Две женщины

Очень люблю детей. Особенно маленьких. Как увижу маленького человечка, так и хочется, взять его не ручки, прижать к груди, погладить мягкие, не знающие краски волосики.. И вообще самый привлекательный силуэт в природе – это женщина, держащая на руках ребенка. Ох, не зря Рафаэль «Мадонну» написал. А уж он-то в силуэтах кое-что понимал.
  Конечно, я с радостью согласилась забрать Грушу из садика, благо это всего лишь через дорогу.
  Был уже вечер, но для детей, но для детей его не существовало. Был только – песок в носках, царапины на коленях и застрявшая в ветках на трехметровой высоте игрушка, которую необходимо было сбить палкой.
 Детишки гуляли по двору с воспитательницей, молодой девчонкой, которая скучающе смотрела на это собрание мелких неожиданностей и на свой мобильный телефон, видимо, с нетерпением дожидаясь конца рабочего дня. Впрочем, понять ее можно. Здоровой девке в двадцать лет положено не с этими сопленышами сидеть, а плясать до упаду, целоваться на вечерней зорьке Стрелять из лука, плавать, да мало ли что еще придет в голову молодой девушке воспитательнице.
  Конечно, не все дети занимались беготней и киданием палок. Чистые и довольно пристойные девочки на крайней скамейке что-то увлеченно друг другу рассказывали, наверное, что-то смешное, потому что часто принимались хохотать. А одна хохотушка даже по траве каталась от смеха. Только Груша в своем желто-синем платьице, занималась тем, что обнимала мальчика в бордовой майке. Мальчик ее тоже обнимал. Причем делали они это не за сараем или за кустами, а с краю площадки – прямо у всех на виду. Малолетние любовники заботились лишь о том, чтобы бешеные их сверстники не задели их объятия. В общем, форменный натурализм.
 Ну, ничего подумала я, года через три-четыре, уже будучи школьниками, они будут обниматься за кустами, или за зданием тира. Все-таки образование – великая вещь.
 
  Подойдя к дамочке, я объяснила ситуацию и протянула ей трубку мобильника, из которой Светка довольно вразумительно объяснила, что Грушку сегодня забираю я.
 Девочка-воспиталка оказалась несколько туповата и потому позвонила Светке со своего телефона, чтобы еще раз спросить, как меня зовут и как зовут ее дочь.
  И вот идем мы по тротуару, две женщины. Одна уже прилично пожившая и достаточно опытная, хотя и молодая, другая – тоже молодая, но пока наивно-восторженная и низкорослая. А что вы хотите? Ей всего-то пять лет. И вот идут по улице две простые русские женщины. Даже имена у обеих какие-то простонародные: Дина и Груша.
 -  А ты, что, Вовика любишь? – спросила я весело подпрыгивающую Грушеньку.
 - Люблю… - она улыбнулась.
 - Он хороший мальчик?
 - Он такой прям хороший, что я прям его очень люблю.
 - А он тебя.
 - и он меня тоже  любит, - Груша улыбнулась еще шире. Наивная девочка.
 _А почему он с Наташкой целовался? – спросила я.
 - Когда?
 - Да днем ,когда игрушки собирали.
 Груша надулась, помолчала немного и сказала:
  - Да у нее платье как арбуз.
 - Почему как арбуз? – не поняла я.
 - да красное такое же.- ответил наивный ребенок.
  Мы молча прошагали мимо почтового отделения и внезапно Грушенька остановилась.
 - Груш, ты чего? – спросила я протягивая ребенку руку.
 Грушенька стояла посреди тротуара и, казалось, о чем-то думала.
 _Грушенька?- спросила я и нагнулась к малютке. По ее щекам текли слезы.
- ты что, Грушенька?
 - А у меня тоже арбузное платье есть!- всхлипнула девочка и топнула ножкой.
 - Ну, конечно, есть. Зачем тебе плакать?
 - И еще краснее. Не как у Наташки.
 - Конечно, краснее, Грушенька.
 И тут Грушу прорвало:
 - А-а… он –козел, -- выдала девочка фразу явно услышанную от кого-то из взрослых, - Натаааааашка, ведь суууука!
  Долго стоять на тротуаре с девочкой, которая заливается слезами, было не очень прилично, и чтоб угомонить эту слезливую тучу, я затащила Грушку в кафе, где скормила ей пару килограммов  шоколадного мороженого.
 Про то что неизвестный мне мальчик Вова целовался с неизвестной мне девочкой Наташкой, я конечно придумала. Да и чего тут думать-то  У них ведь там полсадика Наташек, и с каждой из них Вова мог целоваться и наверняка даже целовался. Зато Грушенька получила первый и, может быть, главный в своей жизни опыт: мужикам верить нельзя, даже если они еще маленькие.