Возмездие. Роман. Отрывок

          *Эдиманта обладала исключительной ВНУТРЕННЕЙ ТОНКОСТЬЮ. От нее ничего нельзя было скрыть, но ее проницательность была ненавязчива; она относилась к амазонкам строго и вместе с тем настолько внимательно, как можно относиться только к собственным детям. У нее самой, по всей вероятности, никогда не было детей, и оставалось только удивляться, как эта блистательная светская дама, вдова (вот все, что было известно о ее прошлом) могла так глубоко знать, чувствовать коллизии юного возраста, так ясно представлять, какие перевороты происходят в девических мыслях.
         В свою очередь, амазонки тоже чувствовали, что она их понимает, и поэтому, например, обмануть ее было невозможно. А невозможно -- только потому, что было стыдно, не хватало совести: они слишком уважали эту женщину. Если какой-нибудь амазонке случалось провиниться перед предводительницей, последняя, как это всегда делается в таких случаях, вызывала ее к себе и высказывала замечание по всей форме, только, в отличие от своих соратниц, никогда не повышала голоса: говорила холодно, спокойно и строго, но естественно. А иногда достаточно было одного глубокого, серьезного взгляда после нескольких формальных фраз, чтобы та девушка ощутила, насколько она неправа.
        Это обычно действовало сильнее, чем любые взыскания. АрИста ди Р., к примеру, после такого разговора несколько дней подряд не смела поднять глаза на сеньору Эдиманту, исполняла все ее указания, старалась быть как можно более незаметной, пока, наконец, Эдиманта не улыбнулась ее поведению, давая таким образом понять, что она уже забыла об этом инциденте. На всю жизнь запомнила Ариста это открытое, спокойное выражение лица, взгляд, то строгий, то по-женски нежный, заставляющий задуматься -- такой взгляд, каким действительно умный взрослый человек смотрит на своего молодого приятеля или воспитанника.
        Как-то раз Соррена сказала Эдиманте: "Они (амазонки) вас так уважают. Может быть, они вас не понимают глубоко -- я, как взрослый человек, понимаю больше, -- но не уважать вас невозможно".
        "Пусть они не понимают меня", -- отвечала Эдиманта, -- "это вопрос ЛИЧНЫЙ и к военному делу не относится. Уважения я тоже не требую -- все это вам, вероятно, показалось, мадам Соррена. Просто я сама их уважаю".
        Она уважала их возраст, учитывала их  ЛИЧНОЕ ДОСТОИНСТВО. Она умела считаться с тем, что у каждой из ее воспитанниц есть своя внутренняя жизнь, и не входила в эту жизнь без позволения. Если какая-то тема задевала девушку, была связана с ее личной жизнью, Эдиманта не касалась этой темы, когда амазонка не желала того сама.
        Она не приставала с вопросами, не делала упорных попыток вызвать на откровенность. Но она при этом могла все понимать. Ее уважали и любили именно за эту тактичность -- за то, что она понимала, но не спрашивала. Гордость одной девицы или замкнутость другой, не допускавшей мысли о проникновении посторонних в свой мир, всегда принимались во внимание Эдимантой, потому что сама она не признавала никаких вмешательств в жизнь собственную.
        Но не все, конечно, были одинаково сдержанны или замкнуты -- иной раз вопросы на эту тему были просто необходимы. Мы знаем, что каждого временами посещает такое состояние: мыслей много, ощущения тяжелые; хочется -- а порой и очень нужно -- кому-то их высказать, но кому? Почему никто не спросит? Первой начинать не хочется -- хочется быть или казаться гордой. Если все эти эмоции -- просто по поводу некоторых неприятных мелочей жизни, то они скоро проходят, и человек сам начинает понимать, что действительно не следовало заставлять окружающих, у которых есть к тому же свои неразделенные личные тайны, обращать внимание на себя, вынуждать  к сочувствию... Но если это не просто какие-то проходящие легкие сомнения, а такие мысли, которые связаны с серьезными проблемами: например, непонятный длительный конфликт с этими окружающими или нечто и вовсе непоправимое? Тогда возникает естественное желание, чтобы другой человек -- пусть кто-нибудь один! -- разделил тоску.
        И это тоже прекрасно понимала Эдиманта. Она почему-то всегда правильно догадывалась, кому из девиц нужна поддержка, с кем нужно поговорить, а кого -- оставить в покое.
        Самым младшим амазонкам было четырнадцать лет -- это возраст наиболее острых переживаний, который требует предельно тонкого понимания со стороны взрослых. Последние, сами прошедшие этот этап в жизни, зачастую настолько заняты или вовлечены в общий поток бытия, что не находят времени, а порой и желания разобраться в том, что волнует их дочерей. (Конечно, есть разные люди, и не ко всем это относится. Пусть не обижаются последние и те, кто находит, что я сказала слишком резко).
        Эти первые фантазии, это кажущееся отчуждение от действительности, иногда разрыв с обществом -- все это, может быть, требовало внимания, объяснения. А Эдиманта ди ЛамЕне как раз была таким человеком, который мог ПОНЯТЬ и ОБЪЯСНИТЬ. При этом она была сдержанна в проявлении своих собственных чувств -- не было взаимного умиления, объятий, утешений. Она смотрела как близкий человек, она улыбалась наивности молодой девушки, могла иногда слегка обнять ее за плечи, но всегда держалась ровно, говорила трезво, серьезно; излишней фамильярности не признавала, обращалась, как обычно -- "мадемуазель" или "сеньорита". Но при этом она всегда находила, ЧТО именно сказать, КАК с кем говорить -- и после очередного разговора с Эдимантой девушки чувствовали большое облегчение. Она, как выразилась одна из современниц, "умела быть близкой на расстоянии"...**

   
                1972-й год
                (автору -- 19 лет).


        *В данном отрывке речь идет о предводительнице амазонок всего острова. Ее образ упоминается в "Посвящении к "Возмездию"".
        **На снимке: авторские рисунки начала 70-х годов (предполагаемый портрет одной из представительниц ордена Амазонок).