В автобусе

                В АВТОБУСЕ

    В безнадежной, потерянной жизни каждая семья переезжала по-своему. Хмурая Россия встречала неприветливо. Но переселенцы в большинстве случаев и не надеялись на чью-либо помощь. Привыкшие к трудностям упорно пытались самостоятельно обустроиться на новом месте, преодолевая многочисленные препятствия, не гнушаясь самой непривлекательной работой, радуясь незначительным удачам. Ответственность перед будущим не позволяла расслабляться. Слишком много растрачено сил, оставлено имущества, разрушено связей.
    Два приятеля поселились в Талнахе, в “гостинке”, почти одновременно. Там и сошлись. Вернее, их подружили жены. Оба перебивались случайными заработками, пока в очередной пронзительный зимний день им не повезло. После долгих и безуспешных попыток устроиться на работу каким-то чудом их приняли. Правда, не на комбинат, а в авиапредприятие (где зарплата гораздо ниже), но приняли. Засветила “дорога”, начался отсчет “полярок”, прочих положенных северянам льгот. Ранее незнакомый Норильск приблизился удачей.
    Возбужденные, заскочили в забегаловку. Наговорившись вволю, заспешили домой в Талнах обрадовать родных. Ехать удобнее сидя, поэтому дошли до базара, где начинался маршрут. Протиснулись с толпой и заняли теплое место в середине салона, с удовольствием вытянув ноги.
    Тот, что пошустрее, начал было обсуждать строгую женщину-кадровика, но товарищ, задумавшись, отвечал невпопад. Тогда он покосился на соседа и недоуменно пожал плечами. В дороге захотелось помечтать о хорошем. Но на этот раз обычно послушная память преподнесла событие десятилетней давности.

    Вот он, слегка подвыпивший, самоуверенный, с дипломом об окончании железнодорожного техникума, донельзя гордый шагает по областному центру. Хитро отстает от шумной компании выпускников, чтобы попрощаться со знакомой. Настойчиво ловятся изучающие взгляды встреченных по пути красавиц. Важно поднялся в троллейбус, а наметанный глаз зацепил. Зацепил. Чуть ближе. Какая  “фемина”, и рядом никого.
   - Девушка, здесь свободно? Разрешите?
   Боже, да она совсем девчонка. Хрупкая, как снежинка. Нежная, как солнечный лучик.
   - Давайте познакомимся.
   Два овала колыхнулись под платьем от вздоха. Молния прозмеилась из-под ресниц зеленым блеском.
   - Девушка, быть рядом с Вами – наслаждение. Вы даже не представляете, что творится у меня внутри от Вашей неземной красоты, Вы даже не представляете. У меня просто нет слов выразить восхищение Вами. Ну, не будьте, пожалуйста, букой. Ответьте, - он старательно придавал голосу мягкие бархатные нотки.
    Она отвернулась к окну. На зардевшемся ушке, на пухленькой мочке покачивалась сережка с теплым зеленым камешком. Покачивалась и манила.
    - Может быть, Вы – девушка моей мечты, - отчаянно выдавил он. Никакого результата. Оскорбленный в своей неуслышанной щедрости, почти решился. В этот миг “девушка моей мечты” повернулась. Сколько прелести, сколько грации в пленительном повороте.
    - Мне выходить, - ослепил жемчугом очаровательный ротик.
    - Я Вас провожу.
    - Мои провожатые сзади.
    Машинально оглянулся и опешил. Ба! Как он раньше не заметил.
    Худенький, невзрачный очкарик бережно держал в одной руке спящую малютку, подталкивая другой малыша через себя к проходу. Третий ребенок сосредоточенно зевал в раскладной коляске.
    Без лишней спешки, но достаточно быстро все семейство вывалило на остановку. За окном незнакомка игриво грозила пальчиком. Глава семейства в ответ заразительно хохотал.
    “Уф-ф, бишара”, - жалостливо вздохнула сидящая спереди полная, пожилая казашка, и он не понял, к кому относились ее слова. К ним, оставшимся на тротуаре, увлеченным счастьем, или к нему – “Иванушке”. Боковым зрением отметил иронию женщин с противоположной стороны прохода.
    “Достаются же такие феи кому-то. Да. Вот и опять жизнь радужно поманила, и оставила в дураках", - вернулся он в реальность: "Сталин сюда ссылал, теперь сами бежим и рады вкалывать.”

    Переполненный автобус кряхтел, чихал, тщетно пытаясь развалиться по швам или на худой конец поломаться. Перед носом все маячила битком набитая сумка, мозолил глаза женский простенький пуховик. В Норильске на “оптовках” продукты в полтора раза дешевле, чем в Талнахе. Выше сумки нос стеснялся подняться. “Странно, обычно женщины через пять–десять минут прислоняются, стараясь опереться на спинку  сиденья, если получится, иногда даже напрямую о плечо сидящего. Эта же стоит хоть бы хны. Зато мне легче,” - успокоил свою совесть шустрый и равнодушно зевнул.
    Странно было и то (Шустрый, конечно, не мог знать), что отсчет воспоминаний его более уравновешенного приятеля совпадал по времени и месту с вышеописанным приключением. Также десять лет назад, в тот же самый день Юра прилетел в тот же город. И удивился, до чего схожи на севере аэровокзалы республики. Мало того, что здания однотипны, - схожи и девчата из персонала перевозок. Казалось, их отбирают по стандарту. Местные – точная копия павлодарских. Правда, здесь – Татьяна. С ее павлодарским двойником и не поговоришь толком. Татьяна же с удовольствием его привечала, откровенно любуясь обладателем молодого красивого тела, наслаждаясь сполна редкими днями близости. Чего только не вытворяла она в постели. Сегодня – не их смена. Ничего, он подождет.
    Но договориться не удалось. Она извинялась, отнекивалась, ссылаясь на дочку, которую почему-то срочно надо везти в деревню. В ее голосе обреченно плыла нескончаемая грусть. Плыла и никак, никак не тонула. Все ясно. Татьяна занята.   
    Юра рассеянно отвел глаза. Из справочной выскочила, нет, выпорхнула стройная девчушка. Задорно, не оборачиваясь, хлопнула каблучком по двери. Сквозь натянутую движением юбку проступила отчетливая линия бедра и смешала, смяла гулкое пространство. Юра встряхнул головой, пытаясь освободиться от наваждения. Нет. Летящая фигурка молниеносно завоевывала все вокруг. Короткая, густая “итальянка” качалась в такт упругим шагам.
    - Кто это?
    - Аня. Она у нас недавно, - и вслед. - Эта птичка не для тебя.
    Юра решительно подошел к старшей по смене:
    - Здравствуйте. Я смотрю: у вас новенькая.
    Живая, общительная, заводная (и уже бабушка) Мария Петровна обладала притягательной силой здравого смысла, справедливо считая, что на работе не место бестолковым придиркам, что на работе следует работать, а не дуться. Поэтому строго пресекала в зародыше скандалы, умело переводила разбирательства в шутки. Поняв Юру, бодро начала:
   - Анечка, знакомься. Наш Юра. Из Алма-Аты. Инженер связи.
   - Очень рада.
   Глаза огромные, выпуклые; изогнутые занавески ресниц за ненадобностью просто терялись, не замечались. Неправильный широкий нос скрадывался и казался совершенным. Эти глаза… Юра растерялся. Из-за глаз грубоватая сибирская кожа ее личика выглядела в тысячу раз нежнее мягких от природы лиц алмаатинок.
   - Какие у вас в смене красавицы, Мария Петровна, - пробормотал он, не в силах оторваться от лучезарного взгляда.
   - Да, и с каждым приездом все красивей.
   - Я могу с тобой завтра встретиться, прекрасная орхидея.
   - Нет, это невозможно. Я очень занята.
   - Буду надеяться, что…
   - Нет, нет.
   Завершение его пребывания в городе совпало со сменой Петровны. Заказанный им торт и бутылка шампанского «на посошок» вызвали такое наивное изумление в Анечкиных зрачках, что поневоле подстегнуло воображение. Нет, все правильно. Только не обремененные хлопотами девчонки могут так заразительно смеяться, прыгать от радости, бить в ладоши при виде подарков. Он представлял ее в подвенечном платье, счастливую, и жмурился в самолете от нарастающей на сердце музыки…

   Юра уговорил начальника. Вне плана ему выписали командировку. Командировку к ней. Накануне из Алма-Аты отправил Анне очередным рейсом коробку шоколадных конфет, потому молча терпел подтрунивания летчиков насчет солидного букета. Во время полета упрямо колдовал, чтобы она, именно она встретила у трапа. Не совпало. Ничего.
   “Сейчас, сейчас”, - подгонял он свидание.
    Аня оживленно болтала у ручной клади с Татьяной. Увидев, испуганно замерла. Почему она не засветилась  при виде роз?  В затылке возник холодок и, пока ноги несли, предательски пополз вниз по спине. Что-то неправильно.
   - Н-на, - сорвалось при передаче цветов. Жалость брызнула из глаз и помчалась в него, проклятая жалость.
   - Юра, я давно замужем, у меня муж, семья. Мне очень жаль. Я не знала про.., - ласково извиняясь, баюкала ставшая чужой прекрасная орхидея.
В это не верилось, этого не могло быть. Ошарашенно повернул голову.
    - Да, Юрочка, да, - сочувственно кивнула Мария Петровна. - Аня замужем. Она у нас многодетная.
    Взяв парня за плечо, продолжала утешать. В это не верилось. Оцепенев, добрел до буфета.
    “Пришла добивать”, - отметил появление Таньки около столика.
    - Говорила, не суйся к ней, говорила. Предпочел прынцессу, дурачок. Я Анку знаю с детства. Кремень-девка. Мужичок ей достался незавидный, небогатый. Тебе в подметки не годится. Украл ее.
    - Как украл? – безропотно сдался Таньке.
    - По-настоящему. Это у вас на юге воруют, чтоб калым не платить, - безбожно врала воспрянувшая женщина, желая побольнее ужалить, отомстить.
    - Родители ее, братья, узнали, выступили против, уж больно хлипкий. Да нашла коса на камень. Анка сама в ЗАГС потащила. Не знаю, что в нем нашла, и смотреть-то тошно. Любовь, - и довольная, что досадила, не удержалась от издевки. – Ты заходи. Буду ждать.
    Юра стоял и жалел себя, жалел свою первую настоящую любовь, жалел нерастраченное великодушие.
    “Странно, как я мог тогда обмануться при моем-то опыте. Случается же такое”, - подумал он и, подув на окно, потер рукавом – скоро ли Талнах.

    Странно было и то (друзья, конечно, не могли знать), что стоявшая всю дорогу около их сиденья женщина с тяжелой авоськой вспоминала и огромный букет роз от невезучего Юры, и сопливого нахала с признаниями в любви на глазах самого мужа. Вспоминала свою цветущую красоту в юности, заставлявшую встречных парней сдерживать дыхание, непременно следом за ней вытягивать шеи и таращиться на ее до совершенства выточенные ножки.
   “В мое время умели ценить прекрасное, любить жизнь, преклоняться перед избранницами. Ребята рычали от радости при виде красоток", - она расстроилась из-за похабных юнцов, которые позавчера на этой же дороге, не стыдясь и не стесняясь, матом на весь автобус обливали грязью отсутствующих подружек. Ее затошнило тогда, еле дождалась Талнаха: "Зелень пузатая, а с губ – одни помои. Хамье."
   Отгоняя плохое, мечтами устремилась к своей любви. Однажды вечером они с сокурсницей наткнулись в парке на драку и замерли от ужаса, а четверо верзил били одного, изгаляясь над жертвой. Проходивший мимо изрядно выпивший паренек к их удивлению спокойно произнес:
   - Мужики, кончайте.
   - Шуруй, шуруй отсюда, прыщ.
   - Кончайте, я говорю.
   Один из четверых приблизился, размахнулся и через секунду лежал на тротуаре, скорчившись от боли. Трое бросились на смельчака… Потом они с подружкой поднимали его, а он шарил рукой и не находил разбитые очки. Идти сам не мог и сильно переживал, что угодит в вытрезвитель.
   Анна решилась. С трудом дотащили до общежития и, представив пострадавшего как брата, внесли его в комнату. Хорошо, дежурная, тетя Валя, в тот момент отлучилась, оставив за себя знакомую им студентку. Паренек, попав в тепло, отключился, развалившись прямо на полу. Посмеиваясь, раздели до трусов. Оттерли, отстирали кровь. Выгладили.
   - Ничего бычок, крепенький, - ржала соседка, похлопывая по открытым местам. – Худющий, как глист, а жилистый.
    Анна стыдилась голого тела.
    Наутро “бычок” с разукрашенной физиономией поражался: где я? Уразумев, успокоился и долго благодарил за спасение от ментов, оставив по близорукости без внимания заигрывания подруги.

    Через несколько месяцев они столкнулись нос к носу. Анна по обычаю уступила дорогу встречному мужчине. Тот тоже и в ту же сторону. По инерции налетел на нее и чуть не сшиб.
    - Ради бога, извините.
 По манере говорить узнала.
    - Вы меня помните?
    - Нет… Погодите…
    Маленькие, глубокие, черные до пронзительности глаза изобразили такую степень недоумения, а густые “брежневские” брови так изумленно, по-детски, взлетели вверх, что она невольно рассмеялась и рассказала о случае в парке.
    - А, Вы – храбрый, вступились, - в завершение почтительно вымолвила, вызывая на хвастовство.
    - Ох, ты! Какая встреча! Не узнал. Я же без очков ничего не вижу! Ну, мой ангел-спаситель, я Вас отблагодарю. И не возражайте, пожалуйста, - и уверенно увлек в ближайший ресторан. Отвечая на ее обмолвку, коротко отрезал. - О, тогда я был в дупель пьян. Трезвый бы прошел мимо.
    “Ну, это ты врешь,” - не поверилось, совсем не поверилось.
    Обычно Анна слушала парней, а те заливались, упиваясь красноречием. Этот – другой. Заводил сразу в диалог, и плавно,  незаметно диалог перерастал в монолог, ее монолог. Удивлению не было предела. Никогда и со знакомыми много не говорила. Он умел располагающе слушать, умел ловить, связывать слова. Причем эрудиция его распространялась практически на все. Интересный вечер, до чертиков интересный. Впервые не контролировала разговор, отдавшись во власть чужого интеллекта, и это привлекало.
    Ее пригласили.
    - Она не танцует.
    - Почему же, - робко запротестовала Анна.
    - Сегодня Вы танцуете только со мной.
    Голова кружилась. Уходя, обратила внимание – длинноногая, смазливая официантка восторженно пялилась на ее кавалера. Проводил и откланялся.

    В комнате Анну захлестнуло. Он не оставил адреса, не заговорил о новой встрече. Изысканные комплименты не нарушали рамок признательности. За вечер ни разу не намекнул на большее. Только вежливость, не более. “Неужели, неужели я ему не понравилась?!” - терзалась готовая сию же минуту помчаться следом. “Может, это все-таки интеллигентность, врожденная интеллигентность”, - отлегло от сердца и опять захлестнуло.
    Опрокинувшись спиной на кровать, задрала ноги на стену, свела крест-накрест, вновь развела. “Не может быть, чтобы он не заметил моих пышных, пленительных форм, моих волшебных округлостей. У-у, очковый змей, кроме драк, ничего не видит.”, - схватила с тумбочки зеркальце, внимательно впилась в свое изображение. ”От моего обаяния, моей миловидности ушел, ушел навсегда,” - закрыв лицо, зашлась в слезах, но обида не выплакивалась: “Неужели этот слепой обнаружил какие-то недостатки лица, фигуры? Или я просто гораздо хуже наглой официантки? Все может быть.»
    … В третий раз она его не отпускала до самой свадьбы. Смешила осторожная пылкость, смешила растерянность при ее капризах.
    “По-моему, на свадьбу он скупил все цветы на базаре. И три белые “Волги” по моему заказу. Вот перемахнул через ворота, оставив родню без выкупа. Как пушинку, подхватил меня при выходе из дворца, а на ступеньках внезапно подбросил, и я, перетрусив, влепилась, приклеилась к нему всем своим онемевшим от страха телом, напрочь перемяв свадебное платье. Чего я его всю жизнь пилила? Был баламутом до свадьбы, и остался им,” - восхищалась прошлым Анна.
    Взглянув на склоненные перед ней ушанки, чуть не рассмеялась: постаревший муж до сих пор уступает место женщинам. Приходится заталкивать его от края к окну и держать, когда он инстинктивно дергается. Мысли повели к подрастающим детям. Скоро сыновья представят снох. А зять? Светлые легкие мечты тянули дальше и дальше.
    На конечной ни шустрый, ни Юра не узнали в изможденной женщине ту, которая давным-давно без всякого умысла жестоко обманула их. Тем более, что любимый подарок мужа – золотые сережки с теплым зеленым камешком надежно спрятались под шапкой. Если бы наших героев узнала она (что маловероятно), то, без сомнения, промолчала бы. Анна сильно торопилась попасть в постель, где ее ожидало избавление от боли и усталости.