холодно

Как-то вдруг сильно захотелось на море - лежать на тёплом песке, смотреть сквозь закрытые веки на солнце, видеть его - прямо под ресницами, ни о чём не думать, ничего не делать - просто лежать.

Я и не заметила даже, когда навалилась эта странная усталость, когда самые простые действия стали невозможно, невыносимо трудны, а на плечи будто повесили тяжёлый мешок с камнями - так невозможен, невыносимо труден стал каждый шаг. Я не помню, когда именно сердце научилось обгонять меня - медленно идущую, волокущую на себе неподъёмный этот несуществующий, но такой реальный, груз, и не помню, когда именно начала уставать от этого медленного внешнего, и быстрого, пинающего изнутри, выламывающего рёбра и пульсирующего в голове - внутреннего...

С морем не получилось - внезапно проснувшись ночью от высокой температуры - сотрясающей и несбиваемой, выкручивающей руки - ноги из суставов, с ней - такой неудобной, я научилась жить. Я вдруг оказалась лежащей - не на песке, правда, а всего лишь на кровати, я смотрела сквозь закрытые веки в потолок - туда, где и в помине не было солнца, и в себя - туда, где происходило что-то странное и непонятное - я, кажется, сломалась, моё тело сошло с ума и перестало ощущаться моим, а стало - наоборот, чужим, негибким, замёрзшим и уставшим...

Как же было холодно. Не в силах расслабиться и растянуться, расправиться всей своей недлинной длиной, я скручивалась в тугую пружину, заворачиваясь с головой в одеяло, обхватывая холодными руками себя - там, где бешено и неровно кувыркалось и заходилось в каком-то странном неритмичном движении моё сердце. Это было так странно - я всегда воспринимала его, как нечто стабильное и спокойное, я никогда, вообще никогда не чувствовала себя совершенно одинокой - даже в моменты совершенного одиночества, потому что стоило мне только обхватить себя руками, как я чувствовала его - тёплое, ровное и спокойное, согревающее, успокаивающее, родное и живое - словно доверчивая птица внутри меня, под моими ладошками...

И позже, в серо - белом больничном коридоре, где мы с температурой прятались в куртку с капюшоном, избегая ледяных больничных сквозняков - чужих, безнадёжных и страшных, наполненных неуютом, страхом и одиночеством. И позже, когда уже и куртки никакой не было, а были только - многократно - чужие руки, рассматривающие, казалось, меня кончиками пальцев, в то время, как я стучала зубами и тряслась от невероятного внутреннего холода... домой, домой, как же хотелось домой, под одеяло, под подушку, под даже, кажется, матрас, если только от этого станет теплее. И чашку горячего чая, и реветь просто от слабости, холода этого внутреннего, и бесконечной, бескрайней усталости, когда, казалось, и чашку-то удержать сил просто нет.

Ненавижу холод. Просто умираю от холода.

Нет, не домой. На море, на тёплый песок, набираться сил, впитывать живое солнечное тепло, и чувствовать всё повышающийся уровень жизни в себе, уровень моря - в себе и вокруг себя...

А моря не было. Был всё тот же самый больничный коридор, и я сидела поочерёдно  на всех неудобных белых металлических стульях, разглядывая серый в крапинку пол под ногами. И так не хотелось вникать, чувствовать, видеть и слышать. И так не хотелось там быть, и не хотелось - стать одной из тех, кто там. Одной из тех, кто ходит по этим серым коридорам, не излучая почти ничего, излучая всего лишь слабое серое, почти призрачное свечение... на большее, разноцветное и живое, сильное, у них просто нет сил...

А я сидела, рассматривала пол и думала о тех, кто находится там, хотя думать о них я совсем не хотела, и о тех думала, в чьи планы эти коридоры не входят, но, тем не менее, эти коридоры уже ждут их - кого с чем, ждут тех, кто в больницу совсем не собирается, но тем не менее, совсем скоро в неё попадёт.

Я, кажется, совсем не боялась, страха не было, только холод, идущий изнутри, только холодные сквозняки, дующие вокруг...

Позже я разговаривала с кем-то, не испытывая ровным счётом ничего, кроме желания немедленно исчезнуть оттуда, уйти и навсегда - навсегда забыть, забыть, забыть, оставить...

И ещё позже, когда сидела на чёрном, оббитом дерматином стуле, я думала о том, сколько человек сидели на нём до меня, и сколько человек будет сидеть после. Конвейер. А потом проколотые и порванные вены, тошнота и холод, и всегда неожиданный и резкий, как пощёчина, прокол скарификатором - в этом, кажется, всегда есть что-то личное - столько стремительного и эмоционального движения скрыто в одном коротком проколе...

Мир сосредоточился на небольшом пространстве комнаты, на ещё меньшем пространстве кровати, где я лежала день за днём то на одном боку, то на другом, глядя в монитор нетбука, просматривая новости - оказывается, столько всего говорят и делают люди - там, за шторами на моих окнах, там, за окнами моей комнаты... И уставая от торопливых этих, спешащих новостей, я засыпала так стремительно и неглубоко, что видела летящие по воздуху слова, которые сами собой укладывались в какие-то компактные формы, и я с усилием открывала глаза, чтобы убедиться в том, что ничего на самом деле не происходит вокруг, это всё только кажется мне в усталом температурном полусне, и можно уже уснуть, как уйти - надолго и далеко.

Спала подолгу. А просыпаясь, чувствовала, что болеть легче и спокойнее в одиночестве, потому что тогда можно полностью отключиться от эмоций окружающих, и игнорировать свои эмоции - тоже, полностью позволив себе уйти вниманием в небольшой светящийся монитор. А температура, кажется, поднималась от самых простых движений, поэтому - осторожно - осторожно на другой бок и лежать, лежать ровно и спокойно, спокойно, спокойно...

Медленные, медленные, осторожные шаги, руками - за стены и дверные проёмы, уплывающее и искривляющееся пространство - вертикальный мир так неустойчив и сомнителен, его штормит, и меня штормит в нём, вместе с ним... И как неустойчивы мои ноги, какими тонкими и детскими они кажутся, как тяжело и странно им ходить...


Я там не останусь. Буду здоровой, живой и тёплой, полечу на море, буду лежать на песке и смотреть на солнце сквозь закрытые веки, видеть его прямо под ресницами, в себе - внутри, в солнечном - солнечном - солнечном сплетении, навсегда останусь молодой и никогда - никогда - никогда не умру.

Я так решила.