Жил-был охотник

Посвящается  дорогой  жене  Леночке


Там на неведомых дорожках;
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей...

А.С. Пушкин




Вечером 29 декабря Олег Петрович Громобоев сидел у себя дома за кухонным столом и мечтал...

Время от времени он поглядывал из окна на улицу. Там тоже было хорошо: ярко светились витрины, блестел снежок на тротуаре, спешили за предновогодними покупками прохожие. Впереди всех ждали праздники, целых три дня, за которые можно переделать уйму разных приятных и полезных вещей: прочитать новую книгу, выбраться в кино, даже связать себе лыжную шапочку. Но Олег Петрович был не простой человек, он был охотник, и поэтому хотел всё свободное время провести в лесу с ружьём и встретить Новый год в избушке, притаившейся в чаще среди засыпанных снегом ёлок. Громобоев любил свою уютную квартиру, любил коротать зимние вечера в глубоком мягком кресле, перелистывая журнал, и чтобы рядом стояла чашка хорошо заваренного чая и рюмочка ликёра. Ещё он с удовольствием и подолгу смотрел телевизор. Однако без колебаний Олег Петрович отказывался от благ городской жизни, отправляясь на охоту или рыбную ловлю. В стенном шкафу, оборудованном под домашний музей и арсенал, Громобоев хранил свои охотничьи принадлежности и трофеи, которые почему-то не стремился выставлять напоказ. Здесь были лосиные рога, чучело зайца, белки и нескольких птиц, подстреленных им во время предыдущих «вылазок на природу». Там же в добротном кожаном чехле висело ружьё — отличная чешская одностволка, под ней — широкий нож в узорчатых ножнах и охотничья сумка — ягдташ. Стоило Олегу Петровичу взглянуть на всё это — сердце начинало биться сильнее и не было для него невозможного! Так случилось и в этот раз. Громобоев открыл стенной шкаф-музей, оглядел свои трофеи и твёрдо решил: «Еду!»

На следующее утро ровно в шесть Олег Петрович отключил в квартире газ, воду, везде погасил электричество и спустился в гараж. В багажник своих «Жигулей» он поставил большой рюкзак с необходимыми для дальней поездки вещами. Сумку с провизией устроил рядом. Ружьё и другую амуницию Громобоев расположил на заднем сидении. Не забыл он и о снаряжении для подлёдного лова, так как считал, что неудачная охота иногда может превратиться в великолепную рыбалку и наоборот. Сам Олег Петрович по такому случаю надел полушубок на искусственном меху, тёплые сапожки и шапку из шкурки крота.

...Убедившись, что ничего не забыто, Громобоев завёл машину и с лёгким сердцем выехал со двора. Поворачивая за угол, он мельком взглянул на серую громадину дома, расчерченную чёрными и ярко-жёлтыми квадратиками окон и напоминающую исполинское световое табло. На третьем этаже с краю сиротливо темнели окна его пустой квартиры. Однако Олег Петрович, оставляя позади родной дом и улицу, не испытывал ни тревоги, ни грусти — ведь он не знал, что видит их в последний раз.

Когда Громобоев проезжал окраинные городские кварталы, нежданно-негаданно пошёл крупными хлопьями снег, и от этого всё вокруг казалось ему призрачным, нереальным: дома микрорайонов, похожие друг на друга, как близнецы, старые церквушки, станции электрички. Наконец он оставил город позади и выбрался на простор. По одну сторону шоссе раскинулись бескрайние белые поля, с другой — вплотную к обочине подступил посеребрённый инеем лес. Снег перестал идти так же внезапно, как и начал. Небо посветлело, ленивый зимний рассвет нехотя раздвигал шторы облаков. Здесь на пустынной загородной трассе Олега Петровича вдруг охватило приятное чувство уверенности в своих силах, захотелось петь, громко читать стихи! Но почти в тот же миг впереди на дороге замелькали десятки мощных фар: кто-то на огромной скорости мчался ему навстречу, не разбирая пути, угрожая опрокинуть, смести прочь! Громобоев сбавил газ и, от греха подальше, съехал с трассы на обочину, потом ещё метров десять в лес, притаился под деревьями и стал ждать. Через несколько секунд утреннюю тишину расколол оглушительный треск множества мотоциклов. Казалось, что затянутые в кожу кентавры вылетают прямо из багровой рассветной полосы, широко разметавшейся вдоль горизонта. Они появлялись на мгновение перед Олегом Петровичем в ярких вспышках света и снова исчезали, точно видения тревожного сна. Когда рёв последнего мотоцикла замер далеко за поворотом, Громобоев перевёл дыхание. Нарушители тишины не заметили его, зато он острым «охотничьим» глазом сумел не только разглядеть, но даже и сосчитать эту шумную компанию. Мотоциклистов было тридцать пять — ровно столько лет ему стукнуло минувшей осенью.

 К полудню Олег Петрович почти добрался до места.
 Прямо перед ним раскинулось большое озеро — конечный пункт его маршрута. В лесу, тесно обступившем озеро с трех сторон: южной, восточной и северной, Громобоев собирался побродить с ружьем. На западном берегу, судя по карте, расположился районный центр Нежданово. От него Олега Петровича отделяло около сорока километров. Еще ближе, на полпути к райцентру, стоял поселок Сосновка, где охотник твёрдо надеялся найти приют на две следующие ночи для себя и своих «Жигулей». Он снова был полон оптимизма. И не без причины: погода разгулялась, солнце поднялось над лесом, густые синие тени от деревьев стали короче, а снег искрился вокруг миллионами разноцветных огней.
У развилки Громобоев притормозил. Большой придорожный щит напомнил ему былинный камень на перепутье:

«Налево пойдешь — богатому быть...» — «Районный центр Нежданово — 43 км.,  посёлок Сосновка — 26 км.»
«Направо пойдёшь — коня потеряешь...» — шоссе, поворачивающее направо, широко по кривой огибало озеро. «Областной центр Н. — 360 км.»
«Прямо пойдёшь — живу не быть...» — Прямо дороги не было, километрах в пяти, в низине, блестела скованная льдом зеркальная гладь.

Итак, ближайший населённый пункт — Сосновка находился в получасе езды, а, между тем, давно наступила пора перекусить. Уже давал о себе знать тот первобытный, «волчий» аппетит, который просыпается у горожан на лоне природы. Олег Петрович сначала решил сделать привал, достать термос с чаем и приготовить на скорую руку несколько бутербродов, как вдруг заметил совсем невдалеке справа белый дымок, отвесно поднимающийся в небо. Мечта о горячей домашней еде проснулась в Громобоеве, и он вырулил на шоссе, которое вело к областному центру.

 ... Олег Петрович ехал « на дымок» пять, десять, пятнадцать минут, а тот по-прежнему был впереди, казалось, рукой подать, но не достанешь! Охотник рассердился и ринулся в погоню отчаянно и самозабвенно. Он свернул с шоссе на просёлок, потом ещё несколько раз поворачивал влево и вправо, пока, наконец, потный и злой не выбрался на большую заснеженную поляну, посредине которой стоял теремок, обнесённый аккуратным березовым заборчиком и как две капли воды похожий на иллюстрацию к детской сказке. На низких игрушечных воротцах было начертано: «Без стука не входить!»

Громобоев так энергично постучался, отводя душу на березовых воротцах, что дверь теремка стремительно распахнулась, и оттуда, словно кукушка из часов, выскочил исполинского роста и сложения старик в валенках на босу ногу и в дворницком тулупе поверх нижней рубахи. Олег Петрович несколько смутился: чем объяснить такое своё нетерпение?

— Простите за беспокойство, — дипломатично начал он,— я только хотел спросить, нельзя ли тут у вас денька на два остановиться? Я приехал немного поохотиться и отдохнуть. Заплачу, сколько скажите!

Старик задумчиво погладил густую бороду, смерил Громобоева оценивающим взглядом, помолчал, не спеша, прикидывая что-то в уме, и махнул рукой:
—  Да чего уж там! Проезжай! Живи, я человеку рад!

Имя хозяина было Григорий Кондратьевич, и он не возражал, когда его называли просто по отчеству. После того, как знакомство состоялось, Громобоев завёл автомобиль во дворик и поставил его рядом с маленьким пёстрым сооружением, отдалённо напоминающим газетный киоск. Внутри «киоска» кто-то обеспокоено возился и бормотал. Олег Петрович хотел поближе разглядеть его обитателей, но подоспевший старик цепко ухватил гостя за рукав и повёл в теремок — располагаться. По пути он объяснил:
—  Куры у меня там, как ни как подспорье...

Громобоев с любопытством осматривался — всё здесь: дом-теремок, ярко расписанный курятник, заборчик с воротами было нарочито ненастоящим, кукольным и в то же время построено в натуральную величину. Старик, перехватив взгляд охотника, решил сразу же ввести его в курс дела:
—  Дом этот не мой, — сказал он, — декорация это... Тут год назад кино снимали.  Одну картину,  значит, сделали, а постройку ломать не захотели, оставили как есть. Главный сказал — вторую серию снимать будут. Ну а пока я при доме и хозяйстве сторож.  Да ты не сомневайся, там внутри всё по-правдошному, хорошая печка...  Это для картины так полагается, понял теперь?!

Олег Петрович кивнул и участливо поинтересовался:
— Один живёте, и без телевизора?
— Почему это один? — ответил старый сторож, — птиц, зверьков разных в лесу хватает!
Внутри теремок оказался гораздо просторнее, чем можно было предположить. В его светленькой горнице имелось всё, что полагается в хороших деревенских домах: большая печь с румяной плитой, на которой аппетитно булькали разнокалиберные чугунки, деревянный стол из гладко оструганных досок и по обе стороны — по длинной скамье. В комнате рядом, за ситцевой занавеской, стояла пара топчанов. Хозяин указал Олегу Петровичу на один из них.
Пока гость устраивался, старик успел собрать на стол. Чего-чего, а такого размаха Громобоев от него не ожидал. Еды было много, и всё свеженькое, «прямо с пыла» — не иначе, как дело волшебной скатерти-самобранки.

— Кое-что с осени припас, — скромно объяснил свои кулинарные подвиги старый отшельник. Из подпола на свет он достал запотевшую гранёную бутыль какой-то особенной настойки, почти целебной и ароматно пахнущей малиной, после чего торжественно пригласил горожанина отведать «даров природы». И начался пир на весь мир!..

От обильной вкусной еды Олега Петровича разморило. Он неспешно беседовал с хозяином о текущем зимнем сезоне, о здешней местности, о животных и птицах, их повадках и особенностях.   Когда речь зашла   об охоте, отшельник не на шутку разволновался.

— Зверь, птаха всякая жизнь любит, как и мы с тобой! — убеждал он Громобоева, — прыгает, летает, щебечет чего-то, солнышку радуется, а ты её из ружья глушить! Разве это дело? По-моему, так стыд один...
— Не без того, — согласился Олег Петрович, — во время охоты имеют место отдельные эксцессы, так сказать, теневые стороны спорта...
— Так зачем тебе мытариться? — живо развивал свою мысль старик, — зверя гонять и самому потеть?! Поставь своё ружьишко в угол, поживи у меня спокойно, погуляй по лесу, пташек разных погляди, по снежку похрусти, тут сейчас благодать. Твоё здоровье!
Коварство целебной настойки, которую отшельник упорно называл «живой водой», не сразу дошло до Громобоева, всё ещё наивно мечтавшего поохотиться сегодня после обеда. Он живо интересовался лесными новостями, провозглашал тосты за «сбалансированную экологию», а потом вдруг сразу сник, и оказалось, что даже добраться до заветного топчана стало для него делом непростым...

Олег Петрович уснул крепко и надолго.
Наступил вечер, потом ночь рассыпала над лесом блестящие горошины звёзд. Громобоев спал и видел хоровод пёстрых картинок, которые сливались в суматошные и странные сны. Это продолжалось всю ночь и утро. Только часов в десять Олег Петрович открыл глаза. Он сразу же вспомнил вчерашнее застолье, «живую воду» и ужаснулся, подумав о том, как бестолково прошёл его первый свободный день. Целый день — впустую! Вспомнил Громобоев и то, что сегодня уже 31 декабря.

— Хватит! — решительным шёпотом воскликнул охотник, быстро оделся, собрал свои вещи, выскользнул во двор, завёл автомобиль и... был таков!
На скорости не меньше 80 километров в час он мчался по шоссе в сторону областного центра Н. Однако путь Олегу Петровичу предстоял недолгий: в двадцати километрах от дома отшельника шоссе пересекала прямая, как стрела, дорога, протянувшаяся через лес до самого озера, о которой рассказал ему вчера потерявший бдительность старый сторож.      Громобоев вёл машину, время от времени испытывая неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Он чувствовал это всем своим существом и, прежде всего, затылком, который покалывали маленькие ледяные гвоздики. Охотник вырулил на поляну рядом с берегом и там остановился. Между стволами деревьев перед ним, насколько хватал глаз, сверкало озеро. И только далеко-далеко впереди виден был голубой гребешок леса на противоположной стороне. Олег Петрович подумал, как здорово здесь можно кататься на коньках, скользить по этому огромному застывшему зеркалу, мчаться наперегонки с собственной тенью! Но тут в кустах, в полусотне метров от него, зашевелился пушистый живой комок — заяц. Громобоев рванул к себе ружьё, и с гулко бьющимся сердцем выпрыгнул из автомобиля...
Серый колобок отскакал шагов на тридцать, потом замер, отчётливо различимый на фоне сугробов.

— Не по сезону разгуливаешь ты в этом наряде, косой, — мысленно обратился к своей жертве охотник, подкрадываясь к ней с подветренной стороны.

Заяц встал на задние лапки и нюхал воздух, чтобы определить, откуда ждать опасность. Слезящиеся светло-коричневые глаза зверька смотрели мимо Олега Петровича, который уже долго и тщательно целился в него. Спуская курок, Громобоев подумал: «Он ведь ничего не сделал мне плохого, бедный заяц», — и рука его чуть дрогнула. Раздался выстрел. Зверёк высоко подпрыгнул, а затем бросился прочь, оставляя на снегу алые пятна крови...
Охотник перезарядил ружьё и побежал за ним. Изо всех сил он старался не отстать и не упустить зайца из виду: но тот, коварно запутывая след, поскакал к густым прибрежным зарослям, мелькнул между кустами раз-другой и исчез! Все тёплые чувства к жертве у Громобоева сразу остыли. Сейчас ему было не до них: он понял, что погоня предстоит нелёгкая и, вполне возможно, долгая; поэтому вернулся к машине, захватил ещё патронов, накинул на плечо ягдташ, запер дверцу, а затем гигантскими прыжками понёсся по свежим следам...

Преследование закончилось неожиданно: возбуждённый Олег Петрович не заметил коряги, притаившейся в снегу, с размаху налетел на неё, перекувыркнулся и по откосу съехал вниз на лед! Он встал, весь залепленный снегом, — не хватало только носа из морковки и старого ведра на голову — тихо радуясь, что остался цел, и ещё тому, что знакомые не могут встретить его в эту злую минуту. Озеро всё также ослепительно блестело в солнечных лучах. Громобоев долго отряхивал одежду, а потом присел на валун и стал приводить нервы в порядок, рассуждая, что на бродяге-зайце свет клином не сошёлся, их ещё немало бегает по лесу, и что жизнь, в сущности, не так уж плоха. Немного поостыв, охотник вновь увидел кристально-синее небо над головой, сказочный зимний лес на берегу, а шагах в двадцати от того места, где он сидел, оставленную кем-то большую лунку: над водой клубился прозрачный пар, и в нём весело прыгали рыбки. Несколько секунд Олег Петрович сосредотачивался, потом похромал к лунке, а оттуда, сверкнув живым серебром, навстречу ему сиганул приличных размеров карасик и заплясал на льду в метре от воды. Громобоев прибавил шаг, ухватил даровую добычу и почувствовал себя несколько примирённым с судьбой. Правда, ему снова, далеко в обход, пришлось идти к автомобилю за удочками и складным табуретом; но Олег Петрович, которому уже не терпелось попытать счастья у волшебной лунки, не посчитал это за труд. Только вот беда — он очень торопился и на этот раз впопыхах не запер дверцу машины…

Клёв был потрясающий!!! За какие-нибудь полчаса Громобоев поймал дюжину окуньков, карасиков и ершей. Разгорячённый азартом, он собирался пустить в ход третью удочку, как вдруг с берега, оттуда, где стояли его «Жигули», послышался шум заводимого мотора. Потом кто-то дважды издевательски громко просигналил! Олег Петрович, хоть и не служил в армии, действовал в такие минуты решительно и чётко. Он сбросил полушубок и, взяв с собой только ружье, стал карабкаться вверх по крутому склону. Дело это было ужасно трудное, однако мысль о том, что неизвестный негодяй посягнул на самое дорогое, что у него — Громобоева  —  имелось, придавало ему силу дикого барса!

До поединка дело не дошло: похититель трусливо бежал, решив отложить выяснение отношений с владельцем машины на неопределенный срок. Но бежал он, увы, не с пустыми руками. Не в силах поверить тому, что случилось, Олег Петрович долго стоял и смотрел в пустоту прямо перед собой, как будто ждал: злые чары вот-вот рассеются, — и его «Жигули» вновь, как ни в чём не бывало, окажутся на поляне. Самым странным и непонятным было то, что на снегу, рядом с отпечатками колёс, Громобоев не обнаружил ни одного следа угонщика. Зато вокруг пятачка, где стоял автомобиль, густо рассыпались мелкие заячьи следы, а в двух-трёх местах охотник с суеверным ужасом заметил красные подтаявшие дырочки в снегу — капли крови. Кроме этого Олег Петрович никаких улик не нашёл и побрёл назад — подобрать полушубок и удочки. В голову ему приходили мрачные мысли. Получалось так, что пока он добирался до здешних мест, пировал у отшельника, спешил на охоту к озеру,  судьба-злодейка готовила этот тяжкий удар. Воображение живо рисовало Громобоеву его безрадостное будущее: к вечеру голодный и продрогший он доберётся до ближайшего села и, если повезёт с транспортом, встретит Новый год в районном отделении милиции, подробно «излагая» в письменном заявлении, какой марки и цвета у него была машина, куда он на ней «следовал» и почему, как все порядочные люди, не отмечал праздник дома...

     Олег Петрович, потеряв интерес к рыбалке и охоте, одел полушубок и, не обращая внимания на богатый улов, начал печально сматывать удочки. Сунул одну в мешок, стал вытаскивать вторую, но не тут-то было, леска натянулась как струна и не поддавалась. Ему бы проявить характер: дернуть, что есть силы или вообще швырнуть удочку в воду — пропади ты пропадом! Да видно нервы, и без того расстроенные за день, не выдержали. Громобоев издал горлом звук, похожий на мяуканье, низко наклонился над лункой и... увидел, что вода внизу прозрачна, как стекло, и что крючок вовсе не зацепился за корягу, а его держит в руке девушка — удивительное создание — в купальнике серебристого цвета! Охотник молча разглядывал это чудо. Между тем волшебная обитательница озера приветственно помахала Громобоеву рукой, потом что-то наколола на крючок его удочки и отпустила леску. Через секунду Олег Петрович держал в руках самое необычное приглашение в своей жизни. На полупрозрачном, как льдинка, листке белыми искрящимися буквами было написано:

«Дорогой Охотник! Жду Вас сегодня вечером на Новогоднем Балу Лесных Стрелков. О дороге и костюме не беспокойтесь: мои друзья проводят Вас и предоставят всё необходимое».
Ниже стояла приписка: «Свою машину Вы сможете получить обратно, когда захотите».
Громобоев ещё раз посмотрел через лунку в глубину озера, но никого там не разглядел. Наверно Олегу Петровичу стоило хорошенько призадуматься: не морочит ли ему голову шайка ловких мошенников — увели автомобиль, а теперь хотят самого заманить куда-то?!
Но в том-то и дело, что времени на раздумья у охотника не осталось: там, где поверхность озера и небо сливались в одну золотисто-голубую линию, появилась тёмная точка, которая стремительно росла, превращаясь в небольшой парусник, поблёскивающий полированными бортами, точно новая скрипка. Олег Петрович сначала не поверил своим глазам: парусник зимой! А затем рассмотрел полозья и вспомнил, что видел нечто подобное в кинохронике, это сооружение называлось «буер». Метрах в пятидесяти от Громобоева парусник описал изящную кривую и, лихо развернувшись, подкатил прямо к нему. Буером управлял низкорослый человечек с быстрыми беспокойными глазками, в котором было явное сходство с грызуном. Однако Олег Петрович, доверяя старинной пословице: «по одежке встречают...», не заметил ничего подозрительного — человечек щеголял в новеньком полушубке на заячьем меху и шапке пирожком, сдвинутой набекрень. Из-под распахнутого полушубка виднелся очень приличный серый костюмчик и большой галстук-бабочка цвета «зрелой капусты», кисть левой руки — туго перебинтована. Человечек как старому знакомому запросто кивнул охотнику и жестом пригласил подняться на палубу. При этом на лице его не было ни малейших признаков радости, даже напротив: он всё время настороженно поглядывал на Громобоева, в особенности на его ружьё, как будто ожидая от охотника какой-нибудь опасной выходки. Олег Петрович мгновение поколебался, а потом махнул рукой: «Будь, что будет!» и шагнул через борт судёнышка.

Вскоре они уже мчались «на всех парусах» по льду озера, морозный воздух упруго толкал их вперед, тучи золотой от солнца снежной пыли взметались из-под полозьев. Длинный шарф Громобоева развернулся и «реял», как настоящий вымпел! Не снижая скорости, буер зашёл в уютную бухточку, на отлогих берегах которой росли сосны, и причалил к маленькой деревянной пристани. Напротив неё, в лесу, стояло внушительное здание с двумя островерхими башенками и множеством балконов — то ли турбаза, то ли пансионат. Спутник Олега Петровича, предпочитающий объясняться жестами, дал знать, что они на месте, и охотник следом за ним двинулся по расчищенной от снега широкой дорожке к дому. Парадный вход был заперт, пришлось повернуть за угол к заднему крыльцу. По пути человечек кивком указал Громобоеву на огромную ель, рядом с нею под навесом спокойно стояли его «Жигули» — целые и невредимые. На душе у охотника сразу потеплело, лёд недоверия начал таять, и весело защебетали птички. Он думал теперь только о том, что надо побриться и привести в порядок одежду — ведь ему предстояла встреча с удивительным существом:  Феей Озера, несравненной хозяйкой здешних мест!

По узкой скрипучей лестнице молчаливый спутник проводил Олега Петровича на второй этаж: они оказались в длинном коридоре, по обеим сторонам которого было великое множество дверей. Человечек открыл одну из них, и Громобоев увидел комнату, не уступающую лучшим гостиничным номерам, где ему когда-либо приходилось останавливаться. Охотника даже немного смутила пышность обстановки: дубовые резные панели, мягкий пушистый ковёр на полу, вазы и огромная кровать красного дерева. В углу он обнаружил свои вещи, заботливо перенесённые сюда из машины. Но главный сюрприз ждал Олега Петровича впереди. Когда после бритья и ванны он в мохнатом халате вернулся в комнату, собираясь снова надеть свой походный наряд, его маленький проводник протестующе замахал здоровой рукой. Затем он распахнул перед Громобоевым широченный, во всю стену платяной шкаф и гость ахнул: в его необъятных недрах, словно в театральной костюмерной, висело видимо-невидимо самой разнообразной одежды. На нижних полках стояли башмаки всех расцветок и фасонов, повыше лежала целая груда масок, париков, фальшивых усов и бород, там были и галстуки на любой вкус. Олег Петрович разглядывал эти богатства, не совсем понимая, что требуется от него. Он повернулся за разъяснениями к маленькому человеку, но тот уже исчез, оставив серебряный поднос с тарелками и запиской: «Дорогой Охотник! Вы должны выбрать себе костюм  и  маску  для  Бала.  Наденьте  их  и  после  заката  солнца  ждите  у  главного  входа».
 ...Выбрать наряд для бала! Громобоев и не подозревал, каким нелёгким делом это окажется!  Наскоро перекусив, он потратил уйму времени, примеряя костюм за костюмом в поисках одного — самого подходящего. Среди них были тёмно-синие, коричневые, бежевые и зелёные, пошитые по самой различной моде, всех размеров, но, увы, ни один не пришёлся Олегу Петровичу впору. То рукава оказывались слишком коротки, и пиджак жал под мышками; то, наоборот, костюм был велик: пиджак висел, а брюки собирались складками и мели пол. Только к вечеру, когда оранжевые лучи заката причудливо осветили комнату, Громобоев наткнулся на то, что искал: чёрную тройку, которая села на него как влитая, белую сорочку, лакированные туфли. Бумажные номера, приколотые к маскам и костюмам, помогали не ошибиться при выборе. К тому, что нашёл Олег Петрович, полагалась меховая накидка, бордовый в крапинку галстук и маска — крот в больших тёмных очках. За окном смеркалось. Волнения и сборы остались позади: одетый для бала, элегантный, как принц, Громобоев довольно оглядывал себя в зеркале. Вскоре всё тот же человечек явился проводить гостя на праздник, и Олегу Петровичу показалось в полумраке комнаты, что похожий на грызуна молчун злорадно усмехается, подавая ему накидку, подбитую чёрным блестящим мехом крота.
Они вышли из гостиницы. Сладкий морозный воздух приятно щекотал ноздри; небо над озером потемнело, только на западе оно всё ещё было чистого бледно-зелёного цвета, и тоненький светлый серп месяца одиноко плыл по нему, задевая за вершины деревьев. У парадного входа, куда вела широкая лестница, спутник дал Громобоеву знак подождать, а сам растворился в густых сумерках. Олег Петрович увидел, что ледяная площадка рядом с пристанью освещена гирляндами цветных лампочек, украшена пёстрыми флажками и золотистой канителью. На её матовой поверхности кружились в фантастическом хороводе маски — карнавал уже начался! Музыка играла негромко, но так отчётливо, что Громобоеву показалось, будто она звучит только у него в ушах. Маски легко скользили по льду на коньках с круглыми, загнутыми вверх носами, стремительно съезжались и разъезжались в разные стороны, иногда со смехом сталкивались и, сбивая друг друга, падали, точно кегли…

Олег Петрович не успел как следует разглядеть танцующих, потому что позади него запели звонкие трубы, что-то громко зашипело и захлопало. Он обернулся: высоко в небе рассыпались тысячью искр ослепительные ракеты, закрутилось огненное колесо фейерверка, а парадные двери гостиницы растворились настежь, приглашая всех на диковинный праздник — «Новогодний Бал Охотников — Лесных Стрелков»!

Весёлая толпа подхватила Громобоева и понесла вверх по широкой лестнице в зал, отведённый для торжества. Оказавшись внутри, Олег Петрович обнаружил, что это место совсем не походило на обычное помещение, в котором устраиваются банкеты:  в потемневшем от времени огромном зале не было ни ёлки, ни новогодних приветствий. Зато с неприкрытых потолком стропил свисали связки лука, перца и каких-то кореньев. Вдоль стены тянулся длинный дубовый стол, застеленный белой в красную клетку скатертью, над ним горело множество светильников в форме охотничьх ружей. Стол ломился от яств, поданных в тарелках, салатницах, глиняных расписных блюдах. Бойкие существа в заячьих масках быстро рассадили гостей по своим местам, и те, не заставляя себя долго упрашивать, принялись за еду. Вино пили из высоких стеклянных стаканов, однако тостов при этом никто не произносил: разговоров вообще не было слышно, только звенела посуда, шипели напитки, грызли, жевали, похрюкивали плотно набитые рты...

Всё это показалось Громобоеву странным.

Олег Петрович почувствовал потребность в собеседнике и, рассудив, что на Балу Лесных Стрелков его «собратья по оружию» должны составлять большинство, заговорил со своим соседом слева — грузным субъектом в маске кабана.
— Простите за любопытство, вы приехали сюда только на праздник, или уже успели поохотиться? — вежливо спросил он.
Вместо ответа сосед так яростно хрюкнул, что Громобоев едва не выронил вилку.
—  Вы хотите сказать, что Вы не охотник?!
«Кабан» протестующе замотал головой.
— Извините, — Олег Петрович, не теряя инициативы, повернулся   к соседу справа — полусонному «медведю», который без конца хрустел орехами, сваренными в меду, — а вы, уважаемый, случаем, не из нашей охотничьей компании?...

Однако и тот наотрез отказался, и вид у него был оскорблённый.
— Так где же здесь Лесные Стрелки?! — вслух возмутился Громобоев, и тогда «кабан» без всяких объяснений указал на нескольких гостей, рассаженных поодаль друг от друга, давая Олегу Петровичу понять, что это и есть его единомышленники.

— Ничего, — решил Громобоев, — встретимся  и  поговорим позже, после банкета...
Между тем светильники стали потихоньку гаснуть, а приглашённые отложили вилки и отставили стаканы в ожидании, чем их будут развлекать. Представление началось так необычно, что все невольно вздрогнули: разом вспыхнувшие в темноте палочки бенгальского огня вычертили прямоугольник маленькой сцены в глубине зала. Под весёлую музыку на сцену выбежали маски, изображающие лесных обитателей — зверей и птиц. Они беззаботно водили хоровод и пели. Как вдруг из-за кулис появилось страшное чудовище в виде охотника с бутафорским ружьем. В зале раздались встревоженные возгласы: зрители перепугались не на шутку.
«Бум, бум, бум», — грянули удары большого барабана, и лесной люд, дергая лапками, покатился по земле. Страшный «охотник» прошёлся по сцене, как бы любуясь делом свои рук, потом снова поднял ружье, но стрелять ему уже не пришлось: не было больше веселого хоровода, не было зверей, не было птиц...

На стенах зала проступили надписи, сделанные фосфоресцирующей краской и до поры до времени невидимые:
 «Лес не тир!»
 «Охотник! Когда ты поймешь, как дорого обходятся твои «забавы»?! — и другие в таком же духе...
От этих надписей всё озарилось тревожным багровым светом. Случайно взглянув вверх, Олег Петрович замер от удивления: со стропил вместо овощей и кореньев свисали хвосты убитых зайцев, белок, куниц. Зал негодующе гудел. Громобоеву стало не по себе — дело принимало совершенно непредвиденный оборот!

И только «охотнику» на сцене казалось всё нипочем:
— Перестреляют зверей? Ерунда! Это будет ещё не скоро!
— Вырвут дочиста цветы? Не стоит волноваться! На наш век хватит! А если когда-нибудь что-то подобное и произойдёт — останутся фильмы о природе, очень красивые фильмы и... воспоминания очевидцев!

Олег Петрович облегчённо вздохнул, когда представление окончилось. Объявили танцы! В то же мгновенье свет всюду погас, остался только единственный освещённый круг, выхваченный из темноты лучом невидимого прожектора. И в нём, одетая в длинное бальное платье, стояла Принцесса Карнавала. Под волшебные звуки вальса она поплыла прямо туда, где со стучащим, как метроном, сердцем ждал Громобоев. Околдованный охотник поднялся из-за стола и сделал шаг ей навстречу. Свет прожектора слепил, а вокруг освещённого пространства, в котором они танцевали, была кромешная тьма, но и там тоже кто-то плясал, тяжёло переступая и отдуваясь. Олегу Петровичу показалось, что всего несколько мгновений они с Феей кружились по залу, однако за это время стрелки часов тоже успели вдоволь повальсировать по диску циферблата. Без одной минуты двенадцать гости наполнили высокие стаканы. Их звон совпал с первым ударом часов. И тогда Фея поцеловала охотника. От прикосновения её ледяных губ Громобоев дернулся как от тока, хотел бежать, но было уже поздно: новый костюм цепко держал его, превращаясь в шкуру крота!

После того, как затих бой часов, в наступившей вдруг гулкой тишине послышалось хлопанье парадных дверей и мягкий топот множества лапок, сбегающих вниз по широкой лестнице…

 С той новогодней ночи Олег Петрович живёт в новой семикомнатной квартире глубоко под землей, как в метро. Его теперешняя работа похожа на бухгалтерскую — подсчитывать приходы и расходы собственных кладовых. А так как кладовые довольно обширны, считать приходится подолгу и на совесть. Это, на первый взгляд, нудноватое занятие увлекает его теперь ничуть не меньше, чем когда-то телевизор. Он по-прежнему любит одеться: носит отличную шубу и большие тёмные очки. Воспоминания о прошлой жизни его почти не волнуют; только изредка, коротая зимние вечера в своей тёплой подземной гостиной, подумает Олег Петрович о большом шумном городе; о людях, которые бегают по его стежкам-дорожкам, как и сам он когда-то; о своём прежнем доме...

И даже мысль у него мелькнет порой: — А не вернуться ли туда, к людям?
Но, вспомнив о том, что здесь он — владелец семи комнат, крот Олег в конце концов решает, что было бы просто неразумно поменять их снова на однокомнатную квартиру.

Пятигорск - Элиста, 1971