Улица Мэри Кинг. Памяти Джеймса Монтегю

То было славное плаванье 1866 года, когда великолепное детище Изамбарда Брунеля -    гигантское судно «Грэт Истен» отправилось от берегов Европы в  Северную Америку, чтобы проложить по дну  океана  первый трансатлантический  телефонный кабель. Это было великолепное судно  - колосс из железа. Он мог принять на борт не менее 4000 пассажиров. Команда одного только машинного отделения состояла из двухсот тридцати матросов и офицеров. Это был во истину плавучий город .
Не удивительно, что я был невероятно горд оттого, что отправляюсь в столь ответственное плавание именно на этом корабле
Будучи недавно выпущен из инженерно-морского корпуса, я был принят  команду «Грэт Истена» уоррент-офицером (британский военно-морской инженер). В новом  белоснежном  кителе я важно расхаживал по верхней палубе, стараясь придать своей прыгающей юношеской походке максимальную солидность и степенность. Я искрил глазами в сторону прогуливающихся по палубе дам и поминутно одергивал штрипки  шелестящих от новизны ткани форменных брюк.
В кают-компании, где офицеры «Грэт Истен» собирались после ужина, я вел себя заносчиво и не без некоторого бахвальства  рассказывал морские байки, слышанные мной в годы ученичества так, будто они произошли со мной. Старшие товарищи мои были терпеливы  и, видимо, жалея мою молодость, ни разу не дали почувствовать мне моей неуместности. Они украдкой посмеивались над моей юношеской заносчивостью и  порывистостью, но были ко мне так нежны, как если бы я был сыном одного из них.
             Что и говорить, я вел себя глупо. Как-то раз в кают-компании зашел разговор о мистических силах природы и жителях потустороннего мира.  Я с присущим мне апломбом начал рассуждать о призраках:
- Я не раз слышал о том, что кто-то где-то видел призраков или слышал их голоса, - так вступил я в разговор. К сожалению, эти рассказы всегда передаются третьем, а то и четвертым –пятым лицом. И ни разу я не слышал что-либо подобное  из уст очевидца. По-моему, все рассказы о призраках – просто деревенские бредни безграмотных пастухов или что-то вроде этого, и меня удивляет то, что мы  - образованная и высококультурная часть нашего общества ( а я думаю, что  все мы, здесь присутствующие , без исключения, считаем себя таковыми) принимаем эти бредни на веру. Более того, с жаром обсуждаем их…
Я разглагольствовал в таком роде еще какое-то время, пока не  заметил, что в кают-компании наступила наряженная тишина. Сообразив, что она как-то связана с моим выступлением, я замолчал и оглядел присутствующих комнате  офицеров.
- Извините, господа , но я не хотел, чтобы моя речь задела кого-либо. Я и помыслить не мог, что слова мои покажутся обидными, иначе б я  не стал их произносить, – сказал, наконец,  я, пораженный тем впечатлением, какое произвела моя речь на окружающих.
 

Тихая минута повисла в кают-компании, и я уже не знал, куда девать глаза от смущения, когда вдруг услышал голос старшего офицера, лорда Эдвайна Маклейна :
 - Ах, мой мальчик, никогда не надо судить с поспешностью о том, что известно нам в малой толике, – сказал он, выпуская изо рта сигару, которую курил до той поры. - Мир многообразен, и он не ограничивается рамками учебников, кои вы изволили изучать в вашем высокочтимом учебном заведении.  - Мой дорогой, возможно, сегодня я смогу удовлетворить ваше любопытство: вы получите рассказ о существовании призраков из первых рук, - 
  -Так  вы знаете кого-то, кто непосредственно лично, сам встретился с призраком? – спросил я.
Старший офицер замолчал и задумчиво пустил кольцо сигарного дыма.
- Славный вечер, и мне не хотелось испортить его печальным подробностями прошлых событий.  Но если господа офицеры позволят, я могу  поведать вам одну историю, участником которой я был сам.
Все присутствующие тут же выказали свое желание услышать эту историю.
-Что ж, я начну, - промолвил лорд  Маклейн, и, выпустив еще одно кольцо табачного дыма, приступил к повествованию.
*  *  *
  Я был молод, так же молод, как вы нынче, и даже несколько моложе вас.
Я учился тогда в Эдинбургском университете, изучал право, неповторимое шотландское право, берущее, как утверждают, начало непосредственно от римского.  Предполагалось, что я стану адвокатом, но, как видите,  судьба  распорядилась иначе.
В учебе я не  усердствовал, и,  имея на факультете твердую репутацию лентяя, всячески ее поддерживал. Я поздно вставал, со вкусом завтракал, читал после завтрака «Эдинбург ревью», а потом совершил утренний туалет и, приобретя вид, приличествующий джентльмену, отправлялся на прогулку в старый город. Я был увлечен Эдинбургом, влюблен в этот город. Старые легенды, тайны, приведения и призраки прошлого всюду мерещились мне.
Как настоящий исследователь, я облазал все закоулки, все, как мне казалось, потайные уголки старого города. О, это был мой город – город Эдвина! Я был уверен, что знаю об этом городе все!
Иногда в моих прогулках мне составляли компанию студенты юридического  факультета Питер Стивенсон и Джордж Маккуин -  такие же молодые шалопаи,  как  и я.
  Как-то раз мы, гуляя, зашли так  далеко, что вынуждены были нанять кэб, чтоб вернуться домой. Сев в кэб, я стал хвастаться перед друзьями, говоря,  что для меня не осталось тайн в Эдинбурге. Я перечислял места и достопримечательности,  сыпал названиями, вспоминал истории, связанные с ними...
  В конце концов, мы доехали до центра города  и вышли в районе Королевской Мили.
Я расплачивался с кэбменом, когда тот вдруг усмехнулся и сказал, что он может назвать одно местечко в Эдинбурге, в котором я никогда не был.
 -Не может быть! – изумился я.   – Вы наверняка говорите о чем-то, давно нам известном. Какой-то кабачок для кэбменов или, может быть, старая гостиница?
- Ни то, ни другое… Пусть меня разорвет на тысячи частей, если молодые господа посещали когда-нибудь место, которое я им назову.
Так назовите, - сказал я с нетерпением, - и если это правда, вы получите соверен.
- Соверен – большие деньги… - кэбмен замолчал, потом оглядел нас и торжественным шепотом произнес. - Это улица Мэри Кинг! Бьюсь об заклад, молодые господа никогда не были там. Вот уже 200 лет, как там не гуляет никто, кроме призраков.
Мы взрогнули…
По чести говоря, я слышал об этой улице и раньше, но никогда не думал, что она существует в реалии, считая рассказы о ней очередной страшной сказкой, коими изобилует шотландский фольклор
*  *  *
Об этой улице ходило много слухов, но люди, боясь накликать гнев ее жителей – гостей из иного мира, рассказывали о ней шепотом и неохотно. В детстве я слышал от своей няни, что под Королевской Милей, главной улице Эдинбурга, есть «запертый город» - улица  Мэри Кинг.  Она спряталась под центральной частью города, уйдя вглубь земли, «достигнув преисподни», как говорила моя няня.
Рассказывают, что в 1645 году в Эдинбурге разразилась страшная эпидемия чумы. Крысы, приехавшие на голландском судне, разнесли чуму по всему городу. По приказу городской управы, жители  города должны были давать знать соседям о своей болезни, вывешивая за окно лоскут белой материи. Вначале такие лоскуты виднелись лишь на некоторых домах, но по мере того, как эпидемия распространялась, улица Мэри Кинг,  одна из самых многолюдных улиц Эдинбурга, стала походить на   парусную регату.  Тогда магистрат отдал приказ: запереть всех чумных больных в черте улицы Мэри Кинг. Сделать это было не сложно оттого, что улица Мэри Кинг была тупиковой. Там, где это было необходимо, квартал обнесли забором и расставили патруль. Попасть на улицу было возможно, но выйти – нет.
Воспользовавшись неразберихой чумного времени, муниципалитет решил почистить ряды горожан и загнал на улицу Мэри Кинг  всех бродяг, маргиналов, арестантов городской тюрьмы, тем самым обрекая их на страшную смерть от чумной заразы. Чтоб ускорить процесс, городской глава запретил давать узникам «запертого города», так еще называли улицу Мэри Кинг, какую-либо еду. На улицу Мэри Кинг могли попасть все,  кто так или иначе соприкоснулся с чумой. Даже, если один из членов семьи заболевал чумой, в «запертый город» отправляли всю семью. Боясь оказаться за стеной обреченного квартала, родственники заболевших по ночам перекидывали своих больных через заборы, огораживающие улицу, и, стараясь быть незамеченными, стремительно исчезали во тьме. Страх перед чумой был так велик, что признаки любого заболевания могли показаться признаками чумы. Жар любого происхождения мог стать причиной того, что бедных больных, не рассуждая, просто отправляли за ограду Мэри Кинг. Няня рассказывала мне, что среди заболевших оказалась одна девочка. Родители ее испугались простой горячки, и, не зная истинной причины ее болезни, ночью перекинули ее через забор злополучной улицы…   Кажется, ее звали Энн. Чума нагнала ее на улице Мэри Кинг. Единственный, кто оставался с ней до конца – была ее кукла.
Улицу открыли только через сто лет…..
Когда ее открыли, то увидели, что улица провалилась, ушла вглубь земли на несколько десятков метров. «Дьявол притянул», – сказали люди и, срезав верхние этажи домов и выровняв нижние этажи с землей,  поспешили возвести  поверх чумной улицы новые городские постройки.
  Страшная, неправдоподобная история, Скажите, кто б из живущих ныне мог бы с  легкость поверить в возможность подобного?
 - Что ж, молодые господа, дадут мне обещанный соверен? – прервал мои размышления кэбмен.
-  Только тогда, дружок, - услышал я голос Джорджа, - только тогда, когда ты нам укажешь, где вход на эту улицу-фантом. Сколько живу в Эдинбурге, - сказал он, оборотясь к нам, - я нигде, никогда не видел указателя с именем этой улицы. Все это бред и вранье. Каждый может пересказывать детские сказки, но эта забава не стоит соверена.
 Кэбмен задумался. Какое-то время он молча сидел на козлах своего кэба, потом  залихватски задрал козырек кепи рукояткой своего кнута и со вздохом сказал: «  Э-э-эх, молодые господа наверно очень смелые люди, если хотят узнать, где находится улица Мэри Кинг. Я – человек вовсе не смелый, и потому с вами не пойду, но я могу проводить вас до дьявольского отверстия,  туда,где начинается улица Мэри Кинг».
Он слез с козел и, пройдя несколько шагов, завернул за Эдинбургский дворец.
 - Ломайте здесь – сказал он, ткнув в какую-то кучу из гнилых досок и битых кирпичей. Странно смотрелась эта куча в самом центре Эдинбурга.
 - Откуда ты знаешь, что это здесь? – спросили мы кэбмена.
Кэбмен усмехнулся :
 -  В детстве где только не побываешь, куда только не заберешься. Ватагой мальчишек мы носились по всему городу. Мы не  раз разрывали этот лаз, но спуститься по нему никто из нас так и не решился. Мы кричали вниз, проверяя эхо, плевались или бросали камни. Звуки, отзывавшиеся на наши шалости, были ужасны: они мало походили на обычное эхо. Нам казалось, что нас кто-то звал оттуда,  а вдруг иной раз звуки подземелья становились похожими на угрозы. Иногда мы видели, как там, в глубине, мелькало что-то серое. Что это такое, мы не могли разглядеть, но, одно могу сказать: это отбивало всякую охоту спускаться ниже. А уж, казалось, какой мальчишки – отчаянный народ. Нашалившись и нащекотав себе нервы, мы заваливали вход в этот колодец городским мусором, до следующего раза. Правда, последний раз я был здесь лет тридцать назад.
 - Отчего же ты решил, что это и есть вход в подземную улицу Мери Кинг?
 - А что еще? – с уверенностью сказал кэбмен. - Он и есть. Так молодые господа дадут мне обещанный соверен?
 - Молодые господа непременно дадут тебе соверен, хоть твоя байка и не стоит того, - сказал ему Джордж.
 - Определенно ты все выдумал,  но ты нас изрядно развлек и отработал свою монету. Держи,  - Джордж кинул ему золотой.
Кэбмен ловко поймал его, кряхтя, залез на козлы, он  стал было уже разворачиваться, как вдруг натянул вожжи и остановил кэб.
 - Мне бы не хотелось  стать причиной несчастья, потому я прошу молодых господ быть благоразумными и не спускаться в глубину этого отверстия. Я знаю наверняка: там ад. Когда я был мал и ходил под стол пешком, я помню, наше замковое начальство  вдруг кинуло клич, что если, мол, найдется молодец, кто не побоится пойти по лабиринту Мэри Кинг и опишет его, того ждет изрядная награда. Вроде как хотели сделать из подземной улицы место хранилища городского резерва. Не скоро они нашли добровольца, пока один паренек, волынщик,   из пришлых, не  вызвался спуститься под землю и пройти с волынкой весь путь. Он должен был дуть в волынку всю дорогу, люди наверху  должны были проследить по звуку, куда направляется туннель. На полпути волынка затихла…. Паренька того не видел больше никто. Вот только время от времени люди слышат, как где-то под землей играет волынка.
 Сказав это, кэбмен дернул поводья и погнал лошадей в сторону от нас. Цокот копыт уже затих, а мы все еще стояли на опустевшей к ночи улице. Газовые фонари давали слабый отсвет на наши лица, и я видел , как на лицах моих друзей страх и оцепенение сменялись любопытством.
 - Интересная история, - сказал Джордж, прервав, наконец, всеобщее молчание, - но было бы глупо даже предположить, что в ней есть хоть доля правды.
 Отнюдь, - возразил Питер Стивенсон, -  Разве стоит подвергать сомнению возможность существования подземного тупика? История про чумной город на половину вымысел: призраки, замурованные  на отдельно взятой улице люди – это, конечно, бред. Но эпидемии чумы – это обычное дело для того времени. Страшная болезнь, не знающая пощады, болезнь, от которой нет лекарств – это вполне могло стать причиной для возникновения страшных легенд и мрачных поверий. Страх и невежество – хорошая почва для мифологизации действительности. Но лабиринт вполне себе может существовать. Возможно, он был построен для каких-либо оборонительных нужд.
 -  Правда это или нет, но мне кажется, мы должны разведать этот лаз. Иначе мы не сможем сказать, что изучили этот город вдоль и попрек. Итак, господа, кто со мной? Ну, где же ваш охотничий азарт?
 Что ж, мы, пожалуй, пройдем по лабиринту, и, бог даст, даже отыщем заплутавшего волынщика.  – Джордж засмеялся, довольный своей шуткой.
Или то, что от него осталось, - добавил я задумчиво….
И подгоняемые любопытством, оживленно беседуя, подшучивая друг над другом и над своими страхами, мы проследовали к злополучному отверстию, которое вело на мифическую улицу Мэри Кинг. Впрочем, мы не сомневались, что никакой улицы Мэри Кинг не существует.. Если б мы не поспешили сразу навстречу приключениям, если б мы хоть ночь переспали с мыслью посетить улицу призраков, возможно б, осторожность взяла б вверх…
*  *  *
Лорд Эдвайн замолчал, и его рот подернулся скорбной морщинкой. Он  долго смотрел перед собой, будто силился что-то разглядеть, потом тяжело вздохнул и продолжил:
 - Мы добрых двадцать метров спускались по узким ветхим ступенькам лестницы с сырыми перилами, прежде чем достигли уровня, где молчаливо покоился древний чумной город.  Некоторые ступеньки проламывались под ногами, так они прогнили. Куски рыхлой древесины падали вниз, и  когда прогнившие щепки достигали дна этого колодца,  мы слышали приглушенные звуки удара древесины о каменную мостовую. Порой эти звуки сопровождались вскриками, похожими на человеческие. Было жутко. Но именно в этой замораживающей душу жути и была прелесть путешествия. Мы шли вниз под землю и в то же время, это было путешествия на два века назад. Это так будоражило наше воображение, что мы чуть ли не спешили скорее опуститься в этот рукотворный ад.
 Мой бог, если бы мы знали, какие дьявольские силы будут нами потревожены, если бы мы знали…
 И вот мы оказались внизу.  Питер зажег предусмотрительно взятый  нами факел. Другой он протянул мне. Что-то метнулось от света.
 - Крысы, наверно их здесь полно, - сказал Джордж.
- Что же крысы могут найти в домах, оставленных 200 лет назад, - усомнился было в словах Джорджа Питер.
Впрочем, он не стал долго размышлять на эту тему: в свете факела перед нами предстала совершенно невероятная картина.   Превращенные в туннели и проходы, перед нами открылись древние улицы. Улицы без единого  шороха и света. Дома в один-полтора этажа, будто обрубленные рукой великана, тянулись темной грядой по сторонам уличного прохода, по их стенам поднимались лестницы,  ведущие в никуда. Зияющие окна домов были темны, а двери завалены кучами щебня и известки. Подумать только, их не открывали двести лет. Не откоывали в комнаты, в которых вот уже сотни лет нет ни тепла, ни человеческого дыхания. Шаг за шагом мы медленно продвигались вдоль сырых обветшалых стен,  с ужасом заглядывая в окна домов, в которых хозяйкой поселилась смерть. В некоторых окнах была видна полуразвалившаяся мебель, на одном из столов стояла покрытая  вековой пылью оловянная посуда. В одном месте, между домами даже висела веревка с постиранным двести лет назад, а ныне полуистлевшим бельем.
- Смотрите, - вдруг хохотнул Питер – в том окне, на столе, кажется, стоит бутылка вина.
 Мы ринулись к окну и стали разглядывать находку Питера.
 -Кажется, она запечатана, - задумчиво протянул Джордж.
- А призраки неплохо проводят время. За чаркой доброго вина и двести лет пройдут незаметно.
  - Что ж, думаю, призраки будут не против, если мы  прихватим этот сувенир с собой. Думаю, это произведет впечатление на факультете. Подумайте, как это будет звучать: вино из преисподней! -  Питер хохотнул еще раз  и, подняв полы сюртука, стал перекидывать ногу через окно, пытаясь влезть  внутрь дома.
 Я попытался его придержать:
 - Сказать по чести, мне не очень нравится твоя затея. У меня такое ощущение, что мы нарушаем границу чьих-то владений.
Но тут я услышал возглас Джорджа:
 - Смотрите, кукла!
 Я оглянулся: Джордж указывал на лежащую в приоткрытом дверном проеме тряпичную куклу. Выглядела она на удивление свежо. Так, как будто ее недавно забыли здесь.
 - Странно, она выглядит так, будто ее оставили тут вчера . – Джоржд потянулся к ней рукой.
 - Не трогай, - крикнул я, мне почему-то стало не по себе: мне вдруг показалось, что в дверном проеме мелькнула тень. Впрочем,  Джордж уже держал куклу в руках.
  - Пожалуй, я отнесу ее в дом. Плохо, когда игрушка валяется на улице. Скажи, как ты думаешь, у призраков есть дети? Тогда б она вполне сгодилась бы здесь… - Питер засмеялся. Его смех  жутким эхом разнесся по темным коридорам чумной улицы. Он прислушался к эху – А тут прекрасная акустика. Слышишь, как накладывается звук? Эхо звучит, как многоголосный хор.
Джордж с куклой на руках шагнул в темноту комнаты.
 Я вспомнил о Питере и обернулся. Питер стоял в проеме окна около стола и протягивал руку к бутылке.
  - Хо-хо, а бутылка, кажется, непочатая. Ну-ка, - он взял ее в руки  и встряхнул.
…
  То, что было дальше, мне трудно объяснить до сих пор. Я часто спрашиваю себя, мог ли я что-либо сделать для своих друзей в ту минуту, но вряд ли: это возникло так неожиданно. Да и что это было?
Я успел заметить, как в комнате, где стоял Питер, со стен к центру комнаты метнулись серые тени. Полупрозрачные и невесомые, они во множестве прильнули к телу бедного моего друга. Они ложились одна на другую , наслаиваясь на Питера, как листья капусты. Все это длилось две-три секунды. Потом я услышал крик Питера. Ему вторил Джордж.
Я резко развернулся, не зная к кому из друзей бежать. Джордж выходил на меня из комнаты. Руки его были в крови. Лицо было перекошено смертельным ужасом. Он шел пошатываясь.
 - Это была она. Ее зовут Энн, – сдавленным шепотом прошептал он и рухнул вниз лицом.
 Что же касается Питера, то  я успел увидеть нечто, что больше было похоже  на обглоданный скелет. Предпочитаю думать, что это не было останками Питера.
 Больше я ничего не видел. Меня обуял животный ужас, и я, будучи не в силах ему сопротивляться, помчался к выходу. Я бежал так быстро, как никогда до сих пор. Мне казалось, что за мной гонятся серые тени. На одном дыхании я вскарабкался по длинной полуразрушенной лестнице, по которой мы пятнадцать минут назад спустились в адские владения Мэри Кинг. Я лез вперед к свету из последних сил, теряя равновесие, не замечая, как сыплются под моими ногами трухлявые ступеньки. Как я не сломал тогда шею?...
Оказавшись на поверхности, я потерял сознание: о, это был спасительный обморок, иначе б я, наверное, сошел с ума. Очнулся я утром на той же площади. Вокруг меня стояла толпа. Я попросил найти пристава, и рассказал тому, что произошло со мной и моими друзьями. Он очень разволновался и быстро сорганизовал из толпы зевак небольшой отряд храбрецов, которые тут же, прихватив с собой факелы и веревки, стали спускаться вниз.
 … Питера они не нашли. Ни тела, ни каких либо его останков, ничего…
Джордж же был найден на пороге той самой комнаты. Он сидел на корточках, раскачиваясь из стороны в сторону, и говорил одну и ту же фразу: «Ее зовут Энн, ее зовут Энн». Больше ничего от него добиться было нельзя. Его сознание померкло…
 Сэр Эвайн  закрыл лицо руками: сквозь его пальцы закапали слезы. Мы все молчали в горестном ожидании, не смея нарушить этой тягостной минуты словом или движением.
 Спустя какое-то время сэр Эвайн продолжил:
         -   Джордж так и не оправился от перенесенного потрясения. Я же не мог больше прибывать в стенах Эдинбургского университета, да и город мне опротивел: слишком живо было воспоминание о пережитом ужасе.  Мне отовсюду мерещились серые тени и перекошенные страхом лица моих друзей. Я чувствовал свою причастность к их страшной судьбе, мне казалось, что если бы не моя шальная идея, мои друзья были бы живы и здоровы…
 Я покинул город и оставил юриспруденцию. В Лондоне я поступил на военный корабль, и служба стала моей судьбой, а команда – моей семьей…
  - Но что же это было? Что за серые тени – спросил я сэра Эйвана.
 Тот помедлил с ответом:
- Я не могу вам ответить на этот вопрос: я не знаю, как называется то, что  мы увидели на улице Мэри Кинг. Но это существует, существует рядом с нами…
 Видимо мы нарушили тогда какие-то границы, которые не должны были нарушать, за что и поплатились…