаза лезли ночные насекомые, в нос ударяли тысячи разных запахов. Мягкий, приглушенный свет и гул толпы вынесли ее на самую окраину Старого Города, где, такой же запыхавшийся, прислонившись к стене, уже ждал Эвин.
- Что мы будем делать? - без церемоний спросила она, - Нельзя оставить все как есть!
- Не то что бы мне хотелось терять это место или убивать кого-то...
- Убивать?! - Девочка не поверила своим ушам.
- Сына той самой женщины, о которой я говорил. Она дает большую награду! Разве тебе не нужны де... - Эвин согнулся от резкого удара в живот. Рука девочки, попавшая прямо между ребер, уже вновь была прижата к телу.
- Я не собираюсь никого убивать, а тем более человека, который мешает разрушить Город! Это мой дом, что ты вообще несешь, черт возьми?! Мы должны что-то сделать, плевать я хотела на ту старуху, которая тобой помыкает! Я решила, слушай внимательно — я в этом не участвую... и тебе не позволю!
     Она напряженно смотрела на Эвина, ожидая чего угодно после такой дерзости. Но тот казался нерешительным и вовсе не собирался применять силу. Потирая ушибленное место, он поморщился и произнес:
- Никогда не доверял тебе, мерзкая нищенка, но сейчас мы в одной лодке. Убийца из меня никакой, да и дело это грязное, но если ничего не предпримем...
                Оборвало его громкое мяуканье Чеза. Он уже с пол-минуты терся о ногу Девочки, желая привлечь к себе внимание, но когда ему это наконец удалось, повел себя совершенно неожиданным образом. Отпрыгнув на пол-метра, он изогнул спину в чудовищном жесте и, истошно завопив, вытянулся в длину так, что оказался выше Эвина, быстро отряхнул шерсть и перестал быть котом.

                V

- Вот мы и пришли, - улыбнулась Руди, - я ненадолго загляну сюда, а вы можете идти. Вы же знаете, здесь всегда есть чем заняться.
               Они с Уоршем стояли перед входом в лавку кукольника. Художник, озябший по дороге и уже не раз бывавший здесь ночью, захотел согреться и, недолго думая, шагнул внутрь, галантно придерживая дверь. Руди вошла за ним, втянув носом знакомый запах пыли и краски, и, поприветствовав хозяина, попросила принести то же, что и всегда.
- Мне совсем неловко оставлять вас ждать меня, - задумчиво произнесла она, пока из кладовой раздавался звук разбираемых коробок, - вам не будет скучно?
- Ничего подобного, - заверил  ее Уорш, - по правде говоря, здесь поприбавилось всего замечательного. Ты делай, что хотела, а я пока осмотрю полки.
- Большое вам спасибо... А вот и Пегги!
          Хозяин вынес куклу и положил ее на прилавок. Аккуратно, что бы не повредить, женщина вытащила ее, и, тихо воркуя, запустила пальцы в белые волосы. Вопреки законам природы, действующим в Новом Городе, синие кукольные глаза раскрылись сами собой, а изогнутые круглые губки произнесли тихое: «Мама»
- А тот, кто с вами, наверное, любит наш Город? - дружелюбно спросил хозяин, - Так внимательно оглядывает товары,  занят выбором?


- Оборотень?! - почти одновременно произнесли Девочка и Эвин. Там, где еще несколько секунд назад был Чез, стоял молодой человек красивой наружности в дорогом, хотя немного измятом костюме.
- Объяснения позже, возможно, какой-то невинной жизни грозит опасность. Сомневаюсь, что она натравила только вас... Во всяком случае, вы должны немедленно отвести меня в магазин кукольника! Надеюсь, он здесь один?
- Один... - медленно произнес Эвин, но, быстро оправившись, твердо заявил - никуда не поведем вас до тех пор, пока не назовете свое имя!
- Черти и дьяволы, Честер Ван Вилсен, тот, чью судьбу вы решали только что! А теперь нужно бежать!


- Он? О, вполне может быть, - рассеянно произнесла Руди. Она более не обращала внимание ни на что, кроме куклы, уже сидевшей у нее на коленях. Напевая убаюкивающий  мотивчик, она гладила ей волосы и слегка покачивалась в такт песне.
 Хозяин, ласково оглядев ее, вышел из-за прилавка. Достав из складок фартука длинный, отлично отточенный нож с деревянной рукоятью, он тихо отер его о ткань рубашки и приблизился к Уоршу, стоявшему спиной, но тот, поглощенный разбором каких-то мелких деталей, не услышал тихих шагов за спиной. Убедившись, что его гости заняты собой и совершенно забыли о нем, хозяин высоко вскинул нож над головой.


             Дверь слетела с петель от удара ногой. Железо выскользнуло из рук и бессильно звякнуло под прилавком. На пороге стояли трое.
- Значит, я не ошибся! - торжественно произнес один из молодых людей, шагнув в помещение.
- Мы не опоздали, - с тяжелой одышкой заметил второй.
    Третья была совсем еще юной, и она ничего не сказала, и, войдя внутрь, лишь огляделась. Хозяин, пойманный на преступлении, бессильно отступал в кладовую, как вдруг, резко ускорив шаг, влетел туда и захлопнул за собой дверь. Второй юноша, тот, что был Эвином, постучал в нее кулаком, после чего обратился к остальным:
- Заперся. Можно даже сказать — забаррикадировался.
    Руди и едва не умерщвленный Уорш смотрели на них с ужасом, не сдвигаясь со своих мест. Честер хотел заметить художнику, что тот мог бы и отблагодарить его за спасение, но вдруг понял, что мужчина даже не видел всего произошедшего.
    Эвин, вынув из кармана телефон, с удовольствием сломал его об колено. В том, что служба Магде закончилась, он теперь не сомневался. Девочка прошла вперед и пристальным взглядом оглядела женщину, сжимавшую куклу, как ребенка в руках.
- Эвин, подвинь ко входу в кладовку что-нибудь потяжелее, что бы он не смог сбежать, когда заблагорассудится. Ноги подкашиваются... В общем, так,  - Ван Вилсен присел на одно из кресел и, еще раз бросив взгляд на дверь, продолжил, - Мне кажется, я должен вам всем многое объяснить. Садитесь-садитесь, времени у нас до утра.