Про ведьмочку. 5 - 6

Про ведьмочку и ведьму

5. Тётушка Персефона Аидовна с дочерьми исчезли с горы Блудберг едва только начало светать и все ведьмы, закончившие свои ночные хлопоты, легли спать. Тина же улетала на праздник «чистой силы» в конце дня, Иванова дня, самого длинного дня в году. Её провожал только кот. Он ходил кругами вокруг ведьмочки, топорщил усы да недовольно фыркал, выражая своё неудовольствие. Но с ней не просился, знал, что энимоморфным тварям на балах быть не положено.

Тина была вся радостно-возбуждённая, вся в предвкушении праздника и бала, и новых знакомств. На радостях приласкала кота:
- Ну, что ты, серенький? Не волнуйся за меня! Ничего плохого со мной не случится. К тому же там будут тётушка с кузинами – не дадут меня в обиду. И наконец. Я и сама не маленькая, тоже кое-что могу! Всё будет хо-ро-шо-о! Понял? – Тина слегка щёлкнула кота в курносый кожистый нос. – А я тебе что-нибудь вкусненькое привезу. Ну, мне пора. Будь!
- Ча-ао, Ти-ина! – мяукнул Кот и выгнул спинку, распушил хвост, когда ведьмочка вскочила на свою новую вызолоченную метлу.

Метла тонко взвизгнула, набирая обороты, затем мягко и легко, без рывков, поднялась в небо, шустро взяла заоблачную высоту. Блеск её позолоченных хворостин создавал эффект «солнечного зайчика» и полностью скрывал летящую среди дня ведьму от любопытных глаз. Не прошло и часа, как Тина опустилась на уединённой поляне в излучине Марша – тихого речного потока. Со всех сторон поляна была окружена топкими болотами и густым лесом. Здесь же было прелестное, уютное местечко: мягкая ровная трава, полевые цветы, живописные зелёные кусты. Солнце садилось на западе за далёкие горы.

Тина припарковала свою метлу у большого дуба на опушке леса, придав ей форму молодого побега. Затем, оправив платье и опустив вуалетку, она вышла на поляну. На ней было уже довольно много разного чуднОго народа: дриады и сатиры, русалки и лешие, свилы и оборотни, волшебницы и ведуны, и много- много всякого другого. Никем не узнанная, ведьмочка не спеша прошлась по поляне, разглядывая присутствующих и ловя их ответные взгляды: восхищённые и заинтересованные мужских существ, недоверчивые и завистливые женских. Несколько в стороне, подле большой ветлы у реки, она заметила нарядных тётушку Персефону Аидовну с дочками и толпу поклонников вокруг. Сама же Тина к ним подойти не решилась, не зная как себя вести в таком обществе.

 В ожидании ночи и начала бала, присутствующие развлекались, как могли: гуляли в одиночку, парами или группками, играли, танцевали, музицировали. Внимание ведьмочки привлекло нежное звучание флейты. Она подошла к небольшой группке светлых божеств. В центре её стоял молодой сатир, обнажённый по пояс, мускулистый, со светлой кучерявой
бородкой и карими выпуклыми глазами, и играл на семитрубной деревянной флейте. Тина прошла между наядами и дриадами и встала напротив музыканта. Сатир заметил её и скосил один глаз, выглядевший лиловым при закате, опушённый красивыми ресницами. Доиграв свою мелодию, он коротко раскланялся со зрителями и подошёл прямо к ведьмочке, бережно прижимая свирель к груди.

- Я вижу, Вам понравилась моя незамысловатая мелодия и скро-омное исполнение? Позвольте представиться: Ромэ-эо! – проблеял он и низко склонил свою кудрявую голову с небольшими красиво изогнутыми рожками. – Я из благоро-одной семьи Мон-Шер-Трели. А Вы, должно быть, принцесса заморских эльфов? Вы вся така-ая … така-ая необычная и прекрасная, что у меня нет слов! Следующую мелодию, которую я сочиню, я посвящаю Вам! позвольте узнать Ваше имя, о, Несравненная!
- Меня зовут Т… Тающая, - не растерялась Тина. – И я, увы, не принцесса. Я простая начинающая волшебница. Впрочем, здесь я проездом, - вздохнула она. – Мы, наверное, больше никогда не увидимся.
- Нет-нет, не говорите так! Таю-ющая! Какое прекрасное имя! Моя флейта отныне и навсегда будет каждый день петь это имя! И я непременно разыщу Вас, где бы Вы ни были, и спою и сыграю только для Вас! Впрочем, у нас и сегодня впереди целая ночь! Хотя она и самая короткая в году, но самая весёлая и бесшабашная! Вашу руку, Принцесса, веселье начинается!

Тина подала руку Ромэо, и они, весело смеясь, побежали к центру поляны, где старые фавны уже разжигали Ивановы огни – большие и яркие костры. В светлых июньских сумерках эти костры не столько освещали, сколько затеняли и укрывали пространство поляны и  кружева подлеска.

Ведьмочка забыла обо всём: кто она такая, что она здесь чужая. Тина в жизни своей столько не смеялась, не танцевала, не слышала столько комплиментов и любовных песен, как в эту ночь. Они с Ромэо и со всем волшебным народом прыгали вокруг костров, пили медовые, пьянящие соки трав – и веселились, веселились вовсю! И лишь редкие летние звёзды из глубины неба смели наблюдать эту вакханалию, этот бал добрых светлых существ на сокровенной поляне на берегу задумчивого, тихого Марша.

Присутствующие время от времени парами или квартами удалялись в прибрежные кусты или в чащу ближнего леса, чтобы отдохнуть от танцев, от безудержного веселья и набраться лирического настроения. Вот и Ромэо, улучил минутку между танцами, и увлёк Тину за собой, подальше от общего веселья. Смеясь и поминутно целуясь, они перебежали луг, где сатир мимоходом нарвал большой букет цветов и подарил ведьмочке. По шаткому мостику перешли ручеек, поросший осокой и камышами, приток Марша и вошли под сень тёмного леса. Лес был старый, даже древний, настоящий пережиток реликтовых веков. И сколько он всего пережил, увидел, услышал – не перечесть – от бурь и ураганов до нежнейшего любовного шёпота. И он был обитаем, его населяли многие существа, которым не осталось места в других районах Нетландии. То тут, то там мелькали светлые тени и тёмные силуэты, пролетали дУхи и призраки, мигали таинственные огоньки. Да и многие деревья были живыми, могли видеть и разговаривать. Но никому не было дела до двоих влюбленных. Ведь любовь – она же естественна, как сама природа!

Ромэо и Тина сели на корнях старого дуба, широко распустившего над землёй свои толстые нижние ветви. Сатир веером расстелил взятый из рук Тины букет и быстро и умело смастерил роскошный летний венок. Негромко напевая любовную песенку, он увенчал благоуханным подарком свою подругу.

Они сидели обнявшись, тесно прижавшись друг к дружке, смотрели на редкие летние звёзды, видневшиеся в прорезях листьев и Ромэо вполголоса читал Тине свои только что сочинённые стихи: «… не смотря в лицо, от страсти млеешь…»  А ведьмочке уже хотелось в объятьях сатира испытать всю силу любовной страсти, слиться с ним, стать частицей природы, частицей этой дивной, этой чародейской ночи!

Тела влюблённых сблизились так, что Тина почувствовала сквозь лёгкую ткань хитона своей трепещущей грудью жёсткие волосы на горячей груди Ромэо. Она приподняла вуалетку. Их губы раскрылись для блаженного поцелуя, прелюдии вспышки страсти – и тут…

И тут, словно острые кошачьи коготки скребанули по сердечку ведьмы! Она со стоном выдохнула, открыла глаза и отстранилась от своего друга.
- Что с тобой? Куда ты, Тающая?! – недоумённо вскрикнул сатир.
Ведьмочка вскочила.

- Мне это… мне надо… Я сейчас! – и она опрометью бросилась за дуб, за деревья, в сторону смутно виднеющейся поляны. Но возле густого, цветущего куста жасмина она нос к носу столкнулась с младшей дочерью тётушки Персефоны. Та поправляла здесь изрядно измятое праздничное платье и безнадёжно испорченную причёску.

- А, это ты, - равнодушно сказала молодая волшебница. – Кстати, не помню, говорили мы тебе, что всё волшебство кончается с утром? С первым криком петуха ты опять станешь обычной ведьмой. Так что поторопись. Пока! – и она вышла из-за куста гордо неся свою растрёпанную головку.

Тина потрясённо посмотрела ей вслед. Потом перевела взгляд наверх. Там погасли уже все звёзды и лишь одна, далеко на западе, посылала бледные лучики в стремительно светлеющее небо. Бежать! Надо бежать отсюда, из этой благоухающей прекрасной западни! Если светлые духи обнаружат её, ведьму на своей заповедной земле, они её истребят, размажут в пыль, испепелят! Никто не поверит, что она пришла сюда с добр… с невинными намерениями!

- Тающая! Любимая! Моя принцесса! Где ты, отзовись! – звал из-за деревьев нежный и горестный голос Ромэо. Вскоре и он сам пробежал мимо, мягко топая своими копытами по густой лесной подстилке, сжимая в руке зелёный лоскуток прозрачной ткани - газа. Сатир не заметил её и убежал вниз по течению Марша. А Тина сидела на корточках под кустом цветущего жасмина и горько плакала в запачканный ведьминский передник. Когда же голос сатира затих вдали, она встала, повесила на ветку венок из полевых цветов, и побрела к своей метле…

6.   После Иванова дня Тина переменилась. Она стала задумчивой, раздражительной, иногда по ночам вообще не вылетала на работу, старательно избегала других ведьм. Да и другие обитательницы горы Блудберг, казалось, забыли о ней: живёт в своей кочке – и пусть живёт, как знает; колдует – и пусть колдует сама по себе.

Вот только Мшанка никак не хотела оставить ведьмочку в покое. Встретив её на другую ночь после Иванова дня, она прямо сказала:
- Фу-фу, что за гадостью от тебя пахнет? То ли светлым дУхом, то ли фиалками. А, вспомнила: так пахнет жасмин, цветок фей!
- Я, это… упала. Случайно. Да что Вы всё меня обнюхиваете! Отстаньте от меня!!
- А в Иванову ночь я хотела слетать, нарвать папоротников цвет – очень ценная штука. С ним можно столько зла сделать людишкам. Хотела и тебя взять с собой, поучить – ан тебя и нет! Уж и стучала и выглядывала – нет, как нет. И куда тебя черти унесли? Или не черти?
- Не Ваше дело! – обрезала Тина. – И вообще: не суйте свой длинный нос в мои дела!
- И-их, девонька, да кто ж кроме нас, старых ведьм, убережёт вас, молодых? Направит, подскажет? А ведь мне многое ведомо, и в этом мире и в том. Хочешь, к примеру, расскажу, где сейчас твой «король черв»? С кем, о чём думает? Правда-правда, без обмана! Я ведь в Нетландии первая гадалка. Дай руку!

Тина поверила хитрым словам ведьмы, её убедительному голосу. Невольно потянулась к ней, выдав себя ясными синими глазами, и сказала:
- Хочу! А Вы думаете…
- Хо-хо-хо, думаю! Ведовство - это точная, конкретная вещь. Не то, что там какая-то, хм, «наука». Всё скажу! Только давай зайдём к тебе, а то… - Мшанка заговорщицки оглянулась. – Здешние ведьмы такие «выдерги», никому доверять нельзя!

Тине очень не хотелось пускать кого-либо в своё жилище. Но отказаться теперь она не могла. Вздохнув, сотворила заклинание, и первая вошла в кочку. Старая ведьма сдвинула на лоб свою непонятную шапчонку, оскалила оба оставшихся зуба, изображая улыбку, и юркнула за хозяйкой. Оказавшись внутри, она первым делом обошла вокруг очага, сунула нос во все горшки и кастрюли.

- Так, так…  Зелье, варево, а это что за бурда? Ну и гадость, эта заливная ряска! Ага, давай к делу. Чтобы гадание удалось, ты должна мне отдать самое ценное.
- М-м, а что, например? – осторожно спросила Тина.

Ведьма подошла к стеллажу и сноровисто провела костлявой рукой по самой верхней полке. Взяв что-то оттуда, она быстро сунула предмет в рот, кусанула, и раскрыла руку. На грязной сморщенной ладони сиял небольшой жёлтый диск. Тина хотела что-то сказать и даже открыла рот, но смутилась, отступила назад, и прислонилась к мягкой, перевитой корешками, стене кочки.

- Ага, настоящее золото! Редкая вещица в наших местах. Ты-а-лы-ер. Талер! О, и портрет на обороте. Король, что ли. Симпатичный мужчина, гордый, хм-м. Кого-то он мне напоминает? Ну-с, это сойдёт! Приступим.

Ведьма важно уселась на единственный стул. Разгладила на костлявых коленях фартук и, сделав значительное лицо, достала из обширного кармана донельзя засаленную и обтрёпанную колоду карт. Тасуя карты, она гнусавым голосом забормотала:
- 36 картей, 36 чертей! Скажите всю сущую правду. Скажите о даме Тине. Что у неё в прошлом, что на сердце лежит, что ждёт её впереди.
И Мшанка ловко раскинула на своём фартуке веер из карт.

- Та-ак! Прошлое твоё покрыто мраком. Хм-м, странно… Н-ну, ладно. Настоящее: на сердце у тебя любовь – ого! Влюблённая ведьма – давненько я такого чуда не встречала. Была у нас одна такая. Дай, дьявол, памяти: в тыщща, э, не помню, в каком году. И влюбилась-то, срам сказать, в бывшего человека, ставшего по любви к этой ведьме колдуном. Да злом-то это дело не кончилось…
- Хватит, Мшанка! – ведьмочка ладонями прикрыла уши. – Не хочу ничего слушать. Гадай мне быстро и уходи!
- Так я и говорю: твой «король» вроде и с рогами и на копытах, а чёрт ли он? Что-то не разберу. А-а, так он ищет с тобой свидания. Ага! Только вот дороги у вас разные. На его дороге никого не вижу. А у тебя стоит какая-то мелочь: то ли тварь болотная, то ли упокойник. Чёрт те что! Карты мои сегодня несут полную ахинею! Не-ет, прежде чем на будущее гадать надо их окропить чёрным воском. Дай свечу!
- Нету у меня! И вообще, надоело мне твоё гадание, убирайся!
- Как же «нету»? Я сама видела, - ведьма проворно встала, подошла к полке с горшками и разными мелкими вещами. Но на этой полке сидел кот, мрачно наблюдавший за настырной гостьей. Как только ведьма протянула свою руку, он быстрым движением цапнул её своими когтями.

- Ай! Чего он дерётся! Брысь, пошёл, перевёртыш!
- Оставь моего кота в покое, Мшанка! Я смотрю, ты в моей кочке хозяйничаешь, как в своей. Сама убирайся! И карты свои никчёмные забирай – врут они! Не люблю я никого, и меня никто не любит – я ведьма!
- Как же, врут, - ворчала старая ведьма, собирая с пола рассыпавшиеся карты. – Не-ет, ты погоди! Я раскидывала на тебя: ждёт тебя трефовая дорога и трефовый интерес, а в конце пути пиковый король сулит тебе несчастье…

- Да пошла ты, ворона старая! – Тина подскочила, вырвала из рук Мшанки колоду карт и бросила их в очаг. Огонь вспыхнул, засаленные карты занялись синим пламенем, и через секунду от них осталась только горстка пепла. – Вот где место твоим картам!
- А-аххх!!! Да ты!!...  Да мне!! Ну, держись, ведьмочка – я этого не прощу!!

Старая ведьма обдала Тину уничтожающим взглядом и прошла сквозь кочку, прорвав в ней большую прореху. На лице ведьмочки отразились досада и смущение. Хотя Мшанка надоела ей своей назойливостью, открыто враждовать с ней Тина не хотела.

Верный кот спрыгнул с полки и потёрся о её ноги.
- Иди спа-ать, хозя-яйка. Не бойся, что-нибудь придумаем: ночь утра мудренее. А я пока всё приберу. Мя-аа!