Там где вершиться история. Часть 1

Каждый из нас, наверное, хотел бы стать свидетелем какого-то исторического события. Но ведь история и ее события не есть положительное или отрицательное. История она нейтральна, в ней столько же отрицательного, сколько и положительного. Она, как кисло-сладкое яблоко: вроде куснешь сладко вкусно - интересно, событие полно красок, а с другой стороны кисло – представляешь сколько людей пострадало от того или иного события, сколькие мучились, и каждый укус этого яблока - это какое-то событие. Вот  так и мой друг, он очень хотел присутствовать там, где вершиться история. Звали его Антонио. Сам родом из Испании, всегда утверждал, что он испанец до мозга костей, хотя у меня всегда были подозрения в том, что генами он принадлежит к «сапожной» стране – Италии.  Антонио на момент его попадания в историю было всего 23. Молодой, смуглый парень, брюнет и карие глаза, который напоминали кипящий горький шоколад, худощав и любил шляпы, был зависим от сигарет. Слушать музыку, которая была популярна в годы его рождения: Simon and Garfunkel, The Beatles, Small Faces и т.д.  Попал он в историю совершено случайно.  Ему на день рождения все друзья, родственники решили скинуться деньгами и подарить внушительную сумму, что бы Антонио мог открыть свой магазин антиквариата,  о котором так мечтал. Спустя пару недель,  после празднования его дня рождения, я случайно зашла в кафе, где сидел мой друг, опечаленный неизвестной  мне причиной, и  задумчиво всматривался в бокал с красным полусладким вином. Я подсела к нему за стол, сняла шляпку, очки. Я долго смотрела на него в упор. Он не замечал меня. Я не знаю, сколько мы так просидели, десять минут или весь час, но когда Антонио очнулся от своих раздумий, то был крайне удивлен  от того, что я сижу за его столом и внимательно всматриваюсь в его лицо.
-Ох, ты тут как? Давно сидишь?
-Сказать честно, я счет времени потеряла, да и часов тут, что-то не видно.- на моем лице молнией пронеслась усмешка. – Чего ты тут сидишь средь бела дня с бокалом вина, да еще и один?
Он тяжко вздохнул, снова посмотрел в бокал, повертел его в руках и посмотрел на меня:
- Эш, я даже не знаю, как быть. Мои родители хотят, что бы я открыл тот магазин, о коем грезил в подростковом возрасте,  хотят, что бы из меня вышел лихой владелец целой  антикварной «империи». Друзья же хотят, что бы у меня был этот магазин, и что бы могли у меня подешевле покупать безделушки прошлых веков для своих подружек и тем самым производить на них впечатление. А пока не хочу торговать безделушками, не хочу быть лихим владельцем антиквариатной «империи». Я пока молод. Хочу прожигать жизнь. Я вот раздумываю, над тем, что бы бросить все и проехать путешествовать по Европе на эти деньги.
- И что же мешает тебе поступить, так как желаешь ты?
- Мешает то, что я не хочу подводить тех людей, что дали мне эти средства. Но я так же не хочу исполнять их прихоти. Вот в чем вся дилемма.
-Ты боишься ответственности и людей?
- Именно.- Антонио с горечью допил остатки вина, что были в бокале. И снова застыл, рассматривая осадок от вина через стекло. Прошло минут двадцать, и он обратился ко мне:
- Так что ты на это скажешь?
- Скажу, что твои раздумья глупы. Ты уже не маленький мальчик, вон совесть вином утешаешь, - я указала рукой ему на бокал, на который он так же взглянул с горечью, но в этот раз не завис в его стеклянных стенках,- Ответственность от тебя уже никуда не уйдет, потому что ты уже вырос, хочешь ты того или нет. А люди… Люди мелькают в нашей жизни подобно слайдам. Вот сейчас ты видишь горный пейзаж, через секунду «Раз!» ты уже видишь океан и песчаный пляж, и снова «Клац!» через мгновенье пред тобой лесная чаща и таинственная туманная река. Так же в нашей жизни люди сменяют друг друга или же обмениваются ролями. Сегодня ты после танцев спал с Элиз, завтра ты проснешься в объятьях Марии, а послезавтра в твоей постели побывает Кэтрин. От этого никуда не убежишь и не денешься. Как бы нам с тобой не хотелось. Увы… Это такая же штука, как и ответственность.
 Он опечаленно посмотрел на стойку, где должен был стоять официант, но его там не оказалось. Антонио снова посмотрел на меня:
- Пожалуй, ты права. А родители и друзья, которым я так дорог меня поймут, а не поймут, так со временем простят.
В его глазах искрой блеснул оптимизм, и туман раздумий постепенно рассеивался. Я улыбнулась ему, и он ответил взаимностью. Я оглянулась на стойку, официант уже был на месте. Я жестом руки подозвала его к нашему столику, когда он подошел, я внимательно оглядела его с ног до головы: обычный, ничем не примечательный юноша, лет шестнадцати или семнадцати, чуть выше среднего роста, светлая кожа, черные ресницы и голубые глаза и пепельно-русые волосы, он явно не испанец, скорее всего приезжий, может ученик по обмену или студент. Мы с Антонио попросили принести нам чайничек чая и пару булочек. Когда юноша отошел я с доброй улыбкой взглянула на своего друга:
- И куда ты думаешь ехать путешествовать?
- Увы, пока я не знаю, точнее сказать, не определился.
- Хорошо. А варианты, какие?
- Я думал съездить в старую добрую Англию, может быть посетить Чехословакию, Австрию, Венгрию, Югославию, ФРГ, ГДР, а если и повезет, то в СССР. Но я не хочу ходить по скучным музеям, не хочу лежать у берега моря, как в какой-нибудь Греции, Италии, Франции. Я хочу туда, где кипит жизнь, где вершиться что-то новое, как говорится из заголовков газет туда, где «неспокойная обстановка».
- Что ж ФРГ, ГДР, Югославия, Чехословакия, СССР. Только я не понимаю, зачем ехать туда, где небезопасно находиться.
- Наверное, у тебя еще жив инстинкт самосохранения. И в конце концов, ты же девушка, вы всегда заботитесь о безопасности, потому что вы все таки будущие или уже нынешние матери.
- Хм… В чем-то ты прав – мы хором засмеялись. Бедняжка Антонио поперхнулся чаем от смеха, и когда откашлялся, он посмотрел мне в глаза свои теплым мягким уютным и добрым взглядом.
- А вообще знаешь, я никогда никому не говорил, но раз уж мы заговорили об этом. Мои дядя и отец- итальянцы. Отец был вторым ребенком в семье, и когда шла война, он был слишком мал, что бы воевать. А вот мой дядя он еще девятнадцатилетним ушел на войну. Мои бабушка и дедушка очень сильно переживали. Хотя как же не переживать за своего ребенка в дали от дома, да еще и на войне! Но его спасло то, что его все считали молодым для боя, и его почти пол войны продержали «в запасных». В боях он участвовал  только с мая по ноябрь 1941, когда фашистские войска захватывали Югославию, Белград, Грецию. В то время - после захватов было много пленных и за порядком среди них поставили следить моего дядю. А когда СССР, Англия, США начали освобождать Европу от лап Муссолини и Гитлера мой дядя сбежал с войны, вернулся в Италию. Был объявлен дезертиром. И что бы спасти себя и семью, он собрал все вещи и вывез родных в Испанию, так как она была ближайшей страной, хранившей нейтралитет. Позже в Испанию приехал и он. Так наше семейство оказалось тут.
Антонио вздохнул тяжко, будто легкие его были из свинца, он поджал губы, они стали, словно тонкая розовая нить на его лице. Он посмотрел на меня. В его глазах был туман горечи, печали, грусти. Смотрел он на меня, не отрываясь и не моргая, мы просидели так пару минут. Потом он выдохнул так же тяжко, перевел взгляд на стол, а после заглянул мне в глаза.
- Я рассказываю тебе это не потому, что я горжусь поступками своего дяди, или считаю, что та война была во имя Светлого, Доброго и Вечного. Но пойми его рассказы о боях, о захватах городов, как перед ними падали крепости, селения, города, страны, меня еще ребенком очень впечатлили.  Нет,  я не хочу убивать людей. Просто когда осознаешь, что твой дядя был там, где вершилась история, где решались, пусть и не самым лучшим и верным путем, человеческие судьбы. Но от осознания этого, ты хочешь быть там же - там где происходит нечто важное, и важное настолько, что об этом напишут в учебниках. И я сейчас открываю старые газеты с времен войны, которые сохранились еще от бабушки, она их почему-то очень бережно хранила, и на страницах этих газет написано о тех событиях, происходивших в 1941 году. Я читаю и понимаю, что в некоторой степени эти события и заслуга моего дяди. Так же и я хочу, что бы мои дети, внуки открыли старые газеты, а там написано о каком-то событии, в котором участвовал я.