Война на погребах

Война на погребах

(рассказ)

До того, как стать садоводом, Людмила Сивкова - женщина пятидесяти лет - осталась без мужа умершего два года назад. Была обыкновенной женщиной, точнее горожанкой, которая чувствовала себя за своим мужем как за каменной стеной. Овощи и фрукты на зиму они закупали на рынке. Так и продолжалось бы до сих пор, если бы ей от умерших вдруг родителей не достался в наследство сад.
Как человек от роду во всём добросовестный - она так же старательно принялась работать и в саду. По привычке как всегда продолжала заходить что-нибудь купить на рынок. Особо не задумываясь, говорила "дорого" купить ранний пучок редиски или батуна. И поняла, каково это слышать истинному труженику, когда только сама вырастила свой первый урожай картошки. Который она, наняв "Газель" привезла к погребу под окнами своего дома. Сгрузив мешки у погреба, она хотела было пойти в квартиру за ключами.
В то же время по пешеходной дорожке возле забора близ погреба проходил какой-то рослый парень. Едва она отошла от погреба, вернулся - (это как, оказалось, потом был наркоман). Нагнувшись, он подхватил один из мешков, вскинул его на плечо и трусцой побежал (собираясь у соседнего дома на рынке сдать перекупщице, таким образом изыскать средства на дозу).
Людмила, оглянувшись, обомлела. Спина парня с мешком продолжала удаляться. Возмутилась, а затем разозлилась. Схватила у забора суковатую палку. Закричала: "Стой паразит!" Но парень только прибавил шагу. Тогда только окончательно рассвирепев, Людмила закричала, что было силы: "Ну, сволочь! Не хочешь по хорошему, догоню  - убью. Вот ей Богу тресну тебе колом по затылку!". Парень, услышав её топот за собой и крик, скинул с плеча мешок к забору и в одно мгновение скрылся за углом дома. Увидев на земле мешок, женщина радостно подхватила его за завязанный конец, поволокла вновь к погребу.
А через полмесяца привезла таким же образом срубленную капусту, морковь и свеклу. Весь октябрь шинковала и солила капусту, салаты с помидорами и огурцами. Варенье и компоты она приготовила ещё в июне и августе, предвкушая, как угостит своих двух дочерей и внуков с внучками.
Банками солений, варений и компотов в погребе заставила над картофельным закромом все полки. Продолжала засаливать и мариновать ещё по её материным рецептам разные овощные вкусности аж до самых ноябрьских праздников.
В последний день особенно устала, выпила от головной боли таблетку и уснула мёртвым сном. Разбудил её среди ночи настойчивый звонок в дверь. Это оказался милиционер. Едва она, зевая ещё в полусне, открыла дверь. Тот спросил: "Гражданка! У вас погреб есть?". "Есть", - сонно зевнула Людмила. "Пройдите во двор. Там собираются жильцы дома у кого обокрали погреба. И сходите к своему погребу",  - предложил милиционер.
"О! Господи!" - сразу всё поняла и очнулась Людмила и метнулась к своему погребу под окнами их пятиэтажки. Там стоял уже другой милиционер и сидел на корточках рядом с открытым настежь люком её погреба лет пятнадцати подросток.
"Ваш погреб?" - встретил её словами милиционер. "Мой!" - испуганно воскликнула Людмила. И сходу полезла в погреб. И тут же закричала: "О! Господи! Шаром покати! Всё, что всё лето готовила на зиму, украли! И как же таких злодеев земля носит?" Выскочив из погреба, замахнулась рукой на подростка: "Это ты сволочь! Чтоб у тебя руки отсохли!" Тот втянул голову в плечи. Людмила в сердцах размахнулась и занесла ногу, чтобы пнуть подростка, но её остановил милиционер, начав рассказ: "Сидим с напарником в "Уазике" возле магазина, курим, смотрим. Вдруг в темноте мелькнули три тени в переулок, сгибаясь под тяжестью мешков и сумок. Напарник сразу за пистолет и за ними. "Стой стрелять буду!" Те побросали мешки и в разные стороны. Задержали лишь вот этого. Но ничего, мы уже знаем теперь, кто были и те остальные. Сейчас их приведут. Завтра приходите в РОВД, подайте заявления и приложите список, что у кого и сколько украли".
Утром, едва дежурный по РОВД открыл им дверь, жильцы дома обкраденных погребов хлынули туда толпой с заявлениями. Пострадавших оказалось десять человек. Среди них Людмила. Украли у неё, как подсчитал по её списку дежурный на три тысячи рублей: солений, варений и компотов, и велел подать на суд на возмещение ущерба. Людмила подала.
Суд состоялся через неделю. Собрались там все те же жители - хозяева обкраденных погребов. Судья, средних лет женщина, встав из-за стола перед понуро сидящими перед ней тремя подростками, видя, как они испуганно жмутся друг к другу и оглядываются на рассерженных пострадавших, видимо по-матерински пожалев их и успокаивая, сказала: "Ну, конечно же, из-за ваших баночек мы не будем парням портить биографии; но строго с них спросим".
"Да я вообще-то к ним не в претензии...", - сказал на переднем сиденье мужчина с бородой. "Сада у меня нет. И в погребе было лишь три банки огурцов, что жена недавно посолила. Они одну забрали". "Ну да, тебе лодырю и алкашу не из-за чего шум подымать!" - сразу завелась Людмила. "А вот у меня солонины было на три тысячи. Всё лето вкалывала в саду, а потом ещё всю осень солила, варила и мариновала. И всё оказалось псу под хвост, и теперь нужно будет идти всё на рынке покупать вновь!" И не сдержавшись, встав, нервно выкрикнула: "Если как вы говорите, из-за баночек не станете ворам биографии портить и безнаказанно отпустите их - они завтра же снова пойдут грабить погреба!". Жёстко добавила: "Воры должны сидеть в тюрьме! Пусть посидят, поработают и выплатят нам ущерб!"
Остальные пострадавшие угрюмо молчали. Выступать больше никто не захотел. В результате суд только по её выступлению вынес решение: отправить подростков на исправление на два года в местную трудовую колонию. Ребят в автозаке тут же увезли. Хозяева обкраденных ими погребов стали расходиться. На выходе, когда они шли толпой  Людмила вновь возмущалась: "И что вы, спрашивается, молчали? Неужели вам было не жалко собственного труда и затраченного в садах времени?"
"Ага! Вякнешь, а потом их дружки, оставшиеся на свободе, нам всем окна выхлестают и двери подожгут. Такое уже было... Пусть подавятся тем, что украли, да оставят нас в покое",  - сказал пожилой мужчина с костыльком. Но Людмила и после этого не успокоилась. Где-то через месяц обратилась к судебным приставам, спросив о том, что делается там по возмещению ущерба пострадавшим хозяевам погребов? Там ничего ей внятно не ответили. К тому же возвращаясь оттуда, она вдруг увидела одного из подростков, участвовавших в краже их погребов и якобы осужденного, катающегося по городу на скутере. Поняла, что грабители явно откупились и давно уже на свободе. Поэтому впустую тратить силы на хождение к судебным приставам больше не захотела.
Довольствуясь тем, что осталось в погребе. А там осталась лишь картошка. К тому же вскоре ей стало не до хождений к судебным приставам. Хотя она и сделала, пригласив сварщиков, усиление запоров и сварки внутренней решётки в твориле погреба, это ей и другим хозяевам погребов перед домом не предотвратило нашествий на их погреба. Вначале выпивох, рассаживающихся для своих попоек на крышках. Потом девчонок со своими куклами и наконец, подростков собирающихся группами. После их посещений оставались на крышках погребов и вокруг горы мусора. И ей нередко приходилось убирать за всеми.
К её удивлению на всё это соседи смотрели спокойно, и она высказала соседке: "Вы то, что ничего не говорите. Молчите как партизаны? Когда на ваших погребах творится чёрти что?" Соседка ответила: "Ты что не знаешь, что связываться с хулиганами себе дороже. Пусть лучше мусор уберём, чем они нам тут откроют войну!"
Между тем вслед за оставлением мусора у Людмилы, как на крайнем погребе. Пацанов видимо стали раздражать на вентиляционных трубах жестяные козырьки. Погреб находился у дорожки вдоль забора, отгораживающих их погреба от детсада. По которым пацаны иногда ездили на велосипедах цепляясь брюками за жестяные на трубах козырьки. Поэтому пацаны их постоянно срывали, а Людмиле приходилось, чтоб вновь поставить их просить мужчин. Иначе в дождливые дни через трубы без этих козырьков в погреб беспрепятственно попадала дождевая вода.
Но хуже всего, когда вокруг крышки погреба собирались, как стая ворон, подростки. Просто сидели на заборе вокруг погреба. Курили, пили пиво, тупо плюя на крышку погреба. После их ухода, когда Людмиле нужно было за чем-то слазить в погреб, приходилось эти плевки, предварительно взяв ведро с водой и швабру смывать.
Однажды, не стерпев, она налетела на подростков со шваброй, огрев ею одного или двоих. Остальные разбежались. Остался почему-то самый маленький пацан шмыгающий носом. Вобрав голову в плечи, он оправдывался за всех: "Мы тётенька больше не будем..." "Ну почему вы собираетесь на погребах?" - допытывалась Людмила, подав подростку в руки швабру. Он безропотно обмыл от плевков крышку, затем беспечно ответил: "Да просто так, от делать нечего, собираемся поговорить".
Людмила отпустила мальчишку, наказывая ему, чтоб всё же пореже пацаны собирались на погребах. Но не тут-то было... Они вновь собрались через два дня. После её очередной "атаки" со шваброй на погребе остался всё тот же мальчишка. "Ты же говорил, что не будете?" - остановилась она перед ним. "А нас Генка заставляет. Он ходит с ножичком",  - сообщил мальчишка: "Он самый высокий из нас и самый сильный". В следующий раз Людмила постаралась подловить этого самого высокого. И когда застала его врасплох, замахнулась на него мокрой тряпкой, гневно спросила: "Ты думаешь, я твоего ножичка испугаюсь?" И в тот же миг узнала в Генке одного из грабителей погребов. Ещё сильней разозлилась: "Тебе мало было того, что осудили за грабёж? Ты ещё хочешь принести горе своей матери? Ведь если я сейчас пойду и подам вновь заявление, тебя упекут туда, куда Макар телят не гонял!"
Генка, вначале принявший воинствующий вид сразу сник, тихо пробормотал: "Извините тётенька, я об этом не подумал... Просто мне обидно стало, как вы на суде на нас наезжали!"
"Я что же не за что на вас наезжала?" - вновь окинула его гневным взглядом Людмила. Уходя от неё, Генка пообещал: "Больше я на вашем погребе ребят собирать не буду". После этого случая пацаны на погребе Людмилы собираться действительно перестали, хотя на других погребах нет-нет да появлялись вместе с девчонками, по-прежнему оставляя после себя горы мусора.
Соседка, заметившая, что на Людмилином погребе они больше не собирались, с завистью заметила: "На твоём Люд, погребе пацаны почему-то не собираются, а на остальных будто там на них мёдом намазано?"
"А вы что хотите?" - в тон ей ответила Людмила: "Если даже палец о палец не ударили, чтобы как-то защитить свои погреба. Если ничего никогда не делать, ничего и не будет!"
А как-то выглянув в окно своей квартиры, увидела проходящего знакомого уже по погребу мальчишку со шмыгающим носом, крикнула, уже зная как его звать: "Виталик, вы, чем на погребах собираться. Возьмите вот",  - выкинула ему с балкона футбольный мяч, пояснив: "У меня внук вашего возраста. И, когда гостил у меня, мяч оставил. Пойдите на площадку лучше, поиграйте в футбол".
Паренёк поднял мяч, сказал спасибо и вскоре они целой ватагой с погребов шумно удалились на площадку. А ещё через неделю завидя её на балконе, тот же щуплый мальчишка крикнул ей: "Тёть Люда! Генка вам велел три тысячи передать, за то, что они у вас в прошлом году украли. И просил извиниться за них". Подождав, когда Людмила, выйдя из подъезда, подошла к нему. Передал ей деньги. Она спокойно взяла, но подумав остановила его: "Постой!" Держа в руках деньги, одну из тысячных купюр вернула ему: "Я вчера смотрела, как вы играете в футбол. На воротах у вас нет сетки. Так вот купите её и играйте". И пошла вновь в подъезд.
"Спасибо тётя Люд",  - крикнул малец и побежал, смешно косолапя своими короткими ножками. Было издалека видно, что у него что-то не в порядке с ногами.
"Так вот он, почему никогда не убегал с погреба, когда все разбегались!" - поняла Людмила. По-бабьи жалостливо глядя пацану вслед. Думая, что на деньги у неё в руках она пойдёт на рынок, и купит какие нужно ей овощи. Правда, время уже ушло. И они теперь стали дорогими и большой редкостью, привозные. Поскольку осень уже кончилась.
И ещё подумала, пережив столько и хорошо поработав в своём саду и дома на заготовках: "Никогда теперь не скажу на рынке "дорого"". За этот год она очень хорошо узнала, почём фунт лиха.