32. Влюбленная сыщица. Рассказ гадалки

Гостья была в зеленом, искусно драпированном платье из бархата, которое ей шло и молодило ее. Но спущенные на лоб, крашеные волосы. Но косынка, утонченно-небрежно повязанная на шее. Увы, возраст. И «любит – не любит»?! Все та же неутолимая жажда, опять, наверное, африканские страсти.
Она представилась Клеопатрой Павловной, осмотрела комнату, удобно устроилась в кресле и поведала о себе. Полковник милиции, одинокая и бездетная жительница столи-цы участвовала в областном совещании. Под заезженные излияния с трибуны она заня-лась своим  развлечением, физиономистикой, и выделила одного из сидящих в зале. На его усатом лице проступала бледность, создававшая своеобразное впечатление одухо-творенности, и характерная для людей, что ревностно трудятся.
Клеопатра Павловна уважает таких офицеров, независимо от их звания. Улучив мо-мент, она просигналила ему ресницами. «А реснички-то у нее будь здоров, как занавес в театре», – отметила Виктория. Капитан ответил улыбкой и в кулуарах, как миленький, подошел к полковнику. Они познакомились. Оказалось, что Олег тянет лямку в исправи-тельной колонии, которая в маленьком городке дальнего Подмосковья.
После перерыва сели в последнем ряду, разговорились. И Клеопатра Павловна убе-дилась, что ее новый знакомый действительно служит не за страх, а за совесть, к тому же имеет увлечения для души. Тщеславное любопытство физиономистки было удовлетворено. Да и капитан ей понравился.
Совещание закончилось, офицеры разъехались. Олег стал напоминать о себе теле-фонными звонками. Внутренний контроль дал о нем формальную информацию, на то она и служебная. Женщина колебалась, пока не осенилась решением погадать.
Виктория не удивилась, что дама пожаловала аж из столицы: сильных гадалок знают, к ним едут за сотни километров. Хозяйка шикарно раскинула карты. Клиентка истово приготовилась слушать. А предмет их интереса оказался сомнительным: несколько жен, много детей и отношения с женщинами не самые искренние.
– Это неправда, – уверенно возразила дама-полковник, – у него одна жена, причем не-любимая, и только один ребенок. Мой друг звонит мне каждый день, ждет в гости.
В общем-то Клеопатра Павловна гадалке понравилась: живчик. Но какая самоуверен-ность, уже «мой друг»! У Виктории правило – не обижаться на клиентов, а тут она почув-ствовала себя несколько уязвленной.
– Хорошо, хорошо, съездите к вашему другу.
Через какое-то время в прихожей вновь грянул звонок. Вошла Клеопатра Павловна в строгом темно-сером костюме, цветущая и обновленная, как будто вернулась из блиста-тельного турне.
– Виктория! Вы были в чем-то правы, но не в главном.
«Неужели карты обманули меня?..» – поежилась гадалка. Сняв жакет, клиентка эле-гантно свернулась в кресле и продолжила повествование о своих амурных делах.
…Посидев на яблочной диете по Семеновой, Клеопатра Павловна взяла десять дней за счет отпуска и переоделась в гражданское. Научное голодание сделало свое дело: появилась необычайная легкость в теле, готовая перейти в парение души.
Олег встретил долгожданную гостью у вагона цветами и разместил в квартире приятеля, который уехал в дом отдыха. Вечером он навестил ее, на вторые сутки тоже. А на третьи – благородно отдыхающая за чтением новомировского романа дама услышала в телефонной трубке взволнованный женский голос:
– Ты опять за свое, сучка! Ты о чем говорила последний раз? У нас все кончено, он мне не нужен, даю слово… Говорила?!
– Вы некорректны в выражениях.
– Чего, чего?
– Извините, вы перепутали номер телефона.
– Я перепутала? Это еще посмотреть надо, кто чего перепутал! А где ты научилась извиняться и выкать? Тонька?!
– Меня зовут Клеопатра Павловна. А вас?
Трубка помолчала.
– Откуда ты взялась, Клеопатра? – слегка смягчился голос.
– Приехала в гости.
– Но почему ты в Тонькиной квартире?
– Это жилище товарища моего друга. Он сейчас в отъезде.
– Ах, вот оно что... Как тебе повезло! Занятно… Слушай меня, Клепа. Я – жена этого самого твоего друга. Евдокия! Будем знакомы. Не хочешь неприятностей – пиши адрес и приезжай. Поговорим по-хорошему.
Клеопатру Павловну встретила рослая, полногрудая женщина с копной рыжих волос и пытливым, настороженным взглядом. Ее приветствие прозвучало своеобразно: «Здрав-ствуй, здравствуй! Значит, ты новая и притом старая?..» Однако последовало приглаше-ние к столу. За чаем Евдокия пояснила, что у Олега три законных жены: две бывшие и она, настоящая. Первая имеет дочку, вторая – двух сыновей, а лично она от него не име-ет: умная. Хозяйка дома производила впечатление грубоватой, но добродушной тетки.
Из соседней комнаты вышел заспанный паренек с утомленными, часто мигающими глазами.
– Чаю, сынок? Или поешь?
Парень, не отвечая, бросил в стакан столовую ложку кофе, плеснул кипятка, шагнул к двери.
– А сахар, Стасик? Давай сахару положу.
– Увлеченный, от компьютера не встает. К нему взрослые идут за помощью. А закончит школу, на какие шиши учиться дальше?.. – Вздохнула Евдокия. – Я контролер в колонии. Олег тратит деньги на пустяки. Без забав не может, как ребенок.
Стасик нервно передернул плечами и вышел.
Вскоре вернулся со службы капитан. Супруга встретила его тяжелым взглядом. При виде Клеопатры Павловны Олег замер, черные глаза широко раскрылись, усы вздерну-лись, но ловелас тут же взял себя в руки и приветливо улыбнулся.
Паузу прервала жена:
– Снова шляешься к Тоньке?
Олег не смутился.
– Ах, оставь эти пошлости! Подобный разговор не для солидной гостьи. Клеопатра Павловна из Москвы, из управления. У нас деловые отношения.
Вскоре на столе появилась бутылочка с красивой этикеткой и состоялся примирительный ужин, в разгар которого Клеопатра Павловна стала читать стихи своих любимых «Марины и Анны»:   

Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу…

Но звезды синеют, но иней пушист,
И каждая встреча чудесней, – 
А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней…

Декламировала столичная дама с чувством, но вразбивку. Сказалось предшествовав-шее нервное напряжение: могла ли она предвидеть все случившееся!

И время прочь, и пространство прочь,
Я все разглядела сквозь белую ночь:
И нарцисс в хрустале у тебя на столе,
И сигары синий дымок,
И то зеркало, где, как в чистой воде,
Ты сейчас отразиться мог…

Похоже, что в этом доме дух высокой поэзии веял не так уж часто. Капитан и его жена притихли. Но в их лицах Клеопатра Павловна уловила не отчуждение, а интерес. Олег забыл теребить усы, смотрел на нее восторженно, не отрываясь. На лице Евдокии – рас-терянность и боль. Она перестала суетиться вокруг стола и переводила глаза с гостьи на мужа, с мужа на гостью. Все это ухватила чтица. Олег поднял ей настроение, она приосанилась. А под взглядом Евдокии ей стало неуютно.
Олег тактично кашлянул в кулак. Все посмотрели на часы и обнаружили, что время к полночи. Хозяин предложил Клеопатре Павловне заночевать. Хозяйка, словно околдо-ванная, поддержала его. Ох, уж эта общность женских судеб: во всем виноваты мужики!
Субботним утром, когда Олег уехал на дежурство, Евдокия предупредила Клеопатру Павловну, что жить у Тоньки опасно: «А вдруг вернется досрочно?.. Да она вырвет вам челку и удавит вашей же косынкой». Бесстрашная мадам полковник ответила, что у нее отпуск, возвращаться домой пока не собирается, хотя про себя решила переселиться в гостиницу, не мешкая. Делать этого не хотелось: многолюдство, шум, – от таких преле-стей устала в столице.
Клеопатра Павловна с тревогой поймала себя на том, что совершает поступки, на ко-торые совсем недавно не решилась бы и во сне: визит к гадалке, поездка к мужчине, проживание в сомнительной квартире. Потерять голову после стольких лет воистину безупречной службы! Неужели действительно влюбилась?!
Женщины поболтали еще. И Клеопатра Павловна, уже прощаясь, неуверенно спроси-ла, не покажет ли ей кто-нибудь здешние места:
– У вас я заметила старинные дома и церкви. Город, наверно, купеческий?.. Они много строили «от избытков капитала». Люблю смотреть такое.
Хозяйка подумала и сориентировалась:
– Я не смогу: занята. Обратитесь-ка к бывшим женам Олега! Живут они неважно, но отношения с ними у меня нормальные.
Евдокия начертала адреса собственноручно. И Клеопатра Павловна отправилась с визитами. Что она замечтала увидеть там или какой стих нашел на нее, это осталось неясным.
В квартире первой жены дверной звонок не работал. На стук открыла худенькая бело-курая женщина. Клеопатра Павловна представилась и вкратце объяснила: у нее отпуск, приехала отдохнуть к Евдокии, но та занята и некому показать город… «Заходите, – при-гласила хозяйка, – меня зовут Татьяна Тимофеевна, по городу водить не смогу, а здесь не заскучаете». В прихожей свет не горел. Открыли дверь в ванную, зажгли там лампочку, и стало возможно раздеться не на ощупь.
Вошли в небольшую комнату. Посередине – круглый стол. Вокруг него со звонким лаем забегала белая собачка, делая выпады в сторону гостьи. Повсюду в привольных позах расположились кошки. На диване сидела темноволосая девочка-подросток с раскрытым альбомом. «Я тут говорю дочке: человек защитить себя может, а животное нет, – продолжила Татьяна Тимофеевна прерванный разговор. – Присаживайтесь, я на кухню». Она успокоила собачку Белку, поручила ее Анфисе и вышла.
На одной стене висели детские этюды в бумажных рамочках, на другой – полки с кни-гами. Вместо оконных штор – чистые простыни с большими заплатами. Форточка открыта: свободный выход кошкам на балкон. В углу на маленьком столике – старенький электропроигрыватель, а деревянный ящик звукоусилителя пристроен на верхней полке. Между ними провис электрический шнур.
Девочка коротко взглядывала на кошек и углублялась в альбом.
– Можно посмотреть, Анфиса?
Животные, исполненные цветными карандашами, были довольно выразительны.
– А красками пробовала?
– Они дорогие, – художница от смущения уронила карандаши.
Вернулась Татьяна Тимофеевна с кастрюлей в руках. Черная, без единого светлого пятнышка кошка пружинисто прыгнула на стол. Сели обедать. Животное не шелохнулось.
– Вы уж извините, Клеопатра Павловна! Багира трапезничает с нами. Традиция. Ку-шайте, пожалуйста, суп. Чем богаты…
Хозяйка отлучилась на кухню, и в тот же момент кошка вытащила из ее тарелки кусо-чек мяса.
– Хулиганка! – проворчала вернувшаяся Татьяна Тимофеевна. – Ведь и так кормлю, нет – все равно… Что люди, то и кошки. Да вы не волнуйтесь, Клеопатра Павловна. Она удит только у меня.
Багира прищурила желтые глаза и от души зевнула: опять нравоучения. Понюхав кусочек, она начала есть, всем своим видом показывая, что делать это не хочет, но надо.
На столе появился серебристый чайник. Клеопатра Павловна достала из сумочки уго-щение. Оно было с благодарностью принято. В руках Татьяны Тимофеевны зашуршали обертки. Собачонка вскочила, завиляла хвостом, тявкнула. «Белочка у нас сладкоежка!» И «Мишка на Севере», «Красная Шапочка», «Ну-ка, отними!» одна за другой полетели в пасть прыгающей, как мячик, попрошайки.
– Обратите внимание, Клеопатра Павловна, у каждого животного свои повадки. Видите серую кошечку?.. Чем ни угостишь – сперва потрется о тебя с мурлыканьем, потом уже ест. Интеллигентка! Ее я подарю одинокой даме. А полосатого котика устрою к бездетным супругам. Пусть забавляются его проказами. Наши здесь Белка да Багира, остальные живут временно. Подбираем исхудавших, грязных. Кормим, лечим. Но когда они заиграют – это восторг!
Полосатому коту, видимо, надоело валяться на диване, и он решил прогуляться по книжным полкам. Играя, он зацепился когтями за провисший электрический шнур и стал его дергать. Ящик звукоусилителя (к восторгу Татьяны Тимофеевны) с грохотом полетел с верхней полки. Кот метнулся в форточку. Но звукоусилитель упал на мягкую спинку кресла и не разбился. Его водрузили на прежнее место.
Хозяйка дома положила на диск проигрывателя черную пластинку с записью полувековой давности. Из туманного прошлого зазвучали «Валенки» незабвенной Лидии Руслановой, с шумовым сопровождением – почти забытым за давностью лет шуршанием иголки.
Татьяна Тимофеевна мечтала стать художницей, да не получилось. Пишет афиши в доме культуры, а все свободное время отдает Обществу защиты животных.
– Анфиса, может, анималисткой станет. Не знаю, что получится… И у меня есть боль-шая задумка, – хозяйка дома загадочно помолчала, – чтобы в центре города, на реклам-ном табло замелькала цветная фотография собаки и кошки с надписью «Помогите нам, люди!»
О муже Татьяна Тимофеевна вспомнила, когда объясняла новой знакомой, почему не стала художницей.
– У меня были данные. Так зачем-то выскочила замуж, едва окончила школу. За лей-тенантика, такого же незрелого. Любовь с первого взгляда! Он был мастер на все руки, от спорта до музыки, но без царя в голове. Ему бы жену-поводыря, а мне восемнадцать… Разошлись. Дочке было два года.
– Ой, как вам досталось! – вырвалось у Клеопатры Павловны.
– Да, хватила горя. Там было не до учебы. Стараюсь не вспоминать: зачем бередить старую рану. Потом нас с Анфисой стали поддерживать животные. Теперь не представ-ляю, как без них… Не удивляйтесь! Лучше послушайте, как мы с Анфисой иногда выха-живаем котеночка. Он умирает от истощения: не открывает глаз, не может лакать. Но сердечко-то бьется: чувствую рукой. Анфиса держит его мордочкой кверху. Я направляю в крошечную пасть теплое молоко из шприца. И если он сделает глоток – это надо уло-вить – значит, можно спасти! А через неделю начинает лакать, через месяц играть.
«Живут скудно, но интересно. Вокруг столько живых существ! Куда бы они без этих добрых людей», – благостно размышляла Клеопатра Павловна, покидая странноприим-ный дом.
На следующий день она едва не разминулась со второй женой Олега. Когда на звонок открылась дверь, пришелица увидела в прихожей молодую женщину и двух подростков. Один в черном фраке с галстуком-бабочкой, другой в сером сюртуке со стоячим воротником. Дама и мальчики смотрели вопросительно.
Клеопатра Павловна снова объяснилась: она в гостях у Евдокии, но та занята… И услышала: «Так поедемте с нами. Увидите самое интересное!.. Я Жанна Николаевна. Это мои сыновья Ричард и Казимир, учатся в театральной студии». Юные артисты галантно расшаркались.
В автобусе женщины сели. Братья, как и положено джентльменам, встали рядом. Жанна Николаевна пояснила, что едут они в пригородный монастырь, к могиле поэта девятнадцатого века: «Сегодня у него день рождения, будут чтения». Казимир добавил с пылом, что только ранняя гибель на войне помешала их земляку обрести громкое имя. Мать посмотрела на него так, что он отступил за спину старшего брата.
Складные, белолицые, с густыми, волнистыми волосами мальчики привлекали внимание пассажиров и внешностью, и необычной одеждой. «Ричард лицом в мать, Казимир в отца, костюмы из театральной студии, но обуви там нет: на обоих дешевенькие старые кроссовки», – быстро сделала выводы Клеопатра Павловна.
А Жанне Николаевне не терпелось поведать о себе:
– Мой отчим Ричард Казимирович был офицером Войска Польского, комендантом Варшавы. Правда, недолго. Его вызвали в Москву, на родину больше не отпустили. Там и встретилась ему моя мама – коса русая, беретик беленький. Отчим воспитывал меня по-своему. Лохматые охотничьи псы, роскошно иллюстрированные книги и муштра! А гены-то у меня от Николая, они бунтовали. Папа погиб в шахте. Но в целом отчим был хорошим человеком. Я и предложила назвать сыновей в его честь. Даже не ожидала, что муж так легко согласится.
Женщина вдруг замолчала, глаза потемнели: видимо, что-то недоброе вспомнила о бывшем благоверном. И тут же спохватилась:
– После развода работала инженером, строила дороги. А сегодня мою полы в торговой фирме.
Клеопатра Павловна посочувствовала:
– Представляю, это непросто!
– Хозяин добрый, а жена… Недавно она разложила липучки на грызунов. Попалась мышь. Запищала! Я не выдержала – отлепила ее. И в это время входит хозяйка. Как она ругала меня! Но ведь мышку-то жалко!
Жанну Николаевну слушать было интересно, не надо в цирк ходить, всех живописно изображала: и собак отчима, и мышь. Клеопатра Павловна представила себя и свою спутницу со стороны.
Сама она не первой молодости, но с тонко очерченным лицом. Жемчуга на шее нату-ральные. Стильное голубое платье облегающего покроя. Под рукой чародея Версаче бездушный шелк ожил и покоряет завораживающей элегантностью. Она умеет носить свои наряды и для многих по-прежнему молода. Полковник милиции была единственной дочерью известных рязанских стоматологов, доставшаяся по наследству коллекция драгоценностей и семейный гардероб выручают ее.
У Жанны Николаевны каштановые волосы уложены пышной короной, на щеках нерв-ный румянец, в зеленых глазах интерес к жизни. Но как одета: джинсовое платье-балахон грязно-синего цвета. И ни одного украшения! На дорогие нет денег. Носить бижутерию, видимо, стесняется. Клеопатре Павловне стало жаль Жанну Николаевну.
Ричард и Казимир, держась за поручень, о чем-то переговаривались.
Клеопатра Павловна неожиданно для себя дала попутчице совет:
– Жанночка, почему не выходите замуж? Вы артистичны, сохранили детскость. В таких влюбляются солидные мужчины, которые устали от серьезных дел. 
Та не смутилась, а скорее загрустила.
– А как же мои мальчишки?.. Полюбят ли они отчима?.. Вы не смотрите, что сейчас они белые и пушистые. Если на меня обращают внимание, их не узнать. Шерсть дыбом не встает, как у собак покойного Ричарда Казимировича, – Жанна Николаевна сдержанно улыбнулась, – но злятся, того и гляди подерутся. А вдруг отчим начнет обижать пасын-ков?.. У вас, Клеопатра Павловна, видимо, нет своих детей?..
– Простите меня за порыв, Жанна Николаевна! Я действительно одинока.
Подъехали к белокаменному монастырю с высокими башнями, некогда бывшему кре-постью. Погуляли по берегу неширокой реки. С группой горожан прошли внутрь, где чи-сто, ухожено и ходят монахи – всё, как в Европе. У часовенки, в тени вяза стоит серого мрамора памятник с барельефом поэта.
Начались юбилейные чтения. Вот и сыновья Жанны Николаевны поднялись на раско-лотую, подернутую зеленым мхом плиту у оградки и стали, чередуясь, декламировать стихи земляка:

Ах! Небо чуждое не лечит сердца ран!
Напрасно я скитался
Из края в край и грозный океан
За мной роптал и волновался… *

*Стихи К. Батюшкова, который не является прототипом героя

Младший брат неожиданно смолк. Слушатели вокруг заволновались. Но старший подсказал, все заулыбались, захлопали. Незадачливый вития закончил стихотворение и на подъеме прочел еще одно. Ратник-поэт, не обретший всероссийской известности, остался бы доволен. А на обувь юных артистов никто не обратил внимания.
…За делами и суматохой, которую создала Клеопатра Павловна, чуть не забыли о дне приезда Тоньки. Когда вспомнили, то оказалось, что она пожалует послезавтра. А мадам полковник так и не переселилась в гостиницу, все поливала цветочки в Тонькиной квартире. В такой ситуации дрогнул даже боевой капитан.
Проводить столичную гостью на железнодорожный вокзал прибыла пестрая компания: мужчина в офицерской форме, три женщины и четверо детей. Накануне Клеопатра Павловна обула юношей-чтецов в итальянские модельные туфли от «Паоло Конте», художнице Анфисе подарила коробку масляных красок и вручила энную сумму ее матери «на большую задумку».
Проходившие по перрону дамы задерживали взгляды на Олеге. Подогнанный по фигуре мундир и черные усы, чуть виноватые глаза и покашливание в кулак, видимо, от смущения, – все производило впечатление. Только капитанские погоны не соответствовали побелевшим вискам, но это замечали разве что мужчины. Клеопатра Павловна понимала, что внимание жен и детей обращено на нее, и по привычке физиономистки пыталась разобраться, о чем они думают.
Татьяна Тимофеевна светится от счастья. Видимо, уже представляет, как градона-чальник, увидев говорящее табло с собакой и кошкой, расчувствуется, уронит слезу и отдаст распоряжение заместителю – изыскать средства на приют для бродячей животины. Будет борьба с равнодушием чиновников, но Татьяна Тимофеевна всегда готова к ней. «Откуда у этой маленькой, тщедушной женщины с добрыми голубыми глазами столько энергии, такие нешуточные планы!»
Жанна Николаевна смотрит на Клеопатру Павловну с любопытством. Никто, конечно, не сказал второй жене, к кому на самом деле приезжала дама-дарительница. Но молодая женщина проницательна, как большинство артистических натур. Сейчас, наверное, думает: «У Дуняши таких приятельниц не бывало сроду. У нестареющего Олега смущенный вид. Уж не кандидатка ли это на роль четвертой жены?.. Но почему тогда весела и беспечна Евдокия?!»
А та, с ее статью, играючи управилась с вещами дорогой гостьи, не затрудняя мужа. За истекшие дни они стали чуть ли не подругами. Клеопатра Павловна дала Евдокии слово офицера, что, если Стасик поступит на факультет программирования, то найдет у нее бесплатный кров.
Чувствуя себя общей мамой, Клеопатра Павловна купалась в волнах любви провожа-ющих, просила их не скучать и обещала приехать вновь, аж на тридцать пять дней – весь оставшийся отпуск ветерана. («Я уже приготовилась распрощаться с половиной семейных драгоценностей и абсолютно не жалею об этом», – поделилась клиентка. Она заканчивала свой рассказ.)
– Мой друг? Он у всех друг. А я еще встретила прекрасных женщин, замечательных детей! Мы снова поедем в монастырь. Там по-особому звонят колокола. Их отлили еще во времена Бориса Годунова. А над рекою стелются млечные туманы. Эти детки не видели моря… Мы устроим тургеневские чтения!
– Не забудьте пригласить Антониду, – поддела ворожея.
– Мы будем открыты и для нее, – парировала Клеопатра Павловна. – Кто я в Москве?.. А там нужна всем. Вика, ребятишки смотрели на меня, словно я добрая волшебница! У меня перестала болеть голова.
Виктория поняла, что речь идет не только об увлечении мужчиной, но и о таком чув-стве к его семье, которое оказалось для службиста дороже службы. Короче говоря, благотворительность в действии. «Что отдал – то твое!» Гадалке оставалось только слушать. Она предложила Клеопатре Павловне посидеть с ней у самовара. Та согласилась рассказать о себе подробней.
Была замужем, жили они дружно, но муж погиб при задержании опасного рецидивиста. В милицию пошла по призванию. Отличилась еще молодым опером: узнавала преступни-ка в толпе по внешним приметам. У рассказчицы скромно и многозначительно опустились пышные ресницы. Через несколько лет ее стали называть следаком милостью божьей, а после известного сериала появилась кличка Клепа-Мюллер.
– Хотите знать, что говорят обо мне сослуживцы? – окончательно разоткровеннича-лась Клеопатра Павловна.
Виктория, конечно, не возражала.
– Влюбчива. Хлопает глазками, как девочка, – докладывает майор.
– Она же следователь! Усыплять бдительность – наш прием, – отвечает подполковник.
– Без ума от библейской поэзии.
– Не велико упущение по службе. Должен быть и в наших рядах интеллектуал. Не одни анекдотчики.
– Но как читает. Взахлеб! Видимо, действительно верит в бога.
– Ну, кто сегодня не интересуется Библией, книгой мудрости! А ты, майор, зануда.
– Виноват, товарищ подполковник.
Две женщины сидели в маленькой кухне, пили ароматный цейлонский чай с бергамо-том.
– Знаю, знаю, как любят меня сынки из теплых кабинетов! Тот же подполковник-заступничек в своем кругу называет меня «баба-полковник». Ждет серьезной ошибки. Если б до него донеслось, что я влюбилась…
Виктория спросила, откуда клиентка знает такие подробности. Клеопатра Павловна только усмехнулась в ответ. Гадалка не поняла молчаливой улыбки, потому что не имела представления о специальных службах. В подразделении ее собеседницы сексоты работали отлично.
А сейчас, подытожила беседу Клеопатра Павловна, органы задыхаются от чудовищ-ных перегрузок. Народная трагедия выплеснула на улицы городов всю грязь сточных канав, гигантский поток насилия и беспредела. «Лев прыгнул!» – объявил обществу знаменитый полковник Гуров. Рожи, рожи, рожи… И горы, горы, горы бумаг… Не выдерживают, увольняются самые проверенные товарищи.
Вскоре к Виктории неожиданно приехал сам Олег. Ласково улыбаясь, капитан объяс-нил, что всегда интересовался народной ворожбой и решил навестить гадалку после лестного отзыва об ее искусстве со стороны своей знакомой. «Неужели Клеопатра Пав-ловна проговорилась о моих прогнозах?.. Не разыграть ли его она решила?.. Женщина не простая, а Клепа-Мюллер. Такую кличку надо заслужить! Проверила же она своего друга при знакомстве через службу внутреннего контроля, и глазом не моргнула. Может, теперь решила испытать его горькой правдой о нем?..» Виктория была в замешательстве.
Но собралась с духом и начала раскидывать карты. На первый план выступила дама-покровительница. Пошла пикантная информация. Гость перестал улыбаться, его лицо застыло. Он теребил усы, ерзал в кресле, причесал безупречно лежащие волосы.
Наконец у него вырвалось нечто, похожее на стон:
– Достаточно! Я в шоке. Зачем вы изображаете меня таким потаскуном?
– Я никого не изображаю. Только даю информацию.
– Почтенная, – заговорил он ледяным тоном, – попрошу вас больше не давать обо мне никому никакой информации.
– Это невозможно, уважаемый. Я выполняю свой долг.
Он стрельнул на нее черными глазами.
– Будьте добры! Не вмешивайтесь в наши дела. Прошу вас очень… Вы хорошая жен-щина, я это чувствую, – и поцеловал ей руку. – Вы мне нравитесь, Виктория!
Гадалка растерялась. Опомнилась: так вот за что любят его бабы! Не мужик, а кот усатый. Она попросила клиента уйти. Олег не шелохнулся, молча глядел перед собой отсутствующим взглядом. Так бывает, когда в человеке идет острая внутренняя борьба.
Наконец заговорил, но совсем по-другому:
– Простите за неприличную шутку! Не обижайтесь. Выслушайте меня. Не знаю, сумею ли рассказать о себе толково.
С позволения хозяйки он расстегнул пуговицы кителя, откинулся на спинку кресла.
– По образованию я педагог. Формально отвечаю за трудоустройство заключенных, отбывших наказание. А фактически… Сперва был картонный макет колонии. Да, да. Я вырезал его, раскрасил, электрифицировал. И кое-кто заметил, что у меня неплохо по-ставлены руки. И началось: «Не сделаешь ли учебный фильм для кинологов?» Снял и озвучил. «Не сколотишь ли инструментальный ансамбль из заключенных?» Организовал. «А из сотрудников?» Создал и сам играл на бас-гитаре… Все делал с душой, Виктория. Мне было интересно познавать свои возможности. А на поверку оказалось: не то самородок, не то идиот… Эта самодеятельность так и не сделала меня счастливым.
– Вопрос поднимаете философский, – гадалка попыталась вернуть клиента на землю.
– Не спорю, женщины – моя слабость. Две семьи распались со скандалами. Стал за-пивать, но сейчас воздерживаюсь. Евдокия дорога мне. Такая вот философия… От мамы получил по наследству квартиру и превратил ее в гончарную мастерскую. Когда приез-жают инспекторы, начальник колонии, мы зовем его Батей, направляет их при случае в мой «музей» лепить игрушки. Для москвичей – забава! Батя хвалит меня: «Заеду к нему на час, слеплю несколько птичек-свистулек, обожгу в газовой плите, раскрашу, свистну – и нервного напряга как не бывало! Голова у нашего гончара не капитанская». А на майорскую должность гончара не переводит. Говорит: «Успеет. Молод еще».
Олег налил воды из графина.
– Не может простить мне Батя одного увлечения. Хотя было то давненько. Услышал я песню «Мой дельтаплан». Помните, пел Валерий Леонтьев?.. И бог весть, что случилось. Меня потянуло в полет! По чертежам журнала «Моделист-конструктор» сделал аппарат из подручных материалов, из лодочного мотора – ранец с винтом. Но воздухоплавание закончилось плачевно. Метров с пяти упал на кочки, которые окружают старый аэродром. Месяц пролежал в больнице. Никаких травм, а ноги не подчинялись.
Офицер потрогал ноги, как будто сомневаясь, что они отказывались ему служить.
– О полете узнали в управлении. Там ухарство шибко поощряют! В колонию позвонил сам генерал. Под хорошую руку объяснил Бате, что думает о нем, об «его Икарах» и назначил внеочередную комплексную проверку… Знали бы вы, что такое служба! Мол-чуны делают карьеру. А я не вписался. Все как у классика… Одна Клеопатра Павловна поняла меня. А, может, и поддержит. Умоляю вас, Виктория, будьте осторожны, когда раскладываете карты!
– Не волнуйтесь. Буду говорить обтекаемо, – ответила на просьбу растроганная гадалка.
Он простился, поцеловав ей руку.
Клеопатра Павловна больше к Виктории не приходила, но появлялась на Арбате. Че-рез знакомых гадалка знала, что та регулярно ездит в городок. Живет бедновато, а настроение хорошее. Олег стал майором.
    …Прошло несколько лет. И Виктория столкнулась в метро с героиней своего рассказа. Кто это?.. Неужели Клеопатра Павловна?! Ручки-ножки как палочки. Лицо серое, рот запал. Мумия, да и только! Неужели таков результат высоконаучных яблочных диет?.. На ней то же зеленое, драпированное платье из бархата, что было при их знакомстве, только выцвело и висит, точно на вешалке. «Клеопатра, Клеопатра, где ваши стильные наряды от портняжки Версаче?.. – подумала гадалка. – Но карие глаза не потеряли ни живости, ни блеска. Бодрая мумия!»
    – Виктория, здравствуйте! Давненько мы не виделись. Как поживаете?.. А я свободна, словно заново родилась. Вышла на пенсию. Спешу в Рериховское общество. Там собираются замечательные люди. Меня хотят познакомить с интересным мужчиной.
    – А ваш друг?! – вырвалось у гадалки.
    На щеках «мумии» вспыхнули розовые пятна.
    – Милая Вика! Олег все-таки славный. Решила не мешать ему и Евдокии. А детки его стали на ноги… Я показала им Черное море. Нам было хорошо!
    И невдомек нашему незаурядному эзотерику, воистину посвященному, что сердце Клеопатры посетила та самая сила, что сеет «разумное, доброе, вечное». А ведь Виктория, не будь она зашоренной, уловила бы что-то близкое и у других своих героинь, конечно, не у всех: кто-то может, а кто-то и нет подняться до любви христианской. К сожалению, и я, правщик рассказов гадалки, только работая над этим, последним ее произведением, уловил выдающийся «штрих-код».
    Моя практика подтвердила, что князь мира сего действительно очень силен. Недавно я обратил внимание, как сгустились тучи над героями последних новелл, начиная с гибели женщины-вамп по кличке Почти Красивая и заканчивая странной, не сулящей ничего хорошего любовной историей художника-горца.      
    Они искали выход в оккультизме. И он помогал, как в медицине паллиативное лечение, которое приносит больному временное облегчение, не устраняя причину. А героиня этой новеллы пошла иным путем. Он был трудным, но сколько она сотворила добра! И ей было не просто «хорошо», так интеллигентная сыщица сказала из скромноссти. Она была счастлива.