Удар посоха

Мне трудно жить на фоне твоей неопровержимой молодости. Зато на ее фоне легко умирать.

Это как прошлогодний помятый морозами поблекший коричневый лист среди солнечно-зеленой травы. Но мне нравится. От тебя исходит сияние, его силу не описать ни словами, ни красками. Прикоснувшийся к нему - поймет; другие же только пожмут плечами.

– Да знаешь, – говорят они мне, – в нем ведь нет ничего такого. Обычный мальчик, как все.

Я не киваю им в знак согласия, не поджимаю губ в обиде за оценку моего выбора. Я улыбаюсь, тая в груди то, чего они не знают: ты – мой путь в бессмертие. Мне трудно разобраться в этом чувстве, но оно существует, как звезды при ярком солнце, как подземные озера в Сахаре, как еще не написанные стихи в сплетении случайных слов, пролетающих надо мною…

Кем я стану, пройдя этот Путь до самого конца? Жалкой и убогой нищенкой или щедрой и мудрой королевой?

… Сегодня я стала королевой. Меня избрали на царствие и обрекли на принятие решений, от которых зависит и судьба народа в целом, и жизнь каждого пришедшего за милостью человека.
Когда в самом конце церемонии под звуки родового гимна золотая корона оказалась у меня на голове, я разом ощутила всю тяжесть этого бремени. Меня прижало к земле огромной силой, я почувствовала неизъяснимое одиночество. Одиночество – вот синоним власти.

У меня подкосились ноги. Возникла только одна запоздалая, как случайная птица в последнем луче заходящего светила, мысль: не хочу. И голос: тебя не спрашивают. Я глубоко вдохнула и одарила подданных ослепительной улыбкой расположения. Вздрогнула музыка, все склонились в почтительном реверансе.

В моем королевстве после смерти моего мужа все было скорбно-поникшим. Люди словно разучились улыбаться, забыли о том, что есть любовь. Они делали, что требуется. Конечно, результаты их дел позволяли жить дальше, растить детей, пахать наделы, танцевать на праздниках, но это делание шло не от сердца, но от ума. Я опасалась, что вскоре стану такой же, как они.

В течение всей нашей с королем жизни и перед самой его смертью я старалась, чтобы его сердце откликалось на мои призывы, но его болезнь оказалась сильнее. Он был очень хорошим королем, мой прежний муж, милосердным и справедливым, хотя эти два качества порой и противоречат одно другому. Справедливость однобока. В споре двоих она принимает сторону одного, тем самым другого убеждая в том, что справедливости-то и не существует. Забавно. Не может сразу воздаться обоим.

Мой муж последние два-три года своей жизни безнадежно болел, но не тело подвело сильного и всеми уважаемого человека. Кто-то поговаривал, что на него навели порчу, иные утверждали, что это родовое проклятие. Я же думала, что просто пришло его время, и ему стало неинтересно жить.

Дело в том, что он приказал перенести свою постель с сине-золотым балдахином в подвал и спал только там. Конечно, все привели в порядок, обставили лучшей мебелью, оживили диковинными цветами и маленькими фонтанами. Но почти круглые сутки он жил во мраке, без солнца. Только неровное и ненадежное мерцание десятков свечей в тяжелых витых канделябрах рисовало странные безрадостные контуры этой жизни.
Король ни под каким предлогом не соглашался покинуть своего убежища, хотя я прилагала к этому все усилия. Я рассказывала ему о лугах и быстрой охоте, о прозрачный реках наших владений и укрытых туманом ложбинах, о призывной силе коварной луны, зовущей весь мир насладиться любовью.

Король улыбался, кивал головой, целовал меня так, словно радость все-таки достигла его сердца, и вот уже сейчас, сию минуту он потребует коня и доспехи к порогу… Но дни шли за днями, а он по-прежнему жил в подвале. Все лекари отступились от него. Я же смирилась, потому что поняла: каждый должен жить там, где ему необходимо. Я могла спускаться к нему время от времени, но после этого только с большей силой начинала любить свой солнечный и пестрый мир.

Однажды на балу, танцуя с кавалером вальс, с которого начинался каждый праздник, я обратила внимание на своего партнера. В течение многих лет для меня все они были на одно лицо. В этом юном лице проступало нечто особенное: оно было скорбным.
Я вскинула брови, мысленно задавая ему вопрос, как посмел он с таким выражением лица танцевать с самой королевой. Он, видимо, удивился перемене, происшедшей во мне, и остановился прямо посреди зала. Мы стояли, глядя друг на друга, а пары кружились, оглядываясь на нас, и я догадывалась, о чем они думали.

И вот теперь, когда король лежит в мраморном склепе под поникшими знаменами, я владею всем сполна. Мне вручена власть казнить и миловать, даровать и отнимать, приближать и отдалять. Я не обладаю властью лишь над одним – над временем.
Есть у меня потаенное желание проникнуть в тайны, доступные избранным, и постичь, как возможно замедлять или поворачивать вспять ход времени, но не в целом, а лишь для одного человека.

Мне говорили, что где-то в Китае высоко в горах живет отшельник, который уже много веков пользуется тем, о чем я мечтаю. Но Китай так далеко! И горы страшат не только высотой и отрицанием дома, но непредсказуемостью. Однако я слишком сильно люблю этого юношу, чтобы думать о своих неудобствах.

Мне не сберечь своей красоты – она увядает. Придет пора, засохнет и поникнет древо разума, этого не избежать. Тогда я смогла бы оставить молодого короля на троне, а сама удалилась бы в домик, построенный специально для меня в лесу у подножия невысокого холма. По утрам бы я сидела у веселого прозрачного ручья и слушала птиц, а вечером следила бы за падением звезд. Однажды упала бы и моя… Но до этого я бы долгие годы была с ним рядом!

… Наши лошади уже с трудом могли поставить ногу на камни без опасения сорваться в пропасть. Пришлось разбить лагерь и оставить их с несколькими слугами. Выше я пошла с двумя проводниками: один шел впереди, прокладывая дорогу, а другой старался оберегать меня сзади.

Когда солнце спряталось, и вершины гор стали прозрачными и окаймились золотом, мы, падая с ног от усталости, подошли к пещере отшельника. Слева от пещеры было нагромождение камней, а прямо перед входом в нее лежало большое сухое бревно с ободранной местами корой. Я подумала, что на нем удобно посидеть, погреться, наслаждаясь видом цветущего ущелья.

Китаец появился неожиданно. Он просто вынырнул из-под земли. Одет он был в серый до земли балахон с потрепанными полами, подпоясан широким черным поясом и с палкой в руке. Он остановился, оглядел всех пришедших и вдруг замахнулся палкой.
Двое моих проводников при виде него упали на колени, но мне же не подобало так поступать.
Он замахнулся еще раз и ударил моих слуг.

– Что вы делаете? – возмутилась я. – Остановитесь немедленно!

Палка поднималась и опускалась на плечи и спины двух бедолаг, а я ничего не могла поделать – здесь, высоко в горах, я утратила свою королевскую власть. Вдруг что-то внутри меня произошло, я поняла, как мне следует поступить. В следующее мгновение и я упала перед стариком на колени, больно поранив при этом правое колено. Палка сразу же обратилась в миролюбивый посох. Слуги потирали свои бока, а старик подошел ко мне.

– Чего ты хочешь? – спросил он, положив руку мне на голову. – Зачем ты прошла такой трудный путь?
– Мой любимый молод и хорош, а мое время стремительно убегает.
– Что здесь сейчас произошло?
– Вы побили моих слуг, – ответила я, удивившись тому, что он повернул разговор в другую сторону.
– Почему я побил их?
– Может быть, потому, что я вела себя неправильно?
– Так будет всегда, – сказал он и снял балахон. – Твоя вина ляжет на другого, он пострадает за тебя, если ты не остановишься.
– Но вы можете мне помочь? – не унималась я.

Мы подошли к его пещере, присели на бревно, и он долгим взглядом посмотрел на меня. Я почувствовала, как внутри стало чисто и прохладно, увидела весь свой путь сюда, к вершине, и почему-то захотелось плакать, когда перед глазами появилось лицо моего возлюбленного. Я поняла, что он не любит меня, а только отвечает на мои действия.

– Тебе необходимо продлить иллюзию счастья? – спросил старец. – Но помни: не кончается только то, что вне времени.

Когда мы вернулись в свою страну и добрались до дворца, я не могла дождаться утра, чтобы опробовать все, чему научил меня отшельник. На следующий день, едва освободившись из объятий своего фаворита, пока он еще спал, сладко раскинувшись на шелковых узорных простынях королевской постели, я быстро выбежала в сад и, скинув с себя одежды, нагая, легла в травы, напитанные живительной росой.

Вместе с перламутровыми испарениями к небу будут восходить и мои прожитые без него годы, я за одно утро смогу стать моложе на целый год!

Конечно, он все заметил. Его невысказанное удивление изливалось новыми ласками, восторгами объятий и, как мне хотелось верить, неподдельной радостью встреч. Я поняла, что строила иллюзию не для себя, а для него. Может быть, и ему стоит подняться в гору?
Вскоре было объявлено о нашем бракосочетании. Многие из фрейлин смотрели на меня с завистью. Многие из вельмож злословили вместе с дамами о том, как просто стать королем.

А я думала о том, как трудно стать любимой, и что для этого совсем необязательно быть королевой.

Долгие годы я была счастлива, глядя, как мудро правит нашим государством мой юный избранник. Он искренне старался быть хорошим королем, хотя и не был королевской крови. Ему удавалось все, кроме двух вещей: во-первых, он так и не смог полюбить меня; во-вторых, он не знал моего секрета, который мне было запрещено рассказывать кому бы то ни было. Он неотвратимо старел.

Однажды он сказал, увидев наше отражение в зеркале:

– Мне трудно жить на фоне твоей неопровержимой молодости…

Я его слишком сильно любила, и поэтому не могла позволить, чтобы он страдал. Вот сейчас я сижу на бревне у груды вечных камней и думаю, по кому из нас ударил посох. Что проще – умереть молодым или состарившись?

Тишина отвечает мне очень выразительно. Долина, как пуховым одеялом, укрыта туманом: завтра выпадет обильная роса.