Женька. Война глазами юного партизана

Посвящается памяти
Горолевича Евгения Васильевича (15.05.1931 – 01.01.2010),
 участника Великой Отечественной войны,
сына партизанского отряда имени Щорса бригады «За Советскую Белоруссию»



Игорь Горолевич
(по воспоминаниям Горолевича Е.В.)


Теплым июньским днем 1941 года девятилетний Женя со своими ровесниками выполнял, уже привычную для себя работу – пас колхозный табун лошадей Пятигорского сельсовета Бешенковичского района Витебской области.

Ватага ребят расположилась на высокой Яновой горе, откуда открывался обзор всей местности. Гора, точнее курган – место захоронения нескольких тысяч французских солдат Великой армии Наполеона, находилась на лесистом полуострове. Полуостров был образован цепью озер и речкой Свечой, на противоположном берегу которой начинались сады и огороды родной деревни Заборье. Из деревни тянуло приятным дымком – отец, с более старшими детьми Василием, Дмитрием и Марией, готовил баню. Мать со старшей дочерью Ольгой, в сопровождении одиннадцатилетнего брата Анатолия, возвращались с поля с доёнками молока после обеденной дойки.

Вчера пришло письмо от старшего брата Александра, который был уже младшим командиром и служил действительную службу где-то под Киевом.

Лошади мирно паслись, лишь иногда, отгоняя от себя надоедливых оводов и слепней. Друг Иван с азартом что-то рассказывал товарищам, после чего они весело смеялись.

Наслаждаясь запахом разнотравья, Женя наблюдал за тем, как в глубине фруктового сада, на другом берегу озера, колхозники разбирали на кирпичи, когда-то белую, усадьбу сиятельного пана – графа Ондорацкого, до революции у которого, его дед по матери Егор Ковалевский служил тиуном – управляющим поместьями титулованных особ. Где-то вдали раздавались раскаты грохота, видимо это гром, мелькнула первая мысль, хотя ничего не говорило об изменении погоды.

О своих родственниках по материнской линии в то время Женя знал мало и почти не помнил их. В 1937 году Егор Ковалевский, как выходец польского дворянского рода, потерявшего все своё имущество ещё в начале XIX века, и управляющий поместьями, вместе со своими тремя сыновьями и двумя дочерьми, был репрессирован. Никто не вернулся. Чудом избежала этой участи только мать Жени – Ганна или как её называли односельчане, Анна. Видимо этому способствовала её активная жизненная позиция, ведь она возглавила комитет бедноты и курсы по ликбезу. Но об этом Женя, лежа на траве и любуясь лошадьми, ещё ничего не знал, он просто наслаждался детством… .

Ещё никто из ребят не знал, что уже несколько часов идёт война, и это был последний день их безмятежного детства.

Женю что-то насторожило, кони встрепенулись, стали нервничать. Со стороны границы с Польшей, проходящей под Лепелем и находящейся в 12 – 15 километрах от Яновой горы, в небе появились черные точки, которые, приближаясь, превратились во множество самолетов с чёрными крестами. Самолёты летели в сторону районного центра Бешенковичи и дальше, на Полоцк и Витебск, откуда доносился «мнимый гром».

Увиденная картина повергла ребят в ужас. Через полчаса от границы в деревню Заборье въехала колонна мотоциклистов. Собравшись у моста через речку, они жестами показывали, оказавшемуся в том месте, дятьке Якиму, двоюродному брату Жениного отца, то на мост, то на небо – видимо спрашивали о заминированности моста. Получив удовлетворительный ответ или на свой страх и риск, немецкая колонна двинулась дальше, в бывшее имение пана Ондорацкого, где и обосновала гарнизон.

Посовещавшись, ребята спрятали лошадей в перелеске и отправили Женю с другом Иваном в деревню, чтобы разузнать о дальнейших своих действиях. Подходя к деревне, внимание друзей привлек открытый, со следами разграбления сельский  магазин, бывший незадолго до этого, одним из культурных центров в округе. Здесь жители окрестных деревень встречались для общения, а детей, до дурмана в голове, привлекали сладости - ириски и карамели. Магазин встретил ребят пустыми полками - всё было разграблено жителями в считанные минуты. В качестве поживы ребятам достались только несколько десятков пачек папирос «Звездочка» с изображенным на пачке мотоциклистом и несколько коробков спичек.

К вечеру через деревню прошла небольшая колонна красноармейцев с конным обозом, в котором лежали перевязанные раненные бойцы. Видимо подразделение пограничной заставы пробивалось по лесам на Ульский большак, в обход немецкого гарнизона. Поражало одно – на лицах солдат не было растерянности, паники, страха, не было и неуместной бравады и политиканства. Шли уверенные в себе люди, угрюмые, усталые, но с чувством удовлетворения от какой-то выполненной тяжёлой работы.

С лошадьми и другой колхозной скотиной было решено быстро. Хутора и деревни были объединены в колхоз в 1938 – 1939 годах, и каждый крестьянин знал своё имущество, переданное им в колхоз, то ли это были предметы домашнего хозяйства: телеги, упряжь, хомуты, сараи, плуги и т.д., то ли скотину: овец, коров, лошадей и свиней. Характерно было то, что каждый колхозник тщательно следил за переданным им в колхоз имуществом, а скотину, даже, отдельно подкармливали. Таким образом, всё ушло, без скандалов, бывшим владельцам этого имущества.

Вечером пришёл Иван и стал уговаривать пойти с ним «смотреть немцев». Пошли. Пробравшись через аллеи, обсаженные вековыми дубами, бывшего панского поместья, ребята пробрались к усадебным постройкам, где обосновался немецкий гарнизон. От такого обилия невиданной техники у Жени горели глаза. Немцы были холеные, с засученными рукавами. Чувствовали себя, как дома – брали яйца, стреляли кур, где-то издавал последние визги поросёнок.

Утолив своё любопытство, друзья пошли домой. Перед мостом, в тени ивы стоял немецкий часовой. Для придания себе большего возраста, Женя предложил закурить по папироске, добытой в магазине «Звездочки», и гордо пошли по направлению к часовому. То, что произошло дальше, предвидеть было невозможно. Немца так возмутило, что дети уже с ранних лет «балуются» папиросами, что задняя нижняя часть обоих друзей изрядно пострадала от кованого сапога оккупанта. Вырвавшись от вошедшего в раж немца, дети скатились в обочину, а из неё бросились в, находящееся вблизи дороги, поле ржи. Затаившись, ребята ещё долго слышали раздражённые крики немца. Только ночью они вернулись домой.

Неопределенность и неразбериха первых дней войны стала принимать более конкретное очертание. Через три дня небольшой отряд красноармейцев, наткнувшись на немецкий гарнизон, отступая, сжёг за собой мост. Это было первое боестолкновение с противником, происходившее на глазах Жени. Через неделю немцы стали устанавливать свои порядки. Создали волость и назначили бургомистра, следившего в ней за порядком. Бургомистр давал трудовые и гужевые наряды, определял повинность на ремонт дороги, организовал полицию из местных жителей (около взвода) и разместил их в соседнем селе Стрижево. В Заборье старостой назначили, уже упомянутого, Якима. Отказ от «предлагаемой» должности был равносилен смертному приговору, и дядя согласился – всё равно кто-то будет назначен.
К концу лета появились первые партизаны. Поймав бургомистра, они расстреляли его в Заборском лесу. В середине сентября в Стрижево приехал комбриг Блинов со своим отрядом. Полицаи, за явным превосходством в численности партизан ушли в районный центр. После проведения митинга, кто желал, вступили в отряд Блинова, который формировался, в основном, из попавших в окружение или бежавших из плена красноармейцев. Женины старшие сестры Ольга и Мария, будучи комсомолками, ушли вместе с партизанами в Западную Белоруссию, на подготовленную еще до войны партизанскую базу.

К началу октября вернулся в деревню старший брат Александр. Попав под Киевом в окружение, а потом в плен, он был переправлен в лагерь, откуда бежал, и лесами дошёл до дома.

Для сельских жителей, приход немцев мало, что изменил в сложившемся укладе жизни. Оккупантам выгодно было сохранять колхозы, для более эффективной их эксплуатации. Используя методы управления крестьянскими коллективами, разработанными ещё при Советской Власти, они также заставляли крестьян работать за «трудодни» для обеспечения продовольствием своей армии.

Всё было по прежнему, но что-то не так. Угас огонек жизнеутверждающей радости, появилась настороженность и чувство постоянной опасности. То там, то здесь участились случаи гибели людей. Напряжённость постепенно нарастала.

В конце 1941 года друг за другом приходили агитаторы для формирования партизанских отрядов Мельникова, Райцева и Романова. Если отряд Блинова вовлекал в свой состав в основном кадровых военных по тем или иным причинам оставшихся на оккупированной территории, то в отряды Мельникова и Райцева вошли оставшиеся кадровые военные и военнообязанные жители. В отряде же Романова собралась вся молодёжь, в последствии им командовал Александр Короткевич – секретарь Минского горкома комсомола. Два брата – Александр и Дмитрий вступили в отряд Мельникова.

Не обходилось без курьёзов. Однажды Дмитрий, стоявший на посту в отряде Мельникова, исчез со своего поста, оставив оружие. Александр, состоявший в группе разведки отряда, и ответственный за поступки брата, прошёл не один допрос, пока не выяснилось, что Дмитрий перешёл к своим друзьям в отряд Романова, позднее получивший название им. Александра Невского и вошедший в бригаду «За Советскую Белоруссию».

Только тогда страсти постепенно утихли.

Вся эта неразбериха продолжалась, вплоть до середины 1942 года, на фоне негласного соглашения о перемирии. Все ждали, каких-то определённых вестей с фронта. Партизаны, Русская освободительная армия (власовцы), полицаи, тыловые немецкие гарнизоны – все находились в непосредственной близости друг от друга. Так, например, если в Стрижеве находился немецкий гарнизон и полицаи, а в Свече – расположились власовцы, то в Заборье стоял штаб с частью партизанского отряда Райцева. Все находились приблизительно на одинаковом удалении друг от друга, в пределах  5 – 7 километров и были информированы о взаимных перемещениях.

С этого времени Женя официально числился бойцом хозвзвода Райцевского отряда и получал паёк, что по тем временам для него было пределом мечтаний. В его обязанности входило выпас и уход за лошадьми партизан. Иногда, подстрекаемые взрослыми, «юные партизаны» устраивали скачки. В одной такой скачке под Женей оказался жеребец начальника штаба отряда Василия Фролова. В какой-то момент, проезжая на всем скаку по мосту, нога жеребца попала в дырку между досками моста. Жеребец сломал ногу, а Женя с тяжёлыми ушибами несколько дней не поднимался с постели.

Партизаны, время от времени совершали рейды, на немецкие и власовские гарнизоны, расположенные в соседних районах и областях. Женя продолжал выполнять свои обязанности «юного партизана» - ловил рыбу для столовой, собирал грибы и ягоды, участвовал в заготовках фуража и продовольствия. По-прежнему, в его обязанности входило уход за партизанскими лошадьми. Периодически он выполнял задания начальника штаба отряда Фролова, собирал информацию о вражеских гарнизонах в Стрижеве и Свечах, несколько раз ходил с заданиями в районный центр Бешенковичи.

Ближе к августу отношения между противоборствующими сторонами обострились. Развернулась жесткая борьба за продовольствие и фураж. Оккупантами были установлены тяжелые для существования партизан правила: «колхоз» должен сдать продовольствие по утвержденной разнарядке бургомистра, и если нападение на полицаев и немцев, происходило вблизи деревни - она сжигалась, а выбранные из местных жителей заложники расстреливались. За малейшее подозрение в связи с партизанами, власовцы выкапывали всю картошку на приусадебных участках, обрекая крестьян на голод. Партизаны активизировали свои действия, но для обеспечения безопасности жителей стали организовывать свои базы вдали от населённых пунктов.

Нападения партизан стали боле дерзкими: вражеские гарнизоны, продовольственные склады, базы, эшелоны – были главными объектами их внимания. Потери среди партизан стали внушительными. В октябре в деревню с группой разведчиков пришёл брат Александр. Женя увязался за братом и был зачислен на привычную ему должность, бойцом хозвзвода отряда Мельникова или, как он теперь назывался – отряд им. Н.А. Щорса бригады им. В.И. Чапаева, действующий в Витебской области.

Как-то  в середине декабря, посланный в очередной рейд взвод разведки партизан попал в засаду, погибли все 32 человека. Через несколько дней тела погибших привезли на санях, и окоченелые трупы сгрузили под навес. Среди погибших были хорошо знакомые Жене односельчане: весёлый и разбитной сосед – Николай Высогорец и степенный семейный Дмитрий Шинуля. Позже, Женя передал вдове Шинули Катерине его полушубок. Погибших партизан захоронили в братской могиле близ затерянной в лесу деревни Богородицкой.

Наступил 1943 год. Он стал переломным не только в ходе фронтовых операций, но и в жизни партизан. Если по сводкам Совинформбюро на фронтах были существенные позитивные изменения для Красной Армии, то для партизан не всё было так однозначно. Немцы проявляли чудеса изобретательности. Провокации, внедрение своей агентуры в подполье и партизанские отряды, взятие заложников, минирование партизанских троп, дезинформация, показательное уничтожение нескольких деревень с их жителями, свирепствование полевой жандармерии - это далеко не весь перечень действий оккупантов. В воздухе постоянно находился самолет-разведчик, называемый «рама», фиксирующий любое движение или дымок, куда сразу направлялись самолеты на бомбежку или начинался артиллерийский обстрел. Началась блокада партизан. Особенно тяжело приходилось партизанам зимой. Землянки отапливались только ночью. Еду готовили тоже ночью. Немцы добились в большинстве случаев изменение ритма жизни партизан: ночью – бодрствовали, а днём отдыхали.

Как-то в феврале, Александр с тремя разведчиками, вышли на задание по сбору информации. На выходе из леса группа подорвалась на немецкой мине-растяжке, установленной на партизанской тропе. Двое партизан погибли на месте, а двое получили тяжелые осколочные ранения. Александр был ранен в руку и голову, потерял левый глаз.

В 1943 году, в канун Курской битвы партизаны активизировали свою деятельность на железных дорогах. Александр после выздоровления вернулся к своим разведчикам, в числе которых была уже образована отдельная группа подрывников под командованием Евгения Стаменка, которая совершала дерзкие акции по подрыву стратегически важных мостов, железнодорожных стрелок, переводов и путей. Четыре эшелона были пущены под откос.

В составе бригады особенно отчаянно и дерзко действовал отряд бывших власовцев под командованием Утомина. Они жили обособлено и выполняли самые тяжёлые боевые задачи, видимо, пытались искупить свою вину, продиктованную простым естественным желанием выжить в безнадёжной ситуации.

В сентябре 1943 года партизаны бригады им. В.И. Чапаева, в которой находился Женя, были вынуждены уйти в партизанскую зону, расположенную близ деревни Сонькин Рог, Ушачского района Полоцкой области, где, и находились до апреля 1944 года. Партизанская зона жила по Советским законам, действовали все органы власти и школы.

Вскоре пришли тяжёлые известия об аресте отца и тяжёлом ранении брата Дмитрия, находящегося в бригаде Романова. Случилось так, в начале сентября в деревню неожиданно наехали власовцы и стали выкапывать картошку у тех, кто был, подозреваем в связи с партизанами.

Пришли они и на участок отца Жени в деревне Заборье. Выкапывая картошку, власовцы нашли спрятанный там партизанами ранец с толом. Не смотря на все уговоры старосты Якима, жениного отца немцы арестовали за связь с партизанами и с табличкой на шее «ПАРТИЗАН» отправили в тюрьму в город Лепель. Возможно, заступничество Якима, или другое обстоятельство повлияло на то, что отец не был расстрелян или повешен. Однако, как стало известно позднее, немцы использовали заключённых в «прогонах», то есть в период активизации деятельности партизан на железных дорогах, заключённые тащили гружёные дрезины перед наиболее значимыми эшелонами. Нередко эти дрезины подрывались на партизанских минах, унося жизни многих заключённых. При одном из таких «прогонов» от взрыва дрезины отец получил тяжёлую контузию и полуживой был возвращён в тюрьму. Через неделю после этого в июле 1944 года он был освобожден Красной Армией и больной вернулся в родную деревню.

Но обо всём этом Женя узнает только через 10 месяцев. А пока на дворе стоял сентябрь, к югу курлыкая тянулись журавли и дикие гуси. Как-то, очаровывая своей статью и красотой, пролетели две пары лебедей. Природа готовилась к зиме, а партизаны – к новым трудностям, не зная ещё того, что многие из них уже никогда не увидят пробуждение природы.

С приближением фронта и повышением активности партизанского движения, усиливалась эффективность блокады партизанских зон. На уничтожение партизан  были брошены отборные части, включая несколько дивизий «СС». Немцы стали теснить партизанские зоны, обрабатывая их авиацией и артиллерией. Танки, против которых у партизан не было эффективных средств борьбы, и карательные операции полевой жандармерии и власовцев довершали трагичность ситуации.

К весне 1944 года остатки партизанской бригады им. В.И. Чапаева вместе с остатками других партизанских бригад и большим количеством гражданского населения (всего более 18000 человек), были вытеснены в болотистые Матыринские леса на границе с Польшей.

Партизаны, заняли круговую оборону. Между озер, на танкоопасном направлении поставили надолбы. Прорваться не было никакой возможности. Реки все взбухли и затопили низины. Пришёл голод – маленький кусочек конины заедали уже набухшими почками деревьев и корой. Напряжение и отчаяние нарастало с каждым днём. Кто-то озвучил дезинформацию, что партизаны идут в прорыв на соединение с фронтом (?), и все, включая гражданское население, в едином порыве ринулись через взбухшую реку по балке в указанном «спасительном» направлении. Александр приказал Жене держаться за ним и не отставать. Однако, «спасительное» направление на соединение с фронтом оказалось мифом. Это была засада. Партизан встретил шквал огня из установленных на холмах станковых пулемётов, миномётные мины ложились кучно. Жуткость ситуации сложно передать словами: под монотонный рокот десятков пулемётов, свист пуль и завораживающий шелест миномётных мин, балка огласилась тысячами голосами ужаса, боли и предсмертных стонов. Смерть собирала свою кровавую жатву - около 14000 человек остались лежать на «месте прорыва». Осознав, что это ловушка, остатки от партизан и гражданского населения откатились назад. В этом жутком кровавом месиве Женя потерял старшего брата из виду. Кое-как перебравшись на другой берег реки по затору из мёртвых лошадей и людей, мокрый, дрожа от холода и страха, он прижался к поваленному дереву. Придя немного в себя, оставшиеся в живых партизаны решили выходить из «мешка» малыми группами в разных направлениях.

Мальчик сидел в полузабытьи в своём укромном месте. Обстрел прекратился. Через рупор на ломанном русском языке шло одно предложение о сдаче за другим. Сквозь пелену сознания до него стали доноситься едва различимые голоса. Женя приоткрыл глаза, напрягся. Говорил один пожилой мужчина, окружённый двумя десятками партизан, сбитых с толку и готовых на всё. «Я знаю эти места, - тихо говорил «дядя Вася» (как все его называли), - и выведу вас, при условии полного подчинения и выполнения всех инструкций».

Идея «дяди Васи» состояла в том, чтобы ночью проползти по дну оврага с проточной талой водой между двумя возвышенностями, на которых были установлены немецкие батареи.

Женя пристроился к этой группе. Некоторые из партизан стали его прогонять, но «дядя Вася» махнул рукой и разрешил идти вместе с ними. По шею в ледяной талой воде, чуть не державшись за каблуки «дяди Васи», чтобы не отстать, Женя полз по дну оврага. В полночь выползли из оврага и перелеском вышли на польский хутор. Зашли в баню и, от холода, переживаний и физического истощения все повалились на пол и в полузабытьи уснули, забыв о предосторожности.

Очнулись от сильной стрельбы. Баню окружили немцы и расстреливали её из пулемета, установленного на бронетранспортере. Сопротивление было бесполезно, да и сил для сопротивления уже не было. От пережитого и быстрой смены обстановки воля людей была подавлена. Выходили из бани по одному без оружия с поднятыми руками. «Дядя Вася» выхватил противотанковую гранату и бросил под ноги. Несколько мгновений всех охватило оцепенение. Женя стоял рядом и, случись взрыв, всё могло быть кончено, но взрыва не последовало, видимо сказалось пребывание гранаты в воде. После минутного замешательства всех партизан сбили в колонну и погнали километра два до ближайшего поселка. В поселке было согнано много народа, направляемого на рытьё окопов. Проходя мимо этой толпы, колонна с пленными партизанами на мгновение приостановила своё движение. Этого мгновения хватило одной из женщин, чтобы схватить Женю за рукав, вырвать его из колонны и смешаться в толпе. Партизан вывели за село и, через некоторое время всех расстреляли.

Всю собравшуюся толпу, в которую чудом попал Женя, погнали в пересыльный лагерь под Вильно для рытья окопов. В лагере, который охраняли чехи, Женя пробыл не долго, с начала апреля до середины мая. Один из охранников, Оскар, по каким-то причинам обратил на смышленого мальчика своё внимание, брал его на рыбалку, давал маргарин, пытался убедить его в том, что он не фашист, а рабочий. В начале мая Оскар пришёл вечером озабоченный и сказал, что скоро лагерь будет переправлен в Германию. Через несколько дней Оскар дал Жене мешок хлеба, лошадь (огромного жеребца), справку на немецком языке и свёрток бумаг. Проинструктировав, чтобы он держался на 2 – 3 км от большака, навстречу отступающим войскам, посадил его на коня и отпустил.

Мальчик ехал один, спал на лошади, из-за боязни, что больше на неё не залезет. Травы для лошади ещё не было, почки на деревьях уже разбухли, но листва ещё не вышла. Практически весь хлеб ушёл для кормления лошади и на третий день закончился. У переправы маленькой речки лошадь с жадностью набросилась на молодую осоку. На следующий день, Женю остановил конный немецкий разъезд из пяти всадников. Выхватив и развернув свёрток, переданный ему Оскаром, немцы обнаружили в нём портреты Гитлера и Геббельса, плакаты на военную тему, например, горящий русский самолет преследуется немецким ассом и т.д. Ознакомившись с содержанием справки, Женю отпустили.

Еще через день Женю остановила другая смешанная, конная и пешая, группа в непонятной форме (Женя ещё не видел новой советской формы). Его стащили с коня, взяли справку и плакаты, из которых следовало, что он немецкий агитатор (!!!). Хотели расстрелять на месте, но командир группы сказал: «Сабодайкин, отведи пацана в штаб!». Обессиленного его около 10 км пешком вёл конный «Сабодайкин». Вши прогрызли всё тело мальчика и уже пили кровь без прокусов. От голода кружилась голова, весенняя грязь налипала на ноги, становящиеся с каждым шагом всё тяжелее, но он старался идти, страх возможной смерти как бы подстегивала его.

Доложив товарищу полковнику о задержании немецкого лазутчика «Сабодайкин» ушёл. Женя сел на стул и его сознание отключилось. Через некоторое время его разбудили, точнее, привели в чувство, дали котелок каши. После этого полковник предложил побеседовать, дотошно задавал вопросы, спрашивал о родственниках, уточнял некоторые сведения о последнем сражении бригады в Матыринском лесу. После этого полковник смягчился. Женю помыли, переодели, кожух пропарили от вшей. Женю больше никто не трогал….

Через неделю он на коне въезжал в родную деревню, точнее, то, что от неё осталось. По невероятному стечению обстоятельств, вся деревня сгорела дотла, кроме его родного дома. Возможно из-за того, что в доме висела икона «Неопалимой Купины». Дома его встретили отец, мать и пятилетняя сестра Валя. Таким образом, в мае 1944 года страшная война для Жени закончилась.

В 1953 году Евгений, по комсомольской путевке поступил в Харьковское военное авиационное училище штурманов. Что побудило сельского мальчика, душевно связанного с красотой полесской природы и оторванного от суеты городов, обратить своё внимание в небо неизвестно. Вероятно, в его душе сформировался тот набор чувств, состоящий из: доставшегося от матери на генетическом уровне дворянского чувства долга в служении Отечеству, желание быть похожим на храброго комбрига Мельникова, погибшего в болотах Матыринских лесов, и первого детского впечатления о боевой мощи немецкой армады самолетов, нависшей над ним на Яновой горе 22 июня 1941 года.

Много наград получил житель Калуги Евгений Васильевич за свою ратную службу, но наиболее дорога и близка ему стала медаль, выданная от имени Президента Республики Беларусь А.Г. Лукашенко «60 год вызваления Рэспублiкi Беларусь ад нямецка – фашыскiх захопнiкау 1944 –2004 ».