Мгновения жизни. Продолжение романа Безотцовщина

                ПОЕЗДКА В ГЕРМАНИЮ

Лихие девяностые…, кто их может вспомнить без содрогания? Только тот, кто это содрогание нам обеспечил.
Наступил полный развал страны. Фраза Горбачёва – «Разрешено всё, что не запрещено» -  оживила жульё всех мастей, особенно стоящее у власти, для которых эта фраза была предназначена, как лазейка дозволяющая всё.  Расцвела коррупция. Ничего без связей, взяток и прочих хитростей обычный человек не мог приобрести. Накопленныё сбережения населением страны, вложенные в сберкассы – пропали от чудовищной инфляции. За сумму ранее достаточную для покупки новых «Жигулей», теперь можно было купить в лучшем случае матрёшку, с изображением  Горбачёва или таких же деятелей. Появились новые коммерческие и частные банки. Пошла раздача кредитов, даже беспроцентных - «нужным людям», за счёт ненужных.  О возврате кредитов никто из них не беспокоился – можно было в этом хаосе «замотать», запутать учёт, не найти клиента, да и кредитовали таких людей, которых искать не собирались.
Остановка многих предприятий, потеря рабочих мест, снижение зарплаты, дефицит всего – от продуктов питания, до промышленных товаров. Очереди. Исчезло с прилавков даже спиртное, иронически называемое «стеклянной валютой». У женщин появилась главная забота – где купить кусок мяса или колбасы, чем накормить семью. У мужчин заботы были не менее важные – где приобрести бутылку вино - водочной продукции, без которой, казалось, для многих жизнь вообще потеряла смысл. Несколько ранее, инициативный, до мракобесия лидер СССР взялся за уничтожение виноградников и всей винодельческой отрасли, хорошо подкармливающей государственный бюджет. Дурное дело – не хитрое. Ему это удалось. Видимо он хотел, что бы вместо виноградных вин советские люди пили денатурат. Очереди за спиртным стали, как к Мавзолею. На вопрос:
- Вы стоите в очереди? – всё чаще можно было услышать:
- Мы в очередях не стоим, мы в них живём!
И вот, в это время я получаю письмо из Германии от своего друга, с которым мы познакомились и подружились во времена существования ГДР – Германской демократической республике, где, будучи гражданским, я работал инженером в военном ведомстве.
Вильгельм Крюгер писал:
«Дорогой друг, Сергей! Я знаю, что вы в своей стране живёте сложно. Мы, с моей любимой женой Элизабет, хотим подарить вам 1000 немецких марок – они вам не будут лишними. Сообщи, в какой банк их можно переслать. Мы это сделаем немедленно. С уважением к Вам – Вильгельм и Элизабет Крюгер.»
Мы с супругой не ожидали заграничных писем, т. к. переписка была редкой, а потом совсем прервалась. Я думал, что Крюгеры давно меня забыли, а тут вдруг послание, да с таким предложением… Мы не знали, как поступить: отказаться – проявить неуважение, принять – гордость не позволяет. Жили мы действительно «сложно», на скромную рабоче-крестьянскую пенсию, но без этого подарка могли обойтись. Всё же я решил узнать в Госбанке, как получить перевод, если мы дадим согласие на его получение, но мне сказали – не положено, нужно обращаться в частный или коммерческий банк.
Обратился, в какой то, типа «Подхвостинвест банк».
- Заплатите пятьдесят долларов за открытие счёта, пусть вам переведут деньги, а потом, мы возьмём с вас пошлину, налог и оставшуюся сумму выплатим белорусскими дензнаками.
- И в каком размере? – спрашиваю я.
- Точно сказать не можем, но примерно половину суммы от перевода, надеюсь, получите, если к тому времени ничего не изменится в инструкциях – сказал консультант.
После такой информации я отослал Крюгеру письмо следующего содержания:
«Дорогой мой друг Вильгельм и уважаемая фрау Элизабет! Спасибо Вам за доброе отношение к нам, но принять от  Вас деньги не можем. Учитывая прежний опыт, когда Вы присылали нам посылку с продуктами, вещами и семенами - мы получили только детскую игрушку и кофту, а семена, колбаса, шоколад и всё остальное было изъято на таможне, без объяснения причин. Думаю, и с деньгами будет то же самое – Вы их потеряете, и мы их не получим…»
- Ира! Прочитай, что я тут «нашрайбал» - сказал я и выложил перед женой написанный текст.
- Ну, ты молодец! Всё правильно написал. Им тоже деньги даром не даются. Вспомни ту посылку. Ну ладно, колбасу с шоколадом изъяли, может, закусить таможенникам нечем было, но двадцать наименований семян элитных огородных культур выкинуть, в стране, которая не может себя прокормить - непостижимо!
Я с лёгкостью отправил  письмо. Мы с моей супругой не были набалованы подарками и дармовщиной – жили за свои труды, никому не завидовали, не отказывали людям в помощи и к потерям, тоже относились без трагических «симфоний». А здесь, чего жалеть? Мы встретились с проявлением дружеской доброты и человечности людей из чужой страны – это дороже денег!
Недели через две мы получаем от Вильгельма конверт,  в котором было гостевое приглашение  на моё имя и просьба – сообщить время приезда, что бы « я мог тебя встретить с цветами».  От такой встречи я не мог отказаться. И вот, виза оформлена, билет в кармане. Поезд по расписанию приходит во Франкфурт/Одер, где жили Крюгеры - в четыре утра! Знаю, что немцы встают рано, но не в четыре часа. Позвонил Вильгельму и сообщил, что прибуду в шесть.  – Непорядочно  людей беспокоить во время сна – решил я.
В поезде Москва – Берлин отправлявшегося в восемь утра из Минска пассажиров оказалось мало. Когда я вошёл в купе там находился молодой человек, на которого я обратил внимание ещё на перроне – он был с небольшой вещевой сумкой и большим футляром, в котором мог находиться музыкальный инструмент. Мы познакомились. Это был студент четвёртого курса Белорусской консерватории Сиваков Андрей Викторович. Он ехал  город Клингенталь, на международный конкурс баянистов. Впереди у нас были почти целые сутки  общения, и мы приглядывались друг к другу, перед тем как начать разговор. Обратив внимание на пакет с буфетными пирожками, я понял, что  при изобилии продуктов, которыми меня обеспечила моя заботливая супруга, угостить вкусной едой студента, питающегося пирожками из буфета – приятное занятие и вполне уместное. Студент от угощения не отказался, кушал с аппетитом, а я всё добавлял ему -  домашние пирожки, бутерброды, курятину, самодельную колбасу, мёд.  Разговорились. Андрей ехал не из родительского дома,  в городке Глубокое, под Витебском, а прямо из студенческого общежития, на деньги, которые собирали по крохам его друзья, преподаватели, родители.  Он, был представителем республики Беларусь и не мог пропустить конкурс, где собирались участники более чем из пятидесяти стран. В  предыдущем международном конкурсе он занял место, в десятке финалистов,  и естественно, имел надежды на успех.  Отсутствие валютных средств, как и в прошлый раз, поставило его, талантливого, перспективного музыканта в унизительное положение человека,  не имеющего возможности тратить валюту на свои личные нужды. Была цель, и не важно, что он к ней подступится голодным и ночующим на вокзале, он хотел достичь успеха,  не обращая внимания на такие «мелочи». На этой «бедности», прошлая поездка омрачилась следующим случаем:
С целью экономии, Андрею посоветовали ехать в Германию ни на  скором поезде, а на пригородных электричках – выходило дешевле. Таким образом, он добрался до Варшавы, где на вокзале ждал пересадки. К нему подошли трое соотечественников в спортивных костюмах, спросили:
- Кто такой? Музыкант? Куда едем? В Клингенталь? Хорошо.
- А это чё за мандалина? Баян? Такой большой… Концертный? Дорогой?
- Этот инструмент принадлежит консерватории. Мне его выдали под расписку, для участия в конкурсе объяснил Андрей.
- Колун, чё ты в базар лезешь с этим пацаном? Я с ним сам поговорю:
- Слухай сюда, Битховин! Плати сто зелёных и катись хоть в Париж, на собачью выставку!
- Да что вы, ребята, я не могу платить, у меня не хватит на проезд…
- Колун! Помоги ему найти бабки, а то непонятливый попался.
«Колун», рослый накаченный парень взял инструмент, поднял над головой и сказал:
- Хочешь послушать, как баян играет с такой высоты? Ищи бабки, быстрее. Штука тяжёлая, щас упадёт! Не оглядывайся, никто не поможет, а пикнешь, такие тебе бемоли покажем - пальцы переломаем, что в носу ковырнуть будет нечем… Да и ехать больше на конкурсы не надо будет.
 - Гы-гы-гы! – омерзительно заржал рекитир, и добавил: - Усёк, композитор?
«Колун» качнулся, устрашающе натужился, показывая, что инструменту будет придано дополнительное ускорение к свободному падению.
Андрею пришлось выложить требуемую сумму, учитывая, что разумные излишни речи, когда дебил расправит плечи…
Рассказывая это, Андрей вновь пережил то состояние, в котором он находился в тот трагический момент. Я представил всё это, входя в его ситуацию, и пришёл к выводу, что защитить себя он не мог, положение было безвыходное. Чужая страна, а бандиты свои. Полиция в таких случаях не ввязывалась.
Чтобы отвлечь его от неприятных воспоминаний я предложил:
- Давай Андрюша, я почитаю тебе стихи. Забудем это позорное происшествие. В мире хороших людей больше, чем плохих, этим и утешимся.
Я начал читать. Он сразу же настроился на «поэтическую волну». Под стук колёс я отбивал свои рифмы, и они казались от этого ритмического совпадения более выразительными. Он слушал, слушал внимательно, как могут слушать музыканты игру других исполнителей. Время шло незаметно. Чтобы не пресытить слушателя я сделал паузу. Андрей спросил:
- Это ваши стихи?
- Да, мои.  А что?
- Они не похожи на произведения известных мне поэтов – свежи, не затейливы и в то же время увлекают, ведут за собою, заставляют сопереживать образу, в котором проглядывается сам автор. Мне нравятся. Стихи мелодичны и на них напрашивается музыкальное сопровождение.
- Не знаю, может и так. Ты Андрей не первый, кто мне это говорит. Я не филолог, а инженер и не тешу себя мыслью, что создам что-то стоящее… Трудно в литературном творчестве ожидать от меня успехов. Иногда пишу, но едва ли из меня получится писатель, да и возраст не располагает к пылкости, на которой базируется поэзия.
- А вы, Сергей Петрович, не останавливайтесь, пишите, пылкости у вас достаточно, а мудрости – ещё больше.
- Спасибо, Андрей, за добрые слова.
Какое-то время мы сидели молча. Я смотрел в окно, на мелькающие берёзки, свежевспаханные поля, думал о жизни и о нашем разговоре. Андрей нарушил паузу предложением:
- Сергей Петрович! А можно я вам исполню несколько произведений? Что бы вы хотели услышать? Этот инструмент имеет неограниченные возможности. Баян, изготовлен для концертных исполнений. В нём выборные басы, множество регистров различных звуковых оттенков, на нём можно  исполнять органные произведения…
- Знаешь, Андрей, очень хочу послушать твою игру, но постеснялся тебя просить об этом. Репертуар – на твой вкус.
- А я, Сергей Петрович, хотел предложить вам своё исполнение и тоже стеснялся! Мы улыбнулись друг другу. Он достал инструмент, заботливо осмотрел, положил на колени небольшой мягкий кусок ткани, оберегающий полировку инструмента, надел ремни.
Андрей, пробежав в разминочном пробеге по кнопочкам пяти рядного баяна проигрышем сложных арпеджио для правой руки, то же проделал левой, вздыхая басами, напоминающими звуки органа.  Вдруг замер. Какое – то время сидел, сосредотачиваясь над тем, что ему предстояло исполнить, и  еле касаясь инструмента, качнувшись вперёд, он сделал вдох, как бы собирая всю свою энергию воедино для важного шага, выпрямился и вот, подкрадываясь к тишине,  потекла мелодия.  По первым нотам, я узнал это  музыкальное произведение – звучала  «соната – апоссиона» Бетховена. Множество раз я слышал сонату в фортепьянном исполнении, но звучание на выборном баяне, было великолепнейшим. Я провалился в бездну прекрасных звуков, всё окружающее меня – исчезло в моём восприятии. Была музыка, только музыка и ничего больше… Далее звучали произведения Листа, Брамса, виртуозно исполненный  «Чардаш» Монти, но вот Андрей перешёл к органным творением Баха. Я впитывал в себя каждую ноту, наслаждался сочными аккордами, слушал, слушал, витал где-то в пространстве, временами смотрел на пальцы музыканта, на их проворность и медлительность, на то,  что они создают, выискивая и вынося на свободу звуки гениальных произведений. Меня знобило, наворачивались слёзы…
Четыре часа длилось это блаженство. Время пролетело незаметно, но  оставило след – на всю последующую жизнь!
Андрей, выкладываясь – утомился.  Он, молча, положил руки поверх баяна, опираясь на них подбородком, тихо сказал:
- Сергей Петрович! Никогда я не играл с таким удовольствием и желанием, как сейчас, перед вами. Качество игры, зависит от музыканта, но когда, перед тобой сидит человек, внимательно слушающий и воспринимающий душой твоё исполнение – это вдохновляющий стимул и исполнитель – на крыльях!  Спасибо вам, за то, что вы так талантливо слушали.
 У меня не было ответных слов, кроме «спасибо». Под впечатлением нашей дружеской встречи мы долго обо всём говорили. Покушали, почаёвничали и я настоял, чтобы мои съестные запасы  перекочевали в сумку Андрея.
- Я, Андрюша, еду на гарантированный пансион, а ты – в неизвестность. Бери,  кушай на здоровье. Здесь всё своё, родное, белорусское -  сказал я.
В вагон постучали.
- Аусвайс! – сказал немецкий пограничник, и не глядя ни на фотографии, ни на наши лица - пробил металлическим штемпелем дату пересечения границы.
  Вскоре мы попрощались с Андреем, и я сошёл с поезда.

                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ!