Беата Ариадна

Много дорог здесь, но света
Нет и не видно пути.
Страшно и трудно в пустыне
Мраку навстречу идти.

Федор Сологуб, "Ариадна"


Мечтатель поднял глаза от исписанных тетрадей. Мокрый снег кружился за окном в каком-то невероятном танце, перекликаясь с мыслями, грезами и ожиданиями. Одинокая желтая хризантема, купленная для Настеньки, стояла в  высокой стеклянной вазе и задумчиво вглядывалась в снежный пляс.

Самой Настеньки все не было. Мечтателя окружали одни лишь потрепанные книги и несколько картин какого-то малоизвестного художника, на которых были изображены сияющие женские образы в окружении прекрасных цветов.

Настенька появилась прямиком из снежного тумана, придав каждой вещи в комнате некую необъяснимую определенность.
Дверь открылась, и вместе с ней в комнату ворвались снежинки и промозглый воздух, легонько качнувший желтизну застекленного цветка.
- Настенька! – воскликнул Мечтатель, вставая со своего места.
Несколько листков слетели со стола и слегка покружились по комнате в такт полусонному снегу за окном.
- Очень холодно снаружи! Очень. Как же здорово, что я добралась до Вас! – сияющее проговорила Настенька, подойдя к Мечтателю.
- Садитесь на диван, дорогая Настенька! Пожалуйста! – ответил юноша, осторожно прикасаясь к ее руке. – Сейчас я принесу Вам чая.
- Будьте так любезны.
- Хотите я добавлю Вам мелиссу?
- Мелиссу?
- Да, это прекрасное растение. Оно придает любому отвару какой-то загадочный, ускользающий вкус.

Мелисса?
Да, да, конечно!
С радостью.

Через несколько минут Настенька уже сидела в кресле, закутанная в несколько одеял и держащая в руках белую чашку с какими-то черными надписями. От чашки поднимались вверх теплые потоки, сливающиеся воедино с ее легким дыханием.
- Чем это Вы занимаетесь? – спросила Настенька, лицо которой было едва заметно среди пестрого разнообразия одеял.
- Я делаю литературный перевод, - ответил Мечтатель, перехватывая ее любопытный взгляд.
- Это что-нибудь очень скучное?
- Да… То есть «нет». Ох, я не знаю, Настенька!
- Полно уже Вам сомневаться. Расскажите мне, что Вы там обнаружили.
- Что ж, если Вы так хотите! – вздохнул Мечтатель, поворачиваясь к ней на стуле.

Пушистые хлопья снега с новой силой затанцевали за его спиной, словно загадочные белые существа, которые каждую секунду подлетали к холодному стекло, чтобы хорошенько рассмотреть детское личико Настеньки.

- Это… В общем, это о лабиринте. Вы, быть может, помните греческий миф…
- О, конечно! – улыбнулась Настенька, слегка приподнимая брови. – Про ужасного Минотавра, которому привозили дань в виде молодых юношей и девушек? А потом появился герой Тесей и спас всех, победив чудовище и выбравшись из лабиринта?
- Вы очень умны, дорогая Настенька! – искренне воскликнул Мечтатель, наклоняясь к ней поближе и всматриваясь в непонятные черно-белые узоры на чашке. – Вы все верно рассказали. Только вот в моей статье все совсем по-другому! Слушайте.

Хризантема одиноко качнулась в сторону, словно желая вырваться на волю и растворить свою яркую желтизну в белоснежных плясках снега. Настенька молча посмотрела на цветок и не сказала ни слова. Она поняла, что хризантема предназначена ей – и вся эта теплая солнечная желтизна, и этот любопытный снег, и даже непонятный узор на горячей чашке с чаем.

- Один немецкий литературовед обнаружил рукописи некоего Аполлодора Селинунтского, - продолжил Мечтатель. – Римского ученого, который в своих записях представил нам совсем другую версию мифа о Тесее и лабиринте. Так, например, он говорит, что никогда не было никакого минотавра, как не было и любого другого чудовища. Не было и Тесея. Не было нити Ариадны.
- Возможно ли? Но хоть что-нибудь у него было? – выглянула Настенька из-под нависшего сверху одеяла. – Как же он обошелся без нити?
- Нити Ариадны нет, Настенька. Есть лишь сама Ариадна.
- О, ну вот это уже хорошо.
- Аполлодор Селинунтский рассказывает нам совсем о другой нити и даже о других героях, полностью переворачивая все с ног на голову! – задумчиво продолжил Мечтатель.
- Ну, рассказывайте уже, не томите! Со мной так нельзя! – мило возмутилась Настенька, на секунду явившись прямиком из своей одеяльной крепости.
- Как скажете, дорогая Настенька! В новой версии мифа все начинается довольно скучно. Критский царь Минос действительно существовал, как существовал и ужасный лабиринт, построенный для него мастером Дедалом. Однажды сын Миноса Андрогей путешествовал по различным городам и посетил великолепные Афины, где и нашел собственную погибель. Разгневанный Минос наложил на афинян страшную дань: каждый месяц они присылали к нему во дворец одного юношу или одну девушку, коих Минос бросал в лабиринт. Блуждая там дни и ночи напролет, несчастные теряли всякую надежду и умирали в муках. В общем-то, так всегда и бывает, когда кто-нибудь теряет надежду.
- Ужас какой! – тихо проговорила Настенька.
- Да, в этом труды Аполлодора во многом напоминают классическую версию мифа, - заметил Мечтатель, забирая у Настеньки чашку и отправляясь за новой порцией чая. – Но, как я и говорил, Минотавра, то есть незаконного сына царя Миноса, в этом лабиринте не было. Люди умирали и без всякого чудовища, не выдерживая схватки с собственным бессилием. Нам не нужны чудовища. Для гибели нам вполне хватает и собственных сомнений.
- Что же было дальше?
- Однажды к царю Миносу подошел царский советник и спросил, не хочет ли он изменить условия испытания. Бросать человека в лабиринт, где нет ни света, ни пропитания, ни тепла – это верх всякой жестокости. Минос пришел в ярость и хотел было разрубить советника на части, но тут его извращенное сознание посетила одна интересная мысль. Действительно, а почему бы не бросать в лабиринт сразу нескольких человек? Например, юношу и девушку. Неожиданно встречая друг друга в темных закоулках, они с ума будут сходить от страха.
- Какой же все-таки жестокий был этот Минос! – воскликнула Настенька, принимая назад горячую чашку, от которой исходил ускользающий аромат мелиссы.
- О, Настенька, это еще не все! Советник выступил и против этого испыания. Если уж царю так хочется пустить двух человек в лабиринт одновременно, то почему бы не связать их одной нитью? Так они смогут хотя бы найти друг друга в кромешной темноте. После этих слов Минос вновь вспыхнул непередаваемым гневом. Ненадолго. Новый план созрел в его царской голове. Он отпустил советника с миром и велел сделать все так, как и было задумано: отправлять в лабиринт сразу двух человек, с разных концов, однако связанных длинной-длинной веревкой.
- В чем же был подвох?
- В том, что этой же ночью Минос приказал заточить все выступающие углы в лабиринте, чтобы при любом натяжении нить разрезалась и несчастные пленники теряли друг друга навсегда.
- Вот же мерзавец!
- На всякий случай он продал дотошного советника в рабство, после чего наслаждался своей бесчеловечной задумкой несколько лет. До тех самых пор, пока в Афинах не появился юноша по имени Алкей.
- Интересный поворот! Но как же Ариадна?
- Ариадна, по мнению Аполлодора Селинунтского, не была царской дочерью. Она жила на восточной окраине города, в семье обычных горожан, которые ничего не смогли поделать в тот ужасный день, когда в дом вошли военные и объявили, что Ариадна отправляется на остров Крит.
- Ее заточили вместе с этим Алкеем?
- Да, но только они не знали друг о друге. Это было в самом начале осени. Алкей вызвался  в лабиринт по собственной воле. Это был смелый юноша, пообещавший спасти несчастных афинян от тирании критского царя. В общем, такая вот замена классическому образу Тесея.
- Тесей, насколько я помню, как-то был связан с богами, - глубокомысленно проговорила Настенька.
- Алкей был связан с ними еще сильнее. Он был самым настоящим внуком Гермеса, который, помимо всего прочего, считается богом хитрости, плутовства и изворотливости.
- Он как-то помог своему родственнику?
- Разумеется, Настенька! Едва только Гермес узнал о том, что его внука отправили к Миносу, как со всех ног пустился в кузницу бога Гефеста, в надежде найти что-нибудь, что поможет Алкею выбраться из лабиринта. Гефеста не было дома, поэтому можно было обыскать все уголки мастерской без особых проблем.
- Очень похоже на бога плутовства.
- Вот только эта задумка провалилась, - продолжил Мечтатель. – Когда Гермес рылся в очередном ящике с инструментами, Гефест ворвался в комнату и вышвырнул несчастного воришку в прихожую. Тогда бог обмана и хитрости решил совершить самую страшную жертву – сказать правду. Он рассказал Гефесту все до последней детали: о лабиринте, о Миносе, о прекрасной Ариадне и об Алкее, который из-за своей юной запальчивости навлек на себя страшную беду. Гефест долгое время слушал молча. «Что ж, озорник, тебе следовало начинать именно с этих слов, - выговорил он наконец громовым голосом. – Здесь нет места обману и воровству. Я помогу тебе, но только при условии, что ты спасешь не только своего внука, но и девушку». Затем он опустил руку в карман и извлек оттуда небольшой светящийся предмет. «Вот, возьми это! – миролюбиво сказал бог кузнечного дела, заглядывая в плутоватые глаза Гермеса, полные слез. – Это волшебная нить, способная удержать даже титанов в их зловонной подземной тюрьме. Ничто не в силах разорвать ее, кроме одной лишь лжи и коварства. Иди же и сделай то, что должен!».
- Какой молодец этот Гефест! – улыбнулась Настенька, пробегая взглядом по изящному стеблю одинокой хризантемы. – Это спасло Алкея и Ариадну?
- Той же ночью Гермес тайно заменил обычную нить, которой связывают узников, на подарок Гефеста, - кивнул Мечтатель, осторожно положив свои ладони поверх Настенькиных.

Тепло.

Ариадна очнулась на холодном и жестком полу.
Вокруг не было абсолютно ничего, кроме кошмарной, всепожирающей темноты, которая целиком и полностью заполняла пространство.
- Есть здесь кто-нибудь? – в ужасе закричала несчастная девушка. – Отзовитесь!
Но никто не отозвался. Только лишь эхо без всякого интереса разнесло эти душераздирающие крики по невидимым коридорам.

Ариадна осторожно поднялась и вытянула руки вперед.
Ничего.
Пустота.
Омерзительный запах темной безнадежности.
Омерзительный лабиринт.

Некоторое время девушка шла вперед, то и дело упираясь в темные и холодные стены. Ее светлые волосы, которые некогда сводили с ума афинских юношей, совсем потерялись в темноте, погасли, растворились в безмолвии бессмысленного строения.
Ариадна продолжала идти дальше, утирая заливающие ее лицо слезы.
Несколько раз ей казалось, что она нащупала в темноте какую-то дверь, но это были лишь умирающие надежды, создающие в ее воображении призрачный, но такой желанный выход.

Спасение.

Поняв, что выхода нет, плачущая Ариадна бежала дальше, мысленно обращаясь к матери, отцу и брату, которые, увы, ничем уже не могли ей помочь. Неожиданно она споткнулась и больно ушибла ногу о какой-то выступающий камень.

Прошло несколько часов.

Блуждающая во тьме Ариадна увидела вдалеке легкую полоску света. Что это могло быть? Неужели это выход из кошмарной западни? Неужели сейчас она выбежит из лабиринта и отправится домой, к любящей семье? О, она сможет обнять каждого по отдельности, сможет прижать всех к своей груди и вновь услышать дружный стук любящих ее сердец.

Ариадна побежала на свет.

В это время Алкей медленно и осторожно шел по лабиринту.
Непонятно, было ли это происками давно почивших древнегреческих богов или же просто удачным совпадением, но он тоже увидел вдали блеклую полоску света.

Это был один из восьми факелов, которые горели внутри лабиринта и из года в год вселяли ложную надежду в сердца убаюканных горем заключенных.

Найденный факел был восьмым по тайной нумерации лабиринта.

Алкей затаил дыхание и остановился, словно вкопанный.
Грязный свет подземного факела выхватил из враждебной пустоты едва уловимый, словно ускользающий ввысь силуэт молодой девушки, которая осторожно ступала по грязному каменному полу. Ее солнечные волосы нежно подхватывали свет от языков пламени и подчиняли их себе, разливаясь живительным огненным дождем, от которого так и веяло теплотой обретенного смысла. Заплаканное детское личико девушки ничуть не потеряло того невесомого очарования, которым когда-то восхищались ее родители и друзья, приходившие в уютный дом Ариадны на праздники.

Всем своим видом она возжигала спасение.

Однако Ариадна вскрикнула в ужасе, закрыв глаза руками. Она увидела темный силуэт в отдалении и совсем забыла себя от неотвратимо нахлынувшего ужаса.

Разорвав в клочья тишину, Ариадна ринулась бежать, не разбирая дороги.
В этот момент волшебная нить Гефеста натянулась, цепляясь за острые выступы лабиринта и спуталась, непрестанно огибая новые коридоры и ложные стены, не соединенные ни с чем.

Но даже режущая боль расставания не смогла уничтожить нить.

Рыдающая Ариадна подняла взгляд и увидела новое пятно света, буквально в двух шагах от себя. Это был первый факел лабиринта, освещающий выход на свободу. Настоящий, недостижимый для сотен других заключенных, что полегли в этом подземелье.
Девушка бросилась к огромной железной двери, которая одиноко отсвечивала мутный свет медленно затухающего факела. Ариадна что есть мочи потянула на себя ручку, но дверь не поддалась.
Ничего не произошло.
До нее никто не добирался до этого выхода, поэтому дверь совсем заржавела и никак не поддавалась.
Ариадна ничего не могла сделать.
Она прислонилась к холодному железу и безутешно заплакала, ежась от ужасного подземного холода.

Далеко-далеко Алкей сидел на грязному полу, бессмысленно вглядываясь в темную пустоту лабиринта. Он сразу же бросился за убегающей Ариадной, однако на первой же развилке они разошлись, побежав в разные стороны.
Лабиринт был слишком хитро устроен для простых смертных. Даже эхо уходило здесь в неправильном направлении.

Первое время Алкей не терял надежды. Он шел вперед снова и снова, царапаясь об острые выступы лабиринта и ударяясь головой о низко нависающие потолки.
Окровавленный и измученный, он уже не знал, что делать дальше.
Его окружала сплошная темнота, простирающаяся во все стороны и сливающаяся с небом и землей. Воздуха не хватало, а света не было вовсе.
Куда бы Алкей ни пошел, везде и всюду его ждала очередная развилка, которая вновь вела к следующей развилке. И так без конца.

Не было смысла.
Не было ничего.

После очередной попытки отыскать хотя бы один из факелов, Алкей уткнулся в новую стену, с которой на него посыпалась земля и засохшие комья глины.
- Да неужели в этом чертовом Аду нет выхода?! – разъярился юноша и со всей силы ударил стену рукой, выплеснув в это движение всю гнетущую боль, всю темноту души и все несбывшиеся мечты о спасительном обретении света.

У него не получилось оправдать надежды афинского народа.
Не получилось преодолеть себя.
Он беспомощно упал на пол, схватившись за сломанную руку, внутри которой будто бы растекся во все стороны обжигающий отвар черной безнадеги.

Прошло еще немного времени.
Алкей открыл глаза и без всякого сопротивления встретил недружелюбную темноту. Ему снилась солнечная девушка, которая скрылась, уведя их обоих от тусклого света.

Больно.
Чертовски больно.
Как мог он ее упустить? Почему не вышел на свет?
Какая же мерзкая, смертельная глупость!
Какая же страшная расплата.
Какая же огненная боль в правой руке!

Молча Алкей вытащил из сапога небольшой кинжал, который ему выдали стражники Кносского дворца якобы с благими целями. Очередная гениальная находка коварного Миноса: кинжалом можно было разве что перерезать собственное горло, ведь бесконечный лабиринт пустовал, не от кого было защищаться. На рукоятке кинжала был выгравирован красивый ядовито-желтый нарцисс с несколькими черными лепестками – видимо, какой-то символ вероломных стражников этого богом проклятого места.

В голове Алкея темным скорпионом пробежала мысль о самоубийстве.
Какой смысл продолжать борьбу, если все равно за следующим поворотом будет еще один?
Безобразная ненависть, ненависть к стенам, в которые постоянно упираешься!
Чертова темнота!
Проклятый лед безжалостного отчаяния.

- Нет! – неожиданно воскликнул Алкей, сильно сжав кинжал сломанной рукой.
Боль разлилась повсюду.
- Я не стану этого делать. Лучше уж умереть здесь, самому – в темноте. Теперь уже плевать на все! Плевать…

С этими словами он что есть силы бросил тяжелый кинжал в темноту. Оружие звонко стукнулось о невидимую стену и пропало. Навсегда.

И тут Алкей увидел плохо различимую линию света толщиной в волос.
Это была волшебная нить, привязанная к его ноге. Невесомая и практически неосязаемая.
Бегая за Ариадной и отчаянно ища света, Алкей никак не мог заметить эту нездешнюю связь. Не могла заметить ее и Ариадна, глаза которой были полны горьких, нескончаемых слез.

Алкей ухватился за нить и побежал вперед, стараясь ни на секунду не упускать из виду волшебного струящегося света, который вел его сквозь темноту.
Смысл был найден. В одно мгновение обрелось все. Обрелась и несчастная Ариадна, одиноко спящая на полу перед заржавевшей дверью выхода.

Хорошо, что она не видела задыхающегося, полумертвого Алкея. Каждую секунду своего утомительного бега он боялся, что нить распадется и свет рассеется, а вместе со светом рассеется и определенность, ценнее которой нет ничего во всем мире.
Ариадна ничего этого не видела - не видела окровавленного Алкея, который, отдышавшись, осторожно вошел в круг ее света и провел дрожащей рукой по живительным солнечным волосам.
 
Когда девушка наконец-то проснулась, перед ней медленно вырисовалось улыбающееся лицо спасителя, который все это время ждал ее пробуждения.
Не было ни слов, ни каких-либо звуков, кроме тихого потрескивания факела.
Не было страха.

Ариадна улыбнулась в ответ Алкею и молча уткнулась плачущим лицом в его плечо. Он продолжал гладить ее волосы и отгонять прочь всю черноту одиночества и затерянности в лабиринте.
Вместе они открыли дверь.

- Вот это да! – восхитилась Настенька, отбрасывая прочь одеяло. – Признаться честно, эта версия мифа мне нравится куда больше, чем изначальный вариант!
- Я согласен с Вами, дорогая Настенька! – отозвался Мечтатель, собирающий книжки и какие-то записки в потрепанный портфель.
- Удивительно еще, как они вообще обнаружили эту волшебную нить!
- Почему Вас так удивляет это, Настенька? Люди настолько странно устроены, что они совсем не видят волшебных вещей. Мы ведь все такие, разве нет? Постоянно ищем чего-то большого, очевидного, сразу же бросающегося в глаза… Понятного, может быть. Глобального! Все нам подавай огромный канат, а не тоненькую ниточку из света. При этом канат рвется на первом же остром выступе, не выдерживая натяжения, а вот незримая нить сколь угодно тянется, но остается целой.
- Я думаю, что Вы правы, - грустно улыбнулась Настенька.
- А мне очень нравится момент про Минотавра, которого не существовало, - продолжил Мечтатель, подходя к заснеженному окну. – Нам не нужны чудовища, не нужны темные существа, не нужна смертельная опасность. Люди сами запутывают и рвут нити всех форм и размеров. Благо еще, что не все им под силу разорвать.

Он повернулся и сделал несколько шагов к Настеньке. В руках у него была желтая хризантема.
- Немедленно укройтесь одеялом! – воскликнул Мечтатель. – Я же Вам сотню раз говорил, что не прощу себе, если Вы заболеете. Пожалуйста, сделайте это ради нас с Вами. Я помогу.
Он отдал Настеньке хризантему и вернул на место теплое клетчатое одеяло.

И тут юноша едва смог сдержать пучину нахлынувших слов.
Одеяло скрыло большой синяк, который темнел чуть ниже Настенькиного колена.
Настенька поймала вьюжный взгляд Мечтателя, но не знала, что можно ответить.

Не было слов, не было тяжелых мыслей, не было ничего темнее, чем животворящий снегопад вокруг этого мира.

Не было страха.