Ёлочка

Зима в заполярье (впрочем, как и везде) начинается с ледостава. Однажды в череде сырых ветреных ночей случается одна – ясная, пронзительно холодная, когда медовая луна последний раз купается в стоячей воде тундровых озер, не брезгуя даже самой маленькой тинной лужицей. К утру неподвижная тьма в них густеет, затягивается хрупким слоем лунного серебра. И первый по-настоящему зимний день рождается в блеске зеленоватого озерного льда.
Но пока что тянулись те самые – волглые и простудные – осенние. Беспросветно-серые, когда вечер начинается прямо с утра, и весь день окна светятся желтым, и зябнут на улице голые, унизанные каплями ветки кустов, и хочется укрыть от холода всякий по недосмотру вылезший зеленый росток.

В один из таких дней мне вдруг приспичило ёлочку – чтобы дома запахло лесом, смолкой и не скорым еще новым годом. Подумалось, вот бы с ёлкой зимовать, а как подрастет – на газон ее, мир украшать.
Отыскала в шкафу синее пластмассовое ведерко, большой пакет, верхонки и дочкину железную лопатку – всё, экспедиция готова. Через час желтый автобус высадил меня на пустынной турбазе и укатил, расплескивая лужи. Вдоль дороги тянулся унылый подлесок, в котором все живое съежилось, вымерзло или размокло. Все, кроме ёлок.

Найти подходящую оказалось непросто. Молодые деревца росли редко и были неказисты, не успев вырасти, ссутулились под давящим ветром, согнулись под тяжестью снеговых шуб. Напитавшиеся влагой моховые кочки сочно чавкали под ногами. Я петляла, не разбирая троп, обходила кусты и тусклые озера с дрожащими в них акварельными берегами. Ветер давно натягивал с севера рыхлые темные облака, они шли так низко, что смотреть в небо можно было, не поднимая голову. Но я, занятая поисками, все равно не смотрела.

Стройная, не выше локтя ёлочка, нашлась в низине между озерками. Я окопала красавицу вместе с росшими под ней кустиками брусники, надела перчатки и вытянула деревце с порядочным комом земли из раскисшего торфяника. Пока укладывала добычу в приготовленный пакет, сверху вдруг кусками повалил снег. Я, наконец, подняла голову. Небо опрокинулось и хлынуло на землю сплошным серым потоком. Тяжелые влажные хлопья застревали в сплетении ветвей и сухих травах. Исчезли озера и лиственницы, пропал весь мир, осталась только разрытая кочка под ногами, и я вдруг сообразила, что не знаю, куда идти. Не помню, как забрела в это место, и в какой стороне турбаза. Снег поглотил пространство и все звуки, стих даже вечный шум дороги, которая должна быть где-то рядом.

Я стояла в растерянности, чувствуя, что еще немного и меня засыплет здесь вместе с пейзажем. До весны. Но туча подобрала живот, даль очистилась и стали видны впереди длинношеие трубы, жарко дышащие в небо – там город.

Дома, выпустив наконец ёлку из объятий, я устроила ей «тундру» в синем ведре. Кудрявая бородка ягодника живописно свесилась через край и за два дня покрылась мелкими розовыми цветочками. За окном то и дело принимался идти мокрый снег, по стеклам текло, по улицам тоже. А у меня млела в тепле цветущая брусника, и чуточку пахло хвоей.

А потом настала та самая, до хруста студеная ночь, и городские огни, всё расплывавшиеся мокрыми пятнами, вдруг стали отчетливыми до рези, и губы мгновенно обметывало холодом, и разбухшая форточка подсохла и перестала скрипеть. К утру дороги покрылись слюдяным блеском, лужи остекленели, а за городом робкое солнце новой зимы впервые заглянуло в ледяные зеркала озер. Ёлочка моя будто почувствовала перемену, и когда я тронула сухую зеленую лапу, хвоинки ее с тихим шорохом осыпались. Все до единой.

Опубликовано в журнале "Юный натуралист" №12 2016.