Магазинчик Дэна

Магазинчик Дэна находился неподалеку от поселка. Полчаса пешком, 15 минут на велосипеде или минут 7 на машине. Но пешком и на велосипеде никто к нему не наведывался. Иначе не увезти «покупки». Никто не уходил от Дэна с пустыми руками. Не было смысла идти к нему только за пакетом молока или пучком редиски. Молоко увозили от него канистрами и бидонами, а редис ящиками. Кроме этого, разжиться там можно было свежими фруктами, птицей, говядиной и свининой, яйцами, маслом, различными крупами, мучными изделиями на любой лад, будь то пироги, ватрушки или обычный горячий хлеб и много всего другого, что необходимо каждому на завтрак, обед и ужин, и еще засолить на зиму. Детям у Дэна всегда были уготованы сладости и фруктовые соки. Своих детей у Дэна не было, зато все сельские ребятишки его просто обожали.

Никто не помнит, когда Дэн поселился в этих местах. Да и поселился ли? Иногда казалось, что он был здесь всегда. Может быть, так оно и было, да только не похож он совсем на местных людей. Тут все бледны кожей, соломенные волосы, бороды не принято носить, усы разве что и густые бакенбарды. В Дэне же явно просматривалось что-то южное, не ярко выраженное, но местному глазу непривычное. Дэн гордился своей бородищей, бережно поглаживал ее при беседе с кем-нибудь или просто сидя в плетеном кресле и глядя куда-то вдаль. Из-под широкой панамы щурились некогда большие черные красивые глаза, сейчас же лишь две морщинистые щелочки. Говорил Дэн так же как и все, без всякого акцента или свойственного иноземцам говора, он давно уже был здесь своим. Только с годами стал «проглатывать» некоторые буквы, за что дети прозвали его  Дэн Решето, он будто просеивал звуки, какие-то произносил одними губами без подачи воздуха. К примеру, могли его спросить почем мешок сахара, на что он отвечал так: «Вайте помори… То у на ту…  Томи Фёор Миаыча небшо, восьмсо трани всео». Что значило: «Давайте посмотрим… Что у нас тут… Томик Фёдора Михайловича, восемьсот страниц всего». Что в свою очередь означало: берите книгу, прочтите от корки до корки, возвращайтесь, обсудим с вами ее и получите свой мешок сахара.

Так Дэн Решето и вел свои дела. Весь поселок у него был читающим. Хотите мешок муки – будьте любезны, уважьте старика, ознакомьтесь с «Божественной комедией». Ящик огурцов – потрудитесь прочесть «Фауста». Три банки кофе – побудьте недолго на необитаемом острове вместе с Робинзоном Крузо. С детишками свои тарифы. Мороженое на палочке – стихотворение Бёрнса наизусть или Пушкина, а может даже Артюра Рембо, да мало ли хороших поэтов. Стакан апельсинового сока – рассказ О’Генри с кратким пересказом. Библиотека у Дэна была богатая. Книжки разных жанров, времен и народов. Могли и мифы древней Греции попасться, и скандинавская «Калевала», и «Книга великих самураев», и Ветхий завет в оригинальной обложке. Так он утверждал, по крайней мере, поглаживая свою бородищу, скрывающую под собой лукавую улыбку старого букиниста.

Вот люди и набирали себе чтива на полгода вперед. Потом возвращали, а домой увозили, после недолгого обсуждения, кузова продовольствия. Дэн любил погонять по цифрам: а сколько кругов в аду? а в каком по счету лжеучителя томятся? а сколько душ было у Чичикова? а под конец сколько стало? а каков номер квартиры, в которой Воланд проживал со свитой? Конечно, не отказывал, если не получал ответов на тот или иной вопрос. Понятно – всего не упомнишь. Ну, так  можно и фабулой поинтересоваться или сценой особо запомнившейся. Излишняя строгость была не в характере Дэна. Да и не в том была суть его миссии. Хоть полстраницы из каждой книжицы если прочли, и то хорошо. Да только иную книгу в руки возьмешь и не отлипнешь же потом.

Длилось это годами, десятилетиями. Старые жители еще помнят, когда магазинчик Дэна открылся, а молодые родились и выросли уже при нем. Народ и читал ради отоваривания и сам трудиться не забывал. В селе ведь не только продовольствие необходимо. Дома строили, дорогу в город в порядке держали, колодцы бурили, кто от болезней лечил, кто роды принимал, кто науку в маленькой школе преподавал. Деньги водились – надо же и в город порой за вещичками съездить. Только Дэна Решето все это не касалось. Он по-своему жизнью распоряжался. Ходил 20 лет в одной рубахе, сам по дому починял, убирался, за хозяйством следил. К магазину раз в месяц грузовик приезжал, Дэн сам все разгружал, пока кости крепкими были. Потом меня в помощники взял. Я местным дурачком считался, говорили, не годен ни на что. А Дэну вот пригодился. Я и представить лучше работы не мог: теперь что он не поднимет, все я перетащу. А в последнее время и вовсе замещать его у прилавка стал. Дэн все больше сидел в своем старом плетеном креслице, вдаль смотрел и бородищу седую поглаживал. А потом похоронили мы  его всем поселком.

Сколько лет прожил Дэн Решето, никто не знает. Он и записки после себя не оставил. Книги только. Так и осталась его тайна неразгаданной: откуда он что брал, на какие шиши, где его настоящий дом, как «торговлей» такой занялся… Поговаривали, конечно, разное, мол, бывший каторжник он, за кого-то отсидел, а тот ему в благодарность пожизненное содержание обеспечил. Другие гадали, а не царь ли он страны какой африканской, которого в младенчестве к нам сослали, чтоб от разбойников своих местных спасти, у них ведь там переворот на перевороте. Есть и такая байка, дескать, и не было никакого Дэна, выдумал его я давным-давно, так как сам уже 50 с лишним лет магазином заведую, и чтобы вопросами не докучали, легенду сочинил. Может, оно и так, я и сам запутался. Старый стал, уже, вон, и помощника нанял. Тупица Джон его зовут.
- То, Жонни, очём у на нынч свина выезк?
- Сдается мне, не иначе, как в «Тартюфа» встанет. А сало и за инструкцию по выживанию в лесополосе отдадим – смеется Джон нездешним прищуром.