13. Линия Танца. Северный город

В Палисадове, словно старого друга, я иногда навещаю мой любимый театр, устояв-ший против нахлынувшей пошлости. Там и встретил школьную подругу Машеньку. У нее тот же живой взгляд, такая же добрая улыбка. В черном бархатном, странно поседевшем платье, посвечивая локотками сквозь поредевшую ткань, она поправляла прическу. Высоко заколотые золотистые пружинки волос делали ее хрупкой.
Когда-то она заметила, что я похож на Олега Кошевого. Книжная девочка видела в сверстниках литературных героев, а нам нравилось посмеяться над ней.
– Помнишь, Доля, как вы, бессовестные мальчишки, дразнили меня макакой? Я вас любила, а вы…
– Машенька, давай я буду называть тебя Мэри!
Она улыбнулась на это предложение, но заговорила о серьезном:
– Муж тяжело и долго болел. Его уже нет. Мое сердце, наверно, почернело от пережи-ваний. Живу одна: не нашли общего языка с зятем.
На карие глаза навернулись слезы. Но она сменила тему.
– Хочешь, Доля, я покажу тебе место, где время остановилось?.. Тебе пойдет на поль-зу: ты же пишешь. Запомни мой телефон.
Интересно, что Маша имела в виду?..
Через несколько дней мы подъехали на автобусе к одноэтажному клубу на окраине города. Вечерело, снег валил хлопьями. Купили билеты, вошли в скромно освещенный зал с жесткими стульями вдоль стен. Вокруг много немолодых людей, все принаряжены, в приподнятом настроении. Моя школьная подруга, оживившая усталый бархат платья серебристым шарфиком, бережно поправляла его на плечах. Зазвучала музыка, начались танцы.
– Сейчас буду сплетничать, Доля. Здесь все известно обо всех. Не осуждай меня! Без этого ты долго не разберешься… Посмотри на веселую старушку – танцует рядом с нами. Копна рыжих волос, пудра сыплется с лица, как штукатурка сталинского дома. Поет в народном хоре и служит горничной в гостинице сомнительной репутации. Всегда с мужчиной! Хотя их здесь меньше, чем женщин. Появится новый со слуховым аппаратом, и тот нарасхват.
Маша танцевала легко, предвосхищая каждое мое движение. Зная, что у нее красивая улыбка, не торопилась гасить ее.
– Видишь седобородого дедушку в старомодном коричневом костюме?.. Это техник-строитель Донат Платонович. Здесь представляется инженером. Между прочим, про-граммист-самородок. Странно устроена человеческая натура. Гордимся тем, чего нет. И забываем о том, чем гордиться можно. Обожает посудачить научно о смысле жизни, о бренности земного бытия. Но больше всего – потереться среди пригожих сударушек. До-мой уходит один. Там его ждет покладистая жена. Раньше он обещал ей: «Я потанцую до шестидесяти!» Теперь говорит: «…до семидесяти!»
Мы останавливались в сторонке, потом сливались с публикой в новом танце. Маша продолжала свое обозрение:
– Обрати внимание на ту моложавую даму. Стройная, лицо свежее, очки роговые. В раздевалку входит в самом затрапезном виде. Выплывает – в прозрачном шифоне и мо-дельных туфлях. Это докторша. Если мужчина нравится, томно намекает ему: «Со мною можно рассчитывать на большее…» Но любить-то хочется, Доля! Ты молчишь. Думаешь: я стала злой, циничной?
– Машенька! Мэри! Не волнуйся об этом. Мне очень любопытно.
– Тогда внимай… Вон маленький живчик во фраке. Смотри, смотри, летает с партнер-шей по всему залу. Ножками-то, ножками какие выделывает антраша! Освоил еще в мо-лодости – импровизирует до сих пор. Вглядись в лицо: все в морщинах. Фрак лоснится, штопаный-перештопанный. В гости к пассии может приехать со сдобной булочкой... Но как он крутится в вестибюле перед зеркалом, расчесывает седые кудерьки. Плясать ему до ста лет!
Я понял, почему она любит бывать здесь: столько занятных личностей и наверняка – свой интерес. Мне захотелось определить: кто?.. Однако все ее внимание направлено на меня. Старается, чтоб не заскучал. Напрасно волнуется, зрелище впечатляет! Время за-медлило ход в старом деревянном доме на окраине города, где влюбленные в жизнь па-лисадовцы вытанцовывают свои заключительные па.
Я поймал на себе хмурый взгляд широкоплечего молодца в сорочке с закатанными рукавами.
– Маша, кто это?
Ко всем незлая ирония, а тут – смутилась. Все понятно: это он.
– Сеня достоин отдельного живописания. Всего три раза сидел. Всего раз десять ле-чился в желтом доме. И он же у нас солист. Водит бесподобно! Застенчивая домоседка начинает вальсировать, как балерина. Хотя танцует Сеня нечасто. Больше сидит, о чем-то мечтает. Но, когда раскрывается, служительницы гардероба прибегают в зал.
Маша стала удаляться от меня в новом танце, где участники двигаются порознь. Руки ее устремились ввысь, изобразили порыв, невозможность полета, беспомощное падение. И вдруг она бросилась в веселое праздничное кружение. «Твое сердце когда-то почернело от переживаний и, кажется, снова розовеет», – отметил я.
Чуть в стороне выступил Сеня. Свои фигуры он выполнял так изящно и легко, словно не имел веса в полете. Вокруг него образовалось свободное пространство, им любова-лись. Неожиданно Сеня пронесся так близко от меня, что я ощутил ветерок. Что-то этим было сказано?.. Я не соображал, что таит его налитое тело, но почувствовал угрозу. И, наконец, солист выполнил свой заключительный пируэт: прыгнув, сделал в воздухе пол-оборота и с маху врезал каблуком по ветхой сцене.
Стоявшая на подмостках распорядительница бала испуганно схватилась за грудь, но, увидев лицом к лицу Сеню, сразу успокоилась. Радиола уцелела, веселье продолжалось. Маша танцевала без прежнего подъема. Сеня сидел на краю сцены, скрестив на груди руки в синих наколках, и думал свою думку, словно к только что случившемуся переполоху не имел никакого отношения.
Музыка кончилась, он подошел ко мне. Резкий запах махорочных сигарет ударил в нос.
– Выйдем потолкуем!
Я невольно посмотрел на поспешившую к нам Машу.
– Что с вами, Семен?.. Это мой школьный товарищ.
– Не мандражи, очкарик! Не волнуйтесь, Мария Брониславовна. Вернемся через пять минут.
Мы прошли в глубь освещенного коридора.
– Как тебя звать?.. Ардалион?.. Не видел я жизни, Ардальон-медальон. Колхоз, лес-промхоз, тюряга. Последние годы жил у матери. Только поймал кайф, она умерла. А од-ному хреново! Вот встретил Марию, озорная она, фартовая. Люблю все живое… Не убий-ца я, хоть и сидел по сто второй! Не пришил бы его, он бы меня заколбасил.
Я, ошарашенный такой откровенностью, зачем-то спросил:
– Где вы научились так танцевать?
Он усмехнулся:
– В лагерной самодеятельности. Был человек…
Тут словно кто-то подтолкнул меня:
– Семён, я хиромант. Разрешите, гляну ваши ладони.
Он нехотя раскрыл руки. Я вгляделся и замер... На левой красовалась линия Танца! Больше того, она легла на линию Судьбы. Я прочел тысячи рук, видел сотни тысяч магических знаков, но такого манифестного их сочетания – ни разу. «Вот это программа! Сеня, Сеня, не угрюмым убийцей родился он, а выдающимся танцовщиком. Но ему не повезло… И хорошо, что ничего не понимает в моем ремесле. Может, сказать? Что это даст ему сегодня!»
Я сделал вид, что мне неинтересно. Семен опустил руки и сжал кулаки. Морщины на лбу выступили резче, кустистые брови сошлись.
– Мария учит детей алгебре. Я жэковский шнырь, мету двор. Но она будет моей! Рань-ше обнимешь – сбросит руку. Теперь прижимается. Думаешь, понт? Ничего подобного! Только начинаю жить… Не могу видеть: кто-то смотрит ей в глаза, прикасается к ней! Ду-мал: остыл от подвигов, побрился. Сегодня понял – все может быть… Рви когти, хрено-мант!
Глаза у него побелели от бешенства. Мне стало не по себе. Мы вернулись к ожидав-шей нас Маше, она опустила очи долу. Я сдержанно простился и вышел из клуба.
Снег уже перестал, похолодало, чистые звезды горели в темном небе. Автобус подо-шел к дому культуры точно по расписанию. В природе и в городе все шло своим чередом. Ай да Машенька, Мэри, Мария Браниславовна! Что называется – отчебучила. Но Сеню она может спасти, если действительно полюбила. Подобное я помню.
…Сеня! Сеня! Сеня! Чудесный дар совместился в тебе с несчастным сознанием. Ви-димо, талант и душа некоторых живут в разных мирах, не соприкасаясь. Это непросто представить, еще труднее объяснить. Вопросы оказались непосильными для меня. Но я верил, что ответы существуют и рано или поздно найду их.
Был случай, я даже вкушал освященную пищу прасад в кругу кришнаитов, облаченных в экзотические шафрановые одеяния, и постигал тайны древней ведической цивилизации. Рассказ о микроскопической душе в сердце каждого живого существа, об ее бесконечных реинкарнациях поразил своей архаичностью. Хотя в доступных мне трудах корифеев этого учения встречаются философские жемчужины.
Еще какое-то время я читал Библию самостоятельно и больше как литературное про-изведение. Сегодня понимаю, что это была ошибка, потому что уровень богословия в освобожденных общинах начал быстро подниматься и зависит в первую очередь не от конфессий, а от их священнослужителей.
И вот именно такой отзывчивый встретился среди палисадовских батюшек. Все-таки не напрасно я упорно наведывался в кафедральный собор на окраине города! С помощью отца Бонифатия мне стали открываться иносказания и парадоксы Священного Писания. Оно подсказало, например, что талант и душу может объединить и Бог, и дьявол; а наш герой Сеня стоит сегодня на распутье.