Селекционеры

Как-то раз мы с однокурсниками отправились погостить на шашлык и пиво к Свириденусу.
 
Свириденусы жили за городом в поселке Жнерловка.
 
Мы приехали вечером, лихо заскочили в дом; просторный зал, богатое убранство; открыли рты от такого, конечно.
 
Нас ждало празднество родителей и родственников Свириденуса.

Большой, длинный деревянный стол, а вокруг множество этих людей. В костюмах, и пышных платьях.

Во главе стола, конечно, отец Свириденуса.

Это я узнал потом, когда он поднял вверх указательный палец, встал медленно, наполняя воздух тугой тишиной и будто страхом. Дал команду, и все захлопали.

Я с сожалением посмотрел на это. Люди и алкоголь - две неразлучные рюмки.

И вот нас пригласили за стол, рассадили, налили, и отец Свириденуса взялся говорить первый тост в нашу честь.
 
Он выдержал минутную паузу, пригласил своего сына к себе.

Кстати, говоря, мы были на втором курсе Мединститута, и у нас образовался свой круг общения, в который входили: я, Лешка Сомин, Рома Колорадский, Ленка Тугенко, Ира, Женя Белых, ну и Сережка Свириденус.

Отец Свириденуса попросил сына встать на стол перед ним, наверное, собираясь говорить этот самый тост.

Он расстегнул Сереже джинсы, сняв трусы, и повернул его пиписькой ко всем гостям.
 
Сережа улыбался, и мне показалось, ничуть даже не стеснялся этого, и я задумался.

Я почему-то вспомнил лицо старика, на фотовыставке в Кракове, на которую летал на днях.

Лицо старика произвело на меня немалое впечатление.

Взгляд этого старика погружал в невероятный уют, будто создавая внутри меня положительные волны, море обаяния, слегка убаюкивающее сознание, на песчаном берегу времени.

Ну, так, вот, короче, отец Свириденуса засовывает палец Сереже в прыщавую жопу и несколько раз вводит туда обратно. Потом показывает всем палец и облизывает его. Пробуя на вкус, словно дегустатор какой.

- Масло! - Выговаривает отец Свириденуса, - Чистое масло, друзья. Попробуйте все! Все!..

И вот Свириденс по часовой стрелке, начинает обход гостей, и каждый сует ему в жопу палец и облизывает, подтверждая слова отца Свириденуса.

Когда очередь доходит до меня, и все гости вполне адекватно и нормально смотрят на меня, и приглашают приступить, я разглядываю лицо Свириденуса, и вижу его неловкость. Он стесняется передо мной. Правда-правда. Мнется.

Отец Свириденуса окрикивает Сережу, чтоб то стоял ровно и не дергался...

Я ничего не понимал, слушал слова восхищения вкусом и запахом анального масла, видел кривляние лиц, но сути происходящего не улавливал.

Мы все занимались в меде, завели себе тетради в переплетах, аккуратно посещали лекции, не пропускали ни одного занятия в клинике. Мы исполняли свои несложные повседневные обязанности, точно лошадь, которая ходит с завязанными глазами по кругу, сама не зная - зачем.

Но сейчас мы были другие, правильнее сказать были три группы: отец и сын Свириденусы; Лешка Сомин, Рома Колорадский, Ленка Тугенко, Ира, Женя Белых, и я отдельно, особняком от них всех.

Это я понял сразу, противопоставил себя им не я, но сама ситуация, сама жизнь.
Нужно было выкручиваться из говянной ситуации в прямом смысле этого слова и принимать решение и действовать.

Забыл совсем сказать, в процессе добывания масла был звук.

Звук хлюпанья подтаявшего снега, когда его еще много, но он уже оседает, сидит в луже – возможно, что вся затея с зимой и снегопадом служит только для производства этого звука. Просто звук и пахнет сыростью.

Здесь же пахло иначе, маслом мать их!

Кстати где мать Серёжи? Может быть, она не участвует в этом таинстве избранных?!

Я схватил баранью лопатку и отчаянно просунул её Серёжке туда, ниже спины.

- Масло так масло. - Хеппи бездей тую-юююю.

Позже когда я анализировал произошедшее, мне казалось, что тогда все мою неловкость приняли с наивысшим восторгом.

Во всяком случаи никто не сделал «фи», и не крутил пальцем у виска, хотя, наверное, стоило.

Крутили эти гады мне руки, с восторгом кинулись толпой, мешая друг другу в усердии крутить фиги из моих рук и ног.

Папаша Свириденус неистовствовал. Свирепый лик его навис над моей тощей шеей, он рулил процессом. Командовал экзекуцией.

- Тост, первый тост от вас папаша, мать вашу! - из последних сил в надежде взмолился я.

И тут я понял отчетливо и важно, все это какой-то спектакль. Обычный, светский спектакль. Оказывается, если думать иначе, то это смешно, и я, как сказал отец Свириденуса, все напрочь испортил.
 
- А теперь, - уточнил отец Свириденуса, - Сережа будет отвечать за твой поступок.
Я чихнул, а все засмеялись.

Он тогда схватил Сережу за ухо и подвел к полному господину, похожему на пузырчатый скворчащий чебурек, такой он был поджаренный и сочный, прыщавый и гадостный. 

- Давайте Роман, покажите всем свой висячий черенок. - Отец Свириденуса нервничал и глотал слюни. – Ну же!

Меня отпустили, сказав, что очередь моя еще не пришла, а какая-то женщина погладила меня по голове, и сказала что я милый и дурной. Мне показалось, что я здесь один милый и дурной,  остальные, кроме наших, совсем выбились из кругозора восприятия нормальности, что все это вокруг воображение искусственного интеллекта.

Мания-магна-мантия!

Три сливающих слова облили мою сущность, и даже тени от предметов зала, длинные, острые, и вполне чудаковатые, ожили и закружились, сливаясь в одно гомерическое пятно, которое шариками ртути, собирается  в массу и вытесняет из пола, совсем привлекательную особу в шляпке с собачкой.

Я так вдумчиво вгляделся в неё, что просто увидел сквозь её прозрачные глаза пруд и уток, и боль нищего старика, бросающего крошки хлеба вокруг себя, и я совершал медитацию, и меня завораживали её безумные, расплывающиеся по воздуху полы сотен платьев, во множество слоев, разными оттенками. Она была иным дождем, возможно снами подбираясь ко мне, тайно,  украдкой, ничего не догадываясь, что я её вижу.  И я закрыл глаза, и вновь послышались крики радости, звон бокалов, картинка с содроганием ослепила, потом появились краски очертания, силуэты, и вполне яркий звук ощущений проник под мой зонт.

Отец Свириденуса заставил сына Сережу петь и приседать, потом дал перечницу, и настоял, чтобы тот посыпал черенок этого полного, похожего на чебурек, господина, посыпать красным жгучим перцем. Засыпать всего его. Он предупредил, что если тот закричит или начнет показывать дурное настроение или недовольство, то можно смело его бить ложкой по лбу, или кусать за ногу, или делать что вздумается.

После Сережа встал на стол и наполнил пять бокалов своей мочой. Бокалы предназначались нам.

- Это проверка! - Громко отмочил отец Свириденуса, - нужно пересилить себя и выпить. Не взирая ни на что!

Мне поднесли бокал, и я долго смотрел на эту ужасную пену своего сокурсника, слабо желтую жидкость, похожую не на что другое, это точно. Взглянув на остальных своих друзей, я увидел самое страшное, чего не ожидал. Они уже выпили.

Я...


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...