Парижские глаза

  Я стоял на мосту через Сену.  Сбылась мечта.  Я в Париже. И хоть не по турпутевке, а в командировку я попал сюда, можно сказать мне сказочно повезло. Первое, что приходило мне в голову при путешествии по Европе – это Париж. Не Вена, не Берлин, не Прага, а именно Париж с его Эйфелевой башней, Елисейскими полями и, конечно же, Лувром.
   
    Командировка была краткосрочной, деловой, насыщенной встречами со многими специалистами и поэтому на весь Париж мне оставалось всего несколько часов этого хмурого и промозглого вечера. Но погода нисколько не портила мне того прекрасного настроения, в котором я пребывал с тех пор, как ступил на парижскую землю. Я шел от Эйфелевой башни по мосту с одной лишь целью, найти кого-нибудь, кто снял бы меня на мою видеокамеру. И чтобы башня за моей спиной говорила и доказывала всем, что я действительно был в Париже. 
    
    Я обратился к спешащему мужчине, но он даже и не заметил меня. И тогда я поставил видеокамеру на парапет, развернул монитор, включил на запись. Тихонько пятясь назад спиной к башне, поглядывая на монитор, занял удобную для съемки позицию, чтобы меня хорошо было видно и башню за мной. Вот теперь у меня будет документальное подтверждение пребывания в Париже. Меня просто распирало от избыточных чувств, хотелось непременно поделиться своей радостью. Я набрал телефон жены и замер в ожидании ответа.
-Але, привет, ты где? – голос жены был радостно-вопросительный.
-Привет, я снимаюсь на камеру возле Эйфелевой башни.
-А кто тебя снимает?
-Да я сам тут выхожу из положения. Поставил камеру на парапет моста, а сам хожу, позирую, должно получиться.
-Здорово, я тоже хочу в Париж, - жена, как ребенок, захныкала в трубку.
-Терпи еще чуток, теперь обязательно поедем, может даже этим летом, здесь так здорово, просто необходимо сюда приехать и все посмотреть. Ты не представляешь, какая здесь атмосфера. Ты представляешь, уже вечер, а люди идут к башне на вечернее представление. Мне говорили, что она вечером светится, и каждый час начинается интересная иллюминация, я хочу снять этот момент. Я испытываю просто радостное возбуждение от всего происходящего.
-Да уж, по твоему голосу заметно, не помню, чтобы я слышала тебя такого.
-Еще бы, ведь это Париж!
-Ладно, не трави душу, приедешь, покажешь. Не загуляй там на радостях.
-Ну, ты скажешь, давай, пока, пока.
И тут я обратил внимание на девушку, она стояла невдалеке, с нескрываемым интересом наблюдала за мной. Похоже, я и со стороны выгляжу довольно забавно.
-Вам помочь? – спросила она, указывая на камеру.
-Да, если можно, буду весьма признателен. Здравствуйте, -  обрадовался я, - очень хочется запечатлеть такой важный для меня момент, чтобы можно было похвастаться перед друзьями поездкой в Париж.
-Здравствуйте, - ответила она, взяла камеру, развернула монитор на себя и навела камеру на меня.
Я оглянулся назад, проверяя местонахождение башни за спиной. Триста с лишним метров взметнувшегося ввысь металла сначала взбудоражили парижан, Мопассан даже собирал подписи за ее уничтожение, но затем превратились почти в самую главную достопримечательность города. Теперь невозможно представить Париж без Эйфелевой башни. Она стала его символом, его маркой.
Достал специально заготовленную монету – новый десятирублевик.
-Я обязательно приеду сюда еще раз, теперь обязательно, - размахнулся и кинул его в мутно-зеленые воды Сены.
Подошел к парапету, всмотрелся в воду.
-Интересно, здесь уже, наверное, не один миллион лежит на дне, - повернулся я к девушке.
- Может быть, - коротко отозвалась она.
-В такой мутной воде вряд ли что найдешь, надо спецснаряжение. Хотя, кто его знает,  кто-нибудь тихонько промышляет здесь.
-Большое спасибо за помощь, - поблагодарил я, собираясь взять камеру.
Она опустила камеру, взглянула на меня:
-Хорошо позируете, спокойно.
- Просто давно снимаю, и меня снимали часто дома.
И только сейчас я всмотрелся в ее лицо, прямо, без обычного стеснения в общении с женщинами.
-У вас удивительно красивые глаза.
- Я знаю, - спокойно ответила она.
-Только очень грустные. Для Парижа даже очень грустные. Вы чем-то опечалены? Разве можно грустить, находясь в центре вселенной? Это же Париж!


      -Это вы здесь, как я слышала, в первый раз. А я здесь частый гость, Париж для меня самый любимый и дорогой город. И поэтому я обратила на вас внимание, очень люблю, когда люди искренне, по-детски, чему-то радуются.
-Я в Париже по случаю командировки, города практически не видел, а завтра утром уже самолет. А память хочется оставить. Кто знает, когда придется еще здесь побывать.
-А обещание вернуться? Вы же сами, только что, обещали Парижу вернуться сюда, да еще с женой. Или это так, только для съемки? - она улыбнулась.
-Вот теперь все встало на свои места, Париж, красивая женщина и удивительные глаза.  Можно я сфотографирую  ваши глаза во весь кадр?
-И что вы скажете своей жене, когда она увидит это?
- Скажу, что это глаза Парижа, парижские глаза.


  Она грустно улыбнулась:
 - Не надо, у Парижа совсем другие глаза, более веселые и жизнерадостные.  Сегодня довольно прохладно, а народ все идет и идет посмотреть на башню. Вглядитесь в их лица, они такие радостные, возбужденные – вот истинное лицо Парижа, в тысячах улыбающихся лицах. Снимайте их и вы запечатлеете атмосферу Парижа.
Я не раздумывая, встал вплотную к парапету, навел камеру на прохожих, спешащих к башне, и стал снимать. Они проходили мимо, оживленно разговаривая друг с другом, улыбались, смеялись, весело махали мне, и я каждой клеточкой своего тела ощущал это возбуждение, я был на всеобщей волне эйфории от происходящего.
-А вы с кем сюда пришли? - оторвался я от камеры.
-Ни с кем, я гуляю сама по себе. Здесь я пытаюсь хоть как-нибудь поднять себе настроение, зарядиться от всеобщего веселья, разогнать тоску.
-Обычно за этим ездили в Москву, а сейчас, стало быть, в Париж.
-Москва уже не помогает, я сама москвичка.
-Извините, а почему вы одна? Такой красивой девушке нельзя быть одной, тем более, здесь, это неправильно, - парижская атмосфера как хмель начинала особым образом воздействовать на меня, сам себя не узнаю.
-Я здесь отдыхаю ото всех, и в первую очередь от себя. Я забываю  здесь обо всем, что меня тревожит.
-Отдохнуть от себя, разве такое возможно? По-моему от себя никуда не спрячешься, даже Париж не поможет. Так, только отвлечет на время, а потом быт снова завладеет душой, даже может сильней, чем прежде.
-Вы правы, я себе места не нахожу, не могу понять в чем смысл моей жизни, как дальше жить, - выдохнула она.
-Вот как? А я думал, что у таких красивых, как вы, все должно быть красиво.
-Обычное заблуждение, - зябко поежилась она, - типичное мужское заблуждение. Все как раз наоборот, - девушка отвернулась, подняла воротник пальто и застыла.
Просто так уйти я не мог, что-то удерживало,  и я не мог понять что. Какая разница, о чем думает дама в Париже: поссорилась с любимым человеком, погода плохая, может просто женское недомогание. Мне что из этого? В кои веки попал в центр человеческой вселенной, осталось несколько часов в Париже и какая-то дама с грустными глазами не должна отвлекать  от такого для меня исторического, можно сказать знаменательного события.
-Извините, пожалуйста, - сам не ведая, что творю, подошел я к ней, - похоже, что вам надо как-то выговориться, высказать все, что наболело, и не важно кому. Поверьте, может так получиться, что в этот самый момент вы сможете понять, в чем причина ваших переживаний.
Она обернулась, пристально, как бы изучая, посмотрела на меня долгим взглядом, спросила:
-А вы готовы выслушать мою историю жизни, мою исповедь?
В этом взгляде было столько пытливости и внимания, будто она хотела получить ответ на свой вопрос именно из моих глаз, а не из моих губ. Он был настолько проникновенным, ищущим, что я не сразу смог ответить. В этом взгляде одновременно был вопрос, была боль, было такое впечатление, будто она хотела войти в мой мозг, чтобы там найти ответ на все свои наболевшие вопросы.
-Не знаю почему, но люди частенько мне рассказывают о своих проблемах, даже не спрашивая, хочу я их слушать или нет. Я малоразговорчив и больше слушаю, а многим хочется, чтобы их слушали, просто слушали и слышали.
И пока я это говорил, ее взгляд оттаивал, в нем появлялся интерес и какая-то теплота, какая-то надежда, я это видел и чувствовал:
- Может тогда в кафе, там уютнее и теплее, чем здесь на ветру?
-Пойдемте, может вы и правы, - и потом более решительнее и энергичнее, - может и действительно есть смысл выговориться. В последнее время на первом месте только работа, работа, а о душе некогда позаботиться. Да и что я теряю, я вас не знаю, вы меня не знаете, поговорим и разлетимся, каждый по своим делам, никогда больше не встретимся, не будет грызть совесть, что все выболтала, поплакалась. Пойдемте, здесь рядом уютное кафе и башню вашу оттуда хорошо видно. Постойте, вам же завтра улетать, какой смысл тратить время на исповедь запутавшейся красавицы, еще есть время передумать? – ее испытующий, до глубины души пронизывающий взгляд, ждал только одного ответа:
-Идемте, горячий кофе будет в самый раз.
Когда мы вошли в кафе, на нас многие обратили внимание, что повергло меня в легкий шок. Мне еще не доводилось бывать в парижских кафе, поэтому я испытывал заметное стеснение, но быстро подошедший официант, поприветствовав нас, указал на свободный столик и проводил нас к нему. Подав меню, он удалился. Разумеется,  по-французски я читать не мог, только цифры  напротив блюд, которые повергли меня в смятение. Командировочные не предполагают ужин в кафе с дамой, только чаевые после кофе. Я отложил меню в сторону и тут же появившийся официант внимательно поcмотрел на меня:
- Ту кофе, плииз.
Он кивнул. Чувствовал я себя явно неуютно и маслянистые взгляды мужчин особенно остро. Они смотрели сквозь меня, упираясь своими красноречивыми глазами в мою спутницу. Она же, напротив, излучала спокойствие и невозмутимость. Ей не привыкать. Она достала из сумочки зеркальце, мельком взглянула, чуть поправила прическу и посмотрела на меня:
-Да, здесь действительно тепло.
- Для меня быть в Париже и не посидеть в парижском кафе – это не понять Парижа.
Она чуть заметно кивнула головой, как бы соглашаясь, и промолчала.
Официант удивительно быстро принес дымящийся кофе, поставил перед нами, что-то сказал и удалился. Девушка задумчиво взяла свою ложку, помешала, поднесла чашку ко рту. Проделала она это довольно изящно как в кино, просто грациозно. Заметив мой пристальный взгляд, улыбнулась.
-Наконец-то вы оттаяли, а то были похожи на снежную королеву, только жезла вам не хватало.
-Да, точнее не скажешь. Действительно снежная королева, красивая, холодная, никому не нужная.
Она снова взяла ложку, стала помешивать кофе и заговорила каким-то жестким голосом:
-В свои тридцать с небольшим я добилась всего сама: у меня фирма, небольшая, но стабильная и крепкая, своя большая квартира в Москве, красивая машина. Отец имеет свою большую компанию, но наш бизнес не пересекается, поэтому я от него не завишу. Он горд и рад за меня, частенько повторяет:
- Есть кому дело свое доверить. Свой бизнес продашь, подхватишь мой, настоящим делом займешься, -  как будто сыну напутствие дает, забывая, что я женщина.
-Свою первую фирму  я уже в первый же год потеряла. Сильно переживала, нервничала. Открыла вторую и ее не смогла удержать, кризис накрыл. Тогда я чуть не заболела, во мне все протестовало от такой несправедливости, я даже к алкоголю пристрастилась. Но встретила красивого уверенного мужчину, уж думала, с ним у меня все получится, мы вдвоем сможем поднять свое дело, работали как проклятые, без выходных, был какой-то азарт, некогда было подумать о себе. Это было время огромных надежд, перспектив, казалось, можно было горы своротить, все суметь, всех обойти, обогнать. И стало получаться, меня признали, приняли. Пришла уверенность, признание, деньги.  А вместе с ними пришла жесткость, я не о чем не могла думать, кроме своей фирмы, о процветании фирмы. Я вложила в нее все, что только могла отдать: свое здоровье, свою душу, свою любовь. Я растеряла всех своих подруг, любимый человек ушел к другой, мама сказала мне, что я перестала замечать жизнь, только отец всячески поддерживает меня и не дает расслабиться. Он ввел меня в свой бизнес-круг, все его друзья видят во мне достойного преемника своего отца. У меня стали завязываться отношения с властью и даже поговаривают, что у меня есть хорошие перспективы занять место депутата городской думы, а там другие горизонты, другие цели. И никого не интересует моя личная жизнь, во мне перестали видеть женщину, только делового партнера. Все считают, что у такой красивой деловой женщины как я, все должно быть в порядке. Да, у меня были мужчины, но они не могли выдержать того давления с моей стороны, которое я к ним предъявляла. Я хотела, чтобы мой муж понимал меня, понимал мои цели, мог поддержать мой бизнес, мою фирму. Я не хотела даже и слушать про детей, про материнский инстинкт. Мой ребенок – это моя фирма, моя боль, мои бессонные ночи. И мне не было никаких дел до их любовных переживаний, - девушка достала из сумочки сигареты, удивительно спокойно закурила и задумалась.
Она сидела, молча курила, как бы собираясь с мыслями и я поймал себя на том, что вряд ли подошел бы к ней там на набережной, видя ее в таком состоянии. Повеяло какой-то отчужденностью, стало неуютно и нервозно. Сидеть в парижском кафе, выслушивать исповедь пусть даже и удачливого бизнесмена, пусть даже красивой женщины, чужой женщины мне уже не хотелось. И я начал понимать тех мужчин, которые пытались с ней наладить семейные отношения. Она просто не хотела этих отношений. Отец, видевший теперь в ней своего преемника, не хотел этих отношений и он воспитывал из нее не женщину, а своего компаньона. Это он воспитал в ней такую страсть к богатству, жесткость в партнерских отношениях, без которых бизнес не построить, это он всячески пытается протолкнуть ее наверх, дабы удовлетворить свои амбициозные планы. И любой мужчина, который не соответствует его принципам не сможет подойти к его дочери-компаньону. И дочь, которая с рождения принимает своего отца как идеал, не может ему противостоять, да и похоже, даже не пытается, она так воспитана. И разрушить этот идеал, это смерти подобно. И первый же человек, кто скажет ей об этом будет самым заклятым ее врагом. Правильно говорят – не сотвори себе кумира.  И стать вот таким врагом, даже не познакомившись с ней, мне не хотелось.
-Мне мама говорила, тебе надо было родиться пацаном, а так ты играешь не свою роль, - девушка снова заговорила, - я не соглашалась с ней. Я была убеждена, что все идет своим правильным чередом. Мне очень важно, что мой отец, довольно влиятельный в своих кругах, успешный бизнесмен теперь советуется со мной на равных, он прислушивается ко мне, он мне доверяет. И осознание этого придает мне еще больше уверенности, что я на правильном пути. Но в последнее время во мне что-то начинает сжиматься, какая-то пружина, я стала нервозной, поссорилась с матерью, растет чувство, что вот-вот я взорвусь от внутреннего напряжения, мне хочется выплеснуть все то, что копилось во мне все эти годы. Я не могу ни с кем поговорить, мне не с кем посоветоваться. Мой врач выписал успокоительные лекарства, посоветовал отдохнуть, съездить куда-нибудь, развеяться. Но я не могу уехать от себя, я не могу спать спокойно, я просто не могу понять, что происходит, как мне быть. Когда мне удается уснуть, я вижу один и тот же сон, будто я в воде, я пытаюсь выплыть на поверхность из глубины, смотрю вверх на свет, отчаянно машу руками, грудь моя вот-вот взорвется от недостатка воздуха, я задыхаюсь и просыпаюсь. Я пыталась поговорить со своим отцом, но он лишь заметил, что это женские эмоции, которые необходимо пережить, что все пройдет, только надо отдохнуть и поэтому я здесь в Париже, одна.  Брожу по улицам, выставкам, музеям, но я ничего не вижу. Только здесь на набережной я забываюсь, глядя на мутные воды Сены. Она успокаивает меня, она зовет меня.
Она взглянула на меня и я внутренне похолодел. В этом взгляде было столько боли, столько тоски, но не было слез. Слезы должны быть, их просто не могло не быть. Это ведь, наконец, женщина, любая другая просто бы заливалась слезами, рассказывая такую душещипательную историю. Здесь же была холодная боль, боль безысходности, боль отчаяния. Она отвернулась, поискала официанта, махнула ему рукой, на чистом французском, голосом, отливающем металлом, что-то заказала. Да железная женщина. Такая кого угодно свернет, никакой ласки, никакого тепла. Точно снежная королева.
-Что вы молчите? - она смотрела на меня уже спокойным холодным взглядом, - теперь вы знаете, кто я и что я. Что вы можете мне сказать? Не бойтесь, мы ничем не обязаны друг другу. Вы можете сказать все, что думаете, или просто уйти, если сказать нечего?  Мне не привыкать, но я хочу, чтобы вы хоть что-нибудь сказали. Ваши глаза другие, не знаю почему, но я вам доверяю.
-Спасибо, ваши глаза тоже о многом говорят, и чаще в них холод, холод и боль. А вы не задумывались над тем, что вся наша деятельность направлена во многом на то, чтобы оставить хоть какой-то след в этой жизни, чтобы хоть как-то проявиться, выделиться, но в то же время и оставить после себя дело своей жизни кому-то, кто мог бы оценить это  и продолжить. Я так понимаю, что ваш отец хочет передать свой бизнес вам, но в то же время, вы не обмолвились ни одним словом, кому вы передадите свое дело? Складывается такое впечатление, что вы живете только своим бизнесом, своей фирмой. А для чего все это? Чтобы потешить самолюбие своего отца, свое самолюбие, а будущее ваше где? Вы говорите, что совершенно не думаете о детях, вы совершенно не думаете о своем главном предназначении женщины. По-моему, вам нужно пересмотреть свои жизненные ориентиры и главный советник здесь уже ваша мать. Ведь она правильно обозначила вашу ошибку, вы играете не свою роль и похоже, что это вас сейчас и угнетает. Тяжело проживать жизнь по чьей-то указке, быть от кого-то зависимым и играть по чужим правилам. Рано или поздно это негативно отразится на психике. И пытаться просто отдохнуть, попить таблетки или развеяться – это не поможет. Необходимо остановиться и сделать переоценку ценностей. Отдать всю свою жизнь процветанию своей фирмы, делу своего отца - это серьезная жертва. И кто это все оценит? Вы серьезно задумайтесь над тем, кому вы оставите это все? И наконец, извините за каламбур, кому вы передадите свои глаза? Это не просто очаровательные глаза, ваши глаза как магнит, от них невозможно оторваться, они притягивают, они завораживают.  Есть какая-то внутренняя сила, которая обезоруживает и подчиняет. Хочется смотреть и смотреть в них, нисколько не стесняясь, хочется тонуть в них. Они часто меняются, то обдают холодом, то обвевают теплом. Они живые. Их можно читать как открытую книгу, даже не вслушиваясь в слова. И, кажется, что я давно знаю их, и они знают меня, поэтому я не ощущаю стеснения и беспокойства, я начинаю чувствовать любые движения глаз и готов подчиняться любому их приказу.
Я это говорил, ни на секунду не отрываясь, от ее больших красивых глаз. Я был спокоен и было такое чувство, что я их действительно видел раньше. Мало того, мне казалось, что я был уже в этом кафе и разговаривал с этой девушкой и это было настолько явственно, что даже в некоторый момент я замер и сидел неподвижно, ища настоящую нить времени. Похоже, она тоже заметила мое странное состояние, и, наклонившись через столик ближе ко мне, спросила:
- С вами все в порядке?
Очнувшись, нехотя вернувшись в реальность, я пробормотал,
- Нет, не все в порядке, я почти утонул в озере ваших глаз, шел ко дну, ничему не сопротивляясь, и было так хорошо, и вы не дали мне утонуть.
Она рассмеялась и ее смех сладкой музыкой отозвался в каждой клеточке моей груди.
-Сколько же вы мужчин вот так утопили?
- Как ни странно, ни одного, - подошедший официант не дал ей закончить. Он поставил перед нами тарелки с чем-то, бокалы и бутылку красного вина. Затем наполнил бокалы, пожелал, наверное, приятного аппетита, и удалился. Я вопросительно посмотрел на свою спутницу:
-Вы пробовали французскую кухню? А вино? Пожалуйста, угощайтесь, и тоже не стесняйтесь, - теперь в глазах у нее прыгали чертики.
-Спасибо, за два дня не удосужился, да и не до того было. Работа срочная, а командировку сократили до минимума, - теперь я чувствовал себя не в своей тарелке, дама ухаживает за мной, когда такое было?
-Расслабьтесь, да мы так и не познакомились, меня зовут Елена, а вас?
-Алексей.
  Я взял бокал и понюхал, сравнить было не с чем.  Единственный Шаврон,  который я когда-то пробовал у себя дома, забылся. А здесь был букет, настоящий букет настоящего вина.
- Ваше здоровье, - я отпил маленький глоточек, вкус был необыкновенным, ничего подобного я точно не пил. Французы, умеют делать вино, как впрочем и не только вино, но и всю атмосферу Парижа, чтобы удивить и завладеть сердцем человека, впервые попавшего сюда.
-Ну как, нравится? - пытливо спросила Елена.
-Великолепно, просто великолепно. Что-что, а толк в вине они знают, браво.
Она рассмеялась, чем привлекла еще более пристальное внимание мужчин из-за соседних столиков. И в этих взглядах была такая откровенная зависть, что мне пришлось невольно выпрямиться, чтобы казаться более солидно и мужественно. Они просто раздевали ее своими наглыми глазами и лишь вскользь, пробегая по мне, пренебреженно кривились. И она, тихонько отпивая вино, откровенно веселилась. Она знала себе цену, она восхищалась собой, она торжествовала и дразнила сразу всех, не обращая по сторонам никакого внимания. Она была в центре внимания. Это был ее час.  Ладно, хоть музыки не было и никто не танцевал, а то бы здесь выстроилась очередь из желающих потанцевать с моей дамой.  Да уж моя. А впрочем, откуда им знать, моя дама, и пусть лопнут от зависти, и я медленно, смакуя каждый глоток, осушил бокал. Вино просто великолепно. И оно завладело мной, стало легко, голова уплыла. Надо закусить. Я посмотрел на свою тарелку, было что-то мясное с салатом. Есть хотелось нестерпимо, но спокойно взяв нож и вилку, я не торопясь принялся за трапезу. Я чувствовал ее взгляд на себе, но надо было поесть, иначе хмель овладеет мной и я потеряю трезвую нить рассуждений и тут же прозвучал вопрос:
-Вы отвлеклись на мои глаза и не закончили свое рассуждение, вы так и не сказали как мне быть?
-А как быть? Насколько я понимаю материальная сторона вас, похоже уже, не беспокоит, вы твердо стоите на земле, поэтому единственный путь это выйти замуж.
Я посмотрел в ее глаза, они погрустнели, но ничего не высказали против, хотя услышал совершенно другое:
-Отец ничего не хочет и слышать о моем замужестве, сейчас мы стоим на пороге слияния двух компаний, предстоит много работы, и он хочет, чтобы все это время я была рядом, ему нужен свой помощник, которому он всецело доверяет. И я не могу бросить его в этот момент.
-Ну как же, хороший бизнес не знает отдыха, он не дает расслабиться, но бизнес ради бизнеса - это, я повторюсь, слишком дорогая цена для женщины. Это мужчина может позволить себе такую роскошь, но при этом, зная, что есть кому оставить, есть на кого положиться. А у вас времени не так много, чтобы вот так не думать о будущем, вам нужно задуматься сейчас, потом нервные перегрузки возьмут свое и уже будет точно не до детей.
Этот монолог я выдал, трезвея на глазах, и не особо церемонясь в жесткости высказывания. Есть вещи, которые необходимо говорить прямо, не особо соблюдая такт. Так лучше достучаться до собеседника.
-После успешного слияния компаний вам тем более некогда будет подумать о себе, а уж тем более на длительное время отойти от дел, - я безжалостно посмотрел ей в глаза.
Они оцепенели, словно обдумывая сказанное. Она смотрела на меня, сквозь меня, дальше. Я налил в ее бокал вина, плеснул себе, Елена не шелохнулась. Молчание длилось, наверное, вечность.
За окном темнело, зажигались огни, Париж просыпался.  В кафе потянулись замерзшие с улицы, они проходили к стойке, стало шумнее и веселее. Я уже полностью освоился за столиком, потягивал замечательное вино и с любопытством  разглядывал вновь входивших. Десятки людей из разных стран мира набились в одно кафе, в воздухе стоял гомон из различных языков, так что я не мог понять ни одного слова. Эйфория вновь охватила меня, я никогда не был в такой большой разноплеменной компании и поэтому не сразу услышал ее голос:
-А вы жестокий, хлещете по щекам, нисколько не заботясь о том, что я женщина, - взгляд стал пронзительным, зрачки сузились.
-Ничуть, что я. Я вся любезность. А вот жизнь - это да. Это она влепит со всего размаху, не разбираясь, где женщина, а где мужчина. Кому-то надо льстить, выгадывая что-нибудь, а мне льстить ни к чему. Я сказал то, что считаю нужным. Вам никто из вашего окружения этого не скажет. Мама попыталась и вы с ней поссорились, а со мной бесполезно ссориться, мы расстанемся через несколько минут и каждый пойдет своей дорогой. Конечно, я очень рад нашей встрече, хотя она и носит, можно сказать, деловой психологический характер. Но я вас долго не забуду, эти глаза я запомню навсегда, вы уж меня простите.
- Может вы и правы. Мама действительно говорила мне тоже самое, а я слушала отца, ведь он для меня все. Он воспитывал меня с одной единственной целью, чтобы я смогла заменить его, перенять дело всей его жизни. С самого детства он готовил меня к ведению бизнеса:  я изучала английский и французский, посещала секцию каратэ, окончила курсы бухгалтеров, учась в институте, уже работала в его компании. Он дал мне деньги на мою первую фирму и не вмешивался в мои дела. Там я сполна поняла, что это такое. Только третья по счету моя фирма крепко стоит на ногах и он очень доволен этим. А мама, мама домохозяйка, она хоть и окончила физмат, но выйдя замуж за моего отца, уже не смогла ничем заниматься. Папе нужен был домашний уют и спокойствие после работы, а она не сопротивлялась, ведет домашнее хозяйство и обеспечивает спокойную семейную атмосферу. Когда я была маленькой и требовала большего внимания к себе, она как-то была более веселой и жизнерадостней что ли, все ее время забирала я. А сейчас, когда я выросла, она при живых нас с папой чувствует себя одинокой и не востребованной. Папа целыми днями пропадает в свой компании, в частых командировках, мне тоже некогда со своей фирмой, вот и сидит она в большом красивом доме одна. Бездействие угнетает ее, другие в ее положении пытаются хоть как-то разнообразить свой быт: ездят по салонам, магазинам, путешествуют, заводят любовников, наконец, спиваются, а она возится только в своем саду, разводит цветы и одна на них любуется. Мне грустно на нее смотреть, но я ничего не могу с этим сделать.
-Отчего же. Как раз наоборот, вы можете подарить ей внуков и можете просто вдохнуть в нее вторую жизнь, а себе развязать руки для дальнейшего процветания своего основного детища – фирмы, - я неожиданно вклинился в ее монолог, - простите я перебил вас.
-Да, как просто, - Елена несколько саркастически улыбнулась, - а что будет с папой? Я не могу бросить его в такой ответственный момент, он просто меня не поймет. Он шел к этому объединению несколько лет, и когда остались сущие пустяки, я выйду из игры на неопределенный срок, так не годится, нет. И потом я сама уже не могу пойти на это, у меня просто нет такой кандидатуры, которому я могла всецело довериться.
- Под кандидатурой вы подразумеваете будущего мужа?
-Мужа? Это вторая проблема, которую мы не можем решить с папой. Всех моих ухажеров он спроваживал очень быстро, объясняя это бесполезной тратой времени. Он не доверяет никому, и в каждом мужчине, который появляется возле меня, он видит угрозу своему благополучию.
-Вот это в самую точку, вы сейчас осветили самую суть ваших отношений с отцом, вернее его с вами. Его благополучие, заметьте, не ваше, а именно его. Все взаимоотношения, которые складываются между людьми, независимо от положения, будь то родственники или компаньоны, друзья - они рассматриваются интуитивно через призму своего личного благополучия и спокойствия. Почему папа или мама  не разрешает подолгу задерживаться на вечеринке или у подружки своей любимой девочке? А потому, что они переживает за свое спокойствие, за свое здоровье. Это у них повышается давление, это у них пропадает сон и все валится из рук. И когда, наконец, их чадо появляется перед глазами, они встречают его не радостными возгласами, а хлесткими эмоциями, не стесняясь в выражениях. И здесь для них лучше перебдеть, не пустить, не разрешить, чем маяться и метаться в ожидании своего спокойствия.
-Вы психолог? - удивленно спросила Елена.
-Не совсем, но несколько книг прочитал по этой тематике, прошел несколько семинаров, мне интересны взаимоотношения между людьми. Многое сам использую  и в своей жизни, на многие вопросы нашел самостоятельно удовлетворяющие меня ответы.
Она сделала глоток из своего бокала, поставила его на стол и внимательно посмотрела на меня, как бы проверяя соответствие между сказанным и тем, что говорили мои глаза. В свою очередь я увидел в ее глазах живую заинтересованность, значит то, что я говорю,  доходит до нее и она не пытается опровергнуть мои рассуждения или как-то их оспорить. И взгляд стал более теплым, притягательным. Иногда во взгляде пробегало что-то озорное, но потом он снова становился напряженным.
-А что вы сейчас видите в моих глазах?- Елена нарушила диалог глаз.
-Борьбу себя с собой. Сначала пробегает веселый чертик, которого тут же смывает холодность рассуждения, а он снова выскакивает, и мечется из одного зрачка в другой и чувствует себя все увереннее.
-О, да вы опасный человек, точно читаете книгу, - довольно весело сказала она, - мне нравится, что вы держитесь непринужденно, раскованно и говорите смело и спокойно.
-Я же говорил, мне нечего бояться. Я не пытаюсь завязать с вами отношения, вы мне не начальник, не жена, не любовница, я могу смело выражать свои мысли, тем более, что вам сейчас больше нужна правда, нежели лесть. А насколько верны мои рассуждения, судить вам. А ввиду того, что вы даже угостили меня таким прекрасным вином и ужином, я думаю, что во многом я прав.
Она пожала плечами, то ли соглашаясь, то ли просто так, чтобы оставить некоторую неопределенность, но не возразила. Значит прав. Я наполнил ее бокал, налил себе. Когда еще придется вот так посидеть в Париже с такой дамой и, попивая вино, беседовать о жизни.
-А что вы делаете сегодня вечером? - вдруг неожиданно спросила она, - у вас есть какие-то планы на Париж?
-Хочется посмотреть на ночной город с высоты птичьего полета, с башни. Я думаю, это должно быть красиво.
-Да, это красиво, может и меня с собой возьмете? - она как-то игриво посмотрела на меня, - мне спешить некуда, а с вами интересно разговаривать, хотя разговор нельзя назвать веселым. Я не думаю, что вот так я еще смогу с кем-нибудь поговорить, захочет ли кто-нибудь меня выслушать. Ну так как, берете?
-С удовольствием. Отказать такой даме было бы верхом неприличия.
Она взглядом подозвала  официанта, расплатилась, вызвав некоторое удивление у него, а у меня чувство униженного достоинства. Так неловко я себя давно не ощущал.
-Не переживайте, ведь вы мне оказываете гораздо большее внимание и понимание, и  я хочу хоть как-то отблагодарить вас.
-Спасибо.
После кафе на улице было весьма прохладно. На улице становилось больше народу, все хотели посмотреть на башню в огнях.  Елена подхватила меня под руку скорее для того, чтобы не потеряться в сутолоке и мы направились к башне.
- Как все-таки приятно осознавать себя в центре мира. Я всегда мечтал сюда попасть, прогуляться по Марсовому полю, сходить в Лувр, окунуться в атмосферу Парижа, но как это бывает, всегда найдется пара пустяков, которые оттянут это удовольствие своей, якобы важностью и первонеобходимостью. Работа, дача, семья, дети. А взять, все бросить и махнуть в Париж духу не хватает. Который год, зимой с женой строим планы о путешествиях, а приходит весна, дачные заботы, то дети в Турцию хотят, и накрывается Париж до следующего года. И так несколько лет. И знаете, Елена, тоже что-то сжимается внутри, хочется чего-нибудь нового, другого, неизвестного, но в тоже время захватывающего, чтобы ощутить себя в полной мере, чтобы почувствовать истинный результат от прилагаемых усилий. Это как удовольствие от хорошо сделанной и по существу оцененной работы. От осознания того, что можешь сделать больше, лучше, но никак не подворачивается такой случай, жизнь, кажется, проходит неполно, не на полную катушку, поверхностно. 
- Похоже сегодня день исповедей, исповедей двух чужих людей друг перед другом. Наверное, так легче, чем посвящать близких людей в свои проблемы, а потом жалеть, что рассказал, видя каждый день их  сочувствующие взгляды. А так рассказал и забыл, как будто сбросил какой-то груз, - Елена была права.
Желающих посмотреть на Париж с высоты птичьего полета даже в такой сумрачный вечер было предостаточно. Ожидание грозило затянуться на добрый час. Один бы я еще подумал, но заставить мерзнуть даму я не мог. Я снял на камеру всю в огнях Эйфелеву башню, часть набережной Сены, людей.
-Да, даже холод не останавливает людей, а там наверху ведь еще холодней, - сказал я, указывая на очередь,- я думаю, вам не стоит мерзнуть здесь, а то еще подхватите простуду и будете поминать меня нелегким словом, а мне бы очень этого не хотелось. Может вас проводить, вы на метро или на такси?
-На такси, - она поежилась, - лучше на такси.
Мы пошли к стоянке такси, Елена плотнее прижалась ко мне. Честно говоря, я тоже стал мерзнуть, хотя должно быть совсем наоборот. Такси подъезжали один за другим, высаживая пассажиров, поэтому машин было в избытке. Подошли к первой в очереди машине, я открыл заднюю дверь:
-Ну что же, огромное спасибо вам за съемку, за прекрасный вечер, попробую запомнить ваши глаза сердцем.
Елена повернулась ко мне, в глазах стояли слезы.
-Это вам спасибо, - она смотрела на меня, не пытаясь смахнуть слезы, - я вам так благодарна, вы открыли во мне второе дыхание. Там днем на мосту, жизнь для меня как будто остановилась в ожидании  моего следующего шага, а я не могла его найти, я не знала куда идти дальше, в какую сторону. А теперь я знаю. Вы где остановились?- она быстро заморгала глазами, стряхивая слезы, - может сначала забросим вас?
-О, нет спасибо, - я говорил не то, что думал, - мне на метро, остановок десять, вы и так замерзли, не беспокойтесь.
-Тогда отвезем сначала меня, а потом такси отвезет вас, куда скажете.
Дальше сопротивляться я просто не мог:
- Хорошо, уговорили.
Она села на сиденье, я хотел закрыть дверцу, чтобы сесть на переднее сиденье, но она запротестовала:
- Нет, нет, давайте здесь вместе, так теплее, - продвинулась вглубь, освобождая место для меня.
Я сел рядом, она что-то сказала водителю, и мы тронулись в путь.
-Я попросила его проехать экскурсионным маршрутом и не торопясь, увидите вечерний Париж с высоты сиденья такси, а я буду вашим гидом.
-Замечательно, ну и попробую снимать на камеру, будет превосходно.
-А как объясните своей жене женский голос за кадром? - вопрос прозвучал так игриво, что можно было не сомневаться, чертик в глазах начинает побеждать.
-Скажу, что сотрудники фирмы устроили для нас в последний день экскурсию по  городу на автомобиле, и я думаю, что это очень похоже на правду, даже можно сказать, сущая правда.
-Ну что ж, тогда начнем. И чтобы это действительно было похоже на правду, я буду говорить настоящим гидовским голосом.
-Только если можно, помягче, - невольно вырвалось у меня.
-Хорошо, постараюсь.
Елена рассказывала вполне уверенно про проплывающие мимо достопримечательности, а я снимал на видео, все что проплывало. В Париже есть, что посмотреть. Дом Инвалидов – подсвеченный золотой купол вызывает необычайное впечатление, здесь покоится прах Наполеона. Дважды перечитывал книгу Тарле про Наполеона. Сильная личность, талантливый полководец. Потряс устои феодальной Европы, причинил немало бед и упокоился почти в центре Парижа.
Мы остановились возле комплекса зданий.
-А вот и самая главная сокровищница Парижа – Лувр, - Елена, словно, угадав мое желание, - вдохните атмосферу веков, вы же хотели увидеть Лувр?
С замиранием сердца я вышел из машины. Величественные павильоны, освещенные светом прожекторов, многочисленные скульптуры  вызвали такое возбуждение, что я не сразу смог совладать с чувствами. Руки подрагивали, пока я снимал панораму. Некоторый диссонанс вызывала стеклянная пирамида посередине площади, но она не могла затмить всю торжественность момента, я около Лувра.
Напротив Лувра высилась, как потом пояснила Елена, малая триумфальная арка с колесницей на вершине и двумя золочеными скульптурами. Меня охватило огромное, просто нестерпимое  желание приехать сюда еще раз и не далее как летом, ближайшим летом. Можно годами желать чего-либо, не сделав и шага в направлении исполнения заветного желания, воздвигая на своем пути, свои надуманные препятствия.
Вернувшись в машину, Елена заметила мое взбудораженное настроение,
-Впечатляет?
-Не то слово. Такая красота! Вот так и проживешь, не зная как другие люди живут, чему радуются, на что любуются. Обязательно приедем с женой в Париж.
Следующая остановка была у оперы Гарнье.
-Это мое одно из самых любимейших мест, - было сказано с таким восхищением, что я невольно проникся чувством зарождающейся любви к очередному шедевру Парижа.
-Я всегда здесь бываю, тут для меня и маленький Лувр и шедевры сценического искусства одновременно. Это и музей и театр. Сюда приходили почти все великие знаменитости, которые бывали в Париже. Здесь все пропитано духом величия, время замедляет свой ход на часах парадного холла. Здесь рождаешься заново. И наконец, здесь великие ступеньки. На этих ступеньках сидят все, кто приезжает в Париж. Здесь назначают свидания влюбленные, здесь назначают деловые встречи, тут формируются экскурсии, здесь весь мир начинает свое первое знакомство с Парижем.
И как бы в подтверждение слов Елены, на ступеньках Гранд Опера, несмотря на холод, сидели люди. Вспышки фотоаппаратов ежесекундно запечатлевали счастливые лица, создавая феерическое зрелище. Свет прожекторов освещал золотые скульптуры композиторов, которые снисходительно поглядывали сверху на своих почитателей. Величие времени, величие эпох и великих людей подхватили меня, заворожили, я не чувствовал тела, я воспарял.
-Алексей, вы где? – откуда-то издалека женский голос звал меня, - вы так задумались, давайте я вас сниму на ступеньках.
-С удовольствием, с огромным удовольствием, - и я поспешил влиться в атмосферу ступенечной феерии.
Я выбрал место посередине уличной ложи Опера и Елена, встав чуть поодаль, стала снимать. Она навела камеру сначала на меня, затем взяла ракурс повыше, над моей головой, чтобы запечатлеть величайших композиторов, дабы подтвердить мое присутствие и мое почитание их. Затем, как бы угадывая мое желание, она сняла панораму слева и справа от меня. Я не чувствовал холода, общее настроение людей разогревало, будоражило, веселило, я был на вершине счастья еще и от того, что меня снимает прекрасная девушка и сам того не сознавая, вскочил и подошел к ней.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами и я еле совладал с собой. Еще мгновение и я ее поцелую  эти губы,  эти глаза, а там пусть пошлет меня подальше и оставит перед ступеньками Гранд оперы.
-Давайте продолжим нашу экскурсию, - угадав мое желание, она улыбнулась и направилась к машине.
-Давайте, - с гулко колотящимся сердцем откликнулся я и пошел за ней.
Далее были просто улицы Парижа, я  смотрел и смотрел, стараясь впитать в себя вечерний Париж, стараясь до сладостной истомы вслушаться в голос Елены.
-А вы знаете, Алексей, что Париж называют городом без острых углов? – спросила она, когда мы остановились у светофора на пересечении улиц.
-Как это? – не понял я.
-А вон смотрите на дома, которые выходят к перекрестку. У них скошены углы и здесь это называют Французский феньшуй.
-Да, я в самый первый же день заметил это. И дома с такими красивыми мансардами смотрятся очень красиво и довольно необычно.

-Вот мы и приехали, - эту фразу я не хотел услышать как можно подольше. И когда она прозвучала, стало грустно. Все когда-нибудь заканчивается. То ли Париж маленький и мы быстро его осмотрели, то ли время летит здесь быстрее?
С большой неохотой открыл дверцу, встал, подал руку Елене. Она грациозно вышла из машины, встала рядом и посмотрела на меня, как бы изучая:
-Проводите меня?
К чему я не был готов и не ожидал, так этого вопроса. Я не мог видеть ее глаз, свет отеля слепил меня, а ей как раз удобно было наблюдать мое волнение, мою судорожную борьбу близнецов, моего знака зодиака. Один твердил, что не весь Париж еще познан, а другой о святости семейных отношений, один cказал:
- С удовольствием,- а другой, - уже поздно и надо собираться на самолет, - но как-то невнятно и похоже про себя.
Она отпустила такси и мы пошли в отель. Елена подошла к стойке ресепшен, попросила ключ и, указывая на меня, что-то сказала. Сотрудник несколько недоуменно посмотрел в мою сторону, кивнул.
-Идемте, я закажу столик в номер и мы еще раз поужинаем, есть хочется, - прозвучало так завораживающе, что отказать было невозможно.
Мы поднялись в номер. Хотел бы я в этом номере пожить год-другой. Комната была просторная, стояла дорогая мебель и было такое ощущение, что это не номер отеля, а фешенебельная квартира из престижного квартала. Из окна на верхнем этаже открывался просто великолепный вид на город, переливалась огнями Эйфелева башня, голубой луч с ее вершины кружил над городом, улицы сверкали своим ночным великолепием.
-Красота. Увидеть Париж и умереть. Кто это сказал, знал о чем говорил, - я не скрывал восторга.
-Да, мне тоже нравится этот вид, поэтому я всегда бронирую этот номер задолго, когда я собираюсь сюда. Я была в Америке, Англии, Испании, Германии, но в Париже я чувствую себя более комфортно, меня тянет сюда, не знаю почему.
-Ну, наверное, вы в прошлой жизни были парижанкой и память осталась в вашей душе.
-Я скорее соглашусь, чем назову это фантазией, мне нравится это предположение.
-А я в прошлой жизни был принцем уэльским, как мне нагадали. Может быть, поэтому у меня просто паталогическая страсть ко всему красивому: к архитектуре, музыке и особенно к женским лицам. Не просто к женщине, а именно к лицу. Я как-то на учебе провел целый месяц в одном городе и за все это время не видел ни одного красивого женского лица, я просто изнемогал. Я не мог понять, что со мной происходит. И лишь там, в кино, я мог просто насладиться прекрасным лицом актрисы, хотя фильм был посредственным. У психологов есть даже соответствующий термин такому явлению, какая-то фобия. Я люблю картины, хорошие картины и даже не знаменитых художников, а именно картины живые, волнующие, говорящие, - это выдал я как-то задумчиво, глядя в окно, может быть, просто размышляя, чем говоря кому-нибудь.
Елена стояла рядом, не перебивая.
-Вот и там, на набережной, когда я увидел ваши глаза, я просто ошалел. Не может быть таких глаз, я не видел никогда таких. И нет слов, чтобы описать их, просто хочется смотреть и смотреть, не отрываясь, - взглянул ей в глаза, - не бывает таких земных глаз.
Она смотрела на меня, ее зрачки расширялись, и глубина озер их словно втягивала меня и не было сил сопротивляться, я почувствовал легкость и истому, сладкую истому по всему телу.  Я подошел ближе, как бы, намереваясь раствориться в ней, и прильнул к мягким губам. Бог мой. Это было величайшее наслаждение целовать самую красивую женщину. Это был взрыв, это была молния. Затем я обнял ее и застыл, вжимая  все ее тело в себя без остатка. 
Я стоял лицом к окну и смотрел на ночной Париж и чувствовал сквозь рубашку ее слезы.
-Ну, вот и оттаивать начинаешь, - то ли подумал, то ли сказал я.
Елена мотнула головой, еще пару секунд стояла, не шелохнувшись, и оттолкнув меня, не глядя, бросилась в ванну. Сильные люди стесняются своих слез, а смотреть на плачущую женщину – занятие не из приятных. Пусть успокоится, хотя поплакать ей бы не помешало, слезы лечат.
Сердце было не на месте, оно гулко стучало в груди, странно, я не мог себя успокоить, в голове носился рой мыслей,  и мне ничего не оставалось делать, как уставиться в окно. Париж – как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось. Я думаю, Москва не обидится на это перефразирование. Сколько же русских людей здесь перебывало, а сколько еще живет со времен Октябрьской революции? Уже несколько поколений бывших русских здесь чувствуют себя как на настоящей родине. Элита царской России перекочевала на берега Сены, бросив истинную родину на произвол судьбы. Интересно, вернутся ли они когда-нибудь насовсем домой?
-Красиво? - вопрос вывел меня из задумчивого состояния.
-Прелесть. Просто прелесть. Сюда бы на недельку, да летом. Взобраться на Эйфелеву башню и с высоты птичьего полета снять панораму Парижа. Я думаю, это было бы потрясающим зрелищем, а потом дома наслаждаться, просматривая видео.
-Да это красиво, я видела. А знаете, что Париж белый город, если смотреть на него сверху? Удивительно белый. Крыши домов, стены – все белое.
-Белый?! - я искренне удивился, - как такое может быть?
-А вот так, и это еще одна достопримечательность Парижа.
-И сколько же их у него? Одного?
-Много.
-И одна из них – вы, - я пристально всмотрелся в глубину ее глаз.
-Не обольщайтесь, ту слабость, которую я допустила минутой раньше, больше не будет.
-Поздно, еще сегодня утром я и мечтать не мог, что буду целовать такую женщину, и где? В Париже! - я смотрел на нее, не скрывая восхищения, - поздно, событие произошло,  и ничто не заставит забыть меня об этом.
Она крутанулась на каблуках, весело улыбаясь, совсем похожая на девченку.
-Я еще, может быть, немного скажу о грустном. Вам нужно чаще плакать. Может быть,  таким способом, вы растопите ту скорлупу, ту ледяную оболочку вокруг себя, которую создали, и таким образом найдется мужчина, который не побоится вашего отца и вернет миру настоящую красивую  женщину, которая подарит ему и своей дочке свои прекрасные парижские глаза. Потерять такое чудо на земле – это преступление.
Она смотрела на меня бегающими глазами, я не мог понять в них нечего, не мог уловить их настроения, она подошла ближе,  и я уже не мог устоять и целовал ее податливые губы, глаза, волосы.
Раздавшийся стук в дверь болью отозвался в голове, она опять отпрянула от меня.
-Это принесли заказ, - явно нехотя произнесла Елена, - пойду, открою.
Служащий ресторана вкатил столик и исчез.
-Прошу к столу, - Елена была энергично деловита.
-Спасибо, только руки сполосну и за одним посмотрю, как в таком номере выглядит ванная комната.
Ванная комната была размером с добрый зал моей квартиры, большое зеркало занимало пол стены.
-Живут же люди, - не без восхищения вырвалось у меня.
Умывшись, подошел к зеркалу, всмотрелся в свое отражение:
-Как тебя сюда занесло? Крыша слетела от хмельного Парижа, или сон снится такой явственный, такой живой и неохота просыпаться?
Елена сидела за столиком, который стоял вплотную к окну, бокалы были наполнены, тарелки расставлены и призывно ждали опять какими-то деликатесами.
-Оказывается столько удовольствий можно вместить в один короткий день, - я прошел, сел за столик, - и даже можно ужинать, поглядывая на город. Теперь понятно, почему вы всегда останавливаетесь  здесь. Давайте выпьем за вас и за Париж, для меня Париж без вас просто тускнеет, - мы подняли бокалы, чокнулись и великолепное вино бальзамом легло на душу.
-А что это, за светящийся купол? - я вытянул левую руку в направлении окна, одновременно глядя на часы, - какой-то собор? -  часы показывали уже за 10 вечера.
-Это и есть Дом Инвалидов - гидовским голосом пояснила Елена.
-А где в Париже есть орган? – задал я давно интересующий меня вопрос.
-В Нотр Даме, - удивленно взглянула она на меня, - у вас разносторонние и необычные вкусы для современного человека. Вам нравится органная музыка?
-Конечно, это же музыка для души, она как бы перебирает внутренние струны человека и человек может войти с такой музыкой в резонансный транс, это бесподобно.
-Да, красивая музыка, картины, красивые женские лица – это действительно похоже на фобию, - она взглянула на меня вопросительно-испытующе, - что вас еще привлекает в этой жизни, - красивые машины, яхты, самолеты?
-Это скорее ваш уровень красоты, у меня не столь дорогие интересы. Звезды, красивые цветы, книги.
-Звезды, красивые цветы, - повторила она, - у меня мама любит выращивать цветы. А я больше люблю цвет камней, холодный, играющий.
Она показала кольцо на пальце и сверкнувший бриллиант.
-Красивый. У меня есть книга по драгоценным и полудрагоценным камням с фотографиями, но на фотографии бриллиант выглядит блекло по сравнению с другими камнями.
-То на фотографии, а в живую, на свету? - Елена протянула руку вверх к свету и бриллиант заиграл, - какой камень сравнится с такой красотой?
-Только фотография красивой женщины с протянутой к свету рукой с бриллиантом.
-Нет, ничто не сравнится с такой прелестью, даже я, - она сложила руки на стол перед собой, кольцом вверх, сверху на них свой подбородок и спрашивающее посмотрела на меня.
-Он блекнет в тени перед вашими глазами, даже бриллиант не может их затмить. У меня сердце кровью обливается, когда я пропускаю такой момент для съемки.
-Запоминайте так.
-Жаль, что я не художник, просто черной завистью завидую тем, кто умеет хорошо рисовать, да еще по памяти. Поэтому у меня всегда с собой или фотоаппарат или видеокамера.
-Ну, хоть один кадр, Елена? – я просто умолял.
-Нет, ни к чему, вам потом будет спокойней, и жене ничего не надо будет объяснять, - она взяла бокал, пригубила.
-Напишите свой адрес электронной почты, может быть, скину фотографию, - задумчиво произнесла она.
-Пожалуйста, - я написал на листке блокнота свой адрес, протянул ей.
Затем довольно заметно посмотрел на часы и вздохнул:
-И нет бы времени остановиться и откатиться чуть назад.  Мне, пожалуй, пора. Вам надо отдохнуть, а мне еще добраться до места, утром рано самолет. Она, отпускающе, взглянула:
-Да, пора. Спасибо, что в Париже потратили время на меня. Я постараюсь пересмотреть свои взгляды на жизнь, во всяком случае, так продолжаться больше не может. Спасибо вам.
-Вам спасибо, я увидел истинное лицо Парижа, его глаза, ваши глаза. Можно я вас поцелую на прощание.
-Нет, я боюсь, что тогда ваш самолет улетит без вас, прощайте.
- Пока, пока.

   Через год судьба, по долгу службы, вновь занесла меня в Париж. Я бродил по набережной Сены, вглядывался в лица молодых дам, ища ее парижские глаза, вспоминая ее удивительный голос, явственно ощущая запах ее духов.
Прошло четыре года…  Просматривая электронную почту за последнюю неделю, обратил внимание на странный анонс письма - парижские глаза.
-Парижские глаза, - машинально проговорил я, - парижские глаза.
Обычно я не читаю спам, который  сваливается на мой ящик, но это письмо привлекло чем-то особенным. Перед глазами возник мост через Сену, парапет и она Елена. Лихорадочно ткнул мышкой в письмо:
-Привет. Помните парижские глаза?   Елена.
Словно буря обрушилась на меня, буря воспоминаний: Париж, кафе, отель и ее глаза, безумно красивые глаза. Она как живая предстала передо мной, тот образ, который я хранил в своей памяти все четыре года. На обратный адрес тут же отправил свой ответ:
-Они всегда передо мной, всегда, все эти годы!!!
В последующие часы я по нескольку раз проверял почту, письма не было и не было. Я вспоминал, я вспоминал все, что мог вспомнить о тех нескольких часах, которые я провел с ней в Париже, я вспоминал отель, я вспоминал ее руки, шелковистые волосы, губы и эти глаза. Они постоянно возникали передо мной при взгляде на любую женщину, хоть чуть-чуть похожую на Елену.
Письмо пришло на следующий день:
-Привет, я тоже вас часто вспоминала.
-И все? - я лихорадочно шарил по этим строкам, - все, неужели все?
И тут внизу я замечаю файл вложения, фотография.
-Неужели я теперь увижу ее!
Фотография разворачивалась целую вечность. На весь экран были голубые глаза, детские глаза. Но они, как две капли походили на те, которые сводили меня с ума, будили по ночам, мерещились в каждом женском взгляде.  Внизу заметил надпись:
Это дочкины парижские глаза…

Март 2011 г. – октябрь 2012 г.