Дом с заколоченными окнами

— Ой, девочки, опять этот блаженный к нам идёт! — прыснула, порозовев от восторга, курносая маленькая Надя, и все сразу оживились.

В тесном полуподвальном помещении, освещённом лампами дневного света, которое громко именовалось Сувенирной фабрикой N1 артели инвалидов, работало около двадцати человек. Надя была здесь общей любимицей.

— Ты хоть расскажи, какой он из себя! — попросила из дальнего угла Маша-вязальщица.
— Ну, он, понимаешь, какой-то странный и одет во все чёрное... — увлечённо начала Надя.

      Сидящие вокруг притихли, вслушиваясь в её звонкий голос. Действительно, человек, входивший в это время в контору, был одет в чёрный — не новый, но и непоношенный ещё костюм и тёмную рубашку, даже носки и галстук у него были того же безотрадного цвета.
Директор фабрики Захар Егорович  —  старый сувенирных дел мастер оторвался от бумаг и,  подняв  на  лоб  круглые  очки,  посмотрел  на  вошедшего:

— Чем могу быть полезен?

Человек в чёрном, слегка поклонившись, представился:

— Меня зовут Тихомиров Александр Иванович! Говорят, у вас ушла в декрет работница и освободилось одно место...

Захар Егорович мгновенно переглянулся с бухгалтером Раисой Алексеевной, сидевшей за соседним столом. О том, что Валя Романова уходит в декрет, они сами узнали всего лишь за два часа до появления Тихомирова.

Заведующий только головой покачал: «Умеют же люди!». Вслух он произнёс следующее: — Тут вот какое дело, уважаемый Александр Иванович. У нас артель инвалидов, а  вы,  как я вижу,  вполне здоровый человек! Так что ...

— Я инвалид третьей группы! — прервал его Тихомиров и протянул Захару Егоровичу сложенную пополам справку. Тот внимательно прочитал её,  а  возвращая, украдкой, чтобы не обидеть, оглядел Тихомирова. Его удивило, что за чёрным костюмом и галстуком он  сразу не увидел,  как молод ещё Александр Иванович.   Что-то странное скрывалось в правильных бледных чертах его лица. Зеленоватые глаза смотрели мимо собеседника, в длинных тёмно-русых волосах тоже было что-то зыбкое и печальное, как и во всей его фигуре, не то чтобы нескладной, но какой-то «замогильной».

— Вы, я извиняюсь, не баптист, часом, будете?— осторожно спросил заведующий.
— Нет! — слабо улыбнулся Тихомиров, — скорее наоборот...
— Ну что же, вы нам подходите! — покончил с делом Захар Егорович, не став уточнять, что это за «наоборот». —  Заполняйте пока вот этот листок, а завтра к девяти милости просим, как говорится ...

Тихомиров был зачислен на фабрику учеником. На следующий день заведующий сам проводил новичка в цех, показал ему рабочее место и попросил ребят «любить и жаловать»  нового  товарища.

Когда его первый трудовой день подошёл к концу, оказалось, что парень, вопреки ожиданиям, справился на все сто. Вечером молодые работники не торопились расходиться, так как было назначено отчётно-выборное комсомольское собрание. Ребята возбуждённо шумели в предвкушении будущих споров, и только Тихомиров боком продвигался к выходу. Тут-то его и окликнул комсорг Паша Сёмин:

— Слушай, ты комсомолец?
Александр на миг задумался и ответил:  —  Да...
—   Давай не  расставаться  никогда!  —  моментально  отреагировала  маленькая  Надя.
Тихомиров, думая о чём-то своём, точно заколдованный посмотрел мимо неё и произнёс:
— Мы не расстанемся никогда...

И всем почему-то стало неловко, и впервые над шуткой Нади не посмеялись. Новичок вдруг словно очнулся от сна, покраснел, извинился, но всё же ушёл, сославшись на головную боль.
Потянулись трудовые будни. Александр Тихомиров быстро освоил сувенирное дело и вскоре работал уже по второму разряду, ни в чём не уступая остальным. Вот только наладить с ним личный контакт никак не удавалось. Точно тень проходил он утром по улице и ровно в девять был на месте. В шесть вечера аккуратно складывал спецовку неизменно чёрного цвета и исчезал. С кем и как он жил, ребята не знали, а приставать к человеку с расспросами, навязывать ему свою дружбу было неудобно, тем более, что сам он никакого энтузиазма в этом отношении не проявлял. Но однажды работники артели стали свидетелями поразительного случая, заставившего их взглянуть на новичка другими глазами.

Как-то к началу смены вслед за Тихомировым влетел в цех симпатичный парень «интеллигентного вида», как описывала его потом Надя. С восторженным воплем кинулся он было обнимать Александра Ивановича, но осёкся — Тихомиров, по обыкновению, смотрел мимо него.

— Саша! — удивлённо начал молодой человек, — ты что, не узнаешь меня?! Я —  Витя! Ну, вспоминаешь? Витя!..
Тихомиров отрицательно качнул головой и без лишних слов прошёл к своему рабочему столу. Витя стоял, не шевелясь, крайне озадаченный и что-то бормотал. Тогда на помощь к нему пришёл Сёмин:  — Вы, товарищ, случайно не родственником  Александру  Ивановичу приходитесь?

Витя, точно оглушённый, еле отозвался:
— Я? Нет!.. Мы с ним просто вместе в институт поступали, в одной комнате жили в общежитии. Он, понимаете, сдал все экзамены и по конкурсу прошёл, а потом вдруг как сквозь землю провалился! Сказали, даже документов не забрал...

— Может родители заболели? — участливо подсказал Сёмин, растроганный дружеской преданностью Виктора. И поразился, услышав в ответ:

— Нету у него родителей! Он сирота, из детдома, огневой парень...

     Виктор опустил голову и, горько усмехнувшись, добавил: «Был!» Ни с кем не прощаясь, он быстро пошёл к выходу. А вечером комсорг объявил о внеочередном собрании, остаться на которое Тихомирова не попросили.

      Говорил Паша Сёмин:   — Слыхали, ребята? В институте огневым парнем считался! А здесь у нас?! Тень какая-то, призрак! Почему он стал таким? Почему?!

Самым удивительным было то, что на этот вопрос не ответил бы и виновник всех этих треволнений — Тихомиров! Из его сознания навсегда исчез солнечный летний день, когда он обнаружил свою фамилию в списках поступивших и мчался в общежитие поделиться радостной новостью с ребятами. Однако случилось так, что улицу, по которой он обычно пешком добирался в институт и обратно, перегородили ввиду земляных работ: Саша свернул в переулок.

ЭТО РЕШИЛО ЕГО СУДЬБУ.
Не пройдя и пятидесяти шагов, он задержался у железного заборчика: прямо на его пути, рядом с калиткой, грелся на солнышке огромный черный кот. Недовольно шевеля усами, он смотрел в глаза Александру  и уступать дорогу явно не собирался! Тихомиров, в свою очередь, просто перешагнул через ленивое животное, но ... в ту же секунду его окликнули по имени. От небольшого, уютного на вид домика, расположенного в глубине двора, к нему семенила старушка в чёрном платье давно забытого фасона, с палкой в сморщенной руке. Тихомиров в изумлении остановился  —  он видел её впервые.

— Ты меня не знаешь, Саша! — отвечая на его мысли, произнесла она, — а ведь я твоя тетя... Да, да, Софья Андреевна Темнова, двоюродная сестра твоей покойной мамы. Хорошо, что ты всё-таки решил меня навестить! — бормотала старуха. Только тут Саша осознал, что они уже движутся по чистенькой, посыпанной гравием дорожке к дому. Он переступил порог, и...  весёлый студент исчез навсегда.

Вернёмся, однако, к собранию на сувенирной фабрике.

       Своё выступление Сёмин закончил так:   —  Мы одни виноваты в том, что Тихомиров до сих пор остается, по сути, вне коллектива!   Кто попытался поближе познакомиться с ним? Кто поинтересовался его домашними обстоятельствами? Никто!..

       — А чего навязываться человеку? — бездумно откликнулся Федя Шутихин и тут же пожалел об этом,   потому что Паша обрушился на него  как на главного виновника.
—       Вот  так  все  мы  говорим,  а парень,  может,  в  помощи  остро нуждается!
— Может, его в банду затянули! — с тревогой воскликнула одна   из работниц.
— Ну какой из него бандит! — прыснула Надя, — я думаю, для начала стоит сходить к нему домой, посмотреть, как он живёт. Только сделать это удобнее, конечно, ребятам...

     —   Пусть Шутихин пойдёт, он мужик пробивной!  —  раздались голоса.
     —   Шутихина! Шутихина послать!

Комсорг оценил обстановку и, несмотря на бурные протесты со стороны кандидата в воспитатели, заключил: — Решено! Поручим это дело Феде Шутихину. Пусть сходит к Тихомирову,  узнает, как и что и, по возможности, разъяснит ему роль коллектива.

— Только смотри, чтобы без этого, Фёдор! — Паша выразительно щёлкнул пальцем по горлу.  — Помни, перевоспитывая человека, ты формируешься сам!
— Но ведь я адреса не знаю! — ухватился за соломинку Федя.
— А мы его у Захара Егоровича возьмём, — подсказала Маша-вязальщица, не подозревая, какую плохую услугу оказывает Шутихину.

Так и сделали.

Фёдор Шутихин в некоторых жизненных ситуациях предпочитающий «брать быка сразу за рога», отправился к Тихомирову тотчас же после собрания. Он долго плутал по тёмной окраине и уж хотел вернуться, когда вдруг разглядел нужный ему номер на аккуратной металлической калитке. Федя коротко свистнул. Не услышав в ответ собачьего рычания, он смело зашагал по ровной дорожке к дому. Одно из окон было освещено и задернуто шторой только наполовину. Шутихин заглянул туда, да так и застыл на месте...

       В комнате, размеры которой с трудом угадывались из-за призрачного освещения, за    невысоким, орехового дерева столиком сидели двое и нежно держались за руки. В мужчине Фёдор не сразу узнал Тихомирова, одетого в чёрный фрак, который, как ни странно, удивительно шёл ему. Напротив Александра Ивановича сидела девушка в  открытом бальном платье.

«Так, стало быть, он женат!» — мелькнуло в голове у Шутихина, продолжавшего разглядывать девушку и, по мере этого, приходившего в какой-то неописуемый, распирающий его восторг.
Это создание было слишком прекрасным для обычной земной женщины: длинные светлые волосы, открытые плечи, шея словно околдовали Фёдора. Теперь ему совсем не казалось странным, что Тихомиров так спешил после работы домой. Вот и сейчас он оторваться не мог от своей подруги, а она, всё также улыбаясь, медленно поворачивалась к окну. И вдруг, будто радужные волны поплыли по стеклу: лицо девушки стало меняться, покрываясь морщинами и старея, старея на глазах!

Восторг Федора сразу испарился, на смену ему пришёл ужас: через окно прямо в упор на него смотрела... хозяйка дома — Софья Андреевна Темнова. Федор выдерживал её взгляд секунду, которая показалась ему вечностью, потом с криком,  застывшим на губах,  рванулся и побежал прочь!

Он опоздал.

На следующий день рабочее место Шутихина пустовало.
— Догулялся! — решил Паша Сёмин, которому были известны некоторые старые грешки Федора.  —  Ничего, отоспится, придёт завтра как миленький!..
Но Шутихин не пришёл ни завтра, ни послезавтра. Потом оказалось, что он пропал и его всё это время ищет милиция.

Примерно через неделю после описанных выше событий во вторую бригаду колхоза «Октябрьский», расположенную километров за девятьсот от фабрики сувениров, пришёл усталый, заросший бородой человек, который не помнил, кто он и как его зовут. На первых порах его приютили у себя механизаторы, намереваясь вскоре отправить в райцентр. Но поскольку выяснилось, что он хороший токарь и знает толк в технике, он там и прижился. Вот только имени своего «скиталец» так и не вспомнил, и в бригаде стали звать его Кешей.
Пришла беда — отворяй  ворота!

Не успели работники фабрики оправиться от исчезновения, а может быть, и смерти Феди Шутихина, как на смену — впервые за всё время не вышел Тихомиров. Подождали два дня и, наученные горьким опытом, послали к нему домой целую делегацию во главе с Надей.
Окна домика, где обитал Александр Иванович, были закрыты ставнями и заколочены, а дверь заперта. Однако соседи всё рассказали.

— Тут старушка жила, Темнова Софья Андреевна,  — неторопливо, видно не в первый раз, повествовала полная женщина,  — а с ней — молодой человек, племянник или внук, кто его знает, не спрашивал никто...

     Соседка рассказывала, сама удивляясь, почему никто никогда не интересовался жизнью Темновой, почему все её так уважали: ведь сама-то Софья Андреевна и говорить почти ни с кем не говорила.  Наваждение какое-то, да и только!

—       Так одни и жили? — спросила Надя.
— Да, только Софья Андреевна и Саша. Кот у них ещё был — Мурзик, её любимец.  Пропал недавно, а дня через три и сама она померла. Видно, судьба её такая!   Сашенька-то ну просто извёлся,  всё поверить не мог, а после  похорон — тут уж мы все помогали — он взял да и ушёл, куда не могу сказать, не знаю...

      Тихомиров по-прежнему не появлялся на работе, но причина этого вскоре выяснилась. Александра Ивановича нашли у могилы его тётки: в последние дни подмораживало, а он, видимо, был нетрезв — вот так там и остался. Похоронили его скромно. Надя, когда оказалась рядом с гробом, впервые увидела на пальце Тихомирова странный перстень с большим чёрным камнем. Она пригляделась и прочла надпись на нём, сделанную золотом: «НАВЕКИ РАБ ТВОЙ».
Пятигорск, 1969