Рыбачка. Работа всякая важна одинаково

      Я – УЧИТЕЛЬНИЦА

    Так случилось, что за свою трудовую деятельность я несколько раз меняла место работы.   Делала это только по своей собственной воле,  и ни разу не возникало проблем с трудоустройством. Некоторые психологи, в том числе и американские, считают, что человеку вообще полезно менять место работы раз в  4-5 лет.   Мой трудовой стаж  почти ровно  пополам делится между  преподаванием в школе и  работой инженером-экономистом на предприятиях  рыбной промышленности.  Спасибо моему   университетскому образованию и диплому, переход от одного вида деятельности к совершенно  другому происходил без особых проблем,  хотя,  конечно, приходилось неоднократно пополнять свои знания. 

    В дипломе, полученном  на геофаке ЛГУ,  указана специальность  «экономико-географ». Это  позволяло в равной мере и преподавать и   работать  в  должности экономиста.  Так как я мечтала быть учителем, естественно, моя первая работа была в  средней  школе № 6.  Устроилась я туда с трудом, благодаря тому, что директор школы Ольга Игнатьевна Попова  учила когда-то моего мужа, многие учителя помнили его только с хорошей стороны. Вот и протянули руку помощи  молодой семье.   Одна из  учительниц  географии ушла в декретный отпуск, на ее место  и  взяли меня, на 12 часов учебной нагрузки в неделю. Полная ставка тогда была 18 часов в неделю. Зарплата учителя с высшим образованием без стажа работы при такой нагрузке составляла 80 рублей, соответственно мне платили чуть больше 50. Но и этому я  была несказанно рада! Школа была очень большая, занятия шли в две смены, на каждой параллели было по 4-6 классов. Мне достались уроки географии в шести пятых классах  и классное руководство в 5 «г»

     Не забуду первые свои уроки.   К первому сентября я сшила у портнихи строгий темно-синий  костюм,  прикрепила к нему  университетский значок, но все равно выглядела значительно моложе своих лет, многие принимали меня за ученицу старших классов.  Однажды, в перемену  ко мне подошел высокий парнишка, третий год сидевший в пятом классе из-за неуспеваемости и спросил: « Девочка, а где такие значки выдают, я тоже хочу…», и был очень удивлен, когда я вошла в класс с журналом и начала урок. В первые дни работы я поняла, что очень мало знаю о труде учителя, не хватало знаний по методике и педагогике, я даже не умела правильно написать план урока, и совсем не имела четкого представления о работе классного руководителя.  Большое спасибо коллегам и директору школы Ольге Игнатьевне, они постоянно помогали мне, учили, давали советы. 

   В большинстве своем  учителя  были намного старше меня,  ко мне относились очень хорошо, как к дочке или близкому товарищу.  Классы были очень большие, по 40-42 ученика, к тому же в каждом было по несколько переростков-второгодников, не имевших особого усердия к учебе.  Бывали трудности с дисциплиной на уроках, иногда не  хватало времени, чтобы  полностью объяснить новый материал, а то, наоборот, не успевала  спросить домашнее  задание у намеченного количества учеников.  Еще труднее было проводить родительские собрания, ведь все родители были старше меня.   Когда проводила  первое собрание, волновалась так сильно, что едва могла говорить.  Это, наверное, сродни первому выходу артиста на сцену. Может быть, некоторые родители в душе посмеивались над такой молодой и неопытной учительницей, но виду никто не показывал.
 
    Медленно, постепенно осваивала я нелегкую работу педагога, к середине года  появился некоторый опыт,  стала увереннее, меня даже иногда посылали  замещать отсутствующего педагога в старшие классы. Как хорошо, что в университете мы получили много разнообразных знаний по географии и смежным наукам!   И если у меня на уроке в старших классах надо было занять учеников, я рассказывала им про заморские страны, обычаи народов, о путешествиях и т.д. Ребята всегда охотно меня слушали.

    Проблемой было  где-то оставлять Костика на время уроков. Когда мы перешли жить на квартиру к Узюмским, то иногда хозяйка, Владислава Карловна, присматривала  за нашим сыном. А иной раз я брала его с собой в школу, он или сидел в учительской, или «гулял»  по коридору под присмотром технички. Учителя звали его  «Костик – мамин  хвостик». По характеру он был спокойным, мог с книжкой и  листком бумаги просидеть за партой минут 30.  Только ближе к весне с великим трудом мне выделили место в детских яслях  №13,  рядом со школой,  куда сын ходил  несколько месяцев, до своего отъезда в Нарьян-Мар осенью 1963 года.

   На следующую  осень вернулась из декретного отпуска учительница и  меня   перевели в среднюю школу №3, опять на половину учительской ставки -  в  Клайпеде  был  избыток учителей географии.  Но там я поработала только один месяц, так как во время  прохождения медицинской комиссии у меня обнаружили затемнение  верхушки левого легкого. И 10 последующих месяцев я лечилась, сначала амбулаторно при  противо-туберкулезном диспансере, потом ездила в санаторий в Шафраново.  Этот год для меня выдался очень трудным, прежде всего в моральном плане. Павел немного рассказал в своей книге о  поездке ко мне в санаторий, о моем лечении.
    А как же тяжело было мне!  Когда врачи объявили, что у меня туберкулез легких и надо ложиться в диспансер на  несколько месяцев, я запаниковала. Первой мыслью было: « А вдруг я умру? Как же мой маленький сынок?»  Мне сразу назначили интенсивное лечение, надо было ежедневно делать несколько внутримышечных уколов, принимать по 30-35 штук таблеток.  До этого я вообще не умела глотать таблетки целиком, но  пришлось привыкнуть.

 На уколы ездить в диспансер,который  находился за городом, было практически невозможно, Костика оставлять было не с кем. Я купила шприц, стерилизатор (тогда еще не существовало одноразовых шприцев, после каждой инъекции шприц приходилось стерилизовать), и стала делать себе уколы в бедро сама. Когда я отвезла Костю к родителям в Нарьян-Мар, то врач порекомендовала мне санаторное  лечение, так как состояние легких улучшилось значительно. 28 декабря 1963 года я приехала в Шафраново.

   Конечно, это был не фешенебельный курорт, каким мы себе вообще представляем санатории. Скорее это похоже на сельскую больницу.  Больные размещались в нескольких двухэтажных деревянных корпусах, в палатах по 6-8 человек, санузлы были общие в коридоре, баня раз в 10 дней. Всего на лечении  одновременно  находилось около 500 человек, с разных концов Советского Союза.   В нашей палате были женщины из Белорусии, из Брянска, из Узбекистана.  Многие лечились здесь по 5-6 и даже 8 месяцев, в зависимости от течения болезни и  результатов лечения.  Врачи были очень хорошие, внимательные, здесь делали даже операции на легких.  Способствовал лечению и сухой климат Башкирии, чистый воздух соснового бора, окружавшего санаторий и поселок. 

   И, конечно, кумыс. В Шафраново была конеферма и собственное производство кумыса,  замечательного целебного напитка. Надо сказать, что лечение кумысом дало прекрасные результаты, очаги в легких зарубцевались, я поправилась, прибавила в весе  несколько килограммов.  Павел,  находясь в море, тоже переживал очень, но помочь реально ничем не мог. В одном из писем с моря он прислал мне свое стихотворение, хотя никогда до этого стихов он не писал.  Я приведу его здесь полностью, оно дорого мне, хотя может с точки зрения литературных критиков и имеет  массу недостатков.

    ЛЮБИМОЙ МОЕЙ...

Мы на почте встретились с тобою,
Прожито совсем немного лет.
Обменялись вечною любовью,
И познали в жизни много бед.
Отчего на сердце стало грустно?
Вдалеке любимая моя.
Вспоминаю комнату, где пусто,
Нет теперь ни сына, ни тебя.
Я в разлуке мучаюсь, страдаю,
Постарею я на много лет.
О тебе волнуюсь и скучаю,
Милый и родной мой человек.
Только ты лечись, моя родная,
Я к тебе на крыльях прилечу!
Ту любовь, что самая большая,
Не сломать ни шторму, ни мечу!
   
    После  завершения  лечения, в конце августа 1964 года, меня направили в новую, только что построенную школу №11.  Целую неделю перед началом учебного года все учителя и  ученики старших классов готовили  школу к 1 сентября:  мыли окна, собирали мебель, расставляли парты, подбирали наглядные пособия и оборудование для кабинетов.  Здесь, впервые после окончания Университета,  я получила полную нагрузку, 18 уроков в неделю и классное руководство в 5 «б» классе. В школе  было еще две учительницы географии, старше и опытнее меня, так что была возможность консультироваться,  посещать их уроки. Директором школы был Григорий Моисеевич Директор, мы шутили, что с такой фамилией уже  нельзя быть никем иным.   Некоторые из учителей  были мне знакомы, их перевели из шестой и третьей школ. 

   Для меня этот учебный год был, наверное, одним из самых трудных  во всей педагогической работе. Учеников в новую школу собрали  из других школ, отдавали, конечно, не самых лучших.   Район,  где построили школу,   только формировался, строились новые дома-хрущевки, куда переселяли семьи из бараков, с окраин.  В классах   оказалось много «трудных» подростков, второгодников, детей из неблагополучных семей.   Мой достаточно мягкий характер не всегда помогал мне справиться с дисциплиной на уроках.    Пока я  объясняла новый материал и рассказывала что-то интересное, ученики сидели тихо, но как только начинала вызывать к карте учеников, начиналось шуршание, разговоры и т.п.  Были  сложности и  в организации внеклассной работы. Школа  работала в две смены,  учеников приняли намного больше нормы, около полутора тысяч.  Почти на каждой параллели было по 6-7 классов. И мои уроки тоже были то в первую, то во вторую смену.

   Хронически не хватало времени. Павел большую часть года находился в плаваниях.   А все домашние хлопоты ложились на одну меня.  Костю с большим трудом удалось устроить в детский садик, но находился он далеко от дома.    Ездили с ним на автобусе, остановка была на улице Нямуно, примерно в километре от дома, частенько приходилось нести ребенка на руках. В автобусе по утрам было так много народу, что сесть на свободное место не удавалось. Когда выходила из автобуса и ставила, наконец, сына на землю, руки мои повисали, как плети.   Все-таки Косте  было около четырех лет, и весил он немало. 

   В детский сад сын ходил с удовольствием, с этим проблемы не было.  Но вот вечером забирать его из садика   порой  было некому. С нами тогда жила Машенька, но она была еще  не слишком взрослой, чтоб ездить одной в автобусе  и забирать племянника, к тому же она ходила  в школу  тоже во вторую смену. Приходилось «выкручиваться» по разному. Иногда просила воспитательницу в группе оставить Костю с нянечкой, пока та делает уборку, благо ребенок был не капризным. А я после уроков мчалась, сломя голову, за сыном. Изредка просила привести  малыша в школу кого-нибудь из учеников, так как от школы до детского сада было, в общем-то, недалеко. А потом сын сидел в моем классе на уроке и рисовал что-нибудь. В детском саду были и круглосуточные группы, так называемая пятидневка, но оставляла я там Костю очень редко, если бывал педсовет или какое-то мероприятие, не позволявшее забрать его во время. 

    В тот год я довольно часто болела простудными заболеваниями, может, сказывалась  перенесенная болезнь легких. И врач  в тубдиспансере, где я продолжала наблюдаться  после санатория, как-то посоветовала мне, если возможно, сменить работу на более спокойную. Мой университетский диплом, как я уже говорила, позволял мне работать экономистом. Однажды, после родительского собрания, мы разговорились  с мамой моей ученицы, работавшей в базе Океанического рыболовного флота, где работал и  Павел. Она мне сказала, что в плановом отделе предприятия есть вакансия, посоветовала обратиться к начальнику отдела. Я еще некоторое время колебалась, в общем-то, мне жаль было расставаться со школой, ведь я мечтала быть учителем.

   Но посоветовавшись с мужем и хорошо все обдумав, пошла на беседу к начальнику планового отдела Саулюсу Иозасу Ионовичу. Он посмотрел мой диплом, поговорил со мной и сказал, что возьмет меня на работу экономистом, но с  августа месяца, так как  должность освободится именно к этому времени. Это меня вполне устраивало, ведь летом у меня был отпуск, хотелось провести его с мужем, сыном и Машенькой, к тому же к нам обещала приехать в гости  моя мама. Так я  в первый раз  рассталась с работой в школе.

  В конце мая к нам приехала погостить мама вместе с Витей, младшим моим братом, которому  было шесть с половиной лет. Мы тогда жили в восемнадцатиметровой комнате по улице Миниос. Мама приехала к нам первый раз, и мы старались, как можно лучше показать им с Витей  Клайпеду:  ездили на взморье в Мельнраге и на Куршскую косу, гуляли в парке, знакомили с родственниками. А потом  Павел получил  путевки в пансионат «Макопсе», на побережье Черного моря, примерно посередине между Сочи и Туапсе.  Мама согласилась побыть с детьми у нас, а мы поехали отдыхать.

   Я впервые ехала на Черное море. Когда мы вышли из поезда в Туапсе, меня поразил необычайно тонкий аромат роз, которым был напоён  воздух. Потом мы ехали до пансионата на такси по извилистой горной дороге, на каждом повороте замирало сердце, но водитель благополучно доставил нас к пансионату. Отдых очень понравился. В пансионате мы встретили еще одну семейную пару из Клайпеды – Яковлевых Мишу и Валентину, и  проводили вместе много времени.  Погода стояла великолепная,  купались в море, загорали, вечерами ходили на берег «провожать солнце» - смотреть  закат. Несколько раз ездили на экскурсии в Сочи и на озеро Рица. В Сочи наибольшее впечатление произвел на нас дендрарий с его великолепными  редкими растениями. На озере Рица нам показывали дачу Сталина,  правда,  издалека, внутрь туда не водили.

  Обратно летели самолетом,  по дороге я  чувствовала себя плохо, думала, что укачало, хотя погода была неплохая, и самолет летел ровно.   Но вскоре, по возвращению  домой, я поняла, что у меня будет ребенок. Павел очень обрадовался, когда я ему сообщила об этом, мы давно уже мечтали о братике или сестричке для Костика.   Машенька решила ехать с мамой домой, ведь она прожила больше года у нас и, конечно, скучала по родителям и своим подружкам в Нарьян-Маре.  Мы тогда  договорились, что через полгода, ближе к рождению нашего ребенка,  снова  заберем  Машеньку к себе.

      НОВАЯ РАБОТА - ЭКОНОМИСТ
   
  После летнего отпуска, 6 августа 1965 года, я  начала работать экономистом в плановом  отделе БОРФ – базы океанического рыболовного флота. Оклад мне назначили 110 рублей, как и в школе, но здесь периодически выплачивали разного рода премии, так что фактическая зарплата была выше. Мне для начала поручили довольно простую работу:  вести ежедневный учет добычи рыбы судами базы. Ежедневно утром из радиобюро поступали сводки с судов о суточной добыче, я эти сводки забирала у секретаря и делала сводный отчет. Потом надо было посчитать добычу по каждому судну нарастающим итогом с начала рейса, процент выполнения плана и т.д. Работа хотя  была несложной, но требовала внимательности, считали тогда в основном на обычных бухгалтерских счетах, даже примитивных арифмометров всем не хватало.

   Постепенно   меня познакомили  с другими  видами работ планового отдела.   Женщины, а их было, кроме меня, еще пятеро, охотно помогали, учили, коллектив был хороший. Я научилась составлять калькуляции, узнала, из чего складывается себестоимость продукции, как формируется рейсовое задание на промысловое судно, и многое другое, чего, конечно, не изучала в университете. Работа пришлась мне по душе, узнавала много нового для себя.   Интересно, что в то время, да практически за весь период существования  рыбной промышленности СССР, добыча рыбы в морях и океанах была убыточной, то есть ее называли планово-убыточной, себестоимость рыбы была почти в два раза выше, чем ее цена. Например, затраты на добычу 1 килограмма трески составляли около рубля, а цена ее в магазине была 48-64 копейки, в зависимости от  качества. Разница между себестоимостью и ценой покрывалась из государственного бюджета, морякам, однако, за снижение себестоимости продукции, за перевыполнение планов, всегда выплачивались премии.

   Начальником отдела, как я уже упоминала, работал Иозас Ионович Саулюс, но все звали его тогда по-русски – Иосиф Иванович. Иозас Ионович оканчивал Калининградский институт рыбной промышленности и хозяйства, без акцента говорил по-русски, да и женат был на русской женщине. Вообще-то в те годы мы в Клайпеде совершенно не ощущали никакой национальной розни. Вместе отмечали  все праздники, частенько все вместе ходили обедать в ближайший ресторан «Юра» («Море»), тогда  обед в ресторане был не намного дороже, чем  в столовой. Но  меньше чем через полгода, в январе 1966 года, я ушла в декретный отпуск.   Начальник, конечно, огорчился, узнав, что я ухожу с работы, по такой, в общем-то, уважительной причине. Ведь нового работника надо заново обучать.

   На время моего декретного отпуска  в отдел приняли работать сестру Павла Фаину, она тогда училась заочно в институте на экономическом факультете. В те времена декретный отпуск  по рождению ребенка давали на   4 месяца: два до рождения  и два месяца после, по уходу за ребенком. Так же можно было продлить отпуск до исполнения ребенку одного года, но без оплаты, просто сохранялся непрерывный стаж работы, и если была возможность, то  после года восстанавливали на прежней должности. Но, могли и не восстановить.
После школьных зимних каникул к нам снова вернулась Маша. Я ездила ее встречать в Ленинград, куда она самостоятельно прилетела самолетом.  Так что снова у меня появилась помощница. Она вернулась с удовольствием, ей нравилось жить в Клайпеде с нами.

  2 марта  родился Володя! Это было очень радостное событие для всех нас. Хотя, конечно, мы втайне мечтали о дочке, но появление еще одного мальчика нас не огорчило. После двухмесячного декретного отпуска мне еще полагался почти месяц очередного оплачиваемого, поэтому только в конце мая я вышла снова на работу. У Маши начались летние каникулы, и она оставалась нянькой при Володе. Трудное было это лето и для меня и для Маши. Павел ушел в очередной рейс на 4,5 месяца. Костю мы перестали водить в детский сад, так как было просто некому его туда отвозить.

   Позже, в середине июня, Костика возьмет с собой в Белоруссию, под Брест, Фаина, когда поедет к своей свекрови вместе со своим сыном Виталиком. Они пробудут там больше полутора месяцев. Это, конечно, была для нас  большая помощь, спасибо Фаине Андреевне.  Костику в деревне понравилось. Ему было пять лет, он по-прежнему оставался очень спокойным ребенком, долго мог играть один. Вот только ел очень плохо,  особенно не любил супы и мясо. Но как говорила потом Фаина, в деревне он с удовольствием пил парное молоко, там были ягоды, свежие овощи, и сын вернулся из поездки окрепшим, поправившимся.

  В общем, большую часть лета мы были с Машей и маленьким Володей одни. Рано утром я кормила Машу, сына, стирала  пеленки, накопившиеся за ночь, и шла на работу. Как кормящей матери мне полагался один час в дополнение к обеденному перерыву, так что обед у меня длился два часа. Работа была относительно недалеко. Я прибегала, кормила детей, опять немного стирала пеленки или делала какие-то неотложные домашние дела, иногда успевала купить продукты в  магазине, благо он был в нашем доме. Двенадцатилетняя Машенька прекрасно справлялась со своими обязанностями няньки, умела ловко перепеленать Володю, выносила его в коляске на прогулку. Как я благодарна своей младшей сестричке!

  В то время суббота была рабочим днем, в обычные дни рабочий день длился 7 часов, по субботам – 6 часов, отдыхали только в воскресенье.  И в хорошие летние дни мы с Машей и Вовой после моей работы ездили  на пляж на Куршскую косу. Делали это не только по субботам, но иногда и  в будние дни, очень хотелось, чтоб и ребенок и мы побыли у моря. В обед я готовила Маше все необходимое для «похода».  Часа за полтора до конца рабочего дня Маша с  коляской  и Володей шла до паромной переправы по улице Нямуно, примерно 4-4,5 километра,  на дорогу уходило около часа. Я с работы ехала туда на автобусе. Встретившись, переправлялись на косу, шли к пляжу, и часа два были у моря.  Купались по очереди, загорали. Для Вовы я набирала морской воды в бутылку от  шампанского, на солнце вода нагревалась, и я обливала этой теплой морской водой младенца, чему он всегда радовался.   Отдохнув у моря, возвращались домой, теперь уже я с коляской шла пешком от парома до дому, а Машенька ехала на автобусе.

  Она, приехав раньше меня, грела воду в большой кастрюле  – для купания Володи. В нашей тогдашней квартире по улице Миниос не было горячей воды и ванны, правда, газовую плиту мы с соседями уже установили,  (газ был в баллонах)   Потом мы купали  малыша, я укладывала его спать, ужинали, стирала пеленки и варила обед на следующий день. Уставала очень сильно. Хорошо, что маленький Вова был довольно спокойным,  в основном хорошо спал ночью, но случалось, что за ночь  приходилось вставать несколько раз, так что утром меня пошатывало от   недосыпания.

  К концу лета надо было что-то решать с моей работой, устраивать куда-то  сына – в ясли или к няне, у Маши начинался учебный год. Но устроить в ясли не получилось, тогда надо было стоять в очереди на получение места года три, иногда и дольше. Я начала поиски няни. К сожалению, они не увенчались успехом. Либо няни требовали плату, превышающую мою зарплату, либо надо было слишком далеко возить малыша, да еще привозить на весь день ползунки, пеленки, готовую еду.  С учетом того, что Костика тоже надо было бы возить в детский сад, и оплачивать его содержание, от моего заработка не оставалось бы ничего. Посоветовавшись с мужем, решили, что лучше всего мне уволиться и сидеть с детьми дома.

  Как ни жаль мне было  терять  работу в плановом отделе и расставаться  с коллективом, я подала заявление на увольнение. Заработки у Павла в то время были небольшие, а нас на его иждивении стало  четверо, да и в одной комнате впятером  тесновато.   Поэтому в ноябре, во время осенних каникул, Маша  вернулась к родителям, в Нарьян-Мар. Машенька училась уже в шестом классе, была очень самостоятельной девочкой, мне с ней было легко и  хорошо, но пришлось на время расстаться.  Позже, после окончания восьми классов, Маша снова приедет к нам, продолжать учебу в техникуме.
 
   Два последующих года я не работала. За это время мы получили отдельную двухкомнатную квартиру  на улице Кауно.  Дети подросли.  Костя начал учебу в первом классе 11 средней школы, очень близко от дома, и подошла, наконец, очередь в детский садик для Володи. Мне роль домохозяйки изрядно надоела, хотя свободного времени  по-прежнему не хватало. Я научилась вязать и кое-что шить.  Вязала детям носки, варежки, безрукавочки, свитерки.  Денег не хватало, поэтому часто шила детям  из старых  взрослых вещей  что-то  «новое». Да и для себя легкие платья, блузки, юбки шила сама, не прибегая к услугам ателье. Швейную машинку мы с Пашей купили еще в 1963 году, когда жили на квартире у Узюмских, она нам сослужила хорошую службу. 

  Павел мало бывал дома между рейсами, а когда был на берегу, то  часто задерживался где-то с друзьями, мог прийти далеко за полночь, а я расстраивалась, плакала, страдала от обиды.   Когда же муж был в море, было совсем одиноко, не хватало общения  с людьми.   Некоторые молодые женщины с удовольствием сидят дома, не хотят работать,  а для меня  работа всегда была  насущной потребностью. Домашние дела не приносят такого удовлетворения. Поэтому я  решила  искать себе работу. К счастью, в нашей стране тогда не было безработицы, специалисты  с высшим образованием  требовались на многие предприятия.

  В плановом отделе базы «Океанрыбфлот» мое место давно было занято, но довольно быстро я устроилась  инженером – экономистом в сектор  технико-экономических  исследований  Клайпедского филиала ЦПКТБ (Центрального проектно-конструкторского и технологического бюро)  Главного управления «Запрыба».  Мой диплом выпускницы Ленинградского университета  при устройстве на работу играл всегда положительную роль, ко мне относились уважительно и принимали охотно.

   11 сентября 1968 года я приступила там к работе.  Работа в ЦКПТБ сильно отличалась от той, что я выполняла в плановом отделе базы «Океанрыбфлот».  Мы  занимались расчетами экономической эффективности от внедрения новой техники,  рационализаторских предложений, различных мероприятий по улучшению условий труда,  выполняли технико-экономические обоснования по различным проектам на предприятиях рыбной промышленности. Объем работы был большой.  Главная трудность для меня здесь состояла в том, что приходилось ходить за исходными данными для расчетов на предприятия и  в рыбодобывающие базы, иногда подниматься на борт какого-нибудь судна.  Не всегда и не везде люди соглашались давать эти данные, ведь мы отрывали их от основной работы.

  В первые месяцы работы  на сбор данных  ходили вдвоем с кем-либо из более опытных работников, а потом я освоилась, познакомилась со многими сотрудниками  плановых отделов и бухгалтерий, механо-судовых служб  предприятий, научилась сама отыскивать в отчетах необходимые цифры. Чтобы выполнить технико-экономическое обоснование  по проектным работам, нужно  поднять и проанализировать сведения за несколько предыдущих лет.     Иногда мы  неделями сидели в архиве, перебирая горы отчетов. Помню, как мы выполняли технико-экономическое обоснование на строительство нового цеха фабрики орудий лова. Почти полгода наше рабочее место было в бухгалтерии и плановом отделе фабрики, а к себе в  ЦПКТБ мы  заходили не чаще раза в неделю,  на собрания или неотложные совещания.

   Руководила нашим сектором Ольга Степановна Ганас, чудесная, умная женщина. Она была чуть старше меня, но давно работала  здесь, пользовалась всеобщим уважением, и  во  многом помогала мне на первых порах. Мы с ней продолжали дружить и общаться и тогда, когда я  ушла с этой работы.   Коллектив в ЦПКТБ был замечательный, мне там нравилось.  ЦПКТБ имело четыре филиала – в Клайпеде, в Риге, в Таллинне и Калининграде.  Два раза в год между филиалами проводились  спортивные соревнования, их называли олимпиадами. Зимой чаще всего соревнования были в Латвии или в Эстонии, а летом в Калининграде или у нас в Клайпеде.

   Я дважды побывала на зимних олимпиадах. Первый раз ездили в Юрмалу, под Ригой.Тогда ещё Юрмала не была такой знаменитой, просто  небольшой курортный  поселок.  Жили два дня на спортивной базе. В программе соревнований были лыжные кроссы на 3 километра для женщин и на 5 км для мужчин, лыжная эстафета,  перетягивание каната, шахматы.  Я неплохо бегала на лыжах,  в кроссе заняла 9 или 10 место (уже не помню точно), а участников было около 40 человек. Во второй раз  олимпиада проводилась в Эстонии, в красивейшем местечке Отепя, примерно  в 40 км к северу от Латвийской границы.   Мы ездили вместе с Павлом. Он был в отпуске, на берегу, и его взяли в нашу команду, как хорошего шахматиста.   Эта поездка очень запомнилась.  У нас в команде не было женщины, умеющей играть в шахматы, и вот решили, чтоб нам не записали «баранку», т.е. отсутствие игрока, выставить в качестве участника меня.

   В поезде меня Павел немного подучил игре. Я, конечно, знала, как двигать фигуры, немного играла в Университете, но давно все забыла. А на соревнованиях против меня села играть перворазрядница из Риги. Я бодренько сделала несколько первых ходов, чем даже ввела ее в замешательство. Но потом она быстро догадалась, что играть я совсем не умею, и, естественно, я получила  мат! Однако, других игроков не было и у эстонской команды, поэтому мы получили «почетное» второе место,  потом долго смеялись над этим. Павел мой, прекрасно игравший в шахматы, занял на соревнованиях первое место.

   Зато он  никогда не стоял на лыжах, но для массовости решил принять участие в забеге на 5 километров.  Не знаю, как ему удалось пройти половину маршрута, пока шла ровная местность. Но когда на пути встретился крутой спуск, а затем подъем, муж мой снял лыжи и в обнимку с ними пришел к финишу  последним. После соревнований, в субботу вечером, обычно проводились  вечера дружбы.  В Отепя вечер был очень веселым, гуляли почти до утра, танцевали, пели.   А в воскресенье надо было успеть добраться домой, в понедельник  всем быть на работе.

  От таких поездок оставались приятные воспоминания. В ЦПКТБ я познакомилась и подружилась с замечательной молодой женщиной, Ларисой Брегиной. Она пришла  на работу по распределению, после окончания Калининградского рыбного института, выпускница с «красным» дипломом. Очень грамотная, талантливая, веселая, общительная, как-то сразу полюбилась всем в нашем отделе. Мы проводили вместе много времени.    Запомнилась наша  командировка в Киев, на завод «Ленинская кузница», в феврале 1971 года.  Завод строил  суда типа СРТМ-К для рыбодобывающего флота, мы выполняли технико-экономическое обоснование по их внедрению.  Это была самая интересная командировка за время работы в ЦПКТБ, хотя вообще-то их было много.  В Киеве пробыли неделю. Жили в центре города, в гостинице «Украина», на бульваре Шевченко рядом с Крещатиком. Первую половину дня проводили на заводе, а часов с 16-ти отправлялись осматривать достопримечательности Киева.

   Был февраль, морозы стояли сильные, мы частенько забегали погреться в магазины или небольшие кафе. Киев очень понравился.  В  Русском драматическом театре  смотрели спектакль с участием молодой тогда актрисы Ады Роговцевой. Побывали на большом эстрадном концерте во Дворце культуры «Украина».  Очень большое впечатление произвели на нас многочисленные православные храмы, особенно Киево-Печерская Лавра и древний Софийский собор. Конечно, за неделю все не осмотришь. Перед отъездом домой мы купили по знаменитому торту «Киевский». Летели самолетом, но погода оказалась плохая, самолет посадили в Каунасе вместо Паланги.

  И чтоб не терять время, не ночевать там, поехали домой на автобусе. Народу набилось! Нам пришлось стоять почти весь путь до Клайпеды, больше четырех часов, да еще  держать торты, чтоб их не помяли. Домой добрались уже около часа ночи, ужасно усталые. Но торты привезли в целости, на другой день угощали ими  своих коллег по работе. С Ларисой  дружим до сих пор, хотя судьба так складывалась, что Лариса уезжала из Клайпеды в Москву на несколько лет, снова возвращалась в наш город, и работали мы с ней уже в разных организациях.   Сейчас она живет с семьей в Москве, видимся мы не часто, но каждая встреча приносит много радости.

   Проработала я в ЦПКТБ почти пять лет.  До этого  я как-то не успевала почувствовать по настоящему привязанности к  работе, везде работала понемногу: 9 месяцев в 6-й школе, около трех месяцев в 3-ей (потом болела и лечилась), год в 11 средней школе, около года в  плановом отделе БОРФ. А здесь работа приносила мне радость и удовлетворение, я чувствовала уважение со стороны сотрудников и начальства, активно участвовала в общественной жизни. Частые командировки мне тоже нравились, в основном ездила в Ригу, в главк, на согласование и утверждение работ.

    Чтоб надолго не оставлять семью, я уезжала в Ригу поздно вечером поездом с пересадкой в Шяуляе, и рано утром, в шесть часов, уже была в Риге. Правда, ночь получалась практически без сна, в Шяуляе около двух часов приходилось ожидать поезда, но в молодости недостаток сна переносится как-то легче. В  Риге  в семь часов открывалась парикмахерская  на вокзале, можно было привести себя в порядок, сделать прическу. Потом напротив вокзала в маленьком уютном кафе завтракала, и к началу рабочего дня шла в Главное управление «Запрыба».  За день успевала решить все проблемы, купить какие-то гостинцы (в Риге тогда  выбор товаров и продуктов был богаче, чем у нас, все-таки столица).

   Поздно вечером садилась в поезд Рига – Клайпеда и утром была уже дома.   Конечно, уставала от таких поездок, но никогда не отказывалась,  если начальство предлагало командировку.  Ездила я несколько раз и в Калининград, дважды вместе с Ларисой.  Она прекрасно знала город, поскольку училась там, показала мне много красивых и интересных мест.  Один раз ездила в Таллинн. Я до этого бывала в Таллинне зимой 1961 года, когда ездила на встречу с Павлом, а теперь приехала летом.  И на удивление, Таллинн мне не понравился. Может, потому, что люди там были какие-то недружелюбные. Я спросила у нескольких человек, как доехать до морского порта, кто-то вообще не отвечал, кто-то по-эстонски пытался мне что-то сказать, потом мне показали остановку автобуса, но отправили в совершенно противоположную сторону. Я проехала почти весь маршрут, а когда увидела портальные краны  на другом берегу залива, поняла, что заехала не туда. Пока вернулась обратно и нашла нужное мне учреждение, потеряла чуть не полдня. В гостиницу тоже устроилась с большим трудом, где-то на окраине, и на следующий день, закончив все дела, с удовольствием поехала домой. 

   Возможно, я работала бы в ЦПКТБ и дальше, но болезнь и последующая операция подорвали мое здоровье.  Врачи посоветовали мне  оставить на некоторое время работу, отдохнуть.  Расставалась  с коллективом с сожалением. Особенно я  благодарна моим коллегам по работе за ту заботу, которую они проявляли ко мне во время моих частых болезней. Когда я легла на операцию в республиканскую больницу, мне нужна была донорская кровь для переливания, и  шесть человек добровольно и безвозмездно сдали свою кровь для меня.  Я всегда  помню об этом.

    Начало семидесятых годов для нашей семьи складывалось неблагоприятно, как будто какой-то рок  насылал на нас беды.   В 1972 году умер наш папа, мы с Машей летали в Нарьян-Мар на похороны. Весной, в начале апреля 1973 года, мне сделали сложную операцию, а перед тем я неоднократно  безрезультатно лечилась в больницах. Мать Павла тоже тяжело болела. Я еще толком не оправилась после операции, 21 апреля меня выписали из больницы, а 27 числа  свекровь, Мария Ивановна, умерла. Павел был в это время в море.  У нас то время жила и очень помогала мне во всем  моя мама.

   Машенька  в том году, в начале марта, окончила Клайпедский политехникум, получила диплом  техника-строителя, и в конце марта  с мужем Леонидом  они уехали на Кубань, в станицу Пластуновскую. Павел вернулся с очередного рейса в конце мая. Посоветовавшись, мы пришли к решению, что мне надо на время уйти с работы, побыть дома, укрепить здоровье.  Тем более  что нашему  Володе предстояло в сентябре идти в первый класс. За сыновьями нужен был присмотр, Вова был довольно шустрый мальчик, не такой спокойный, как Костя, и оставлять их на весь день одних не хотелось. Мама в июне уехала  домой в Нарьян-Мар, нашей доброй помощницы Машеньки не было с нами, поэтому мы посчитали  наше решение правильным.    Когда закончилось время пребывания по больничному листку, я подала заявление на увольнение.   Со 2 июля я опять стала домохозяйкой.

   В начале июля мы втроем – муж, Вова и я, решили поехать в деревню к родственникам Павла. Если бы могли знать, предположить, какая  беда еще там нас подстерегает! Но никогда не знаешь, что  ждет тебя  в ближайшие дни, не говоря уж о более далеком будущем. Историю о том, как  наша семья стала виновницей пожара со всеми вытекающими отсюда последствиями, подробно описал Павел, я не буду повторяться. Но и сейчас, спустя  почти 40 лет, я вспоминаю с ужасом  тот  знойный июльский день. Мы с Феней, женой двоюродного брата, возвращались с автобуса (ездили по делам в Каунас), вышли  из леса, и увидели огромное пламя над домом, а вслед за тем на наших глазах рухнула в огонь крыша.  Как у нас хватило сил  справиться с  этой бедой?  Хорошо, что было много людей, родственников, помогавших нам, давших в долг огромную по тому времени сумму денег.

  Мы очень беспокоились за здоровье Вовы, не знали, как отразится на нем  такое потрясение, ведь он был сильно напуган, первую ночь кричал во сне, да и потом  часто плакал.  К счастью, его организм оказался сильным,  постепенно все пришло в норму.  Через неделю, когда  уже уладили дело с покупкой нового дома для семьи брата,   мы возвращались домой  по Неману на «Ракете» и заехали  в Юодкранте, навестить Костю, отдыхавшего в пионерском лагере. Рассказали ему о том несчастье, которое произошло.  Может быть, если бы старший сын был с нами в этой поездке, ничего подобного не случилось, мальчики вместе играли бы, и Вова не полез на чердак со спичками.  Но, сожалениями нельзя исправить прошлого. Так что пришлось нам «потуже затянуть пояса» и трудиться, не покладая сил, чтоб поскорее расплатиться с долгом.

             СНОВА В ШКОЛУ

    1 сентября Володя  начал учебу в первом классе 11 средней школы, Костя  пошел в  шестой.  Хотя мы теперь жили рядом со школой, я боялась, после пережитой трагедии, отпускать от себя Володю надолго, и первое время провожала и встречала его после уроков.  Первая учительница Вовы Людмила Алексеевна Мельникова была очень хорошая, добрая, умная, дети ее очень любили.  Я часто заходила в класс, беседовала с ней,  охотно помогала в разных внеклассных мероприятиях, в  проведении  экскурсий с детьми, походов в осенний парк, и вскоре меня избрали председателем родительского комитета класса  и членом общешкольного комитета.

   Костя учился во вторую смену, к нему в класс тоже приходилось наведываться, хотя особых проблем  не возникало, учился он хорошо. Словом, я примелькалась в школе.   Как-то, уже весной, директор школы Вера Николаевна Журавкова сказала мне: «Что вы, Гера Александровна, ходите в школу  почти ежедневно и бесплатно, возвращайтесь-ка к нам работать, хоть зарплату будете получать!». (Бывший директор 11 школы Директор Григорий Моисеевич тогда уже ушел на пенсию).  И я подумала, что, пожалуй, она права. Работа рядом с домом,  здесь учатся мои дети,  всегда будут под моим присмотром.

   Но в школе  тогда не было вакантного места учителя географии.  В первых числах сентября  Вера Николаевна пригласила меня в школу и предложила работу воспитателем группы продленного дня специализированного спортивного класса, в перспективе пообещав некоторое количество  уроков географии.  Я согласилась и  16 сентября 1974 года приступила к работе, снова вернувшись в школу, откуда ушла девять лет назад. Спортивный, 4«б» класс, был замечательным, все 25 учеников занимались плаванием.   Дети четыре раза в неделю ходили в бассейн на тренировки   сразу после уроков.
    Бассейн находился близко, между нашей, 11-й, и 14-й литовской школой. Я забирала школьников  в своей школе, вела их на тренировку, сама в это время сидела на балконе и с удовольствием  наблюдала за ними, потом вела их на обед в столовую, а после обеда мы занимались подготовкой уроков на следующий день.  Несмотря на  довольно большую нагрузку, дети почти все учились хорошо, практически без троек.  Поэтому работать с ними было одно удовольствие. Еще я вела у них уроки природоведения, два часа в неделю. Но, к сожалению, не помню уже по какой причине, этот класс через год расформировали, распределив учеников по другим классам.

   На следующий учебный 1975-76 год   мне дали  полную недельную нагрузку, 18 уроков, но это был « ассортимент» предметов: рисование в пятых и шестых  классах, черчение в седьмых, уроки домоводства для девочек в пятых и природоведение в двух четвертых классах. В общем, учитель-универсал. Рисовать я немного умела, для обучения пятиклассников вполне хватало  этого умения, к урокам черчения приходилось много готовиться самой, вспоминать то, чему учили в школе и университете.   Домоводство трудности не представляло, в школе был хорошо оборудован кабинет, кухня для приготовления пищи и  швейный класс. Только во втором полугодии я получила  несколько уроков географии, так как заболела одна из учительниц, и сама отказалась от части уроков.

  Вообще, в 11 средней школе все время работало три учителя географии, и хотя классов было много,  учебной нагрузки  на всех не хватало.  Самая старшая по возрасту, Таисия Васильевна, в скором времени готовилась уходить на пенсию, и ей всегда  давали  больше часов,  чтобы, соответственно, увеличивался заработок, а это было важно при оформлении пенсии.    Молодым же  едва набиралась одна ставка: 18 часов в неделю, соответственно 110 рублей в месяц, плюс 10 рублей за классное руководство.  Классное руководство дали опять в 4 «б» классе (уже обычном, не спортивном), я вела их три года. Класс был очень хороший, в основном спокойные, добросовестные дети, мне нравилось с ними работать. Несколько девочек занимались в музыкальной школе, мальчики увлекались спортом, посещали различные кружки.
    Я вела в школе кружок краеведения, с ребятами часто отправлялись по воскресеньям в походы  в ближайшие пригороды, или просто на прогулки в лес. Учила их ориентироваться по компасу,  иногда разжигали костер, что особенно нравилось детям. Весной  ежегодно ходили в дальний поход по Куршской косе до братского захоронения в Алкснине в 10 километрах от  города, а иногда даже до курортного местечка Юодкранте. До него было 18 километров. Обычно туда шли пешком, а после небольшого отдыха обратно возвращались на автобусе.

    Последующие три учебных года я преподавала уже только географию в 5-8 классах, но больше чем 18 недельных часов все равно не получалось.  Кабинет географии  был в школе один, уроки по-прежнему велись в две смены, бывали дни, когда два - три урока вела в первую смену, а еще пару – во вторую, день весь был занят.   В Литве  тогда учебный год делился не на четверти, как в России, а на триместры – три триместра по три месяца. Для выставления итоговых оценок такая система мне больше нравилась.  Существовало требование, чтоб за  месяц каждый ученик имел в журнале  не менее двух отметок по предмету. Когда в классе около 40 учеников, а география всего два урока в неделю, т.е. 8 уроков в месяц, надо  выставить за урок 10-11 отметок.  Это очень сложно.  Если бы все ученики отвечали блестяще, то большой проблемы не было.  Но  частенько спросишь одного, другого, а они ничего не знают, молча стоят у карты, тянут время. Происходит такой диалог –  « Витя, ты  учил сегодня урок?», - «Да, учил…»  -  «Тогда отвечай!». Но ответа нет, а время потеряно. И вместо 10 учеников едва успеваешь спросить двоих-троих.

    Поэтому приходилось приспосабливаться, применять другие методы, кроме устного опроса. Давала  на листочках краткие задания для письменных ответов, вызывая на первые парты шесть человек.    Пока  они писали, успевала спросить устно еще человека 3-4. Часто устраивала  диктанты по карте (игра в молчанку): я показываю объект, а дети, весь класс, пишут ответы на листочках.  Еще давала домашние задания по контурным картам. А в старших классах ученики писали краткие рефераты по заданным темам, вели рабочие тетради.  Все это надо было проверять. Поэтому у меня всегда в портфеле было две-три пачки тетрадей, листочков с диктантами или контурных карт, которые я носила домой на проверку. Вечерами, подготовившись к урокам следующего дня и завершив неотложные домашние дела, до часу ночи, а то и дольше, сидела за проверкой ученических работ.

    Учителям русского языка и математики доплачивали какую-то сумму (не помню сколько), за проверку тетрадей, а географам приходилось проверять нисколько не меньше, но никаких доплат! И хотя я очень любила  географию,  вдруг пожалела, что в свое время отказалась идти учиться на математика, как мне предлагали при поступлении. На мой взгляд, по многим параметрам, учителю математики работать не труднее, а в чем-то даже легче, чем преподавателям устных предметов. Объясню. Уроков математики – алгебры и геометрии, 6 часов в неделю в каждом классе, значит, для полной недельной нагрузки надо всего три класса, учителю нужно запомнить всего 120 учеников, а географу приходится вести уроки в 9 классах, т.е., надо 360 ребят удержать в своей памяти.

   А подготовка  к урокам?  Математик, допустим, ведет 3 пятых класса, у него все время повторяется один и тот же материал, да и из года в год разницы практически никакой, главное, чтоб учитель мог хорошо объяснить. У  географа изменения, особенно в экономической и политической географии происходят постоянно, готовиться к каждому уроку надо тщательно, постоянно следить за событиями в мире, читать газеты, и т.п. Да и отношение к  предмету со стороны учеников, и даже родителей, совершенно разное.  Почему-то до сих пор бытует мнение, сходное с мнением Митрофанушки из  «Недоросля»  Д.И. Фонвизина, что географию знать необязательно.

   По-моему, во второй год моей работы в 11 школе произошел у меня такой случай. По итогам первого триместра я поставила в седьмом классе одному ученику двойку в табель.  Вызвала меня завуч и говорит: «Гера Александровна, я вашу двойку исправила на тройку». Я удивилась: « Почему?». –  «Но у него по математике 3, а как же будет по географии двойка?  Зачем вам лишние неприятности, на педсовете объяснения. Вы с ним после уроков занимались?»  «Да, занималась, и неоднократно, но он пропускает уроки и совершенно не учит предмет».  – «А где записи об этих занятиях, тетрадь индивидуальной работы с учеником?». Ну и все в таком духе, долгий разговор, в результате которого я согласилась оставить тройку в табеле. И в будущем я старалась какими-то способами добиться того, чтоб итоговых  двоек не ставить, только себе проблемы создашь.

    Очень много времени отнимали всевозможные заседания, политинформации, занятия по гражданской обороне,  и особенно обязанности классного руководителя. В те годы проводилось с учениками много всевозможных внеклассных мероприятий.   Сейчас многие считают, что школа должна только давать знания, а воспитание – дело семьи, родителей. А в то время школа не только учила, но воспитывала. Раз в неделю был урок – классный час, на котором проводились  беседы  на различные темы, приглашались участники войны, известные в городе люди, устраивались конкурсы, викторины, пионерские сборы и т.п. Проводилось много общешкольных и даже городских мероприятий для школьников, к ним надо было готовиться. Например, ежегодные смотры  пионерского строя и песни, игра «Зарница», спортивные соревнования, пионерский парад в честь дня рождения Пионерской организации 19 мая, да все не перечислишь. Жизнь была очень насыщенной и интересной. Кроме того, учителя раз в месяц обязательно дежурили в детской комнате милиции, ходили в добровольную народную дружину по охране общественного порядка.

   За время работы в 11 средней школе я   окончила Университет Марксизма – Ленинизма, было тогда такое учебное заведение. В Университет направляли, как правило, членов КПСС, а я была беспартийной. Но мне очень хотелось  учиться, я попросила направить меня туда.  Осенью 1975 года стала слушателем  пропагандистского факультета, отделения эстетики. Там снова встретилась с Ольгой Игнатьевной Поповой, которая была  директором Университета.  С удовольствием посещала лекции и семинары, занятия проводились два раза в неделю по вечерам.   Особенно мне нравились  лекции  о международном  положении  и  по истории искусства, лекторы приезжали и из Вильнюса, и даже из Москвы.  Дипломную работу я посвятила архитектуре Ленинграда, получила за нее отличную отметку. Диплом об окончании Университета Марксизма-Ленинизма не давал никаких  привилегий, а наоборот, добавлял  обязанности. Я стала членом  общества «Знание», иногда приходилось читать лекции не только своим коллегам – учителям, но и в других организациях.

   В  июле 1979 года мы поменяли квартиру, переехали  на улицу Дебрецена, довольно далеко от  11 средней школы. Вскоре, в августе, на улице я встретила Екатерину Григорьевну Румянцеву, с которой вместе работали еще в  6 средней школе и некоторое время в 11-й.  А теперь она была директором 20-й  средней школы, совсем близко от нашего нового жилья.  Екатерина Григорьевна предложила мне перейти  к ней в школу, у них не было учителя географии, и я сразу получала  27 часов, то есть полторы учительских ставки.  Я, конечно, согласилась. Работать  рядом с домом, естественно, удобнее,  меньше тратишь времени на дорогу.

   Первого сентября  начала работать  на новом месте. Мне дали классное руководство в 5 «а» классе, уроки  географии во всех классах с 5 по 9, и природоведение в 4-х. И у меня появился теперь собственный кабинет географии, который я оборудовала  наглядными пособиями, методическим материалом. На потолке нарисовала  компас, точнее, азимутальное кольцо, чтоб ученики знали  стороны горизонта.    Был у меня кинопроектор «Украина» (я окончила курсы кинодемонстраторов), и  фильмоскоп для показа диапозитивов и  диафильмов. В то время телевидение еще не нашло применения в школах,  о компьтеризации даже не слыхали. Позднее меня наградили Почетной грамотой Городского отдела народного образования за отличное оборудование кабинета.  В 20 школе работало много знакомых педагогов, с которыми вместе трудились в 6-й  и 11-й  школах. 

   Здесь же преподавала физкультуру  моя новая родственница, жена двоюродного брата Сережи – Галина Федоровна Харченко.   Не возникало никаких проблем на новом месте, я чувствовала  дружеское к себе отношение, работать было приятно. В моем классе  подобрались  очень хорошие дети.   Я вела этих учеников  до  окончания ими восьмилетней школы, и до сих пор помню всех. Из всей моей педагогической работы это были лучшие годы. С детьми проводила много различных мероприятий, ездила на экскурсии в Каунас, Шяуляй, Вильнюс.  А перед окончанием 8-го класса, в весенние каникулы,  даже организовала  поездку в Ленинград.  И мои бывшие ученики вспоминают меня с благодарностью.  Хотя  я не довела их до  выпускного,10-го класса, они пригласили меня на свой выпускной вечер, подарили альбом с фотографиями и благодарственными стихами. А когда, спустя много лет, в 2000 году, я приехала в Клайпеду в гости, мои бывшие ученики устроили мне вечер встречи, пригласили в кафе. Так было радостно видеть моих, теперь уже взрослых, учеников, ставших самостоятельными, умными людьми. Сейчас, благодаря интернету, общаюсь со многими своими учениками и в социальных сетях, и по Скайпу.

    Возможно, я продолжала бы трудиться в школе  всю оставшуюся жизнь, мне  приносила удовлетворение учительская работа, уже  появился достаточный опыт.  Младший сын, Володя, тоже учился теперь в 20 школе, Костя был уже совсем взрослым, окончил техникум, ушел  служить в  армию. Но, судьба сделала еще один «зигзаг». Павлу очень не нравилось, что я всегда занята работой, много времени провожу в школе.  Даже в выходные дни часто приходилось  заниматься школьными делами или общественной работой.  Когда он приходил с рейса, у него после отчетов появлялось много свободного времени: отгульные дни за рейс, отпуск, ему хотелось поехать куда-либо со мной. А я не могла пропустить на работе ни одного дня.  Поэтому Павел уговаривал меня уйти из школы на производство.

    Я колебалась, не хотелось расставаться с детьми своего класса, надеялась довести их до  окончания школы.  Но, обстоятельства сложились так, что я решила  все  же   уволиться.   И вот почему.    В системе образования того времени существовало положение, по которому после  8-го класса, часть учеников, особенно слабо успевающих, направляли для продолжения учебы в техникумы и профессионально-технические училища (ПТУ). А в 9-е классы отбирались те, кто учился хорошо, практически  без троек.   «Сверху» (из отдела народного образования) спускался план  - сколько учеников надо направить в то или иное среднее специальное учебное заведение, а сколько принять в 9-е классы. Директор этот план распределяла по своему усмотрению между  8-ми классами.  К тому времени директором 20 школы была Носова Светлана Николаевна, Екатерина Григорьевна ушла на пенсию.

   С новым директором работать было сложнее, не всегда находили взаимопонимание.  Мне она предложила чуть не половину учеников направить в ПТУ. А  родители  хотели, чтоб их дети продолжали учиться в школе, и я вполне их поддерживала, ведь большинство ребят учились без троек, или имели тройку по двум-трем предметам. Да и выбор специальностей в ПТУ  Клайпеды на  русском языке был очень ограничен:  сварщики и судосборщики для мальчиков, маляры  - для девочек. Я сказала директору, что принудительно никого не буду отправлять на учебу ни в ПТУ, ни в техникум, пусть решают родители и дети.  В свою очередь, директор предупредила меня, что если я не выполню план по направлению учеников в ПТУ, то она не даст мне классного руководства в моем 9 классе, передаст его другому учителю, а мне даст 5-й класс.  Словом, возник конфликт, я сказала, что тогда вообще уволюсь из школы. Мне было обидно, что моих детей, с которыми я проработала  4 года, будет выпускать из средней школы другой педагог.

  А тут, кстати, сестра моя Маша, работавшая в конструкторском бюро базы «Океанрыбфлот», сказала мне, что у них в техотдел требуется экономист. И хотя весной я еще не решила твердо, буду ли увольняться, все-таки сходила на беседу к начальнику техотдела  Гурко Петру Павловичу. На удивление, П.П. Гурко вспомнил меня по работе в ЦПКТБ и сказал, что с удовольствием возьмет меня на работу. Я попросила его подождать до сентября, если возможно. Так как мне хотелось использовать летний  отпуск, да к тому же мы с Володей собирались вместе ехать в Ленинград, ему нужна была моя помощь и поддержка при поступлении в Университет.  Гурко такой вариант тоже устраивал, мы договорились, что я приду к ним в последних числах августа. 

  Летом  наш  Володя благополучно поступил в Ленинградский Университет  на географический факультет, к первому сентября уехал на учебу в Ленинград. А я после отпуска пришла в школу, втайне надеясь, что мне оставят мой класс, и я останусь в школе – все-таки я очень любила учительскую работу. Но директор назначила  меня классным руководителем  5-го класса, подсластив «пилюлю», сказав, что это слабенький, запущенный класс, очень нуждается в опытном руководителе. В общем, «нашла коса на камень». Я подала заявление на увольнение. Директор, конечно, была удивлена, спросила, куда это я собираюсь устроиться на работу. Но препятствовать не стала. Таким образом, 31 августа я рассталась с учительской работой. Не могу сказать, что никогда не жалела об этом шаге. Хотя работа на производстве была легче во многих отношениях, чем учительская, но когда наступало первое сентября или День Учителя, сердце щемило, тянуло в школу, к ученикам.

            И ЭКОНОМИСТ, И ИНЖЕНЕР ТЕХОТДЕЛА

   Шестого сентября 1983 года я приступила к работе экономистом технического отдела базы «Океанрыбфлот». Хотя по приказу меня оформили инженером-конструктором, я выполняла расчеты экономической эффективности по  рационализаторским предложениям и новой технике. Работа была мне знакома, мало отличалась от той, что я делала в ЦПКТБ.  Техотдел подразделялся на конструкторское бюро, где работало около 20 человек, и наше бюро рационализаторской и патентно-лицензионной работы.   Нас было 8 человек, включая библиотекаря.

   Теперь многим покажется смешным, но тогда существовало положение – на каждое судно перед выходом в рейс давалось задание по рационализации. В зависимости от размеров судна и количества членов экипажа,  нужно было придумать, другого слова я не могу подобрать, от 2 до 6 рационализаторских предложений. Выполнение этого плана вменялось в обязанности старших механиков, они и приходили к нам в отдел с отчетом после рейса. Конечно, умельцев у нас всегда было достаточно, иногда поступали действительно очень ценные рацпредложения, дававшие неплохой экономический эффект при внедрении.  А иногда, лишь бы, как говорится, отчитаться, механики приносили совсем уж смешные предложения, и мы с Людой Ващининой не знали, из чего там можно извлечь хоть какую-то пользу.

   План по рационализации давался и всем береговым отделам и службам.  Ну что могли изобрести плановики, бухгалтера и экономисты?  Но ежеквартально принимались личные «социалистические обязательства», каждый обязывался разработать хотя бы одно рацпредложение. Выдумывали,  кто что мог. А чаще всего, договаривались с  судовыми рационализаторами, у которых действительно были хорошие технические идеи, и они брали нас в соавторы. А мы уж старались лучше просчитать экономический эффект, от  которого зависела сумма вознаграждения. Теперь трудно сказать, чего было больше – вреда или пользы от такой системы рационализаторской работы. С одной стороны, обязательства и план заставляли все время придумывать что-то новое, как бы подталкивали творческую мысль. Но, с другой стороны, сколько было не нужной работы, мы перелопачивали горы, образно говоря,  шелухи. Может, лишь одно из сотни предложений оказывалось поистине значимым, полезным для производства.

    Очень быстро я освоилась на новом месте,  здесь работалось  легче, чем в школе, во всяком случае, люди чувствовали себя намного свободнее. Обстановка была примерно такой, какой  мастерски показана в фильме  «Служебный роман» Э.Рязанова. Поначалу меня удивляло, что главное – во  время прибежать в кабинет и сесть на свое рабочее место. Начальство строго следило, чтоб никто не опаздывал, иногда  Гурко или его заместитель Исаев стояли с блокнотом и часами в руках на входе, регистрируя опоздавших. Но как только все оказывались на местах, о работе вроде бы забывали.
Первым делом женщины вытаскивали свои косметички  и начинали приводить себя в порядок, подкрашиваться и т.п. Потом включали чайник, пили кофе, завтракали – почему-то они не успевали сделать этого дома.  И только потом начинали, не спеша, работать.  Правда, бывали и авральные дни, особенно в конце квартала, или когда поступало много рационализаторских предложений, но это все-таки было периодически, не часто. Когда начальство уходило из кабинета, женщины читали журналы, вели бесконечные разговоры. Иногда уходили пораньше перед обедом или в конце рабочего дня, пробежаться по магазинам, как говорили – отовариться.

    Правда, экономистам приходилось намного труднее. Нас, экономистов, было двое, Люда Ващинина в основном вела расчеты по рацпредложениям, а я выполняла обоснования эффективности внедрения новой техники. Нам приходилось много ходить по различным отделам и подразделениям базы, подниматься на борт рыболовецких судов, чтоб получить необходимые данные. Различные отделы и подразделения базы Океанрыбфлот были разбросаны по всему рыбному порту, вдоль улицы Нямуно, примерно на 2-3 километра. Наш отдел сначала находился в самом конце города, на так называемом Кольце, рядом с рыболовецким колхозом «Балтия», далеко от всех остальных служб. Плановый отдел, бухгалтерия, судомеханическая и судоводительская службы, ремонтная мастерская, да и другие отделы, размещались в районе центральной проходной.  Утром, после традиционной пятиминутки, уйдешь собирать данные, и придешь к обеду, а то и сразу домой на обед, лишь потом возвращаешься в отдел. Все время в движении.

    Примерно месяца через три после начала моей работы в отделе, ближе к концу года, меня попросили помочь составить отчет по Реестру флота базы. Раньше этим занимался другой работник. Я согласилась, а потом эта обязанность по Реестру так и осталась за мной, хотя в должностной инструкции о ней ничего не говорилось. Реестр флота обновлялся раз в квартал. В то время в БОРФ часто поступали новые суда, проходила реконструкция старых, некоторые суда списывались, передавались другим предприятиям, продавались.    Поэтому регулярно вносились изменения. Работа с реестром мне очень нравилась, благодаря этим обязанностям, я очень хорошо изучила все суда нашей базы, а позднее и всего Объединения «Литрыбпром». В реестр вносились размеры судна, марка и  мощность главных и вспомогательных двигателей, перечень навигационного и производственного оборудования, и т.п.

   Постепенно в памяти отпечатались   размеры,  марки двигателей, количество членов экипажа и многое другое на судах типа СРТ, СРТМК, РТСМ, и т.д. Даже когда я уволилась с работы, в памяти долго хранились эти данные. Когда поступало новое судно, я в числе первых поднималась на борт, получала все необходимые документы, проверяла их, выясняла, если что-то было непонятно. Разговаривала со старшими механиками, со специалистами. Ко мне относились очень уважительно, это импонировало. Многих капитанов и механиков я знала благодаря Павлу, может,  поэтому ни разу не возникло никаких проблем  в отношениях с людьми. При согласовании и утверждении расчетов по новой технике многие вопросы решались  с руководством предприятия, с главным инженером, начальниками соответствующих служб, иногда – непосредственно   в управлении «Литрыбпром». Постепенно я хорошо узнала все руководство БОРФ, работать становилось легче и интереснее. Всегда находила поддержку и понимание со стороны главного инженера Сенчило В.И. и заместителя начальника по экономике Нуждова А.В.

   Я проработала в техотделе  семь лет.  За это время происходило несколько реорганизаций в объединении «Литрыбпром».  Менялось месторасположения нашего отдела и его состав.  Я постепенно «поднималась» по служебной лесенке. Начинала  рядовым инженером-экономистом  базы «Океанрыбфлот», и дошла до ведущего инженера по новой технике объединенного государственного предприятия рыболовного флота «Юра» (в переводе с литовского – море).  Оно было создано вместо ПО «Литрыбпром», и в него вошли три базы: тралового, океанического и рефрижераторного флота. Конечно, я все время старалась учиться, как только предоставлялась  возможность, шла на любые курсы, которые могли дать полезные знания для работы.

   В октябре 1983 года, вскоре  после  начала моей работы в БОРФе, в городе открыли филиал Общественного Института патентоведения  при Литовском республиканском совете ВОИР (Всесоюзное Общество Изобретателей и Рационализаторов). От отдела рекомендовали направить туда на учебу двух человек. Но кроме меня никто не захотел тратить время, как они говорили, на бесполезное занятие. В институте учеба длилась два года, занятия проводились два раза в неделю по 4-5 часов, либо с утра, либо с обеда, в рабочее время, и иногда лекции бывали по субботам, лекторы в основном приезжали с Вильнюса. Так же надо было много учить самостоятельно, выполнять контрольные работы, писать курсовые, а потом и дипломную работу, как и в любом ВУЗе.

   Для меня патентоведение было совершенно неизвестной областью знаний.  Наверное, поэтому, мне очень нравилась учеба. За два года нас, слушателей, познакомили с патентным и изобретательским правом, с патентно-технической информацией, с правилами выявления и оформления изобретений, экспертизой на патентную чистоту и т.п. 29 мая 1985 года в торжественной обстановке в городском совете ВОИР нам вручили дипломы об окончании института и присвоении квалификации патентоведа. И мне было очень приятно, что в моем дипломе всего одна четверка – по экспертизе на патентную чистоту, а по остальным предметам – пятерки.  Диплом об окончании института патентоведения сыграл свою роль, когда в январе 1989 года происходила реорганизация ПО «Литрыбпром».  Техотделы всех баз были слиты в один, прошло большое сокращение, а меня не только не сократили, но даже повысили в должности, назначив ведущим инженером – экономистом.

   Позднее, в конце 1989 года, в связи с производственной необходимостью, меня перевели на должность ведущего инженера по новой технике. В апреле 1985 года меня направили учиться на курсы по организации системы научно-технической информации (НТИ) в филиал Всесоюзного института повышения квалификации рыбной промышленности в  г. Дмитров Московской области. На эти курсы вообще-то должна была поехать либо наша библиотекарша, либо ответственная за  НТИ, но женщины наотрез отказались. А для меня поучиться и узнать что-то новое, было просто замечательно, тем более  что это почти в Москве. Как же я была рада, что поехала! Учиться было легко, на курсах организовывали различные экскурсии на московские предприятия, где знакомились с прогрессивными методами организации информационной работы, читали интересные лекции.  А по субботам и воскресеньям мы сами могли ездить в Москву, посещать музеи, даже пару раз сходили в театры. Курсы заканчивались накануне майских праздников, 27 апреля, и я  заехала на несколько дней в Ленинград, навестить сына Володю, тогда учившегося в Университете.

  Еще на одних курсах повышения квалификации с отрывом от производства я поучилась уже в период перестройки, в сентябре 1989 года. Курсы назывались: «Аренда: сущность и практика». Это было время, когда в экономике пошли «новые веяния», начали повсеместно внедрять хозрасчетные отношения. После этих курсов меня назначили читать лекции по аренде и хозрасчету в рабочих коллективах, в разных подразделениях нашего Объединения. Годы работы в  БОРФе и объединении были для меня очень насыщенными в плане разнообразной общественной деятельности. К этому времени дети мои стали взрослыми, Костя был женат, Володя учился в Ленинграде, Павел часто находился в рейсах, у меня появилось свободное время. 

   Сестра моя Маша была членом санитарной дружины БОРФ в системе гражданской обороны и сразу же вовлекла меня туда. Руководил  сандружиной начальник штаба гражданской обороны, занятия по оказанию первой помощи проводила заведующая медпунктом. Ходить в сандружину мне понравилось, вскоре меня назначили «командовать» звеном на городских соревнованиях, которые проводились среди предприятий города ежегодно. А после соревнований начальник штаба ГО сразу «повысил» меня в должности, я стала командиром сандружины. И хотя наша дружина не занимала первых мест на соревнованиях, мы всегда были в первой десятке. Соревнования проводились, как правило, в начале лета в Гируляйском лесу. Конечно, было трудно выполнять все нормативы, в команде были одни женщины, да и не совсем молоденькие, но мы очень старались.  В июне 1985 года меня наградили  почетной грамотой, как командира звена, «за умелые действия и высокие знания» на городских соревнованиях, а в 1988 году, уже как командира сандружины, «за активное и добросовестное выполнение задач по гражданской обороне».

   Я с удовольствием вспоминаю все, что связано с санитарной дружиной, многому мы там научились – правильно делать  перевязки,  искусственное дыхание, накладывать гипс и «шины» при переломах, и т.п. У нас был очень дружный коллектив, после соревнований мы устраивали праздник на природе – пикник, пели песни, всегда было очень весело.  Кроме сандружины у меня еще была одна постоянная общественная «нагрузка» - меня избрали секретарем первичной организации общества «Знание» нашей базы. Надо было организовывать лекции в коллективах, в отделах и службах, приглашать лекторов, распространять билеты на  лекции в городском  Доме политпросвещения. Иногда я сама читала лекции в нашем отделе. Два раза в месяц проводились политзанятия, к которым готовились все по очереди, но ответственной считали меня.

   В  базе Океанрыбфлот (как впрочем, и во всем объединении «Литрыбпром»), была неплохо организована спортивная работа. Между отделами проводились соревнования – осенью бегали кросс или эстафету, зимой на лыжах за городом соревновались, иногда семьями. Сохранился «Диплом» 1986 года, выданный семье Рыбаковых за участие в Дне лыжника под девизом  «Всей семьей – на старт». Я припоминаю, что мы тогда ходили на кросс с Павлом, и даже брали с собой маленького Сережу. В зимнее время ПО «Литрыбпром» арендовало плавательный бассейн в Паланге, на два - три сеанса в неделю. Можно было записаться, получить билет в спорткомитете, и в субботу или воскресенье автобус вез всех желающих в бассейн.  Какое же это было удовольствие, поплавать в теплой воде, посидеть в финской парной! И для здоровья польза и отдых прекрасный! 

  Наш технический отдел ежегодно проводил в базе День рационализатора и изобретателя.  К этому Дню подводились итоги работы за год, награждались самые активные рационализаторы, чьи новшества дали самый большой экономический эффект. Праздник устраивали для всего большого коллектива предприятия во Дворце культуры рыбаков. Приглашали  гостей с родственных баз  «Тралфлот» и «Реффлот», с управления «Литрыбпром». Готовили концерт самодеятельности, талантов среди работников хватало. Еще  проводили беспроигрышные лотереи. А потом обычно был банкет и танцы. Вечера, которые наш отдел организовывал  ко  Дню рационализатора, так нравились всем, что позднее нашему отделу стали поручать организацию вечеров и к Дню знаний – 1 сентября, и к Женскому дню  8 марта. Принимали мы активное участие  в проведении новогодних елок для детей нашей базы, которые тоже устраивались во Дворце рыбаков.   Закупали подарки и игрушки, готовили пригласительные билеты, потом помогали эти подарки раздавать, иногда разносили по домам подарки больным детям, которые не смогли прийти на праздник.

   В общем, годы работы в БОРФе и Объединении «Юра » были для меня и приятными и полезными, я думала, что проработаю там до выхода на пенсию. Но вмешалась большая политика, которая разрушила наш прекрасный, во всяком случае, для всех членов нашей семьи, Советский Союз, перекроила людские судьбы. Еще за несколько лет до распада  СССР в Литве  начались антирусские  настроения, националистические выпады против русского и русскоязычного населения. Бурную деятельность за выход Литвы из состава СССР развернул «Саюдис» - организация националистического направления.  Нас, не только тех, кто приехал сюда  работать много лет назад, но и родившихся, как мой Павел, в Литве, вдруг объявили оккупантами, угрожали всех выгнать из квартир, принудительно выселить в Россию. Сколько грязи, необоснованных обвинений приходилось выслушивать не только в очередях, в магазине и на рынке, но и в учреждениях.

  «Русские, убирайтесь в Россию!» - вот самый  злободневный лозунг «Саюдиса». На работе складывалась очень нервозная обстановка, хотя в нашем отделе работали практически только русские. Но каждый день начинался с обсуждения политических событий, велись бесконечные разговоры о том, куда уезжать, и надо ли бежать из Клайпеды. Мы тогда были уверены, что в случае выхода Литвы из состава СССР, Клайпеда останется за Россией, ведь по сути дела Литва получила  Клайпеду после второй мировой войны. Сколько проходило митингов в городе по этому поводу! К 1990 году стало понятно, что наше новое, так называемое демократическое руководство, ничего не предпринимает, чтоб удержать страну от развала, а на проблемы русскоязычного населения им наплевать. Надо было рассчитывать только на свои силы, самим решать, как и где жить дальше. Если мы с Павлом еще как-то смогли бы пристроиться к новой, «заграничной» жизни в Литве, то дети наши – Костя и, особенно, Галина,  хотели поскорее покинуть республику, очень волновала судьба их детей, Сережи и Саши.   Мальчиков стало небезопасно выпускать одних на улицу, случались разные неприятные конфликты между русскими и литовскими детьми, хотя  прежде они все мирно играли и общались,  как говорится, в одной песочнице.

    Еще в 1989 году мы с Галей пару раз ездили в Ленинградскую область, в Сиверскую, к ее маме, пытались найти для покупки дом или квартиру. Один раз даже поехали в маленький городок Пестово Новгородской области, где тогда жил  Виталий Горошко с женой. Но нигде мы не смогли найти ничего подходящего.  В то время из всех Прибалтийских республик выезжало, а попросту бежало, столько русскоязычного народу, что цены на жилье во всех прилегающих к ним территориях выросли в несколько раз.  Любые квартиры и домишки, мало-мальски  пригодные для жилья, продавались моментально, в то время как у нас в Клайпеде жилье совсем обесценилось.  Поездки наши были кратковременными, то на выходные, то на праздничные дни, а чтобы реально заняться поисками, нужно не мало времени. От постоянных переживаний, стрессов, у меня резко ухудшилось здоровье, мучили чуть не ежедневные кровотечения из носа, которые по часу не удавалось остановить, начались проблемы с сердцем и т.п.

   И мы с Павлом решили, что мне следует уволиться и вплотную заняться поиском вариантов выезда из Литвы. У меня было уже 25 лет чистого  рабочего  стажа, да по законам того времени для начисления пенсии учитывались годы учебы в Университете и время по уходу за детьми до трех лет. Так что мой стаж получался 31 год.  И средняя зарплата тогда у меня была очень неплохая. По советскому пенсионному законодательству я получала бы максимальную трудовую пенсию 132 рубля, на такие деньги можно было жить пенсионеру очень неплохо. Если б мы тогда знали, как быстро и круто все изменится!  В первых числах сентября 1990 года я подала заявление на увольнение. На предприятии «Юра» царила полная неразбериха, менялось руководство «вверху» и в отделах, начальниками стали назначать только литовцев, служащие боялись сокращения. На этом фоне меня никто не стал удерживать от увольнения.

   В глубине души мне было как-то даже обидно, проработала 7 лет, пользовалась уважением, не имела взысканий, а тут отнеслись с полным равнодушием – уходишь, ну и уходи. Мне было 50 лет, до пенсии еще  не так близко, около пяти лет, но на этом моя официальная  трудовая деятельность закончилась. А теперь, когда изменилось пенсионное законодательство, из стажа исключили  так называемые не страховые периоды – учебу в университете и год по уходу за ребенком, я получаю очень маленькую пенсию. И иногда жалею, что так поспешно уволилась с работы. Я, конечно, никогда не сидела без дела, но за домашний труд, даже и не легкий, пенсии не добавляют, к сожалению!