Стыд не дым, глаза не выест

начало http://www.proza.ru/2011/01/19/936
отрывок из повести "Поленька или Христова Невеста"

«Стыд — не дым, глаза не выест».

Детская молитва возымела неожиданно быстрый эффект. Поленька уверовала в волшебную силу бога,   мама вернулась домой, но день этот вошёл в историю семьи Гусевых  как день  позора и бесчестия. Валентина виновато переступила порог родительского дома.  Её красивое лицо осунулось, когда-то румяные щёки посерели. Потухший взгляд и пигметные островки на когда -то чистом лице делали  облик Валентины чужим.
Полина радостно бросилась к маме, но остановилась как вкопанная. Она уже знала, что детей находят не в капусте. Дочери почему-то было совестно смотреть на огромный мамин живот. Девочка чувствовала, что мама совершила что-то постыдное и нехорошее.

Геннадий, увидев брюхатую  дочь,   с негодованием  бросил: «Кукушка» и беспомощно удалился в свою комнату.  В нём закипала злоба на жену и клокотала ярость на своё бессилие.    Через пару минут  он влетел вновь на кухню и обрушился на своих баб, как торнадо, в основном  обращаясь к  своей жене:

—Это всё ты!  Ела поедом зятя! Это из-за тебя наша дочка по белу свету носится как ракета с горящим соплом!  Тебе ведь принца подавай. Выжила мужика из дома. Чем тебе Федосов не угодил? Настоящий мужик был, рабочий! Ну и что, если иногда выпьет?! А кто сейчас не пьёт?! Не каждый ведь день напивался, а так по случаю. Теперь вон внучка безотцовщиной растёт!

— Опомнился, антикрист!  Где ты был в это время? Может в командировке? А может, в космос летал?!  — завелась с полуоборота бабка Лиза.— Ты же все дни напролёт просиживаешь штаны у телевизора! Ты же лучше знаешь про дела в Анголе и Лаосе, чем в своей семье.

—Ну, теперь хлебайте полной ложкой! Рожайте! Воспитывайте! Только меня не впутывайте, я вам не помощник!— ввернул дед, с трудом прорвавшись сквозь глухую оборону. — Стыд—не дым, глаза не выест!

—Тоже мне помощничек! От тебя толку, как от козла молока! Пока я жива, Федосов не переступит порог нашего дома!

Елизавета Захаровна поспевала везде, отбрехивалась от нападок мужа и одновременно костерила дочь.
— Бесстыжие твои глаза!  Пузо уже на нос лезет! Совсем совесть потеряла. Где это видано, без мужа рожать? Что люди скажут!? Господи, за что мне такая доля досталась?!  Срамотища какая! Тебе мало брошенной Полинки, ещё одного байстрюка настрогала?!

—Пусть говорят, мне с ними детей не крестить!— отчаянно произнесла Валентина.
Полина тихо забилась в уголочке и сочувственно наблюдала за несчастной мамой.     Маленькой Полинке было очень жалко маму.
—Бери свою задницу и проваливай, прочь с моих глаз! -неистовствовала Елизавета. -Не позорь мою седую голову!  Езжай  к тётке Тоне в Серафимовку, родишь там, потом приедешь.
—Куда я с таким пузом, мама?
—Раньше надо было соображать!
—Он обещал жениться, — едва сдерживала слёзы Валентина. – Одни сволочи и негодяи.
—А ты что вчера на свет родилась? Разве можно мужикам доверять? Им только одно нужно!

В этот вечер в семействе Гусевых штормило, щедро лились проклятия, ругательства, слёзы и сопли, у главы семейства появились ещё несколько седых волос, ещё ниже опустились плечи.
 
Лизавета твёрдо верила, что спасение оступившихся домочадцев кроется в церкви.
—Иди в церковь, покайся, — наставляла Лизавета дочь на следующее утро, немного придя в себя.

— Как я покаюсь, я не знаю ни одной молитвы, я и креститься толком не умею?
—Главное желание, смирись, отпусти гордыню.

Валентина была также  далека от религии, как Камчатка от Москвы, не знала ни одной молитвы, но дала себя уговорить матери, наезжавшей на неё неумолимо, как дорожный каток на едва проросший  росток одуванчика.

Поленька чувствовала себя вполне счастливой и не могла поверить, что будет просыпаться и засыпать рядом с мамой. Ей очень хотелось чем-нибудь порадовать маму.
—Мама, не бойся, я буду тебе всегда  помогать.
—Тебе будет тяжело, но я без тебя не справлюсь,— повторяла, как заклинание беременная Валентина.