Барбоскины Ожерелье тёмных дней

Сколько времени нужно, чтобы дать жизнь одному ростку? Месяцы. А сколько нужно времени, чтобы этот самый росток раздавить? Секунды. Так почему не пойти по пути разрушения? Дело в том, что идут по этому пути лишь слепые существа, которым только и остаётся, что жевать эти раздавленные ростки, растягивая ощущение вкуса на своём языке в попытке забыть про голод. Зрячие же раскусывают плоды с тех самых растений, которые они всё это время оберегали. Слепые стоят на пустыре, поливаемые небесной скорбью, хотя эта скорбь напрасна: боги льют слёзы на обречённые поля слепцов, не понимая, что те снова уничтожат посевы, что живительная влага этих слёз не спасёт ростки от гибели. Для тех же, кто способен видеть, пусть боги и не оплакивают их поля, ростки цветут и плодоносят. Они не стоят на пустыре, а лежат на ветвях, укрываемые листьями. И здесь уже боги не властны. Зрячие сами взращивают свою судьбу!
 Слепых не надо оплакивать, им надо дать зрение.
 ***
 - Остановись мгновенье, ты прекрасно! - хвалил Малыш приготовленные им же полоски бекона, - Слава богу, мама купила сырое мясо, а не замороженное. А то был бы пуст бокал, - поднял он хрустальный сосуд, который до половины был наполнен кровью.
 Этот горький аромат будто из носа проникал в самый мозг , оживляя зверя внутри, утоляя печаль и прогоняя сомнение. Казалось, этот солоноватый нектар наполнял жилы алым пламенем победы. Алый - цвет карателей и пророков.
 Крик раздавался из желудка - то был крик тысяч кровяных телец которые растворялись в кислоте коварного чрева. Язык тянулся к бокалу как раб к богу, моля о помиловании. И хоть кровь была добыта из говядины не первого сорта, она могла заменить Малышу любой лимонад и сок. Ему не казалось это противным или глупым, вкус заливавший его язык мог оседлать смерч. Ведь то был сок не из гнилого раздавленного плода . Это был нектар пролившийся из жил существа, имевшего и мать, и отца, познавшего, быть может, и любовь… А его взяли и зарубили лишь за тем, чтобы успокоить желудки тех, кто даже не догадывался о его существовании. Он ведь наверняка молил о пощаде, вырывался, ныл, когда ему кололи транквилизатор. Малыш это знал, он это видел и слышал. И не только это.
 Этой ночью «осознания» он залетел к девочкам в комнату через окно. И конечно первым делом подошёл к своей избраннице. Он два часа неподвижно простоял рассматривая её лицо, тело, волосы. А потом погладил по голове и прошептал: «Хотел бы знать, что тебе снится». И увидел! Он видел как Роза качалась на качелях, лианы которых ни за что не цеплялись. На Розе не было одежды, вместо неё на всем её теле расцвели те же петуньи, что и в больнице, на клумбе. Её глаза были закрыты, а лицо обращено вниз, в пустоту. По щеке собачки стекали ручейки слёз. Но как ни странно, лицо её сияло улыбкой. Тут Малыш остановил своё прибывание в грёзах возлюбленной сестрёнки и подошёл к Лизе. Положив руку на её лоб, он так же увидел и её сон. Спустя пятнадцать секунд, он с ошарашенным видом выпрыгнул в окно и залетел к себе в комнату. Отдышавшись, он проговорил тихо: "Блин, лучше бы не видел. Ещё говорит что фанатка Жанны Киски. Да какая Киска если и вечером и ночью, и в телике и у неё в голове Дом 2?"
 Теперь он сидел как ни в чём не бывало за кухонным столом кушая свои блюда и попивая кровь. Крылья при первой же мысли, что они не нужны, рассеялись чёрным дымом. Хвост завился в петлю и стал обычным. А глаза вернули свой привычный, здоровый голубой цвет.
 Он уже был готов к школе. Всё же второе сентября, как-никак. На первое Малыша решили не водить, так как уроков ещё не поставили, да и кое-какие нюансы следовало уточнить. Однако, Малыш уже был готов к труду и обороне: давно умылся, собрал портфель и оделся. Выглядел он и впрямь как настоящий джентльмен. Чёрные брюки, белая рубашка, пиджак и сиреневая бабочка. Хоть сейчас на бал!
 И вот он медленно поднёс к устам бокал, чтобы вновь вкусить крови. Пальцами он наклонил основание так, чтобы гемоглобиновая река сама остудила его горло. Но тут из-за стенки раздался громкий протяжный крик.
 - Знаешь что, братишка, ты мудак! - донеслись до ушек Малыша ругательства.
 От неожиданности у Малыша перехватило дыхание, и кровь попала не в то горло. Борясь с каплями крови которые упрямо легли на его связки, он пытался вздохнуть. Откашлявшись наконец, он поставил бокал на стол и посмотрел, не запачкан ли костюм. Убедившись, что ни одна капля крови не попала на наряд, он встал из-за стола и двинулся к источнику шума.
 Оказалось, Лиза и Дружок устроили бытовую ссору из-за того что оба не хотели уступать ванную.
 - Лиза, сколько раз я просил тебя не говорить это слово? Я же объяснял тебе...- не успел он договорить, как рыжая прервала его.
 - Извини, другому мату не обучена. Может, подскажешь словечки, чтобы описать, какой ты все-таки козёл.
 - Да кто это ещё козёл? Я первый пришёл.
 - А я девочка, девочкам надо уступать.
 - Вот девочке я уступлю. Но ты не девочка, ты змея!
 Тут зрачки рыжей сузились, губы приподнялись, демонстрируя хищный оскал, а лицо стало красным, как помидор.
 Малыш, облокотившись о стенку, выслушал всё что они друг-другу наговорили и подумал: «Нужно Дружка спасать, но так, чтобы Лиза левой не осталась. А то она ему глаза выцарапает». Тут он сделал шаг от стены, выпрямившись в полный рост. Он откашлялся чтобы заявить им о своём присутствии. Оба участника ссоры повернулись своими злыми лицами к нему.
 - Ну как, дедушку звать? - спросил Малыш обоих.
 - Зачем? - спросил Дружок, изменившись в лице от недоумения.
 - Ну вы так ругались, что я подумал, но просто типичная семейная пара. А дедушка же был капитаном дальнего плавания, может, он уже вас поженит? - ехидно отвечал Малыш, наполняя волей разрушения каждое своё слово.
 Оба спорщика от неожиданности и обиды раскрыли рты. Они совсем не ожидали, что с языка младшего братика могут слететь такие ядовитые слова. Малыш только помотал головой, выразив таким образом всю абсурдность их спора, и подошёл к Дружку.
 - Дружок, я понимаю, Лизка рвётся в ванную, но ты-то? Ты чего туда бежишь, как будто тебе там мёдом намазано. Девушкам положено за собой следить, женская красота вдохновляет поэтов и художников! Но ты же мужчина, включай смекалку! Она нам, парням, природой подарена. Правда, если ты такой упёртый, - растянув губы, Малыш открыл дверь в ванную, - То пожалуйте на процедуры.
 Малыш резко зашёл за спину окаменевшего брата и пнул его что есть мочи. Дружок не устоял на ногах и, в буквальном смысле, заскользил на собственном пузе в ванную. А когда ванная остановила его скольжение, Малыш закрыл дверь и заслонил её своей спиной.
 - Вот мудак! - Малыш выдохнул из надутых щёк воздух, стараясь понизить напряжение в мозгу.
 Малыша отвлёк радостный хохот Лизы и её хлопанье в ладоши, в знак удивления и признания его превосходства. Малыш приподнял левую бровь и сурово взглянул на рыжую.
 - Лиза, тебе не надоело? Ты столько лет пытаешься достучаться до его мозгов, и что в итоге? - теперь Малыш сам был похож на Дружка.
 - Малыш, а что я? Я всего лишь... - не успела ответить Лиза, как её челюсти сомкнула лапа братца. Когда же он хорошенько вгляделся в её глаза, рука сползла с её рта.
 - Лиза, не пытайся! У него нет мозгов. Но, - он сделал паузу в пять секунд, чтобы накалить обстановку, - Сердце у него такое же, как и пустота в башке. Правда, оно спрятано за щитом, но ты схватишь его в обходе. Ведь путь к сердцу мужчины...
 - Лежит через желудок! - продолжила сестра за брата, при этом подпрыгнув от нетерпения.
 - Ну вот и умница. Еду я поставил в холодильник, ты только разогрей. А дальше - как в сказке.
 Тут Малыш отошёл от двери в ванную и двинулся к выходу. Дойдя до полок с вешалками он схватил оранжевый ранец, набитый книгами, надел кожаные туфли и собрался идти в школу.
 - В какой сказке? - остановила его своим вопросом Лиза.
 - Ну как же, - он повернулся к рыжей лицом, - Про ворону. Этому дала, этому дала, этому дала, а этому не дала. Поверь, он сам к тебе на коленях приползёт, ещё и умолять у твоих ног будет, чтобы ты ему хоть кусочек бросила.
 Наконец Малыш окончательно покинул границы отчего, дома оставив за дверью сходящую сума от радости Лизу. И тут он подумал: «Бытовые ссоры, путь к сердцу через желудок. Да, мама с папой явные отщепенцы».
 ***
 Для Малыша ничего не стоило дойти до школы и найти нужный ему класс. Ведь в эту школу ходили все его братья и сёстры. Ну а у папы с мамой было столько разговоров на тему его поступления в этом году в школу, что он уже мог без всяких карт сказать где что находится. Школа оказалась довольно большой. Она состояла из основного корпуса и двух «крыльев». Всего было два этажа: двадцать кабинетов, актовый зал, отдельные лаборантские по физике, биологии, химии. На улице, слева от одного из крыльев, находилось футбольное поле с искусственным газоном. А перед ним - серый и не впечатляющий своими размерами спортивный зал. Параллельно ему стоял склад завхоза.
 Внутри всё казалось меньше, чем снаружи - особенно класс. Он был расположен в конце левого крыла и был довольно тесен. Хотя, такое ощущение возникало, скорее всего, из-за того, что тут, словно пчёлы в улье, роились дети. Их было около тридцати, и они ни на секунду не прекращали свой сумасшедший гам. Весь этот шум унялся только когда в класс вошла первая взрослая собака. Это была классная руководительница. И вид её вызывал тошноту. Это была старая собака породы болонка. Надето на ней было бледно розовое платье с тысячами блёсток. Это была не собака а толстая, волосатая жаба. На её лице волос было больше чем у дедушки Малыша в бороде. При этом они были сплетены, нерасчёсаны, и казалось, извивались подобно червям. Хотя тон её голоса был довольно успокаивающим и нежным, можно даже сказать, убаюкивающим. Она зашла, познакомилась с классом, провела перекличку - всё как положено. А потом начала задавать примеры по математике, чтобы проверить уровень знаний детей. Сначала было сложение, потом вычитание, затем умножение. А дальше она решила подшутить.
 - А кто знает, сколько будет двести семнадцать умножить на пять в квадрате? - тишина, - Ну со временем вы нау...
 - Пять тысяч, четыреста двадцать пять, - перебил её Малыш.
 Она изумлённо приподняла веки и тут же, направив всё внимание на щенка, спросила:
 - Что ты сказал?
 - Ответ: пять тысяч, четыреста двадцать пять.
 Учительница подбежала к рабочему столу, достала из сумки карандаш и блокнот и
 начала что-то записывать там. Спустя полминуты возни, учительница положила карандаш на стол, и села на стул.
 - Правильно, - тихо прошептала она себе под нос.
 - Как тебя зовут, фамилия?
 - Малыш Барбоскин.
 - А, так вот почему у меня ощущение дежавю. Ответь, что ты делаешь в этом классе...
 ***
 Домой Малыш возвращался, преисполненный гордости за себя. Он тихонько раскрыл дверь, и на цыпочках прошёл от коридора до папиного кабинета. Прикрыв дверь, Малыш неожиданно встретил взгляд папы.
 - О, наш первоклассник вернулся. Ну как школа Малыш, чем порадуешь? - тот вскочил с кресла чтобы поприветствовать сына.
 Малыш скинул со спины рюкзак, залез в крайнее отделение и достал оттуда дневник.
 - Вот! - сказал щенок, передавая отцу дневник.
 Папа резко выхватил его из рук Малыша и взглянул на первую страницу. Сплошь пятёрки! От гордости по щеке отца потекла скупая мужская слеза.
 - Да это же чудесно. У нас в семье второй гений растёт. Да этот лист нужно в рамку поставить! - папа взглянул на Малыша, который дёрнул его за рубашку.
 - Папа, ещё тебя к директору вызывают.
 - Что?
 - Сказали, что мне нужно привести либо тебя, либо маму.
 Тут папа снова взглянул в дневник и осмыслил слова сына.
 - А что случилось? Ведь в дневнике... - тут он схватился за голову и вышел за дверь