26. Почти Красивая замужем. Северный город

Иногда Марта говорила:
– Замуж больше не пойду. Это была бы моя последняя ошибка. А ты как считаешь, кавалер де Грие?
Я соглашался:
– Какое замужество, ежели кровь так буйствует!
Она удивлялась и начинала грустить:
– Буйствует? Откуда ты это взял? А если перестанет?!
– Женщине трудно постареть, когда около нее трое мужчин. И ненаглядная вертит ими, как пожелает.
Она смущенно лепетала:
– Не надо об этом… так громко.
Таким был стиль светского разговора тет-а-тет, принятый в нашем благодатном Пали-садове.
А летом вышла неприятность: Марта сломала руку. Наложили гипс. Она продолжала вершить прилавками универмага, но дома ее полководческий пыл улетучивался. Иван Алексеевич болел. Я трудился на юге. Все заботы о Марте, веснушке нашей, взял на себя Данила Макарович. По утрам он лечил ей витафоном руку и делал маникюр.
Когда здоровье поправилось, выяснилось, что живет Марта не одна, а с мужчиной, обаявшим ее в трудные дни. Произошла естественная смена образа жизни – они вступи-ли в брак. Между тем, за последние годы Марта почувствовала тягу к одиночеству, оно помогало сберечь нервы. «Эмоции стоят дорого», – повторяла она.
Теперь ей пришлось сократить время любимого занятия по вечерам – верчения перед зеркалом, когда она чистила перышки, подбирала наряды и украшения на завтра, мечта-ла о принце. Марта знала: мужчинам нравится, когда женщина «сделанная», и еще со вкусом. Она была не из тех, которые только подкрашивают губы, да и то не всегда.
Марта снова писала мне:
«В доме порядок, а мне невыносимо. Томлюсь ожиданием. Умом сознаю, что возможно лишь повторение пройденного. Но сердце, моя заблудшая душа, все ждет кого-то необыкновенного. Кажется, Данила отнял у меня самое драгоценное, чем жила. Бывает так, Ардальон? Как могла решиться на это? Будто во сне. И вот западня, орать хочется. Натворила дел, что-то теперь будет!»
«Ардальон, милый, ты, наверно, кропаешь ласковые письма другой. А я ревную, не имея права. Пусть в твоих посланиях есть художественные преувеличения, но как прият-но было читать. Маюсь, хотя на дворе солнечный сентябрь, много зелени, цветов, всяких плодов. Сентябрь, а хочется поздней осени и раскаяния. Нет, хочу зимы, льдов и морозов. Они всегда примиряют меня с жизнью».
Я вернулся домой и едва переступил порог, как раздался телефонный звонок. Да, это она, Марта.
– Ардальон, я несчастная женщина… но милая, надеюсь? Все к черту! Данила совсем не пьет. Это… лучше бы пил! Попер позитив, представляешь? Режим, как в казарме. Ро-та, подъем! Шаго-ом, арш! Так и маршируем до потери влечения.
– Марта, не переживай. Подобное может случиться с любой одинокой дамой.
– Только не со мной! Ты не представляешь, как я существую. Все смешалось. Вечером читаю книжки. По утрам шейпинг. Зачем мне гимнастика? Его команды? Эти картинки?
– Ну что же, твой новый образ жизни вполне в духе времени. Привыкай.
– И ты? – она всхлипнула. – Ты… мне… это говоришь! Где ты видишь меня в таком кино? Весело прыгаю через скакалочку?!
– Дорогая Марта, не паникуй... Заходи, обсудим.
И она объявилась. Встревоженная, похудевшая, с натянутой улыбкой. В бирюзовых глазах много зелени. Но по-прежнему элегантная, в белом жакете а-ля Марлен Дитрих. Влетела и разом о своем:
– Спасенья нет! Данила не включает телевизор, так поет песенки. Цыганские,  хулиганские. Срывается на чечетку. Сиротское детство шалит. Где я живу? В таборе, который давно ушел в небо?! Особенно плохо по выходным, когда хочется отоспаться. Вечером иногда вставляю ключ в скважину, в другую – оба замка закрыты. Его нет. Какое счастье! Если закрыт один замок – боже, опять он дома.
– Костер из зверя выжег человека, – неуверенно процитировал я поэта. – Вам обоим не хватает домашнего тепла.
Гостья фыркнула, беспокойно крутясь в кресле. Пафос повествования нарастал:
– Я срываюсь. Он молчит. Потом начинает ласкаться. Как можно ласкаться, когда у меня нервы? Женщина с нервами не может нравиться. Он мне врет!
– Марта, не горячись. Нервы у всех.
Мы обсудили последние события и решили, что, действительно, все как-то не так. Но выход был: или смириться с недостатками мужа, или не затягивать с расставанием. Я подумал: шансов смириться почти нет, но говорить об этом пока не стоит. Слишком велика была бы нагрузка на психику.
А что будет с Данилой Макаровичем? Марта рассказала, что его бывшая жена Лидия Карповна к уходу «змея» отнеслась спокойно, истерики замужней дочери отлетели от него рикошетом. Уходя к Марте, Данила Макарович, видимо, думал: вот она, его долго-жданная фея. Мечтал о несбыточном, о постоянной игре в любовь, где встречи сменяют расставания так же легко, как нечаянная радость нежную грусть. Ослепление? А кто из них был зрячим!
Перед уходом Марта встала, внезапно распахнула белоснежный жакет, обозначив стройную фигуру.
– Ардальон, посмотри, какая я почти красивая! Мы так давно не были вместе. Обними меня! Ну…
И озорство во взгляде! Она все та же. Ну, разве можно такую… не поцеловать!
Время шло. Она снова звонила мне.
– Привет, ясновидец! Как дела в зазеркалье?.. Справляешься?.. А у нас новость. У Данилы теперь солидная пенсия, можно не работать. В квартире трепещут шелковые рубахи всех цветов. Меняет несколько раз на дню. В глазах рябит от этой радуги, ей-богу. Не меняет только джинсы из серебряной парчи. Артистизм одолел. Оперетка! Его сестра руководит ансамблем в Ростове-на-Дону. Когда обновляет костюмы, устарелыми одаривает брата.
– Марта, будь к нему снисходительна. Он в своей стихии.
– Снисходительна? Успевает разочаровать в любое время суток. Звоню с работы, хочу заказать к ужину рыбу, да разве дозвонишься. На кухне долдонит радио, телевизоры в комнатах гремят. Сравнивает программы. Вычисляет, где меньше врут. Переживает. До телефона ли! Вечером головой к подушке – и сразу спать.
– А вот это никуда не годится.
– Ты все шутишь, Ардальон! А я так не могу…
Марта наезжала, словно грузовик.
– И самое невыносимое – его дотошность. Чуть-чуть задержусь с работы, посмотрит прокурором. Побывала у массажистки, ночь крепко спала, утром готово обвинительное заключение: «Здорово тебя вчера обработали!» Вернулась от соседки, отказалась от ужина, снова: «Ты еще и сытая пришла!» Ты не поверишь, в квартире завяли фиалки. Даже цветам стало тошно…
Но к возвращению Марты из чрева универсальной торговли у Данилы Макаровича по-прежнему был готов вкусный ужин, в квартире наведен образцовый порядок. Мужчина все еще жил мечтой о счастливом браке, подбирал ласковые слова для своей малышки, а на мольбы не ревновать искренне недоумевал. Иногда он брал Марту за руку, усаживая рядом.
– Давай поговорим!
И слышал холодное:
– О чем?..
Данила Макарович больше не сновал по квартире, а ходил, мрачно опустив голову, все глубже погружаясь в себя. Наконец решился: «Уеду-ка в Ростов-на-Дону, к сестре». Прежнее гнездо через дорогу разрушено, там его ждал и любил разве что черный Котик с белой манишкой и рваным ухом. Судиться с женой из-за комнаты гордый цыган не хотел. А у сестры свой дом, руки умельца там пригодятся. Да и Марта, как ее забыть, если будешь видеть каждый день!
Данила Макарович стал собираться в дорогу, но сборы подзатянулись. Может, трудно было расставаться с ненаглядной?.. Звонки от Марты прекратились.
Зато напомнила о себе по телефону моя школьная подруга Маша:
– Как живешь, Доля?.. Давно ли видел нашу общую знакомую?.. Несчастье, Доля. Марты больше нет. Она привела в гости мужчину с лыжной прогулки. Данила их застал.
Не может быть!.. Такая страшная развязка?! Марта, Марта! При таком ревнивце привести кого-то с улицы… Я тревожился за Машу. При редких встречах она жаловалась мне: «Живу как на качелях. Мой танцор не унимается. То ласковый, то пьяный зверь». Но Маша все-таки приспособилась, а преуспевавшая Марта…
В тот день в Никольском храме прощально звонили колокола. Стоял февраль с его отчетливой прибавкой света, первой капелью с крыш и оживлением птиц. В светлом небе плыли кучевые облака, большие, белые, каких не бывает зимой. Вот-вот придет настоящая весна, снова в чем-то не такая, как раньше, и снова волнение в крови, ожидание чего-то нового… но не для Марты.
На лыжах она ходила даже в морозы. Наслаждалась прогулками в пригородном лесу, когда все засыпано снегом, спрятались люди и звери. Совсем недавно, в январе, позво-нила мне и восторженно рассказала, как над синим лесом летали две вороны – брачные игры! «У них, наверно, крылья скрипят от холода, а они кувыркаются!» Все, связанное с любовью, вызывало у нее жгучий интерес.
Через несколько месяцев я пришел в суд, где впервые увидел человека, которого давно знал заочно. Конечно, это был другой Данила Макарович. Землистым лицом и длинными седеющими кудрями он напомнил мне старого цыгана из бедного табора, в котором я бывал мальчишкой в далекие послевоенные годы.
Данила Макарович рассказал, как, заканчивая сборы, привез из гаража последний ящик с инструментами. «Смотрю, на лестничной площадке две пары лыж. На них еще снег не растаял. Дверь в квартиру открыта. Гремит музыка. Я захожу… они танцуют и целуются». А дальше – полный провал памяти, как будто засветили часть кинопленки. Что произошло потом, он узнал во время следствия.
В заключение подсудимый горько раскаялся в содеянном, о снисхождении не просил. Врачи вынесли заключение: деяние он совершил в состоянии патологического аффекта, как говорили встарь, временного помрачения ума. Суд направил его на принудительное лечение. Позднее я встретил врача больницы, где когда-то работал и куда поместили Данилу Макаровича. Коллега сообщил, что тот тяжело переживает случившееся, снова стал хуже видеть.
Эта скандально-романтическая история потрясла наш городок. Жалели и Марту, и случайного мужчину. А некоторые шептали, что цыган с его горячей кровью еще долго терпел. Талант кружить головы, неограниченно властвовать – и неспособность любить. Марта смутно чувствовала это, металась, искала острых ощущений и заигралась с огнем.
Я легко отдавал ей свое дорогое время, много пережил, побывал в кардиологии под капельницей. И мог бы оказаться на месте погибшего мужчины: к этому шел, когда явился в гости без предупреждения или цинично слушал ее телефонный разговор с Данилой Макаровичем.
Но сколько счастья подарила она мне! Тоскливые воспоминания постепенно превра-щаются в светлую печаль. Иногда сквозь сон я слышу пение Марты, трели ее сопрано.

Прощанье до утра в грядущий понедельник.
Янтарный свет свечей. Прозрачная вода.
Какая мелочь жизнь – забава, рукоделье…
Какая мелочь смерть – прощанье навсегда...

Позднее узнал, что романсы, которые исполняла Марта, были на стихи Татьяны Ома-новой.
И все-таки, все-таки… Да, я нарушил неписаные правила эзотерики, поддался очаро-ванию клиентки, но за что так поплатились Иван Алексеевич и Данила Макарович? Дошли до исступления. Иван Алексеевич, уже впадая в беспомощность, находил силы промчаться в машине под окнами своей порховки и глянуть, не появились ли там новые цветы. Их нет. Какое счастье! Верна ему. Парадокс: откуда возьмется верность, если не было любви! А Данила Макарович поставил на кон сразу все, даже крышу над головой.
Она шутливо называла меня кавалером де Грие. Ей представлялось, что она Манон Леско. Хотя той литературной героине изначально свойственна безбытность, а Марта дорожила домом. Но и она, как Манон, играла с нами, рок играл с ней, и все закончилось, будто в стародавние времена, преждевременным погребальным звоном.
Пришел запоздалый ответ Виктории. Она получила мой конверт с отпечатками ладо-ней Марты. Гадалка подтвердила линию Власти и назвала не замеченный мною Фатум. (Я расценил его как знак паранормальных способностей.) Виктория отметила, что такое сочетание символов встретила впервые: тут что-то очень противоречивое. «И от Бога ли власть Марты над мужчинами?..» – усомнилась она.
Современная Манон Леско, новая дочь северного ветра, встряхнувшего мой благост-но-захолустный Палисадов… Было в ней нечто и от Сольвейг Ибсена, воплотившей в себе женственность и ожидание любви. «Ты прибежала на лыжах ко мне улыбнуться пришедшей весне!» Марте выпал горький жребий: на ее руках читался отрицательный Фатум. Он, видимо, и проявился в неспособности любить. Ее долю, может быть, удалось бы смягчить, направь я ее к опытному психоаналитику. Эх, если б не эта ошибка! 
Хотя, пожалуй, переоцениваю силу психоанализа. Выход был в другом… Марта, повя-завшись платочком, изредка навещала православный храм: затеплит свечку, несколько раз перекрестится, отстоит обедню и почувствует облегчение. Увы, молитвы, таинства и проповеди не трогали ее. Хотя Господь любит и Марту. «Да разве в состоянии слабый человек победить злой рок?!» – скажете вы. Однако то, что невозможно человеку,  воз-можно Богу!