НА ЦЕПИ - Глава 5. Валентин и Валентина

   (Начало в "На цепи. Глава 1" - http://www.proza.ru/2012/11/04/343)

   Незнакомка, наверное, уже привыкла видеть «даму с собачкой» и не удивилась, что они идут вслед за ней. Даже остановилась и, нагнувшись, потрепала Жулю по спинке:
   — Хороший песик.
   Сердце Лены затрепетало — так долго готовилась к этой встрече — и вот... Что сказать? О чем спросить?
   — Как звать? — незнакомка гладила Жулю, которая дружелюбно вертелась под ее рукой.
   — Жулю?.. Жуля. — Но что дальше? Как продолжить разговор? Незнакомка... девица... сестра... Лена растерянно смотрела на нее, не зная, как обратиться, что сказать... А та уже собралась пойти дальше... — А... а у вас тоже есть собачка?
   — Была когда-то, когда мы жили в частном доме. А сейчас только у друзей. И зачем она мне? Одни заботы.
   — Да, да, конечно. А у вас что, много друзей?
   Незнакомка хмыкнула:
   — Нет, пожалуй.
   — И в нашем доме никого нет? — вдруг выпалила Лена и испугалась своего прямолинейного вопроса.
   Незнакомка насторожилась, на щеках выступил густой румянец. Спросила:
   — А ты вон в том доме живешь? — и показала рукой на дом Лены. Лена кивнула. — В третьем подъезде?
   — В третьем, — почти прошептала Лена.
   Незнакомка быстро заговорила:
  — А я далеко живу. Не здесь. Так, мимо иду.
   — Я вас часто вижу, — опять напрямую сказала Лена, вдруг обидевшись на незнакомку за ее вранье.
   — А я недалеко работаю. В центральном универмаге. Честное слово. Ладно, я пошла. До свидания.
   — До свидания, — пролепетала Лена, однозначно поняв растерянность и волнение собеседницы: испугалась, что она, Лена, ее расшифрует... Держа Жулю на поводке, который предусмотрительно надела еще дома, опять последовала за незнакомкой, не зная, что сказать, что спросить, как окликнуть.
   Незнакомка сама остановилась:
   — А ты на каком этаже живешь? В какой квартире?
   Лена оцепенела от этого вопроса. Пробормотала:
   — На пятом. В семидесятой, — наврав и этаж, и номер квартиры и даже не подумав, что семидесятая квартира совсем в другом подъезде.
   — На пятом, — незнакомка явно повеселела, тоже не поняв ошибку с номером квартиры.   Сказала, что сама она живет в Первомайском районе, а здесь, в их домах, у нее нет подруг.
   — И у меня нет подружек, — стала врать Лена, схватившись за спасительную мысль.
   — Ты учишься или работаешь?
   — В десятом буду учиться.
   — А я работаю в секции парфюмерии. Приходи. Меня звать Рита. А тебя?
   Так и познакомились и почти подружились. И уже через пару дней, сидя после работы на скамейке за ЦУМом и затягиваясь сигаретным дымком, Рита охотно рассказывала своей новой подруге о своем житье-бытье. И была рада, что нашла в Лене такую молчаливую и всему удивляющуюся собеседницу. Не то, что ее подружки в ЦУМе: только о себе говорят и себя слушают. А эта лишь бледнеет и краснеет. Совсем еще девчонка. Может стать надежной подругой. И Рите есть, о чем рассказать, давно уже хочется поделиться, душу раскрыть-облегчить, чтоб без ухмылок и сплетен за спиной. Она, наверное, в свою мать пошла: та явно в четвертый раз будет мужа искать. Правда, с первым-то мужем, от которого она ее, Риту, нагуляла, почти сразу разбежались, еще до ее рождения, да они и не регистрировались. Но это отдельный разговор, целая детективная история. Она еще ее расскажет, а сейчас побыстрей о себе рассказать — не терпится, давно душа просит. Скажет только, что второй муж у матери пьяницей был, она его сама выгнала. А с третьим ссорятся — аж дым коромыслом, до драк доходит. Разбегутся, наверно. Хоть бы в четвертый раз нашла себе порядочного. Вот именно — порядочного. В этом вся суть и, наверное, ее, Ритина, разгадка.
   Она тоже разок замужем побывала. Был у нее один голубь сизокрылый. Все они — голуби: прилетят, поворкуют, потопчутся и улетят в края неведомые. Правда, для нее он действительно голубок-голубчик: втрескалась — и все! Не какой-то там залетный, не просто от нечего делать спала с ним. Ребеночек от него был, но во время родов помер. Два месяца назад.
   Да, да, она все рассказывает, ничего не утаивает. Это девки в ЦУМе про самое «страшное» не рассказывают, у всех любовь «чистая». Только знает она своих подружек! Одна все в девочках ходит, честная такая, хорошего жениха ищет, чтоб только ему отдаться — мол, тогда больше ценить будет. Но она, Рита, знает, что эту целку парни во все дырки драли, кроме главной. Сама просила: «Делайте, что хотите, только оставьте меня девочкой». Вот они и делали. И до сих пор делают. А другая «девственница», Рита тоже знает, большая специалистка по минету: говорят, парни от нее в восторге. Конечно, все уметь надо, это тоже целая наука, но нечего из себя ангелочка строить. Да и девственницу — тоже, сейчас это вовсе и не нужно. Хотя, конечно, на кого нарвешься. Рита знает, что кавказцы девочек обожают, никаких денег не жалеют. Но своих, местных, до свадьбы берегут, а других с удовольствием портят, хотя потом в жены их ни за что не возьмут. А если и возьмут, то, говорят, потом всю жизнь напоминают и издеваются. Но и девкам, кроме грудей, надо еще и мозги иметь, знать, с кем трахаться, чтоб для жизни с пользой было. И эта минетчица, которую она упоминала, тоже свою пользу нашла: теперь деньги за сеанс берет. Правда, сейчас, как и раньше, редко кто признается, что проституцией занимается. Как-то грозились в магазине, что сокращение будет, так и у нее, Риты, разные мысли в голову лезли, как на жизнь зарабатывать.
   Теперь многое в ней изменилось, по-другому на многих смотреть стала — и на парней, и на девок. Рассказывала она про своего голубчика своим магазинным подружкам, хвалила его, даже плакала, когда рассказывала. Хочется с кем-то поделиться, иногда никакого терпежу нет. Правда, не все им рассказывала, а Лене подробненько, без утайки. Может, они подружками настоящими не будут и разбегутся в разные стороны, но молчать больше сил нет. Все это время хотела рассказать кому-нибудь про жизнь свою, да некому. А душе-то невмоготу. Ноет еще все внутри, тяжко рубцуется. С голубчиком-то они разошлись, как в море корабли. Он, наверное, уже забыл про нее. А ей операцию делали, когда роды были, шрам еще свеженький. Говорят, зарастет и в купальнике будет не виден. Главное, чтоб на фигуру не повлияло. А она у нее отменная: талия шестьдесят сантиметров, бюст и бедра тоже в норме. Мужики смотрят. Еще как! Только теперь она умней стала. Все же лучше мужа иметь, чем быть матерью-одиночкой. Их сейчас много, но она этого не хочет. Хотя недавно хотела... У нее ухажеров хватает: трутся у прилавка, гулять зовут. Но разве сравнишь их с ее голубчиком? Хмыри и салаги, никакой культурности и солидности. Встречаешься только потому, что скучно одной и о будущем думать надо. Раньше-то особо не задумывалась. У нее, конечно, парни были, все обходилось, а вот с голубчиком подзалетела: не предохранялись. Сама решила: что будет, то будет! Захотела, чтоб и ему хорошо было. Вот и забеременела — как замужем побывала, хоть и штампа нет. Правда, есть на животе, — Рита засмеялась. — А может, ей просто операцию делали?! Вырезали там что-нибудь. Захочет — и девочкой прикинется. Штучки-дрючки есть разные. Она и Лене может как-нибудь рассказать. И сейчас врачи могут хоть что заштопать, всю невинность восстановить. Вон и объявления в газете есть: приглашают на ремонт. Во дают! Видать, мода к старому возвращается. Но что врать-то? Она не переживает по этому поводу и Лене не советует: все равно когда-нибудь раскроется, кто-нибудь нашепчет — еще хуже будет. Сейчас многие замуж выходят за взрослых дядечек и даже за старичков, у которых денег много. Вот их и надо дурить! Но они ушлые... Мужикам проще, только опыта набираются. Девки, конечно, тоже умней становятся, однако это им трудней достается. Вот и она просрочила. Сама не знает, как вышло. Протянула, жалко было с ребеночком расставаться. Все папочку его вспоминала, голубчика своего. И только потом поняла: думала, вдруг ребеночек на него походить будет?! Она бы не возражала. Порядочный, серьезный человек ей попался, не как мужья ее матери. Вот и была готова родить...
   А Лене про другое узнать не терпелось — об отце... Ее, Ритином? О своем отце? Об их отце?..
   Но Рита, как назло, продолжала рассказывать свою длинную любовную историю.
   — Вот и затянула с абортом. Хотя сейчас за деньги, когда хочешь, аборт сделают. Я бы, может, и заняла денег, но мать не разрешила: вначале орала, чтоб я аборт сделала, а потом стала орать, что вообще без детей останусь, угроблю себя! Ох, и выдала тогда. Даже по мордасе ударила. А что бить-то? Я по любви все делала и не жалею. Мать все расспрашивала про голубчика, терзала меня: где он да что он? Даже к отцу хотела пойти, чтоб помог.
   — К отцу? — сразу вырвалось у Лены.
   — Ну да, к моему отцу, к своему первому мужу. Никогда она к нему не обращалась, а тут за меня струхнула, видать, растерялась, переживала. А что отец? Мать еще в детстве понарассказывала мне три короба: дескать, отец во флоте служил, вот и нагуляли меня во время увольнительных. Хотели после дембеля зарегистрироваться, а он погиб в плавании — утонул, и тело не нашли. Представила его мне героем: специальное задание было, много ребят погибло. Все детство мне сказки рассказывала. Я плакала... Откуда ж было знать, что это сказки? Перед ребятами и девчонками гордилась отцом: герой! Только враньем это все оказалось. Хотя, кто знает, может, отец-то мой тоже порядочный человек. Вот хочу с ним встретиться да все решиться не могу. Он тоже ничего про меня не знал и не знает.  Когда вначале-то мать на аборте настаивала, я сопротивлялась и говорила, что я без отца росла и ничего, выросла, а мой избранник — человек порядочный, возможно, и помогать будет. Таких теперь редко найдешь. Это раньше такие были, как, например, отец мой... Вот тут-то мать и не выдержала, взорвалась, и как выдала мне: мол, мужики во все времена одинаковые — и холостые, и женатые, — им бы только на бабу залезть, кобели паршивые, и помощи от них ждать нечего. Ну, это я и без нее знала, хотя о голубчике своем по-другому думала. Видно, свою сказку хотела придумать. А мать стала про отца моего рассказывать. Никакой, оказывается, он не моряк, не герой, а просто тогда где-то учился или уже работал, я не поняла, да сильно и не пытала — не хочет об этом говорить. Зато другое поняла: нагуляла меня мать и хотела рассказать ему, а он то ли на другую уже пялился, то ли что-то повздорили, то ли другая какая причина —  словом, расстались. Мать, наверное, еще не всю правду мне рассказала. И разве все расскажешь? Хотя до сих пор я ее выспрашиваю. Теперь вот и от самого отца хочу что-нибудь узнать: вдруг все случайно вышло, бывает. Мать-то вряд ли в чем виновата... Расстались, и он, наверное, тут же забыл, с кем в кровати был. Так что правду говорят: все мужики одинаковые, и мой голубь сизокрылый, тоже меня позабыл... А мать гордая была, не пошла плакаться и унижаться — доказывать, что это от него забеременела. Уехала от родителей учиться в другой город, там и родила меня. Вначале-то родители ее ничего не знали, а она замуж выскочила, чтобы, думаю, меня пристроить. Но не сложилось: и учебу бросила, и мужа тоже. Потом сюда вернулась. У отца моего своя семья появилась...
   — Сюда? В Н-ск?— переспросила Лена и подумала: «Почему сюда? Отец учился в школе не здесь. И Катька, его школьная подружка, в другой город уехала. Значит, не она... Конечно, не она...» И какая-то слабая надежда мелькнула в ее сознании: может, она, Лена, вообще все поперепутала, нафантазировала? Господи, если ты есть на свете, помоги, чтоб все честно было...
   — Ну да, сюда. А еще куда? — продолжала Рита свой рассказ. — Родители и родственники матери всю жизнь здесь живут: кто в городе, кто рядом, в деревне. А я все не могу с родным отцом встретиться — побаиваюсь: вдруг не признает. Но я обязательно встречусь. Обязательно! Фамилию его и имя с отчеством у матери выспросила, адрес в «Справке» сказали. И даже внешность его выведала: мать обрисовала. Оказывается, она его иногда в городе видит, но не подходит. Вот гордая! Унижаться не хочет. Или все еще любит. А бабка одна, соседка его по дому, помогла отца определить: я ей обрисовала, а она сразу выдала — фамилия отцовская. Молодец бабулька. Хорошо, что ни о чем не расспрашивала. Матери пока ничего не говорю. Но она против будет: скажет, мол, что старое ворошить, молодость не вернуть. Вот и тогда поорала, поорала на меня, отцом моим хотела меня уговорить от ребеночка избавиться, чтоб я судьбу ее не повторила, а потом и сама расплакалась. Говорит, делай, что хочешь, что душа подсказывает, и поздно уже аборт делать — вообще без детей останешься. А как без детей? Вон и у отца моего дети есть...
   — Дети? — с волнением переспросила Лена. Какая же она «дети»? Она одна у отца. Одна... Господи, если ты есть на свете, помоги, чтоб все честно было...
   — Не знаю я толком, — ответила Рита. — У матери выцарапала: дети у него. Может, она что не так сказала. Но главное в другом: не стала она тогда его закладывать, семью разрушать. А сейчас и подавно не собирается. Признаться, я не ожидала, что она у меня такая. Молодец! Наверное, я вся в нее... А вот меня она хотела защитить: если бы узнала от кого я подзалетела, не осталось бы от моего голубочка даже перышек. Но я не проговорилась. Втрескалась до умопомрачения. Сама отдалась. Силой, пьянкой или подарками он не брал, не как другие — сразу в баню зовут. Все культурно, по-порядочному. Захотелось с таким человеком хоть немного рядом побыть. И правильно сделала. Нежный был, ласковый. Втрескалась до того, что готова была одна ребеночка вырастить. Так что зря тогда мать руки распустила. Если уж от кого рожать, так только от того, кто нравится.
   — Сейчас-то я перегорела, — продолжала рассказывать Рита. — Но хочется рассказать голубчику моему, что у нас ребеночек был. Ведь если он был, значит, у него и отец был, а у меня — муж, и сама я женушкой была, хоть и не расписывались. А как же иначе? Что бы я ребеночку рассказала, останься он живой? Мол, нагуляла тебя неизвестно с кем? Как мать моя сказку про отца-героя стала выдумывать? Да лучше бы она сразу мне все рассказала: глядишь, мы с отцом и нашли общий язык. Пусть он в жизни и не герой, но живой же человек: поговорить и посоветоваться можно. Нет, я со своим отцом обязательно встречусь: расскажу все, посоветуюсь... А с сизокрылым своим, может, и не буду встречаться. Почему-то решиться не могу — то ли стесняюсь, то ли еще чего. Вот и мучаюсь. А сейчас рассказала — и на душе легче.  Даже не верится, что это все со мной приключилось...
   — Я к тетке в деревню уехала, мать настояла. Я и сама хотела, у тетки своей полжизни провела. В деревне мне больше нравится: матерятся, пьют, но зато меньше за спинами брешут. Там и рожала. И крик слышала: то ли сама кричала, то ли ребеночек. Говорят, они все должны кричать, когда родятся живыми. А когда на второй или на третий день немного оклемалась, мне и сказали, что умер ребеночек. Девочка была. До сих пор крик ее слышится. Я в церковь ходила, свечку поставила. И еще пойду. Мне в церкви нравится: тишина и понимание. Раньше-то о боге не задумывалась. А как потеряла доченьку... Я и имя ей дала, хоть ее и не видела. А то как бы вспоминала, если бы у нее имени не было. У каждого родившегося — живого или мертвого — не только мать, но и отец должен быть, как и имя свое. Иначе что бы я на крестике могильном написала? А там должно быть и имя, и отчество. И без вранья. Боженьке надо каждого знать, чтоб он различал нас, грехи прощал и просьбы наши понимал. А вдруг и там какая-то жизнь есть. Вот и буду просить, чтоб у доченьки все хорошо было. Она ни в чем не виновата и должна жить в раю. Это я — грешница... Изменилось что-то во мне. Честное слово. Словно боюсь опять бога прогневать... А доченьке я имя хорошее дала, мягкое, мне нравится. И, главное, по отцу получилось.
   — По отцу? — опять переспросила Лена. А в душе вдруг что-то защемило и больнее, чем прежде. Что-то не то, что-то не так... Господи, если ты есть на свете, помоги, чтоб все честно было...
   — Ну да, имя по отцу получилось, по голубчику моему, по отцу моей доченьки, земля ей пухом. Голубчик-то мой — хороший человек. Сейчас к нему все прошло, считай, что развелась. Говорю же: я вся в мать, тоже гордая. Что за мужиком бегать, если он тебя не хочет. Мой-то хочет, но от законной жены не уйдет. Семейный он. И порядочный — правильно делает: что человека предавать? Ничего о своей семье не рассказывал, но я почувствовала, что он не просто захотел с другой переспать, а в чем-то несчастный он, а вот в чем — не поняла. Может, у них детей нет или еще что. Веселости в нем не было, грусть в глазах. — Рита засмеялась: — Но в кровати-то он шустрый... Хорошо мне с ним было. И, главное, для души хорошо. Были мысли:  любовничать с ним. Но его жена может узнать. Что жизнь хорошему человеку портить? И он сам сказал: случайно встретились. Может, и так, но я думаю, что больше для отвода глаз: себя и жену не хочет терзать. Видать, потому и не могу решиться подойти к нему: только его в неловкость поставлю и себя унижу. Но я не раскаиваюсь, пожалуй, наоборот, теперь мне легче будет: знаю, что есть на свете хорошие люди, а не только одни сопляки или крутые. Хороший дядечка. Хотя для меня он, признаться, староват: скоро бы скиснул, а я по мужикам от мужа не хочу бегать. Я когда-нибудь расскажу о нем. Он стихи мне читал. Представляешь?! Дай бог, чтоб хороших людей больше было. Может, еще повезет. И чтоб все подольше было. Хорошо бы на всю жизнь... Ты что таращишься? Хочешь знать о ком говорю? Только смотри: ни-ни. Мой неназванный муженек, отец моей Валечки, доченьки моей, царство ей небесное, — сосед твой, со второго этажа. Валентином зовут...

   (Продолжение  следует.) - http://www.proza.ru/2012/11/07/408

   НА ЦЕПИ. Повесть. — Новосибирск. «Литературный фонд», 2001 г.
   С желающими почитать повесть в книжном издании могу поделиться из авторских запасов.