Воспоминания

Все персонажи не вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми — не совпадение.
* * *
— Наша последняя встреча. Я рыдала у него на плече. Как последняя идиотка. И не могла объяснить почему. До сих пор не знаю почему.
— Ты любишь его?
— Да.
  Нет.
  Не знаю...
  Он просил чтобы я объяснила, чтобы я хоть что–то сказала, а не как всегда молчала. А я не смогла... Я как всегда не могла не сказать не одного идиотского слова. Даже в этот раз я не смогла ничего сказать. Просто не нашла слов. Не знала какие слова мне нужно сказать, что сделать, чтобы объяснить то, что внутри.
  Глупая, глупая я.
  Он умел объяснять то, что чувствует. У него получалось мне сказать так, чтобы я поняла. А когда он просил меня сделать тоже самое — он слышал тишину, слезы, истерические хрипы, что угодно, но не слова. Он мог чувствовать прикосновения, которые ничего не объясняли.
  Ни–че–го.
Он никогда не мог понять то, что внутри меня, кто я, только потому, что я не давала этого сделать. Я самая большая лицемерка из всех, потому что я сама не знаю кто я.
— Но ты его любишь?
— А разница? Какая разница, что я чувствую? Если всё, конец. Поезд ушел, корабль отплыл, а я? А я осталась на перроне, причале, ждать, когда он вернется. Но вернется только транспорт, но не он. Ничего не вернуть. Все потеряно. Тем более я не нужна ему. Ему это все надоело. Ему надоело, что я не могу сказать. Надоело, что я знаю о нем практически все, а он не знает ничего. Надоело быть тряпкой, марионеткой в моих руках. Он говорил, что я вечно вытирала об него ноги, пинала, что мне плевать на него. Но это совсем не так, хотя у меня не получилось это показать.
Последний раз, когда мы виделись, единственное, что я смогла из себя выдавить — это обнять его сквозь слезы и просто водить пальцами что–то на плечах. В голове в тот момент пролетели тысячи, миллионы мыслей, а я не смогла озвучить не одной. Было поздно и нужно было идти домой. Мы стояли возле маршрутки, прощались. Я вся в слезах и он, абсолютно спокойный. Абсолютно. Даже не одного микровыражения, которое бы означало, что его волнует происходящее. Ничего абсолютно. Он обнял меня на прощание, а я вцепилась в него, потому что знала, что это последняя наша встреча. В тот день он сказал, что мы не сможем быть друзьями. "Знаешь, расстояния они все портят" и так далее, но, черт, мне безумно не хватает всего. Я столько раз прокручивала все это в голове, что если бы эти воспоминания были пластинками, они бы уже простирались до дыр. Глупая, никчемная я, которая так и не смогла ничего сказать.
— Ты можешь рассказать все с самого начала?
— В общем он уехал учиться. Навсегда. Но я собиралась к нему через год. Я провожала его и подарила кулончик. Он уехал. Но приехал не он. Это не тот, которого я знала. Совсем. Что-то поменялось. Я заметила это еще когда он был там. Я тогда нервничала. Очень сильно. Стала терять сознание, вот просто падать на пустом месте. Почти не спала, не ела. Все время думала. Я знала, что что–то не так. Знала наверняка. И наступил момент, я бы сказала, что он переломный, и я все поменялось. Я ударилась. Вроде не сильно, но затылком, там где шейные позвонки и у меня была амнезия. Мне стало легче. Правда легче. Мама меня не узнавала даже. Я перестала нервничать, начала нормально кушать, спать. В общем все было хорошо. До того момента, как у меня спросили за него. Тогда я чувствовала нечто странное. С одной стороны я впервые слышала его имя, но с другой оно было такое знакомое. Я начала переживать. Мне рассказали все, что кто знал. Я ему не писала, боялась. Ну как-то не очень будет звучать "привет, я тебя не помню". Даже была у психиатра. Он сказал, что, скорее всего, потеряна памяти на нервной почве, а удар лишь послужил толчком. Это своеобразная защитная реакция организма на внешние раздражители. Правда легче не стало. Вскоре он узнал про то, что я его не помню. Я стала искать пути вспомнить, он мне помогал. И один раз, в день, когда он то ли уже приехал, то ли ехал в поезде, мне в ванной стало плохо. Я упала и разбила голову. На тот момент это был уже 3й или 4й раз. Кровищи было много. Но я все вспомнила. Полностью все. Прямо как в сериалах: она любит его, он вроде как любит её, он уезжает, она переживает, падает, разбивает голову, потом амнезия, страдания и счастливый финал. В моем случае так же. Только без финала, к сожалению.
— Да, грустно это всё.
— Знаешь, есть еще одна вещь. Кулончик. Когда я отдала ему кулончик до этого я его никогда не снимала. Не разу за два года. И купалась тоже с ним. И в бассейне, и в море , и в ванной. И он не чернел. А как только он приехал я увидела, что кулончик почернел с внешней стороны, а там, где к телу остался нормальным. Может я больная, но я очень часто думаю об этом. Слишком часто. И еще его слова, про то, что он может мне его вернуть... Это так странно, ведь он был так рад, когда я ему его подарила, потому что эта была самая дорогая мне вещь.
Моя самая дорогая вещь у самого дорогого человека...
Глупость какая.
— Но ведь не смотря на то, что он изменился, ты все еще любишь его? И прежнего, и настоящего.
— Нет. Я не знаю настоящего. Я, наверное, люблю тот образ, который до сих пор живет в моей голове. До всего этого. Все вспоминаю как мы с ним гуляли на набережной , лежали в его чехле от гитары, как на майдане пели песни зимой, отморозили себе рукиноги и все, что можно было, как мы шли пешком до моего дома, как в этот же день сидели на лавочке слушали его музыку и махали руками как ненормальные, а я еще вся в слезах, тушь потекла, как гуляли на территории психиатрической больницы и сидели возле детского отделения, как я замерзла и он обнял меня чтобы согреть, как он говорил, что ему со мной так тепло и спокойно, как я приехала к нему в 9 утра помогать собирать вещи в лагерь, а ничего собирать не надо было и мы бесились и смотрели фильм, как ходили с ним в поликлинику и он по дороге рассказывал всякую смешную ерунду, как он сказал, что нельзя идти по его району за руку, потому что это опасно, но в итоге все–равно вел меня, как наорал на меня за то, что я ничего не ем, как обещал отвести к врачу, как на вокзале, когда я покрасилась назвал меня бракованной Мальвиной, как мы прощались стоя на перроне, как повесила на его шею кулон и он обещал мне никогда его не снимать, как рыдала, когда его поезд уехал. Я уже не помню к чему я перечисляла, но когда я вспоминаю это мне хочется рыдать взахлёб, потому что так больше не будет. Никогда. Было столько хорошо. Реально много. Но оно прошло, понимаешь? Нет смысла пытаться склеить разбитую вазу. Если это закончилось — значит так и должно быть. Даже если я и не верю, что это конец.
* * *
P.S: ily.