Главы 21-25

ГЛАВА 21

   Никита поёжился от утренней прохлады, подполз к краю и осторожно выглянул. Картина внизу не изменилась – орки явно никуда не торопились. Женщины готовили еду, время от времени визгливыми голосами подзывая к себе совсем уж расшалившихся детей, чинили одежду, в общем занимались хозяйством. Мужчины, кто чинил оружие, кто мастерил что-то, несколько воинов постоянно стояли в дозоре. Короче, всё кочевье спокойно занималось своими делами. А пока они сидели там, внизу, мальчишкам нечего было и думать о том, чтобы продолжать путь. Тринадцатый предложил было рискнуть и рвануть резко вверх, надеясь на внезапность. Но Никита и Гасан, расценив свои силы, решили, что на такой риск они решатся только в самом крайнем случае – очень уж весомым аргументом в пользу осторожности служили луки в руках дозорных. А в том, что обращаться с оружием орки умеют, мальчишки сумели убедиться сами -  прямо на их глазах один из дозорных, практически не целясь, на вскидку, сбил неведомо как залетевшего в эти края гуся. Гусь давно уже был съеден, но вот осадок от этого выстрела остался. Поэтому, мальчишки решили, что они лучше подождут, когда орки откочуют от этого места. Тем более, что и еды и воды у ребят было пока в достатке, дней на пять точно.  Хорошо, не забыли наполнить фляги у ручья. Вообще, после первого дня полёта, им удалось найти очень удобное место для привала – небольшая, метров пять в длину и чуть меньше в ширину, практически ровная площадка перед маленькой пещерой. Подобраться к ней нельзя было ни снизу, ни с боков, только сверху. Но орки, к счастью, летать не умели. А мальчишки, сидя наверху уже второй день, потихоньку обживали своё пристанище. Ночевали они в пещере, там было всё-таки теплее, чем на улице. По понятным причинам, разжечь костёр было невозможно, да и дров не было, с собой брать не стали, чтобы Гасана не перегружать. Единственное бревно, которое у них было как раз и служило транспортом. Там, на берегу, Никита и Тринадцатый сели на него сверху, привязались к обломанным веткам, чтобы не свалиться, а потом Гасан поднял вверх руки, что-то пробормотал себе под нос и начал подниматься вместе с бревном, всё быстрее и быстрее. Само собой, перед этим, Никита загадал Гасану своё первое желание, - «Хочу, чтобы ты доставил нас в ближайший город-порт». На что тот ответил своим, - «Слушаю и повинуюсь», и полёт начался. В общем-то, ничего интересного за весь день полёта не произошло. Лишь один раз чуть не врезались в стаю каких-то неизвестных Никите, но очень шумных, как выяснилось, птиц, да Тринадцатый попытался ухватить за хвост пролетавшего мимо ворона. Тот потом часа два летел рядом с ними и говорил всё, что он думает про Никиту, Гасана, про Тринадцатого лично и про всех чертей вообще. Наконец, ему это надоело, и ворон улетел по своим делам, на прощанье пожелав им навернуться где-нибудь побольнее. Ближе к вечеру, как по заказу, Никита и Гасан одновременно заметили пещеру и решили, что лучшего места для отдыха и ночёвки им не найти. Тринадцатый, он сидел за спиной у Никиты, и обзор у него был гораздо хуже, тоже не возражал. И бревно плавно опустилось на скалу. Мальчишки наскоро поужинали и улеглись спать, собираясь утром продолжить своё путешествие. Тем более, что со слов Гасана, до города оставалось меньше дня полёта – к вечеру должны были добраться. Но пробуждение оказалось совсем не таким, как ожидалось. Тринадцатый, в кои-то веки проснувшийся первым, беззаботно вышедший из пещеры наружу по обычным утренним надобностям (для этого приспособили небольшую расщелину, ведущую прямо вглубь скалы), услышал снизу громкие голоса. Чертёнок осторожно подполз к раю площадки, выглянул наружу и увидел нескольких охотников орков, которые развели внизу костёр и явно никуда не спешили. Тринадцатый разбудил Никиту и Гасана и рассказал им о неожиданных соседях. Сначала мальчишки не особенно озаботились таким соседством – подумаешь, перекусят, отдохнут и дальше двинутся. Но вскоре послышался громкий гомон, раздались какие-то пронзительные крики, и из-за ближайшей скалы повалило целое орочье кочевье – женщины, старики, дети и, конечно, охраняющие их мужчины-воины. Первые охотники оказались лишь отрядом разведчиков. И теперь мальчишки уже второй день ждали, когда же их беспокойные и опасные соседи двинутся дальше. Вот только ожидание порядком уже надоело, а орки не выказывали никакого желания куда либо двигаться. И Никита всё более склонялся к мысли, что ночью, не смотря на острые глаза орков, можно и попробовать сорваться. Если взлететь сначала вертикально вверх, как можно выше, то шансов на успех будет немало. Правда, с Гасаном и Тринадцатым, мальчик пока своими идеями не делился, решив, что ещё день, а то и два можно и переждать. Да и Гасан сил поднаберётся побольше. Джинн объяснил уже, что чем выше лететь, тем больше сил расходуется, а чтоб их восстановить нужно спать побольше. Примерно за день полёта  в горах – дня два сна. А то и больше, если полёт высотным был. В общем, «накоплением сил» Гасан сейчас и занимался, то есть спокойно дрых в своей лампе. Тринадцатый же, выспавшись, по его словам, на неделю вперёд, нашёл, неведомо как оказавшийся в пещере кусок угля, занимался теперь тем, что высунув язык от усердия, разрисовывал стены пещеры надписями типа: «Сдесь был Я» (именно так, с большой буквы), «Тринадцытый, Некита, Госан – кареша» и «Черти – жжут!». Когда Никита попытался было указать ему на ошибки, Тринадцатый тут же завёл волынку про право художника на своё видение всего, даже букв и правописания. «Я так вижу», - важно заявил чертёнок, и Никита предпочёл с ним в спор не вступать. Сам мальчик достал свою дубинку, отошёл подальше от края и занялся тренировкой, на которую у него давно уже времени не хватало. Чертёнок иногда высказывал замечания, надо сказать довольно язвительные, но Никита не обращал на него никакого внимания.
Казалось, это день будет таким же, как и предыдущий. Но вдруг снизу раздался громкий визг смертельно раненого существа, а потом закричали, завопили сразу множество голосов. Никита и Тринадцатый, не сговариваясь, бросились к краю и аккуратно выглянули наружу. Внизу творился просто какой-то бедлам. Несколько орков лежали на земле, поражённые длинными стрелами. Остальные в панике метались, пытаясь найти спасение, но стрелы не щадили никого, поражая всех подряд, не давая пощады ни женщинам, ни детям. Никита, наконец увидел, кто стреляет по кочевникам – тут и там, по скалам прятались какие-то высокие люди в серой, под цвет скал, одежде. Похоже, им удалось подобраться совсем близко к расслабившимся дозорным, и теперь неведомые убийцы хладнокровно расстреливали стойбище. Казалось, что спасти орков может только чудо. Всё больше их падало ранеными и убитыми. Но не зря мальчишки опасались реакции и меткости орочьих воинов. Один из серых, получив стрелу в грудь, взмахнул руками и рухнул вниз со скалы. За ним последовал другой, третий. И, хотя нападавших оставалось ещё не мало, не меньше четырёх десятков, орков всё-таки было больше. Да и паника, разгоревшаяся было после столь внезапного нападения, успокоилась. Женщины, старики и дети укрылись за большими щитами, плотно сгрудившись за ними и закрывшись со всех сторон, в том числе и сверху. А мужчины быстро рассредоточились по всей впадине, умело прячась за камнями и отвечая на каждую вражескую стрелу двумя-тремя своими. Всё больше нападавших падало вниз, поражённых то одной, а то и несколькими стрелами сразу. Их не спасала даже столь удачная маскировка. Орки, конечно, тоже несли потери, стреляли нападавшие очень метко, но становилось всё яснее, что победа клонится на сторону обороняющихся. Похоже, и самим «серым» это стало ясно. Небольшими перебежками, прикрывая друг друга, оставшиеся в живых  начали отступать. Казалось, на этом бой и закончится, оркам снизу было неудобно преследовать врага, сидевшего гораздо выше на скалах, да и женщин с детьми и стариков они оставить не решились бы. Но тут по отступающим с тыла ударили возвращающиеся с охоты воины. Их было только пятеро, но внезапность нападения и отвага охотников сделали своё дело. «Серые» всё-таки перебили всех пятерых, но те, ценой своей жизни сумели их задержать, дав возможность остальным своим собратьям совершить быструю атаку. Вскоре всё было кончено.  Ни одному «серому» уйти не удалось, пленных орки не брали. После окончания боя, орочий лагерь просто забурлил – женщины быстро собирали вещи, дети помогали им. Мужчины наскоро заваливали тела своих погибших товарищей камнями, соорудив каменный курган, перевязывали раненых. Тела врагов просто валили в кучу прямо под площадкой. Никита и Тринадцатый увидели длинные остроконечные уши и большие, остекленевшие глаза.
- Эльфы, - прошептал Тринадцатый. Никита, всё ещё под впечатлением от увиденного, откатился от края. Мальчика просто трясло. Даже когда на них напали Псиголовцы, Никите не было так страшно. Он просто и испугаться тогда не успел. А теперь… Перед глазами так и стояли падающие орочьи дети. Как же так? Ведь его всегда учили, что эльфы добрые, орки злые. Орки убивают всех, эльфы воюют только с воинами. Эльфы же такие благородные… Последние слова Никита машинально произнёс вслух.
 - Война, - пожал плечами Тринадцатый, - Они друг с другом сотни лет воюют. Теперь орки на эльфийские леса набег устроят – мстить будут. Потом те опять в горы пойдут. И так без конца, - чертёнок вздохнул, похоже, увиденное и его проняло, и с неожиданной злостью закончил, - Всё никак не намстятся, придурки.
 А внизу закончились скорые сборы. Орки собрались вокруг могилы своих сородичей, женщины затянули какую-то заунывную песню, мужчины просто молча стояли, низко опустив головы. Так продолжалось минут двадцать, а потом, внезапно все собравшиеся громко закричали. Кричали мужчины, потрясая оружием, вопили женщины, заламывая руки, орали дети, упав на колени. И только старики молча сидели и смотрели на беснующихся сородичей. Крик всё нарастал и нарастал, но потом вдруг резко оборвался. И все орки разом взялись за свои вещи и двинулись в путь. И через минут пятнадцать площадка внизу опустела. Кочевники ушли. По лицу Никиты текли слёзы, и он этого совершенно не стеснялся. Тринадцатый сел рядом с мальчиком и обнял его за плечо. Так они просидели довольно долго, о времени никто не думал. Хотелось, чтобы всё увиденное оказалось просто сном, кошмаром после которого можно проснуться. Но, к сожалению, всё увиденное ими произошло наяву. Лишь когда Солнце забралось совсем высоко, Никита будто очнулся. Мальчик резко вытер глаза рукавом, медленно поднялся и обратился к Тринадцатому, - Давай собираться. Надо Гасана разбудить.
 - Ты как? – спросил чертёнок, - Может ещё день пересидим.
 - Я в порядке, - Никита ответил неожиданно резко, но Тринадцатый не обиделся, понимая состояние товарища. Чертёнок молча кивнул и начал собирать вещи. А так как вещей из мешков они доставали немного, то к моменту пробуждения Гасана, мальчишки были уже готовы продолжать путь. Джинн удивлённо посмотрел на их лица и спросил, - Что случилась? Вы какие-то не такие оба. Тринадцатый молча подвёл его к краю и показал вниз. Гасан охнул от неожиданности, потом внимательно посмотрел на друзей и кивнул, - Если готовы – летим. Мальчишки молча сели на бревно, привязались к веткам, Гасан пробормотал своё заклинание, и минут через десять место битвы орков и эльфов осталось далеко позади. И нельзя сказать, что кто-нибудь из ребят об этом хоть чуть-чуть пожалел, им хотелось оказаться чем дальше, тем лучше, причём, как можно быстрее. И лишь когда скала, на которой мальчишки провели последние два дня слилась позади со всеми остальными в единый серый монолит, Никита почувствовал, как какая-то тяжесть медленно сползает с его сердца. И ещё одно он знал точно – прежним ему уже никогда не стать, часть того беззаботного мальчишки навсегда осталась под камнями наваленного кургана и в больших, ничего уже не видящих, чёрных глазах.

ГЛАВА 22

   Никита подошёл к окну и закрыл его. В комнате тут же стало гораздо тише. Жаль только, что долго с закрытым окном не просидишь – можно от духоты и жары умереть. Зато хоть немного можно отдохнуть от уличного шума. Вот так, то закрывая окно, то открывая его, Никита и проводил уже второй день. А что ещё оставалось делать? По пути к городу (названий у него было, как ни странно, несколько, Никита запомнил одно – Аккра) никаких приключений с мальчишками не произошло. Если не считать того, что Гасан, по своему обыкновению о чём-то задумавшийся, чуть не врезался в неожиданно выруливший из-за скалы летающий ковёр. На этом летучем половике спокойно дремал, обняв лампу, очень похожую на лампу Гасана, какой-то молодой парень. По-видимому он ничего даже не заметил. Зато всё заметили попугай и маленькая обезьяна, сидевшие рядом со спящим. И мальчишки услышали возмущённое верещание с предположениями типа: «Права купили молокососы и хулиганят теперь». Какие права и где купили ни Никита, ни Тринадцатый не поняли, а на «молокососов» очень обиделись. Но, прежде чем они успели придумать какой-нибудь по настоящему обидный ответ, ковёр скрылся вдалеке. К городу ребята подлетели к ночи, ночевать пришлось прямо перед закрытыми воротами. Правда, таких же «счастливчиков», как и они набралось около сотни, в основном крестьяне из окрестных деревень, мелкие торговцы, пара каких-то непонятных солдат, то ли дезертиры, то ли наёмники и несколько нелюдей – пара троллей (хорошо что не каменных), несколько гномов и очень гордый и неразговорчивый демон. Тринадцатый пытался было с ним пообщаться, но был встречен таким ледяным презрительным взглядом, что тут же решил, что заводить новые знакомства в таком сомнительном месте будет весьма опрометчиво. И чертёнок вернулся к Никите бормоча что-то про дальнюю родню, которая совсем видите ли зазналась, и которой пора бы немного голову на место поставить.   Но, не смотря на столь пёструю компанию, ночёвка прошла вполне спокойно. А рано утром ворота со страшным скрипом отворились, и вся толпа хлынула в город. Здесь не было никакой очереди, за входящими никто не следил, хотя стражников у ворот было немало. Но они только лениво провожали взглядом проходивших мимо, даже не пытаясь сделать вид, что их кто-либо интересует. Город встретил мальчишек громким шумом. Казалось сами улицы и площади кричат, поют, ругаются, плачут на десятках разных языков. Никита и Тринадцатый, следуя инструкциям Гасана («У варот не всдумай гастинницу брать, да? Три шкуры сдирут. Нада падальше в горад зайти. Там целая улица с гастинницами есть. Панятна, да?»), полученным накануне,  не обращая внимания на зазывал из гостиниц, расположенных почти у самых ворот, двинулись вперёд, то и дело уворачиваясь от куда-то спешащих пешеходов и всадников. Понятия о тротуарах здесь явно не имели. Вообще, этот город больше всего напоминал муравейник, причём, как уже было сказано,  все муравьи в нём были очень громкоголосыми. Наконец, мальчишки, совсем очумевшие от всего окружающего, добрались до описанной Гасаном улицы. Здесь стояло сразу несколько маленьких гостиниц, цены в них были гораздо меньшими, чем в тех, в которые так упорно путников пытались зазвать у ворот. В первой же гостинице мальчишки легко сняли комнату, благо с деньгами проблем у них не было. Хозяев оказалось двое и они вполне могли бы сойти за братьев. Отличались друг от друга они только причёсками – один был практически лысый, но зато с шикарными бородой и усами, второй же щеголял гладко выбритыми щеками, зато от висков у него спускались две длиннющие пряди волос, а на затылке примостилась маленькая круглая шапочка. Во всём остальном оба хозяина были практически неотличимы – оба низенькие, толстенькие, с вечной улыбкой на лице. Даже имена у них были похожи - звали их Ассам и Абрам, причём Никита и Тринадцатый несколько раз путались и называли одного из них именем другого, что всякий раз вызывало громкий хохот как самих хозяев, так и их жён и многочисленных отпрысков (семьи Абрама и Ассама жили тут же в задних комнатах). Вообще, это было очень весёлое место, правда тоже очень шумное. Но с шумом в этом городе, похоже, оставалось только смириться. Жёны хозяев и старшие дочери целыми днями хлопотали на кухне, младшие дети прислуживали постояльцам (которых было не так уж и мало), а сами Абрам и Ассам целыми днями сидели на мягких подушках, играли в нарды, пили литры чая и постоянно о чём-то увлечённо спорили, причём иногда срываясь на злобные крики и переходя к взаимным оскорблениям. Правда пыл спорщиков очень быстро угасал, и толстяки, обнявшись и  в сотый раз поклявшись друг другу в вечной дружбе, вновь возвращались к игре. И так каждый день до вечера. После дороги Никита и Тринадцатый целый день провалялись в постели, отдыхая. Что касается Гасана, то он сразу по прилёту залез в свою лампу и просил его по возможности хотя бы один день его не беспокоить. На второй день пребывания в городе, Тринадцатый заявил, что сидя на месте ничего не добьёшься, а им надо судно подходящее найти. Никита с ним разумеется тут же согласился и предложил было двинуться в порт, но чертёнок ответил, что все переговоры он берёт на себя и что мальчик будет ему только мешать. После довольно долгого спора, Никита всё-таки уступил, и довольный Тринадцатый, прихватив с собой пару золотых, умчался в сторону порта. Вернулся он поздно вечером, без какого-либо результата, но уверенный на все сто, что уж на следующий день ему точно повезёт. Из его рассказа Никита понял, что порт тут очень большой, кораблей разных множество, вот только капитаны не очень охотно берут на борт нелюдей, особенно чертей, демонов и прочую нечисть. А капитаны-нелюди, пользуясь тем, что их гораздо меньше, чем людей, заламывали тройную цену. Да и экипажи у них были просто пиратские какие-то. Тринадцатый решил, что доверять им нельзя. И на следующее утро чертёнок вновь убежал ни свет ни заря. Никита проснулся уже после его ухода. Мальчик повалялся в постели почти час, затем встал, кое-как умылся и спустился вниз на завтрак. Ассам и Абрам всё также сидели на своих  подушках и о чём-то горячо спорили. Судя по всему до хватания за грудки и возмущённых криков было уже недалеко. Никита попросил младшего сына Абрама (или Ассама, кто их разберёт?) принести двойную порцию завтрака в комнату и вернулся к себе. Через десять минут ему принесли десяток горячих лепёшек с маслом и мёдом и четыре больших шашлыка, обложенных зеленью и овощами. Венчал всё это большой кувшин с каким-то сладковатым напитком, который тут назывался «шербет». Мальчик даже пожалел, что заказал двойную порцию – им с Гасаном явно хватило бы и одной на двоих. Дождавшись пока принёсший еду мальчишка ушёл (а тому явно хотелось посмотреть, как Никита сумеет расправиться со всеми этими яствами), мальчик потёр лампу, вызывая джинна. Тот не заставил себя ждать, и друзья уселись за стол или, как назвал его джинн «дастархан». Вообще, в этом городе многие вещи имели свои, незнакомые для Никиты названия. Хорошо хоть Гасан здесь чувствовал себя как рыба в воде. Он, по-доброму посмеиваясь над Никитиным незнанием, терпеливо объяснял как что называется. По быстрому позавтракав, Гасан вновь завалился спать, а Никита решил спуститься вниз, пообщаться с хозяевами и другими постояльцами. Вдруг что полезное узнает. Внизу всё было без изменений – несколько постояльцев, сидящих за столами, пьющих чай или кофе, снующие туда-сюда отпрыски хозяев и сами хозяева, занятые своей бесконечной игрой. Никита сел за свободный столик, который был совсем рядом с играющими, и попросил принести чего-нибудь попить. Перед ним тут же появился большой кувшин с соком и ваза с печеньем. И, хотя есть уже не хотелось, задумавшись, Никита незаметно для самого себя съел почти всё, что ему принесли. Из раздумий мальчика вывел громкий голос, внезапно прогремевший прямо у него над ухом. От неожиданности Никита даже подпрыгнул, а Ассам, а именно он подошёл к мальчику, тут же принялся горячо извиняться, тем более, что Абрам, стоявший у него за спиной не замедлил высказать пару довольно язвительных реплик по поводу «громогласного невежи, пугающего честных людей своим ором». Ассам в долгу не остался, и какое-то время два толстяка выясняли отношения, а Никита терпеливо ждал, когда же они накричатся и вспомнят о нём. Наконец, спорщики угомонились и, в тысячный раз заверив друг друга в вечной любви и дружбе, повернулись к мальчику.
 - Прошу простить меня, о, уважаемый, за мой громкий голос, - снова извинился Ассам, изогнувшись в поклоне, - Но прошу тебя разрешить наш спор. Уже второй день спорим мы о причинах, сподвигнувших трёх таких разных путников как человек, демон и джинн объединиться и двинуться в путешествие.
 - А… откуда вы про джинна? – пролепетал ошарашенный Никита. Было отчего оторопеть - ведь Гасан ни разу не показался на глаза никому в этом городе, постоянно сидя в лампе.
 - Таки у нас свои секреты, - хитро прищурился Абрам, а Ассам, в подтверждение его слов, важно кивнул. Никита переводил взгляд с одного на другого, а те молча ждали его ответа. И мальчик решился. Правда он не стал рассказывать о том, что пришёл из другого мира и о большинстве своих приключений тоже умолчал. Рассказ Никиты начался с той деревни, где Никита и Тринадцатый расстались с Принцем, о котором, само собой, мальчик тоже решил не распространяться. Мол, жили в одной деревне мальчишка и чертёнок, дружили,  потом решили попутешествовать, мир посмотреть, а добрые и понимающие родители им и денег на дорогу дали и карманного джинна на всякий случай вручили. Мало ли что в пути случиться может, а тут всё-таки помощь. Вот они и путешествуют. А потом сразу домой – а то родители заругают и в следующий раз уже никуда не отпустят. Пока Никита нёс всю эту ахинею, его слушатели ничего не говорили, а  только кивали иногда с одобрительным видом, а когда мальчик закончил, Ассам повернулся к Абраму и спросил его, - Слышал ли ты когда-нибудь более глупую ложь, о поедатель фаршированной рыбы? И что ты по этому поводу теперь думаешь?
 - Таки да, один раз, - тут же отозвался тот, - Когда ты пришёл домой пьяный под утро и два часа пытался объяснить Фатиме, откуда у тебя на лысине след от губной помады.
Ассам невольно поёжился от подобных воспоминаний и покосился в сторону кухни, а Абрам повернулся к Никите, - Если тебе не хочется рассказывать о вашем пути, можешь не говорить, мы не шпионы и не доносчики, но если вам нужна какая-то помощь – скажи. Чем сможем, таки поможем.
 - Но почему вы хотите нам помочь? – озадаченно спросил Никита.
Хозяева переглянулись и коротко усмехнулись.
 - Долг каждого честного человека помочь путнику, - наставительно произнёс Ассам, - Если, конечно этот путник не скрывающийся преступник.
- А на преступников вы никак не похожи, - продолжил Абрам, - К тому же, нам просто любопытно. В том числе и то, как такой маленький мальчик смог поработить чёрта и добыть себе джинна? Так что можешь смело сказать какая помощь вам необходима.
 - А с чего вы решили, что нам вообще нужна помощь? – всё ещё не доверял им мальчик.
 - Смотри сам. Твой чёрт каждый день пропадает где-то, явно что-то ищет, - Ассам загнул один палец.
 - Ты постоянно сидишь в доме, значит прибыл сюда не любоваться красотами нашего города, - продолжил Абрам, а Ассам молча кивнул и загнул второй палец.
 - С деньгами у вас всё нормально, значит дело не в том, что вам не на что уехать, - Ассам загнул третий палец.
- Ваш джинн постоянно спит, силы восстанавливает, значит прибыли вы издалека и, скорее всего, это он вас сюда принёс, - вновь вмешался Абрам, и четвёртый палец был загнут.
 - И непохоже, чтобы вы кого-нибудь ждали, - хором закончили оба толстяка, и Ассам с победным видом загнул пятый палец.
 Никита сидел ошарашенный таким напором, а оба друга с победным видом смотрели на него. И мальчик решился.
 - Мы пытаемся найти драконов, - еле слышно проговорил он.
 - Драконов?! – воскликнули Ассам и Абрам хором, синхронно всплеснув руками, - Но для чего? – закончил уже в одиночку Ассам.
 - Это… это мечта, моя мечта, - ещё тише ответил Никита, - А Тринадцатый и Гасан мне просто помогают. Мы друзья.
 Хозяева удивлённо переглянулись. – Друзья? – недоверчиво проговорил Абрам, а Ассам пожал плечами и спросил Никиту, - То есть ты утверждаешь, что этот чертёнок помогает тебе по своему желанию, а не по принуждению?
 Никита молча кивнул.
 - Ты очень необычный путешественник, - задумчиво проговорил Ассам, - И теперь мы тем более хотим тебе помочь.
 - Помочь в выполнении мечты, что может быть лучше для скромного трактирщика? - мечтательно добавил Абрам, а Ассам просто спросил мальчика, - Так что же задержало вас в наших краях?
 - Мы пытаемся найти корабль, чтобы переплыть море, - ответил Никита, - Но…
 - Можешь не продолжать, - поднял руку Абрам, - Никто не хочет связываться с чёртом. Небось такие цены заламывают, а?
 Мальчик только вздохнул в ответ. Трактирщики немного помолчали, раздумывая, а потом вдруг Абрам хлопнул себя по лбу и пихнул Ассама в бок, - А как на счёт сына твоей троюродной сестры? Ну, того, которого ещё в детстве старый Расим за дерзость выпорол, а тот ему за это потом на чалму мёда налил, и за ним пчёлы со всего города гонялись. Где он сейчас?
 - Точно, Синдбад! – обрадовано воскликнул Ассам, а потом уважительно посмотрел на друга, - Какая память у тебя, всех родственников моих помнишь!
 Тот польщено улыбнулся, а Ассам вновь повернулся к Никите.
 - Ну что ж, вам очень повезло, - широко улыбаясь сказал трактирщик, - Если будет угодно Аллаху, послезавтра вы сядете на корабль.
 И, не дожидаясь ответа немного опешившего от такой оперативности мальчика, Ассам вскочил, подозвал к себе одного из своих многочисленных отпрысков, и начал ему что-то горячо втолковывать.

ГЛАВА 23

 На следующий день Никита и Тринадцатый решили всё-таки немного прогуляться. А то жалко было бы провести столько времени в таком красивом городе  и совсем его не увидеть. Накануне, когда Никита рассказал вернувшемуся Тринадцатому и выспавшемуся наконец Гасану о разговоре с трактирщиками, между мальчишками вспыхнул было горячий спор – можно ли доверять столь неожиданным помощникам? Особенно протестовал Тринадцатый, Гасан больше молчал и слушал. Но, в конце концов, друзья решили, что стоит рискнуть. Тем более, что и в этот день чертёнок не смог ни с кем договориться. А поздно вечером к ним в комнату постучался Ассам и, десять раз извинившись за поздний визит, сказал, что всё  улажено и послезавтра мальчишек будут ждать в порту на борту корабля его дальнего родственника Синдбада, который,  из уважения к своему сколькитоюродному дядюшке, согласился принять на борт столь странную компанию. Таким образом, проблема с кораблём была решена.  И вот, сегодня, Никита и Тринадцатый бродили по пыльным, нагретым жарким Солнцем улицам и глазели по сторонам. Гасан, заявив, что все города похожи друг на друга, а он их уже столько видел, остался в гостинице. Абрам и Ассам предупредили мальчишек, чтобы те не брали с собой все свои деньги – в городе орудовало много карманников. Но и тех денег, что Никита взял с собой, им хватило и на разные развлечения (типа тира, в котором нужно было сбить деревянным шаром пирамиду, сложенную из старых деревянных же стаканов) и на сладости. А разнообразных сладостей продавалось вокруг просто огромное количество. Скоро и Никита и Тринадцатый поняли, что ещё кусочек чего-нибудь сладкого, и они просто лопнут. Но Тринадцатый всё равно продолжал скупать все эти вкусности, про запас мол, и складывать их в большую холщовую сумку, выклянченную у гостеприимных трактирщиков. Сумка была уже на половину полной, но чертёнок, упрямо пыхтя от тяжести, продолжал набивать её всё полнее и полнее. Никита уже немного устал и, хотя город действительно был очень красивым, начал уже подумывать о возвращении в гостиницу, но тут мальчишки услышали громкий голос зазывалы. Здоровый парень громовым голосом приглашал всех желающих посетить большой зверинец всего за одну серебряную монету с человека. Друзья решили, что в душный номер они всегда успеют, а вот всяких зверей экзотических можно и посмотреть. Заплатив обливающемуся потом привратнику деньги, мальчишки шагнули в большой павильон. Зверей тут и правда было очень много. Вот только не впечатлительно они как-то выглядели. Ни лениво жующие единороги, ни василиск, сидевший нахохлившись в углу своего вольера с широкой повязкой из плотной ткани на  глазах, ни, тем более знакомые медведи, волки и прочие обычные животные не были похожи на самих себя, на тех зверей, которых Никита встречал на воле. Все обитатели зверинца либо спали, либо лениво бродили по своим клеткам. Исключение составлял только огромный Лев, который лежал посередине своего вольера и смотрел на всех зевак таким взглядом, что казалось, что это не они на него поглазеть пришли, а это он сам приказал им прибыть под свои царственные очи. И тут Никиту как будто что-то толкнуло изнутри. А почему бы и нет, вдруг это именно он? Мальчик резко шагнул к прутьям, взялся за них руками и несмело спросил, - Простите, но это не вы были царём? В одном лесу… далеко отсюда?
  Лев резко вскочил и одним прыжком подскочил к прутьям клетки. Это произошло так быстро, что Никита отшатнулся и точно бы упал, если б не успевший подхватить его Тринадцатый. А Лев внимательно всмотрелся в мальчика и спросил, - Откуда ты меня знаешь, малёк? Я тебя никогда раньше не видел.
 - Мне про вас Табаки рассказал, - Никита теперь уже был уверен, что это именно тот самый Лев, которого так ждут в далеком лесу, ждут каждый день, каждый миг теряя и вновь обретая надежду на спасение от злобного грызуна и его прихвостней.
 - Табаки? – Лев усмехнулся, - Надо же. А что он тебе ещё рассказал? Как им теперь живётся без такого тирана? – последние слова Лев произнёс с огромным сарказмом.
 - Плохо, - вздохнул Никита и начал рассказывать. Тринадцатый, который уже не раз слышал эту историю, скоро заскучал и вновь отправился бродить по зверинцу, а Лев внимательно слушал рассказ мальчика, ничем не выдавая своих эмоций. Лишь когда Никита рассказывал о суде, который устроил над ним Хомяк, да когда пересказывал слова Табаки, глаза Льва сузились, а верхняя губа чуть дрогнула, обнажив огромные клыки. Наконец, Никита закончил свой рассказ и замолчал. Молчал и Лев. Потом он кивнул  и проговорил, - Ну что ж, спасибо за столь интересный рассказ.
 - И это всё что вы можете сказать? – поразился Никита.
 - А чего ты ждал? – усмехнулся Лев, - Что я сейчас же выскочу отсюда и понесусь восстанавливать справедливость, мир и порядок?
 - Ну… в общем… да, - ошарашено пробормотал мальчик.
Лев запрокинул голову и громко захохотал. Зеваки, оказавшиеся радом, перепугано бросились в разные стороны, а к клетке кинулись служащие зверинца во главе с самим хозяином – долговязым стариком в огромных очках. Но Лев быстро их всех успокоил, сказав, что встретил старого знакомого, и служители отошли, недоверчиво косясь на Никиту. А Лев обратился к мальчику, - Как ты думаешь, малёк, почему я здесь, почему мы все тут? Почему сидим по клеткам, даже не пытаясь вырваться на свободу? Неужели ты думаешь, что ни я ни единороги не можем перепрыгнуть через заграждение наших клеток, а василиск не может лапой смахнуть свою повязку?
 - А разве нет? – несмело спросил Никита. Лев только усмехнулся.
 - Мы все здесь по своей воле и каждый из нас волен уйти в любой момент, - назидательно проговорил он, - Неужели ты в самом деле решил, что кто-то смог бы удерживать меня здесь против моей воли? Я что, так плохо выгляжу?
 Ничего больше не понимающий Никита только замотал головой.
 - Спасибо, - насмешливо поблагодарил Лев, - Пойми, после стольких лет тяжких забот, после постоянных проблем, которых никто кроме меня не мог решить, после этого тяжёлого труда, я, наконец-то никому ничего не должен. Понимаешь?
 Никита молчал, пытаясь переварить услышанное.
 - Править, это очень тяжёлый труд, малыш, - мягко сказал Лев, видя как ошарашен его собеседник, - очень тяжёлый и неблагодарный труд. Всегда будут те, кому будет казаться, что ты обошёл их в какой-то милости, дал другим больше. Всегда у тебя за спиной будут шептаться, что мол, забронзовел, народных чаяний не слышишь. Нельзя быть хорошим для всех. И однажды я проснулся и понял, что я устал, я не хочу больше разбирать спор кролика и суслика по поводу трёх грядок морковки, я не хочу больше гонять волков и гиен за их ночные разбои. Я хочу просто жить. Жить для себя, не заботясь ни о чём. Поэтому я ушёл. И это место меня абсолютно устраивает. Пока что устраивает.
 - Но… ведь они все надеются на вас… Ждут, - несмело сказал мальчик.
 - Понимаешь, малыш, - Лев лёг на пол и его глаза оказались напротив глаз Никиты, - Понимаешь, однажды я понял, что нельзя быть отцом целому лесу. А своей семьи у меня никогда не было. Сначала казалось, что это не важно, успеется, потом было просто некогда. А потом я понял, что самая последняя землеройка в лесу счастливей меня, потому что её всегда где-то ждут. Не потому что она царица, не потому что она сильна или умна, а просто потому что она есть. И её любят не за что-то, а просто так. А меня может быть тоже любили, но не как члена своей семьи, своей стаи. И самое страшное, что я сам никого не любил, мне не о ком было заботиться. Конечно, - Лев поднял лапу, не дав Никите начать протестовать, - Конечно, я заботился о целом лесе, но всё это не то. Не то, понимаешь?
   Казалось, что для Льва почему-то очень важно, чтобы Никита его понял. Не выслушал, не посочувствовал, а именно понял то, что заставило такого сильного гордого зверя поменять свой трон и все свои заботы на возможность ни о чём не думать, а просто получать свой ежедневный кусок мяса. И Никита изо всех сил пытался его понять, но перед глазами стояли уставший, но не сломленный Табаки, безымянный Ёж, безвольно висящий в зубах волка, пытающиеся сопротивляться Балу, Багира и Каа. И все эти картины плавно преобразовались в победно ухмыляющуюся рожу Хомяка.
 - Я понял вас, - Никита почему-то не мог заставить себя посмотреть в жёлтые глаза бывшего царя, - Я понял.
 Мальчик развернулся и, не попрощавшись с хищником, медленно побрёл в сторону выхода.
 - Стой, - раздался голос Льва. Никита остановился и оглянулся.
 - Не очень-то вежливо уходить так, даже не попрощавшись, не находишь? – Лев говорил спокойно, но где-то в глубине его жёлтых глаз загорелась искорка злости.
 Никита только пожал плечами и хотел было идти дальше, но Льва такое прощание не устроило.
  - А ну, стоять! – проревел он, вскочив на лапы и вновь напугав немногочисленных зевак, - Кто по-твоему перед тобой, малёк?!
 - Передо мной, - Никита запнулся, если честно, ему было очень страшно произнести слова, которые крутились у него на языке, но мальчик знал, что если он этого не скажет, то предаст весь лес и в первую очередь предаст Табаки, рисковавшего жизнью ради его спасения. Поэтому Никита глубоко вздохнул и, стараясь, чтобы его голос не сильно дрожал, закончил, - Передо мной старый, усталый, слабый БЫВШИЙ царь, - мальчик как мог, выделил голосом слово «бывший».
 - Что ты сказал?!! – Лев одним прыжком перемахнул ограду и оказался рядом с Никитой. Посетители с визгом бросились прочь из зверинца, охрана и хозяин в растерянности метались, не зная что делать – то ли пытаться успокоить огромного зверя, то ли спасаться самим. Похоже, второй вариант им больше нравился, кое-кто из охраны тоже потихоньку отходил поближе к выходу. И только Тринадцатый, с непохожей на него отвагой пробился сквозь толпу к Никите и стал с ним рядом, плечом к плечу. Лев внимательно посмотрел на мальчишек и вдруг оглушительно захохотал. Он смеялся, запрокинув голову и широко распахнув пасть, выставив напоказ огромные клыки. Хозяин зверинца и не сбежавшие служащие начали потихоньку несмело подбираться ближе. Мальчишки недоумённо и испуганно переглядывались. А Лев всё смеялся. Служащие наконец подошли к друзьям и крепко схватили их. Старик в очках, уже не опасаясь зверя, подскочил к Никите и занёс руку для подзатыльника. Но ударить он не успел.
 - Не сметь, - очень тихо и очень спокойно, оборвав внезапно свой хохот, произнёс Лев и ещё раз повторил, - Не сметь. Рука, занесённая для удара, остановилась. Охранники тут же отпустили мальчишек, а Лев опустился на землю так, чтобы его глаза вновь оказались напротив глаз Никиты.
 - А ты не так прост, малёк, - спокойно проговорил зверь, - Совсем не прост.
Никита молчал и только пытался не отвести глаз, почему-то ему казалось, что это очень важно – не отвести глаз, именно сейчас выдержать этот чуть насмешливый взгляд двух пронзительно жёлтых омутов. Лев несколько секунд дал мальчику на это безмолвное противостояние, а потом резко ударил его своим лбом прямо в грудь. Для Льва удар был совсем слабым, не удар даже, а так, лёгкий толчок, но мальчик кубарем покатился по полу. – Ты чё творишь?! – возмущённо заорал Тринадцатый и попытался пнуть зверя. Но у него ничего не получилось – такой же несильный удар, на этот раз лапой, и чертёнок тоже полетел, правда в другую сторону. А Лев неспешно поднялся и, не слушая взволнованного хозяина, пытавшегося ему что-то сказать, направился к судорожно хватающему воздух широко открытым  ртом Никите. Мальчику было очень больно, но он изо всех сил старался сдержать слёзы, и это ему удалось. Зверь подошёл к Никите и снова лёг. – Это – за оскорбление ЦАРЯ,  - спокойно, выделив голосом последнее слово, произнёс он, - А чтобы ты не считал меня БЫВШИМ, предлагаю тебе сделку, - Лев выдержал эффектную паузу и, наклонившись к самому лицу мальчика, закончил, - Стань моим наследником.
  От неожиданности Никита так и застыл с открытым ртом, а Лев продолжил, - Ты молод, смел и, как ни странно для человека, не подл (Похоже, Лев о людях был не очень высокого мнения). Ты сможешь стать достойным правителем.
 - Но… но ведь я человек, - несмело пробормотал мальчик, - Меня же никогда не примут за своего…
 - Ты думаешь, - Лев прищурился, - Кто-нибудь посмеет МНЕ возразить?
Никита отрицательно помотал головой. Лев довольно кивнул, - Никто. Если я вернусь и снова возьму власть, объявив тебя своим наследником, ни один зверь, ни одна птица не осмелится противиться моей воле. Ну, а когда я умру, - Лев усмехнулся, - Надеюсь, это будет не скоро, тогда и посмотрим, чего ТЫ будешь стоить как правитель и не захочется ли ТЕБЕ в один прекрасный день бросить всё и сбежать куда глаза глядят. Ну так что? Я жду, - Хищник пытливо смотрел на мальчика. Все окружающие тоже молчали, явно не зная как реагировать на столь неожиданное действие, развернувшееся перед их глазами. Даже Тринадцатый молча сидел на полу, ошарашено покачивая головой. Никита сглотнул несколько раз, пытаясь смочить внезапно пересохшее горло, а затем тихо проговорил, - Извините, но я… я не смогу, наверное…
 - Почему? – спокойно спросил Лев, - Ты боишься или не хочешь?
 - Я… я не знаю, - мальчик совсем смешался, - Понимаете… мы драконов ищем, давно уже… мы завтра ехать должны, уже договорились… я не могу, понимаете?  Меня дома мама ждёт…– Никита путаясь и запинаясь принялся объяснять Льву, почему он не может принять столь лестное предложение. Зверь спокойно и, казалось вполне доброжелательно слушал его, а когда мальчик, всё так же запинаясь, закончил наконец свои объяснения, Лев встал и неожиданно подал ему лапу, помогая подняться.
 - Что ж, - казалось в голосе Льва звучит какая-то грусть, - У каждого свой путь. Удачи тебе, малёк. Тебе и твоему другу, - зверь кивнул Тринадцатому, который осторожно подошёл  к ним. Потом Лев резко развернулся и в два прыжка вновь оказался в своём вольере. Мальчишки медленно побрели к выходу, стараясь не обращать внимания на сердитые взгляды которыми их награждали хозяин и служащие зверинца. И, когда друзья были уже у самого выхода, сзади неожиданно раздался окрик, - Эй, малёк!
 Мальчишки оглянулись. Лев стоял за прутьями своей клетки во весь свой рост, - Запомни, малыш, - зверь явно пытался найти подходящие слова, - Запомни. Твоя жизнь стоит ровно столько и равна только тому, что ты смог оставить после себя. И я желаю тебе, чтобы тебе было ЧТО и КОМУ оставить, когда придёт твоё время. А теперь – иди, - Лев отвернулся  и медленно удалился в глубь своего вольера.
 - Спасибо, - крикнул Никита в ответ, но его уже никто не слушал. И мальчишки побыстрее выскочили на улицу и, не сговариваясь, сразу же направились в сторону своей такой спокойной и тихой, как теперь казалось, гостиницы. Приключений на сегодня было предостаточно.

ГЛАВА 24

   На следующее утро Ассам разбудил своих молодых постояльцев ни свет ни заря. Пока Никита и Тринадцатый (Гасан благополучно продолжал дрыхнуть в своей лампе), поёживаясь от утренней прохлады и отчаянно зевая, пытались умыться и наскоро позавтракать, нетерпеливый трактирщик переминался с ноги на ногу и постоянно их поторапливал. Поэтому за столом мальчишки не засиживались и вскоре уже были готовы двигаться в порт. Провожать их высыпали оба многочисленных семейства гостеприимных хозяев во главе с Абрамом, разумеется. Обе хозяйки обняли мальчишек на прощание и даже всплакнули немного, чем несказанно смутили Никиту. Тринадцатый наоборот, воспринял подобные торжественные проводы как что-то само собой разумеющеюся и страшно заважничал. Но вот гостиница скрылась за поворотом. Друзья еле поспевали за почти бегущим Ассамом. Казалось, это не они, а толстяк собрался в плавание, так он торопился. До порта идти  было довольно далеко, но никаких остановок, чтобы передохнуть, их провожатый не позволял. И вот, почти через час бега по полупустым в этот раннее время, улицам путники добрались до порта. Причём открылся он сразу во всём своём великолепии, внезапно, после очередного поворота и выхода из узкой улочки. Тринадцатый, который провёл здесь не один день ничему уже не удивлялся, но Никита от всего оказавшегося перед его глазами даже остановился. И вправо и влево, на сколько хватало взгляда, небо пронзали стройные ряды мачт с убранными парусами, целый лес мачт. Причём все корабли стояли вперемешку – рядом с хищной, даже на вид очень быстрой, галерой стояло ошвартованное пузатое тихоходное купеческое судно, возле роскошной яхты, явно принадлежавшей какому-то очень богатому человеку, может быть даже местному султану, ютилась убогая рыбацкая лодка. И весь этот строй просто кишел людьми и нелюдями, как будто жизнь в порту не замирала ни на секунду даже ночью. Рыбаки вываливали  улов прямо на причалы, яростно переругиваясь с купцами, которым они мешали выгружать или загружать их товары. Прогулочные яхты отходили и подходили к причалам, высаживая на берег толпы разряженных пассажиров, которые тут же вступали в перепалку с рыбаками и купцами. На военных кораблях кипела уборка, под громкие команды офицеров, матросы драили палубу, начищали до блеска все металлические детали обшивки. Мимо остановившихся на несколько секунд мальчишек прогнали большую группу связанных попарно людей. Их вели к большому чёрному кораблю, на палубе которого виднелись члены команды такого вида, что Никита точно не захотел бы с ними встречаться ни днём ни, тем более ночью. Ассам перехватил взгляд мальчика и зло пробормотав: «Проклятые работорговцы», со злостью плюнул на пыльную землю. А потом вновь почти побежал вперёд, время от времени оглядываясь, не отстали ли его подопечные. Для Никиты осталось неразрешимой загадкой, каким образом трактирщик ориентировался во всей этой мешанине языков, народов и рас, но Ассам продвигался вперёд очень уверенно, и друзьям оставалось только не отставать от него. Наконец, когда Никите уже казалось, что эта гонка никогда не закончится, Ассам внезапно остановился у небольшого, метров тридцать длиной, двухмачтового парусника с убранным трапом и что-то громко закричал стоящим на палубе матросам, неистово размахивая руками. Матросы его сразу заметили, но трап спускать не спешили, один из них, по виду самый молодой, опрометью бросился в небольшую надстройку, а остальные собрались у борта и начали беззлобно, но довольно насмешливо обсуждать толстяка и мальчишек. Но Ассам не обращал на них никакого внимания, продолжая нетерпеливо переминаться на одном месте, как будто всё ещё куда-то собираясь бежать. Наконец дверь штурманской рубки распахнулась, и на палубу вышел молодой черноволосый с небольшой бородкой мужчина в широких чёрных штанах, такого же цвета безрукавке, надетой на голое тело и мягких узких сапогах. На поясе у него висел большой изогнутый ятаган, рядом с ним пара кинжалов. И почему-то сразу было видно, что всё это оружие служит своему хозяину совсем не как украшение. Когда капитан (а то, что это был именно капитан, никаких сомнений у Никиты не было, достаточно было посмотреть на моментально замолчавших матросов), подошёл к борту, стало видно, что его лоб пересекает довольно большой косой шрам, который, как ни странно его совсем не портил, а наоборот, придавал более мужественный вид, что ли. Мужчина внимательно посмотрел на молчавшего Ассама, на мальчишек и скривился, - Успели таки, - неожиданно мягким, но всё равно очень недовольным голосом сказал он.
 - Успели, - спокойно согласился с ним Ассам, - Ты обещал, Синдбад.
 - Обещал, - кивнул Синдбад, - И только потому что ты мой родственник я пущу на борт своего «Сокола» этих… этих… - Синдбад какое-то врем подбирал нужное слово, но потом махнул рукой и коротко приказал, - Спустить трап!
Матросы тут же бросились исполнять команду, но по недовольным взглядам, которые они бросали на путников было ясно, что мальчишкам здесь не очень-то рады.  Наконец трап коснулся причала, и порядком оробевшие Никита и Тринадцатый поднялись на борт. Ассам, пыхтя и отдуваясь, поднялся следом.
 - Ты тоже собрался попутешествовать? -  насмешливо встретил его Синдбад, не обращая никакого внимания на мальчишек. Матросы довольно захохотали шутке своего капитана, но он тут же прервал их смех, резко подняв руку.
 - Нет, - спокойно, не обращая на насмешку внимания, ответил Ассам, - Мои старые кости уже не годятся для путешествий дальше, чем до ближайшей лавки зеленщика.
 - Можно подумать, когда-то они годились для чего-то большего, - фыркнул Синдбад.
 - Не зарывайся, племянничек, - глаза Ассама прищурились, - Ты отлично знаешь, что не всегда я был простым трактирщиком.
 - Прошу прощения, дядюшка, - Синдбад небрежно поклонился, не выказывая своим видом особого раскаяния, - Но нам действительно надо отплывать, а ты нас задерживаешь. Зачем ты поднялся на борт, если не собираешься составить нам компанию в плавании?
 - Я хочу, - голос Ассама звучал непривычно твёрдо, казалось, что от давешнего трактирщика осталась только оболочка, сейчас это был совсем другой человек – жёсткий и чётко знающий, что ему надо.
 - Я хочу, - снова повторил толстяк, - Чтобы ты дал мне клятву, Синдбад.
 - Что такое? – Синдбад удивлённо приподнял одну бровь, - Ты мне не доверяешь?
Сказано это было всё тем же спокойным мягким голосом, но Никита увидел, как побелели костяшки пальцев на руке, сжимавшей рукоятку ятагана.
 - Доверяю, - на Ассама поведение его племянника не произвело никакого впечатления, - Доверяю, но так мне будет спокойней.
 - А если я нарушу свою клятву? – поинтересовался Синдбад.
 - Вот уж этого не будет, - усмехнулся Ассам, - Ты, конечно, прохвост и плут редкостный, но всякая креветка в семи морях знает, что слово Синдбада твёрже алмаза. Так что, я жду.
 Синдбад внимательно посмотрел на Ассама, немного наклонив голову на бок, а потом вдруг рассмеялся, - Узнаю старого Ассама. Ещё ни разу никто не сумел тебя переспорить, старый мешок костей.
 - Вообще-то твоя тётка делает это регулярно, - усмехнулся Асам, - Но я ещё не слышал твоей клятвы.
 - Хорошо, - Синдбад кивнул и поднял вверх правую руку, левую он положил на сердце, - Клянусь доставить этих… этих…
 - Пассажиров, - спокойно подсказал ему Ассам.
 - Пассажиров, - кивнул Синдбад, - На другой берег моря, хранить и оберегать их как членов моей команды, кормить их и защищать в пути от всех опасностей.
 - И… - не дал ему закончить Ассам.
 - Да ладно, - Синдбад вновь усмехнулся, - Тебя не проведёшь, дядюшка. Старый лис.
 - Откуда хитрость у старого бедного больного трактирщика, племянничек, - притворно удивился Ассам и повторил, - И…
 - Ну хорошо, хорошо, - сдался Синдбад, -  Клянусь не чинить им препятствий, если они захотят покинуть моё судно, но и не выгонять их, пока они не будут уверены, что никакая опасность на берегу или на другом судне им не угрожает.
 - И…- вновь проговорил трактирщик. Синдбад вздохнул и развёл руками, как бы говоря: «Что ж поделать, тебя не обманешь»  и закончил, - И клянусь их не продавать.
 Ассам довольно кивнул и повернулся к мальчишкам, - Теперь я за вас спокоен. После такой клятвы вы здесь в полной безопасности.
 - Ну, я бы так не утверждал, - тут же добавил Синдбад, - В море, знаете ли, всякое может случиться. Мало ли, шторм, например.
 - Синдбад, - Ассам вновь повернулся к племяннику, но тот смотрел ему в лицо с самым невинным видом, - Слушаю вас, дядюшка. Что я такого сказал, противного вашему слуху?
Ассам ничего не ответил, только махнул рукой, а потом снова повернулся к перепуганным мальчишкам.
 - Не бойтесь, - сказал он им, - Никто на этом судне не причинит вам вреда. И за перевоз ему не платите, - повысил он голос.
 - Эй! – возмутился Синдбад, - Мы так не договаривались. Я что, Мать Тереза?
 - Спишу с твоего долга, - ехидно ответил Ассам.
 - Какого долга?! – ещё больше возмутился Синдбад, - В последний раз я и выпил-то у тебя всего лишь два малюсеньких кувшина кислятины какой-то, которую и вином-то назвать, значит оскорбить само звание вина!
 - В последний твой визит в наше скромное заведение, - смиренно ответил на эту бурю возмущения Ассам, - Ты не только выпил два огромных кувшина нашего лучшего, пятилетнего вина, не только съел вместе со своими головорезами целого жареного быка, не только устроил потом грандиозную драку с почтенными купцами и другими постояльцами, что стоило нам немало золотых за поломанную мебель и выбитые стёкла, я не говорю уже о репутации нашей маленькой гостиницы, но и ещё кто-то из твоих оглоедов осмелился обозвать почтенного Абрама «пейсатым дохляком», на что достопочтенный Абрам до сих пор обижен. Но мы простим тебе весь твой долг за перевозку этих юношей, и даже высокопочтенный Абрам постарается забыть это неслыханное оскорбление, нанесённое ему несдержанным языком одного из твоих раздолбаев.
 По густо покрасневшему лицу того самого молодого, почти мальчишки, матроса, который бегал за капитаном в рубку, стало ясно, кому «многопочтенный» Абрам обязан столь обидному отзыву.
 - Неслыханная щедрость с вашей стороны, дядюшка, - насмешливо протянул Синдбад, но Ассам сделал вид что не заметил насмешки в его голосе. Трактирщик обнял поочерёдно, сначала Никиту, потом Тринадцатого и, прошептав им тихонько: «Удачи, юноши. Вы обязательно добьётесь своей цели, верьте мне», величаво направился к трапу.
 - Спасибо вам, - в один голос, не сговариваясь сказали мальчишки, на что толстяк с достоинством кивнул, не останавливаясь.
Матросы быстро убрали трап, как только Ассам ступил на причал.
 - Дядюшка, - вдруг окликнул его Синдбад. Ассам оглянулся.
 - Так значит вы мне все мои долги прощаете? – капитан стоял с самым серьёзным видом, но его глаза смеялись.
 - Все, - кивнул трактирщик.
 - И вазу ту? – спросил улыбаясь Синдбад.
 - Какую вазу? – с подозрением спросил Ассам.
 - Ну ту, огромную, из какого-то там «хварфора» что ли? Она ещё у вас в зале на самом почётном месте стоит… стояла в смысле, - Синдбад с самым невинным видом смотрел на своего родственника.
 - Так это…- задохнулся от возмущения Ассам, - Так это ты разбил?! Ах ты! Да эта ваза дороже всего твоего корыта со всеми вами стоила! Её же из самого Катая привезли! Ах ты ж!...
 - Я вас тоже очень сильно люблю, дядюшка, - с довольным хохотом прокричал ему Синдбад, - Большой привет тётушке и вашему пейсатому… тьфу! Высокопочтенному другу и соратнику Абраму. Как вернёмся, обязательно нанесём вам визит всей командой. Слышите? Всей командой! Готовьте новых купцов для разминки.
  Швартовщики на берегу тем временем сбросили канаты с кнехтов, смеющиеся матросы по команде огромного негра быстро расселись на вёсла, и корабль медленно двинулся на выход из порта, оставляя позади что-то громко и возмущённо кричащего Ассама. Что именно он кричал, слышно уже не было, но явно что-то очень интересное. По крайней мере небольшая толпа зевак уже собравшаяся вокруг него, слушала трактирщика с очень большим вниманием. А корабль всё удалялся и удалялся. Наконец, толстяк успокоился, прекратил свой крик и внезапно улыбнулся.
- Вот же ж чертяка, - с каким-то даже одобрением пробормотал он себе под нос, - Почти как я в молодости. Одно слово – родственник.
 Ассам почему-то тяжело вздохнул и, бросив последний взгляд на уже совсем маленькое судно Синдбада прошептал, - Удачи вам, мальчишки. И тебе, родственничек, удачи. Возвращайся, я к твоему приходу ещё одну вазу куплю. Но на этот раз уже попрочнее, железную, с чеканкой.
 И выдав такую фразу, толстяк, теперь уже не особенно торопясь, начал пробираться через толпу обратно, в свою такую шумную и такую уютную гостиницу.


ГЛАВА 25

 Корабль всё удалялся и удалялся от берега. На Никиту и Тринадцатого никто не обращал никакого внимания. Почти все матросы сидели на вёслах, по два человека на весло, здоровенный боцман-негр размеренно стучал в большой барабан, задавая им темп, пожилой коренастый человек в белоснежной чалме стоял на руле. А сам Синдбад стоял рядом с рулевым, внимательно смотрел вперёд и иногда отдавал резкие отрывистые команды громким голосом. Все его приказы тут же беспрекословно исполнялись. Мальчишки пока так и стояли там, где их оставил Ассам, не зная что им делать и куда идти.  И лишь когда «Сокол» вышел из бухты, и матросы по команде убрали вёсла и принялись поднимать паруса, Синдбад что-то тихо сказал рулевому и спустился вниз на палубу. Там он внимательно посмотрел, как двигаются дела у матросов, отдал ещё несколько приказаний и, наконец, подошёл к своим пассажирам.
 - И что же мне с вами делать? – начало разговора особых надежд не внушало. Никита и Тринадцатый молчали. Синдбад тоже помолчав, вздохнул и сказав, - Ладно, пошли за мной, - направился в настройку. Мальчишки несмело двинулись за ним. В каюте Синдбад кивнул им на низкий диван и усевшись за большой стол, принялся внимательно рассматривать своих гостей. Никита и Тринадцатый уселись на самый краешек дивана и тоже молчали.
 - Я так понимаю, джинн в мешке? Ассам о троих говорил, – первым нарушил молчание Синдбад. Никита кивнул, - Да. Тринадцатый вообще промолчал, исподтишка разглядывая каюту.
 - Не болтуны, - одобрительно кивнул Синдбад, побарабанил пальцами по столу и внезапно, резко поднявшись, подошёл к дивану.
 - Короче, говорю один раз, - он присел так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицами мальчишек, - Командую здесь я. И моё слово закон для всех, включая вас. Это понятно?
  Мальчишки синхронно кивнули.
 - Хорошо, - удовлетворённо произнёс Синдбад, - Никакого баловства, никаких драк, никаких ссор. Мы все одна команда. Слово я своё держу, вы здесь в безопасности. Но всё равно, будьте поосторожнее с языком – у нас несколько новых матросов. Что они из себя представляют – я пока не разобрался. Так что про джинна своего не распространяйтесь. Ясно?
  - Ясно, - хором ответили мальчишки.
  - Жить будете в соседней каюте, между моей и старпомовской. По палубе пока что особо не лазьте, зашибут не заметят. Народ у нас в основном нормальный, но телячьих нежностей не признаёт. И нянек для вас здесь нет.
 Никита и Тринадцатый вновь кивнули. Никиту, если честно, последние слова капитана немного обидели. Им няньки и не нужны, они же ух!.. Прошли уже сколько, из разных передряг выбирались сами. Но спорить с Синдбадом не хотелось. Не похоже было, что эти споры могут до чего-нибудь хорошего довести.
 - Вот и хорошо, - неожиданно Синдбад широко улыбнулся.
 - Интересно, - весело спросил он, - Чем же сумели пронять дядюшку Ассама и его достойного компаньона, что они так за вас просили. Я не помню, чтобы старые скряги кому-нибудь так щедро прощали столь огромные, по их мнению, долги. Хотя, - Синдбад уже почти смеялся, - Вино и вправду было не очень.
 Никита и Тринадцатый, глядя на недавно такого строгого капитана тоже несмело улыбнулись.
 - Ладно, ещё наговоримся, - Синдбад выпрямился, - Плавание будет длиться месяца два. Это если ничего неожиданного не произойдёт. Сейчас я дам вам сопровождающего, а мне пора старпома сменить.
 Синдбад подошёл к дверям, широко распахнул их и громко позвал, - Саид!
Перед ним тут же появился тот самый, уже знакомый мальчишкам, молодой матрос.
 - Зайди, - коротко приказал Синдбад.
Вблизи стало ясно, что Саиду едва ли больше четырнадцати-пятнадцати лет.
 - Проведёшь их по судну, - Синдбад махнул рукой в сторону смирно сидевших мальчишек, - Покажешь всё, расскажешь. И смотри у меня, без подколок ваших.
 - Слушаюсь! – Саид вытянулся по стойке смирно.
 - Вольно, - усмехнулся Синдбад и повернулся к своим пассажирам, - Сейчас юнга вам всё покажет, а вечером жду вас на ужин в своей каюте. И чтобы не опаздывать.
 С этими словами он вышел из каюты. Мальчишки поднялись и в нерешительности смотрели на Саида, который сразу же стал очень важным.
 - За мной, салаги, - юнга, явно копируя, именно копируя, а не передразнивая, капитана повернулся и вышел в дверь. Никита и Тринадцатый, переглянувшись, молча подняли свои вещи и пошли за своим провожатым.
 Их каюта оказалась совсем рядом, буквально в двух шагах. Саид распахнул дверь и приглашающее махнул рукой. В тесной клетушке находились две койки, небольшой стол между ними и два рундука в ногах каждой койки. В углу стоял умывальник. В общем-то для двоих мальчишек места было достаточно, вот взрослым было бы тесновато.
 - Двери в море не запираются, не принято, - тем временем Саид вводил своих подопечных в курс дела, - Каюту убираете сами, где воду для умывальника брать – я покажу. За десять минут до обеда и ужина повар в колокол позвонит. Так что не пропустите.
 - А завтрак? – тут же вылез Тринадцатый.
 - А завтрака здесь нет, - усмехнулся Саид, - Сахраб просто поднос с хлебом, рыбой и мясом выставит. Кто есть хочет, тот успеет.
 - Ясно, - вздохнул чертёнок.
 - Ладно, - Саид явно не горел желанием провозиться с мальчишками весь день, - Оставляйте вещи и пошли на палубу.
  Снаружи вовсю кипела работа. Матросы драили доски палубы и бортов под присмотром строгого боцмана, которого, как тихонько сказал Саид за глаза называли «драконом». Как юнга добавил – за доброту и чуткость.  Старпом, тот самый пожилой коренастый моряк в чалме, стоял возле рулевого матроса и задумчиво курил причудливо изогнутую большую трубку. Несколько матросов штопали парус, разложив его между мачтами. Невысокий толстяк с большими седыми усами, как сказал Саид, тот самый повар Сахраб, время от времени выходил на палубу из парящего и чадящего проёма камбуза, перекидывался парой слов с боцманом и вновь нырял обратно. Появление мальчишек на палубе не прошло незамеченным – в их адрес и в адрес их экскурсовода тут же послышались весьма обидные шуточки и замечания. Но все трое предпочли сделать вид, что ничего не слышат. Саид провёл мальчишек по всему кораблю, от носа до кормы. У Никиты просто голова шла кругом от обилия новых и непонятных названий. К примеру нос корабля почему-то назывался совсем не «нос», а «бак», хотя никаких баков или ящиков там не было. Обе мачты имели своё название и каждая поперечная балка на них (рея, как называл её Саид) тоже. И вообще, чуть ли не каждая палка или верёвка на корабле называлась как-то по- своему. Казалось, что моряки специально напридумывали столько разных трудных слов, чтобы сбивать с толку нормальных людей. Позже, уже в каюте, Никита поделился с Тринадцатым своими мыслями, и тот с ним во всём согласился. А вообще, мальчишкам на корабле понравилось. И сам корабль, от верхушек мачт, куда им правда залезть пока не разрешили, до трюмов, куда были загружены тюки с шерстью для другого порта и от носовой фигуры, изображавшей, конечно же летящего сокола и до кормы, на которой висела шлюпка – понравился. Вот только чем дольше мальчишки ходили за Саидом, тем всё хуже себя чувствовали. Непонятно почему, но появившаяся неизвестно откуда тошнота всё усиливалась и усиливалась. Никита посмотрел на Тринадцатого и понял, что тому нисколько не легче – в первый раз в жизни мальчик увидел чёрта с позеленевшим в прямом смысле этого слова лицом. Саид, казалось, ничего не замечал и продолжал увлечённо рассказывать про корабль, команду и капитана. Но Никита, как ни крепился, почти уже ничего не понимал. Мальчик прислонился к мачте, у которой они ненадолго остановились и прикрыл глаза. Голова кружилась так, что казалось, что всё вокруг просто летает по кругу.
 - Эй, Саид! – раздался вдруг громкий голос одного из матросов, - Ты куда смотришь-то, рассказчик? Подопечных-то укачало.
Саид прервался на полуслове и посмотрел на мальчишек.
 - И правда, - удивлённо пробормотал он, - Ведь и не болтало же ещё. Что ж вы в шторм-то делать будете?
 - Ладно, - послышался тот же голос, - Привыкнут. Веди их отсюда, видишь же – совсем плохо пацанам.
 Саид взял Тринадцатого и Никиту под руки и аккуратно повёл их в каюту. Так их экскурсия и закончилась.
 Лёжа на койке в своей каюте, Никита потихоньку приходил в себя. Пока он лежал без движения, тошнота, вроде бы отступала, но стоило оторвать голову от подушки, как опять всё плыло перед глазами. И мальчик вновь падал на кровать. Никите казалось, что никакая сила не сможет поднять его и заставить встать на ноги, но тут с палубы раздался громкий  звон колокола. «Ужин», - пронеслась мысль: «Синдбад же ждёт». И мальчик, сделав невероятное усилие над собой, сел. Тринадцатый молча лежал на своей койке, закрыв глаза.
 - Вставай, - слабым голосом окликнул его Никита, - Нас капитан ждёт.
Тринадцатый промычал что-то нечленораздельное и попытался пошевелиться. Лишь раза  с третьего ему удалось оторвать голову от подушки и открыть глаза.
 - Может, не пойдём, - еле слышно предложил он.
 - Надо, - вздохнул Никита.
 - Ага, - с ещё более тяжёлым вздохом согласился чертёнок и тоже сел.
Лишь минут через десять мальчишки, поддерживая друг друга, появились на пороге каюты капитана.
 - Ну что, Раджив, - Синдбад весело обратился к сидевшему с ним за накрытым столом старпому, - Я выиграл. Они всё-таки пришли. С тебя пять золотых.
 - Увы, - старпом, впрочем, расстроенным не выглядел, - Признаюсь, я их недооценил.
Присаживайтесь, друзья, поражён вашей выносливостью, - обратился к мальчишкам Синдбад, - Помнишь, - повернулся он к старпому, - Как Саид только на второй день с койки встать смог?
  Старпом весело засмеялся, видимо, Саид и впрямь выглядел тогда не лучшим образом. Никита и Тринадцатый, тем временем, осторожно уселись.
 - Угощайтесь, - Синдбад радушно обвёл стол рукой. Перед сидящими стояли блюда с мясом, рыбой, овощами и фруктами. Всё выглядело очень аппетитно, но мальчишкам казалось, что стоит им съесть хоть кусочек и их тут же вывернет наизнанку.
 - Спасибо, - не сговариваясь, хором ответили они, - Не хочется.
 - А вот это зря,  - вступил в разговор старпом, - Попробуйте только. Самим же легче станет.
  - Слушайте его, - кивнул Синдбад, - Раджив плохого не посоветует.
Ещё какое-то время мальчишки не решались, но потом всё-таки голод взял своё. Ели-то они только утром, да и то на скорую руку. И странное дело, как только они начали есть, как противная тошнота постепенно стала отступать. И вскоре и Никита и Тринадцатый вовсю уписывали все вкусности, стоявшие перед ними.
 - Кстати, - внезапно заговорил Синдбад, - Джинна вашего наверное тоже не мешало бы покормить.
Никита хлопнул себя по лбу и, спросив разрешения, бросился в свою каюту. Вернулся он через минуту, сжимая в руках лампу Гасана. И вскоре джинн, появление которого из лампы особого впечатления на капитана и старпома не произвело, тоже сидел за столом и уписывал яства за обе щёки. На него, похоже, морская болезнь вообще не действовала. Наконец, все трое мальчишек наелись.
 - А теперь, - Синдбад налил себе вина в высокий бокал, старпом тоже пил вино, мальчишкам поставили кувшин с соком, - Мы бы хотели услышать вашу историю. Куда и зачем вы путешествуете, если это не секрет, конечно.
Почему-то Никите совсем не хотелось врать новым знакомым, но и рассказывать, что он пришёл из другого мира тоже было страшновато. Поэтому мальчик рассказал почти все их приключения, умолчав только об их начале. Сказал, что из дома сбежал, а жил мол, на хуторе одном, далеко отсюда. Как свой родной, Никита описал хутор Робина. Тринадцатый периодически встревал в рассказ со своими подробностями. Гасан скромно помалкивал. Синдбад и Раджив молча дослушали рассказ друзей и переглянулись.
 - Драконы, значит, - усмехнулся Раджив.
 - Смело, - кивнул  ему в ответ Синдбад, а потом повернулся к друзьям, - Что ж, как я и обещал, мы вам поможем. И теперь, после вашего рассказа, поможем не только потому, что за вас просил мой родственник. Кто же должен помогать людям, выбравшим дорогу, вместо мягкого дивана, как не такие же бродяги?
 Раджив согласно кивнул.
 Свет в каюте капитана не гас ещё долго. Мальчишки слушали разные интересные истории Синдбада и Раджива, рассказывали свои. И лишь глубокой ночью Никита и Тринадцатый (Гасан, конечно, забрался обратно в лампу), добрались до своих коек. Тринадцатый тут же провалился в сон, а Никита, почему-то долго ещё не мог уснуть. Мальчик лежал с открытыми глазами и слушал лёгкое поскрипывание досок обшивки. И ему казалось, что он лежит в огромной колыбели, которую медленно покачивают чьи-то ласковые руки. И лишь через пару часов усталость наконец взяла своё, и Никита крепко заснул.