Выписать

Вместо предисловия
Вы помните сказку незабываемого Шарля Перро «Синяя борода»? Ну там, где у полоумного старика в разных комнатах были трупы его жён. Так вот, мой «рассказ» будет немного похож на эту сказку, только у меня нет ни комнат, ни трупов, а только моя голова, набитая пустыми воспоминаниями и ненужными образами. Он будет без пошлых фамилий и чётких описаний. На самом деле это просто попытка, наконец, разобраться и понять, что же я делала не так, и что мной двигало.
Первый. На то он и первый, чтоб помнить его лучше всех. Как я его любила… Или думала, что любила…Ну это не важно он же был первый.
Больше всего мне нравился его голос. Знаете, ещё не мужской, но уже и не детский. Зато у него был ужасный смех. Помните гиену из диснеевского мультика  «Король лев?» Так вот, смеялся он примерно также. Его лицо меня совершенно не привлекало: слишком большой разрез губ, прямой широкий нос, узко посаженные глаза, волосы непонятного цвета. Он был очень правильным, ОЧЕНЬ. Но строил из себя взрослого, увидевшего в жизни всё, что только можно.
Вела я себя с ним отвратительно. Но это я сейчас понимаю, что в 13 лет мотаться по клубам с непонятными парнями, пить, курить, развлекаться и не говорить об этом своему парню, это отвратительно. А тогда это было для меня в порядке вещей.
Это была прыщавая подростковая любовь  с мокрыми поцелуями, вечными разговорами по телефону и постоянными фразами «Я тебя люблю», постоянными. Мне хотелось любить его вечно, выйти замуж за этого человека, а дальше всё по сценарию.
Но, как я сейчас понимаю, выдержать меня тогда было невозможно, поэтому, после очередной моей истерики, мы разбежались, почти как кошка с собакой. Он произнёс, ставшую уже крылатой фразу: «Я тебя люблю, но изменить тебя не могу». Вот и всё, финиш.
Моя гордость жалобно выла, мне хотелось умереть, и я ещё потом долго (на протяжении следующих двух) думала о нём. Но это не важно.
Следующий.
Наверно каждой девушке в жизни попадается такой парень, который её СЛИШКОМ любит. Так вот, он был таким. Мне нравилось то, что он был взрослее меня и везде за мной таскался. Ещё у него были наиприятнейшие руки. Такие тёплые и немного шершавые.
У него была ужасная щетина и очки. Я не могу сказать, что я его любила. Я была ему благодарна за то, что он меня встречал, провожал, звонил, платил и тд. Но ничего больше.
Я нагло врала ему в лицо. Постоянно. Потому что знала, всё равно простит, не сможет по-другому. Мне хотелось издеваться над ним, смеяться, изображать из себя непонятно кого. В общем, крышу снесло окончательно.
В конце концов, я поняла, насколько я лицемерна  и глупа и решила прекратить этот бред. До сих пор я не понимаю, зачем я это делала. Может мне хотелось быть маленькой защищённой дрянью?
Ох он был красивый. Именно красивый, по-слащавому. Такие, наверно, мажутся кремом на ночь и снимаются в рекламе. Но у него были совершенно сумасшедшие глаза, кошачьи какие-то. Да и вообще он был дико привлекателен. А ещё зациклен на себе. В общем, обычный нарцисс. Мне приходилось ждать его, он постоянно мотался по клубам и смотрелся в зеркало.
Не знаю, какой он был внутри. Да мне и всё равно было. Я только помню, что ему тоже было всё равно на то, что я говорю. Мне совсем ничего с ним не хотелось.
Он был как шиншилловая накидка на спину. Почему то я его вижу именно так. Бесполезно и красиво.
Сказать, что я его любила, это ничего не сказать. В моей воспалённой голове идеал представлялся именно таким. Хотя, скорее всего другие бы никогда его таким не увидели. Не могу сказать, что мне в нём нравилось, а что нет. Он был именно таким, как я его себе представляла.
Плюс он был «плохим парнем». А я его перевоспитывала.
Так вот ребят, воспитательница из меня никакая.
Мне он был безумно интересен,  хотелось слушать его часами и только впитывать, впитывать. У него какое-то совершенно другое, радикально отличающееся от моего, мышление. В нём хотелось копаться, разбираться, как в старинных вещах. Долго и со вкусом. Он заставлял меня мучиться. Это было что-то мазохистски-сладкое с моей стороны.
Понятия не имею, за что он меня полюбил. И что его так долго держало рядом со мной.
Но вот наступил самый ужасный момент. Я разобралась. Причём это произошло так резко и внезапно, что я даже не сразу поняла, что же произошло. Но, чёрт возьми, я знала наперёд всё, что он скажет,  сделает. И сходила с ума от этого. Придиралась, ругалась, закатывала истерики, бросала трубки…  А он терпел и не понимал, что проблема давно не в нём, а во мне.
Но вот до меня, наконец,  дошло, что  так больше просто не может продолжаться и… ну, в общем, как всегда.
Я не уверенна, что смогу написать хоть пару слов обо всём, что случилось, о тебе, но я всё таки попробую. Кому же ещё доверить свои мысли, как не бездушной клавиатуре? Она хотя бы постукивает в ответ.






Вступление
Не знаю, смогла бы я когда-нибудь взять себя в руки и начать это писать. Меня на это подтолкнул один человек, сказав, что надо «выписать» тебя из головы, тогда может, будет полегче. Не уверенна, что мне станет лучше, но попробовать стоит.
Прошло 4 месяца. Не могу сказать, что они были уж совсем печальными и ужасными, но «штормило» меня не то слово. Решив, что одна я этого не смогу перенести, я, как полная эгоистка вернулась к Нему.
Ты даже себе на секунду не представляешь, как ужасно быть с одним и думать постоянно о другом: похожие фразы, а иногда и даже поступки заставляют столбенеть на месте. Я возненавидела время, когда ложишься в постель, закрываешь глаза, и сразу на тебя начинает нахлынывать. Рыдала в подушку первый месяц стабильно каждую ночь. Выпила в доме всю валерианку и достала всех друзей своими разговорами о тебе.  В общем, всё по сценарию.
Но вот совсем недавно, распрощавшись с Ним, я пришла к мысли, что поняла столько всего, что держать в себе безумное количество мыслей уже невозможно. Решила «выписать».
Душа
Как понять какой человек перед тобой? Когда мы говорим «бездушный», что мы вообще имеем в виду? Такое явления, как душа в современном мире совсем не уместно. Какая от неё польза? Что она даёт? А выражение «болит душа» уж совсем никак не разъяснишь.
…Мы как обычно у тебя. Ты варишь свой необыкновенный чай на плите. Весь лохматый и немного безумный. Я сижу на стуле, покачиваюсь на нём и смотрю на тебя. Весь стол завален тетрадками и учебниками. От нечего делать открываю одну из них. Бездумно пролистываю страницы с дикими формулами, которых никогда не пойму и натыкаюсь на последней странице на «это». Никогда не понимала твоих стихов. Нет, ясно чём, но как всё это относится к тебе и ко всему происходящему с нами.
Морская стихия, пустая луна,
Бушующий ветер, большая волна…
Старик в деревянном баркасе плывет,
Ради наживы на всё он пойдет.
Он борется с жизнью, от смерти бежит.
Опасное дело его лишь смешит.
Дрейфует он, где ко дну идут корабли,
Где черные скалы торчат из воды…
Плывет он на лодке, руками гребя
Играет с судьбой, укрощая моря…

Бездушное тело волною несёт.
Разбухшую плоть на горячий песок…
Книга «Идиот» Достоевского о тебе. И «Невский проспект» Гоголя. И даже «Заир» Коелье. Все книги, которые я читала за последнее время.
Я никогда не могла понять, что там, за стеклянными глазами и тихим голосом. Может ничего и нет. Может я сама всё выдумала. Но, к сожалению, я уверенна на 99%, что нет. Просто я понять не могу.
…Струковский парк. Желтые листья весело хрустят и облетают с деревьев. Солнечно и пустынно. Сидим на лавке. Ты в своей голубой кофте с капюшоном и со спортивной сумкой. Как всегда с одним наушником. Даже немножко смахиваешь на нормального человека. Кричу, бешусь, ругаюсь, потом начинаю плакать и, в конце концов, истерически смеюсь над твоими ботинками. Ты пофигистически лепишь про какую-то программу и про то, что я должна всё принять, как есть. Наконец замечаешь, что я плачу и зачем-то меня обнимаешь. Странно. Не ожидала от тебя. Зачем-то даже целуешь. Хочется всё бросить, взять что-нибудь потяжелее и снести твою белобрысую башку. Но совершенно нет сил злиться. Пора уезжать. Провожаешь до остановки. В тот день я поняла такое излишне романтичное выражение, как «последний поцелуй». Захлопываются двери пыльной маршрутки, и я думаю о том, что надо его запомнить. Жаль, что не получилось.
Нет ничего пустее этого
За окнами кружит и вьётся листва,
Я помню то сумасшедшее лето,
Когда всё так просто, когда я проста.
Нет ничего пустее этого
И каждый день, по плану, по рассудку
А настоящее- зарылось, скрылось где-то,
Наверное, внутри бегущих суток.
Нет ничего логичнее, давно
Уже не слышала себя такую,
Чтоб без обид, но всё равно
Я жду ее-себя, другую.
Да уж, ничего не т хуже
Чем криком разбивать границы,
Хоть голос столько лет простужен.
И собирать остывшие крупицы.

Дружба.
Где грань между дружбой и пресловутой любовью?
…У меня на даче. Ты в чёрной майке и шортах прибиваешь вместе с моим дедушкой доски к потолку. Мне ужасно стыдно и неловко, ведь сейчас должен приехать Он, а ты здесь. И вот мы все вместе, включая толпу моих родственников, сидим и пьём чай под грушей за большим зеленым столом. Дедушка даёт тебе задачки по физике, просит, чтоб ты принёс, как решишь. Ты так и не принёс. Допили чай. Выходим за калитку. Ты всё понял. Быстро и безразлично попрощался со мной и ушёл. Стыдно до жути. Встряхиваю волосами и поворачиваю к Нему натянуто-улыбающееся лицо.
Ты обладаешь одной дурацкой и одновременно удивительной способностью. Ты умеешь слушать. Давно-давно, когда всё было очень просто и весело, когда я ещё не знала слова на эту букву и не хотела с тобой ничего, кроме как смеяться доупаду, мы разговаривали часами по телефону, и я говорила тебе всё. ВСЁ. Невозможно было что-то утаить или приукрасить. Не знаю, откуда у тебя это.
Но всегда наступает момент, когда близкая дружба перерастает во что-то. Я даже не знаю когда наступил этот момент. Или знаю.
…Я лежу у тебя на колёнях и реву взахлёб. На полу перед диваном стоит бутылка пива. Единственный алкогольный напиток, который был у тебя в доме. Пришла к тебе, потому что было очень страшно. Опять проблемы с Ним. Ты гладишь меня по лицу, я проваливаюсь в сон. Просыпаюсь от сухого поцелуя в лоб, потом в висок, в шею. Разлепляю свои глаза и вижу тебя. Поднимаюсь и бегу в ванную. С ужасом вижу своё опухшее лицо в зеркале. Тушь потекла, глаз не видно. Умываюсь и замираю от внезапной мысли. С опаской подношу руку к лицу. И всё, пропасть.
Самое странное и самое понятное для меня то, что ты ничего не делал. Нет, мы гуляли, периодически держались за руки. Практически все наши друзья подозревали, что у нас что-то есть, прохожие улыбались. Но я не могу понять, чего ты ждал, а главное зачем.
…Бросаю сумку на пол. По-привычке сразу плюхаюсь на диван и укрываюсь пледом. Потом бешусь и бегаю в твоей баскетбольной форме с мячиком, пока ты готовишь еду. Ты стоишь сзади, и вдруг из меня вылетает, что я хочу поцеловать своего друга. Молчишь. Садишься на диван и закрываешь глаза. Минута, две, три. Не выдерживаю и окликаю тебя. Ноль эмоций. Начинаю тормошить тебя, бить подушками. Выходим из дома. Я кричу. Ты молчишь. Прощаемся на светофоре. Сижу у подруги. Звонит телефон. Ты. Говоришь, что я дорога, что не хочешь меня терять и прочую чухню. Слёзы брызнули от обиды.
Образ
Как странно то, что сейчас происходит. С телефонами, интернетом, факсом мы вскоре совсем разучимся говорить. Ты вот не умеешь. Или не хочешь.
…12 часов ночи. Звонок. Встаю с постели и беру телефон с зарядки. Ты. Брови взлетают от удивления. Толи пьяный, толи обкуренный, толи спятил. Не знаю. Но почему-то говоришь, что любишь меня. Спрашиваю, здоров ли ты. Смеёшься и желаешь спокойной ночи. На следующий день, как будто ничего и не было. И так весь последующий месяц.
Почему некоторыми вещами можешь поделиться только с представителями противоположного пола? Может, ищешь нового взгляда на свои мысли, может потому, что мы глупее. Во всяком случае, мне всегда проще.
…Верона. С близким другом детства сидим на полюбившейся нам лавочке. Ты его видел. И ты ему нравишься больше, чем Он. Оба курим дурацкие тяжёлые сигареты, которые я терпеть не могу. Жалуюсь, что понятия не имею, что с тобой делать и как общаться. Ведь ты мне, как брат. А целовать  брата … это как-то не очень. Смеётся и говорит, чтоб я подождала до приезда. Тогда всё встанет на своё место. Пиликает телефон. Ты. Пишешь, что любишь и скучаешь. Улыбаюсь. Договаривались ведь, что не будем писать этой романтической чуши. Пишу тоже самое, вздыхаю. Встаём с лавки.
Когда у близких людей расходятся пути, это всегда болезненно. Непонятно, что дальше делать и о чём говорить. Нить порвана.
 …Возвращаемся с пляжа. Темно уже. Загорелые и уставшие. Успели, конечно, подраться в воде и поговорить о каких-то глупостях. Ною о том, как меня Он достал своими планами на будущее. Выбегают три собаки. Прячусь за тебя и хватаю за плечи. Ты тихо говоришь, что электрошок лежит у меня в сумке. Повторяешь ещё раз, потому, что я не реагирую. Пытаюсь найти его. Ты железно спокоен, я истерю и матерюсь. Наконец нахожу его и отдаю тебе. Ты распугал всех дворняг, и мы уходим. За два квартала останавливаюсь. Висну на тебе. Ты смеёшься, обнажив зубы. Клыки у тебя слишком развиты. Я уверенна, что именно так смеются психи. Раскатисто, сотрясаясь всем телом. И голос у тебя в этот момент намного ниже, чем обычно.
Ревность
Задыхаюсь. Кот внимательно наблюдает за мной, потом мяукает и ложиться на живот. Биовампирюга. Забываюсь беспокойным сном. Опять ты. Один и тот же сон уже неделю. Тошнит от избитого сюжета.
…Я открываю дверь квартиры. Моей квартиры. В Москве. Ты стоишь на пороге с чемоданом. Потупив взгляд, спрашиваешь, можно ли войти. Я в фартуке и с пучком на голове. Без всяких признаков удивления прохожу на кухню. Удостоверяюсь, можно ли тебе борщ. Наливаю из большой кастрюли в белую тарелку красную горячую жидкость и ставлю перед тобой. Прошу составить список продуктов, которые тебе можно. Ты его пишешь, и я озабоченно прикрепляю его на холодильник. Боюсь, что ты будешь голодный и сожалею о том, что так и не научилась готовить. Ты вешаешь свои вещи в шкаф.
Как странно устроен человек. Мы делаем больно самым дорогим людям. Я всё понимаю. Готова принять любые поступки. Только зачем было врать?
…За столом шумно. Ты теребишь замок от моего кошелька. Сука. Я же теперь нормально на него смотреть не смогу. Мысленно приказываю убрать свои руки обратно туда, где они были. То есть на талию нашей замечательной знакомой. Громко что-то рассказываю, возможно, это даже важно. Горю изнутри. ПОЖАР! СПАСИТЕ! УБЕРИТЕ ЕГО ОТСЮДА К ЧЁРТОВОЙ МАТЕРИ! Смотришь изучающее и одновременно безразлично. Фирменный взгляд.

Что сидишь ты такой каменный?
Есть ли что-то вообще дороже
Твоей единственной раковины,
С лишком плотно пришитой к коже?
Почему люди повышают голос? На это много причин, но самой главной является бессилие. Ты, со своим жутко тихим и каким-то бесцветным голосом никогда не поймёшь мои истеричные выкрики.
…Прихожу домой уже не помню откуда. Уставшая. На телефоне три пропущенных вызова. От тебя. С чего это? Как только беру трубку в руки, опять звонок. Ты кричишь. В шоковом состоянии останавливаюсь посреди комнаты. Взволнованно что-то лопочешь о том, что у меня нет совести и что надо брать телефон, мол, зачем он мне вообще. Бормочу извинения и говорю, что перезвоню на городской. Кладу трубку. Плечи сотрясаются от удивлённо-счастливого смеха.
Совесть
Очень уж я люблю ругаться. Правда. Это доставляет мне какое-то особенное  удовольствие. Но, как часто порой бывает, совесть всё же просыпается. Обижать людей, пусть даже не очень близких легко, но вот надо ли?
…Вылетаем из дома. Бежим, что есть дух вверх по тротуару к остановке. Вернее, бегу я. Ты точно в таком же темпе идёшь, при этом ничуть не задыхаясь и ещё успевая смеяться надо мной. У тебя периодически совсем нет понимания грани. Опаздываем на автобус. Я в изнеможении сгибаюсь пополам и часто-часто дышу. Ты вдруг решаешь поиграть в заботливого и щупаешь мне пульс. Закатываешь глаза и говоришь, что мне нужно поправлять здоровье. Смотрю на тебя, как на сумасшедшего.
Страх. Он толкает людей на ужасные поступки. Но ещё хуже, когда безумный страх одного граничит с «безразличным» страхом другого.
…Шерстяной свитер и джинсы. Трясёт. Вижу тебя и жалко улыбаюсь, руки скрещены на груди, я чувствую их мелкую дрожь. Поднимаемся по лестнице. Находим воду и ты достаёшь упаковку таблеток из сумки. Хлоп и всё. Запиваю маленькую белую таблетку водой из пластикого стакана с привкусом железа и ещё каких то примесей. Хлоп, и жизни, которая могла бы быть уже нет. Так просто. Тряска усиливается, я пытаюсь найти в твоих глазах хоть капельку понимания, но ничего не вижу. Ты живой мертвец, только что заставивший меня убить. Тряска усиливается, мой истерический смех.
Вывернута  выгнутой дугой наизнанку
Выревела краски сбегающих лиц
Выть начинаю уже спозаранки
С утра начинаю пить.
Фонарями заплывшими на меня глядят
Увы в кошмарах, увы наяву
Я б с радостью жгучей выпила яд
К несчастью, собака, живу
Меня всегда смешили романтичные люди. Они всегда такими излишне широкими глазами смотрят на мир, что так и хочется чем-нибудь ткнуть. А почему? Потому, что я такая же. Только сейчас не модно проявлять свои чувства. Это же слабость. И мы все превращаемся в пафосно-цинничных людей, сами толком не зная  зачем.
…Ветер. Шёлковая подкладка на внутренней стороне юбки трётся об колготки и юбка переворачивается. Смеёшься надо мной и говоришь, что я потолстела. Дуюсь. Идём по набережной. Пытаюсь держать тебя за руку, но чувствую пальцами, что тебе этого не хочется и отпускаю. Идём пешком до дома. Смеёмся всю дорогу потому, что совершенно не знаем, как себя вести. Вроде бы друзья, а вроде бы и нет. Доходим до подъезда. Неловко. Не знаю, что делать. Быстро целую в щёку и убегаю.

Девушка
Странно. Я раньше никогда не задумывалась над своей ролью. Ролью в твоей жизни. Произносить громкие слова любви мы всегда могли, хоть и в шутку, но всё же. Но вот всё началось, и ты, как бабочка, так долго летящая на свет, вдруг круто разворачиваешься и улетаешь, как будто наперёд зная, что сгоришь.
…Почему я раньше не замечала, что твои руки так похожи на папины. Короткие пальцы и шершавая кожа. Сидим на диване. Обещала себе, что больше не скажу тебе о своих пресловутых чувствах, но не выдерживаю. Ухмыляешься и говоришь, что рад за меня. Лучше бы ударил.
Плоть над духом. Я прочитала где-то, что причина, по которой мужчина и женщина должны сначала вступить в брак, и только потом заводить детей кроется совершенно не в Божьем наказании и духовной чистоте. Нет. Просто кормить толпы детей непонятно от кого было нечем. И тогда какой-то умный старейшина объявил о новом законе: вступать в связь только с одним человеком и не раньше, чем в 13 лет. Никакой романтики.
…Жарко. Одеяло валяется на полу, диванные подушки разбросаны по всей квартире потому, что мы устраивали бои. Ты конечно победил. Щёки горят, и я совсем не понимаю, что происходит. Слышу только, как гулко стучит твоё или моё сердце, не разобрать. У тебя бешеные глаза. Даже с каким-то красным отливом. Пугаюсь, но потом понимаю от чего. Ватные ноги. Тащишь меня в соседнюю комнату.
Беспорядок, пустая квартира
Дышит жаром и прошлым теплом.
Никогда не любила блондинов,
Чтож теперь видно время пришло.
Запах всюду: И губы, и руки
Помнят всё до мельчайших частиц.
И мгновенья, и мысли, и звуки
Без затейливых фраз и границ.
Раза два просыпалась, горят
Голова и подушка, щека.
Ну, другие пусть там говорят
О простом, о земном, на века.
Захлебнувшись в пустом ожиданье
Я решила не думать, не ждать.
Пусть потом будут слёзы, прощанье-
Ну хоть будет о чём вспоминать…

Верю я всё-таки дедушке Фрейду. Может мы и самые развитые существа на планете, но остаёмся животными. Хотим есть, спать и размножаться. Терпеть не могу людей, которые за умными рассуждениями совсем забывают о самых простых причинах наших поступков и желаний.
…Пытаюсь придти в себя. Ванна это единственное место в твоём доме, которое я изучила до мелочей. Жёлтая утка на полке резко выделяется на фоне белого. Улыбаюсь. Вижу своё отражение в зеркале. Испуганные звериные глаза. Зрачков почти не видно. Открываю дверь и выхожу. Стоишь спиной. Маленький наклон головы выдаёт, что ты услышал меня. Но ты не поворачиваешься, ждешь, когда я сама подойду. Спасибо. Если бы ты на меня сейчас посмотрел, я умерла бы на месте от стыда.
Луна уплывает, по небу летит
Люди гоняются, ищут дисконт
Шлюха луна всё так же обходит
Один и другой горизонт.

Мужчина
Не могу сказать, что ты мужчина. Не потому, что ты как-то не так себя ведёшь. Я просто помню, как ты ходил с длинными волосами и ободком и был похож на рыбу. А ещё, как ты учил меня не бояться высоты
…Маленький зелёный двор. Мы забрались на верх детского турника. Ты упрямо толкаешь меня вниз и говоришь, что надо побороть свой страх. А я ведь не боюсь высоты. Просто мне нравится, как ты улыбаешься, пытаясь спихнуть меня сначала в воздух, а затем в коричневатый песок. Тебе так радостно от моих визгов…
… Проклятый балкон. Кричу так, что в ушах звенит. Двумя руками удерживаешь меня за бёдра, а я вишу в воздухе. Седьмой, а не самом деле шестой этаж (эту подъездную систему я никогда не пойму). Как игрушка, с которой ты решил поразвлечься. Целуешь меня в этом положении, а я вцепляюсь всё сильнее в твою шею. Вдруг отпустишь? Ставишь меня на землю, счастливый до невозможности. Убила бы.
Мужчина должен быть решительным и смелым, иначе он не мужчина. Не знаю кто ты, наверное, инопланетянин с компьютером в голове, который просчитывает всё на десять ходов вперёд.
…Встречаемся на остановке. Тебе даже пришлось немножко подождать. Заходим в больницу к моему дедушке. Бабушка здоровается со мной и спрашивает одна ли я. Говорю, что с тобой. Вздыхает и говорит, что я слишком ветрена и что жалко Его. Передёргиваю плечами и фыркаю. Выходим на улицу и двигаемся по направлению к площади. Разговариваем обо всём, кроме того, о чём надо. Конечно же, начинается дождь. Ищем сухую лавку битые 15 минут. Ложусь к тебе на колени, вытягиваю ноги и закуриваю. Тишина. Пытаюсь хоть как-то заставить тебя принять решение, но ты не в какую. Где-то минут сорок препираемся. Я знаю , что ты ждёшь этого от меня, хотя не понимаю зачем. Зажмуриваю глаза.
Больше всего меня убивает, как вы ведёте себя после. Всё равно, что лев, зная, что не ест траву, пожевал цветок и выплюнул. А потом безо всякого интереса махнул кисточкой на хвосте, развернулся и пошёл дальше.
…Спортзал. Я уверенна на все сто, что ты даже не думаешь, перед тем, как взять тренировочную одёжду. Берёшь первую попавшуюся с полки. И, конечно же, выбираешь ту, в которой я ходила по твоему дому. Прекрасно. Отличное настроение с утра. Все мячи, которые бы я не кидала, летят в тебя. Смеёшься натянуто-безразлично. Хочется заплакать, как маленький ребёнок и убежать подальше.
Бежать быстрее впопыхах
Оглядываться робко
На свой известный риск и страх
Готовится к издёвке.
В стекло глядеться доупаду,
Ронять предметы на пол
Хотя всё это так «не надо»,
Всё это просто «вакуум».
Ведь носа я не поверну-
Я ж гордая: «не знали?»
Я лучше упаду, умру,
Чем взгляд меня застанет
Бессмысленно-стеклянно-голубой.
Стыда лицо не знающее прежде
Вдруг поразит мгновенно, на убой.
И оно вспыхнет ведь надеждой.

Ненавижу, когда меня с кем-то сравнивают. Особенно с тем, кто во многом проигрывает. Девочка, которая так глупо в тебя влюблена, вызывает у меня только умиление и жалость. Но нельзя так относиться к людям. Как ты, так и к тебе.
…Опять по телефону. Ты в очередной раз не смог или не захотел со мной увидеться и только с четвёртого раза взял трубку. Иду домой. Кусаю губы и пытаюсь не поддаваться эмоциям. Как всегда не выходит. Срываюсь, укоряю тебя в безразличии и говорю, что чувствую себя этой влюблённой девочкой. Железным голосом отвечаешь, что не надо было смеяться над ней. А через месяц я иду по одной стороне дороги, а ты по другой с ней. Улыбаетесь и о чём – то оживлённо болтаете.
Всё возвращается.
Вот глупая. Верить хочу,
Что было не просто, без цели.
Похоже пора мне к врачу,
Раз верю в подобную ересь.
Бывало когда-нибудь с вами?
Чтоб резко: с небес и на землю.
Так вот,  своими глазами.
Паршивое ощущенье.

Воспоминания
Зачем мы постоянно травим свою и без того давно отравленную душу иногда восхитительными до дрожи, а иногда такими стыдными и душными воспоминаниями?
Брр. Я всегда передёргиваю плечами и резко открываю глаза, когда нюхаю этот чёртов Chanel egoiste.  Как же  избавиться от этих всепоглощающих воспоминаний, которые не дают ничего, кроме печальных вздохов и периодических сожалений?
…Помню. Я, к сожалению, помню слишком много. Вот мы с тобой, как полные идиоты поднимаемся на гору. Ливень жуткий. Я в очередной раз соврала Ему, что жутко занята какими-то до смешного выдуманными делами. Иду в твоей майке. Не знаю почему. Совершенно не думаю не о каких чувствах с большой буквы. Мне просто очень хорошо и спокойно. В сумке 2 надувных шарика и нитки. У тебя был день рождения, и я совершенно забыла. И вот я не нашла ничего лучшего, чем маркерами писать на шариках желания и пускать с ветром с горы. Заходим за водой  и поднимаемся по той жуткой грязище. Причём тебе приходится бегать и ловить меня потому, что я в принципе не умею ходить, а взбираться по склону и подавно. Как всегда прохожие приняли нас за парочку и отпустили шутку насчёт отсутствия людей на горе. Ничего нового. Поднялись. Я закуриваю, потом, чувствуя себя жутко комично и неуютно, достаю содержимое из сумки, что-то бормочу под нос и протягиваю тебе маркер. Ты  ухмыляешься, надуваешь шарик и пишешь « Хочу, чтобы Вика была счастлива».
Что лучше: плохие или хорошие воспоминания? Плохие. Можно хотя бы порадоваться, что этого больше не будет.
…Апельсин. Всё-таки добилась, чтоб ты со мной встретился. Бегу на всех парах и спотыкаюсь об абсолютно безразличный взгляд, стеклянно-рыбий, который может быть только у тебя. Молчишь. Я весело говорю, что ты не станешь папой. Ты улыбаешься жалко и опять молчишь. Больно. Договариваешься о каком-то бесполезном баскетболе, выходим на улицу. Курю. Плачу. Ты молчишь. Спрашиваю, что будем делать дальше. Ты говоришь, что тебе всё равно. Собираюсь уезжать, но зачем-то остаюсь ещё на пустых полчаса непонятной мне тишины.
Я чувствую себя целой вселенной. Мне мерещится, что я сама не знаю, сколько сумасшествия и чувств во мне. Вопрос  только, кому всё это нужно? Правильно, никому. И уж точно не тебе.
…На причале. Кормим комаров. Разговариваем о какой-то чухне, я лежу у тебя на коленях, а ты отмахиваешь «вампиров» от моего лица. Вдруг у меня звонит телефон, Он. Твоё лицо непроницаемо, я вскакиваю, весело говорю «алло», при этом вышагиваю туда-сюда по шатким доскам. Естественно падаю, ты меня естественно ловишь, а потом ещё и ещё. А я всё разговариваю. Спустя полчаса ты закидываешь меня, как коромысло на шею и несёшься вверх по ступенькам. Визжу, как будто мне очень страшно. Счастлива.
Два слога. Шесть букв. Запретная тема. Только с близким другом, за очередной чашкой чая ты вдруг говоришь, как тебе паршиво. Он, как будто только и ждал этого момента, тотчас говорит о своём счастье/несчастье. Ему абсолютно всё равно на твои чувства, а тебе на его. Главное выговорится. Опустошить себя. Чтоб через какое-то время снова наполниться. А если ты не можешь никому рассказать?
…Для Него я на дне рождении у тети. Пьём вино. Я пью больше, жадными глотками опустошаю бокал и спешу налить тебе. Говорим как всегда непонятно и так понятно о чём. Быстро пьянею. Я в твоей майке, как принято у тебя дома. Ты приготовил рыбу, которую я терпеть не могу. Как всегда. Валяемся и смотрим очень хороший фильм, который я совершенно не помню. Голова у тебя на плече, рука в руке - очень просто и естественно, как будто так надо. Домой. Едем в маршрутке. Я смеюсь ужасно громко, чем жутко раздражаю пассажиров. Обнимаешь меня, как маленького ребёнка, боишься, что я могу выкинуть что-нибудь. Как обычно.
Самое странное в человеке то, что мы стараемся не врать окружающим и постоянно врём себе. Я порвала его в клочья. Резко и быстро, испачкав руки в гуаши. А потом плакала пол вечера.
…Сижу на полу. Ты на стуле перед компьютером. Устанавливаешь мне новую игру. Бездумно вожу красками по ватману - давно хотела порисовать. Молча. Не потому что не о чем, а потому что думаем о своём. До этого ели карамельное мороженное и почему-то пришли ко мне. Тебе не комфортно. Ты улитка, обожающая СВОЮ раковину.  Потом вдруг просыпаемся и начинаем о чём-то болтать. С удивлением вижу какой-то сумасшедший радужный рисунок, а так как я обычно могу рисовать только левой ногой, то это, по меньшей мере, странно. Кормлю тебя наспех сделанным мясом, которое еле жуётся. Потом быстро собираемся, я закидываю рисунок на шкаф, уходим.
Как не со мной. Всё через плёнку времени и так далеко от настоящего, в котором я не знаю, кто ты. В котором я почему-то дико мучаюсь от ревности и ущемлённого самолюбия, хотя не имею на это никакого права.
…Лежу на своей кровати лицом в подушку. Тело содрогается от истерических страшных рыданий, мне жутко больно и даже стыдно. Он всё понимает и молча гладит меня по голове. Меня тошнит, меня выворачивает наизнанку от самой себя. Я готова рвать зубами подушку и кричать во всё горло. Вчера с тобой, сегодня с Ним. Господи, как же можно так глупо любить меня, грязную и низкую в своей боли. Говорит, что всё понимает, что принял меня и примет ещё сотни раз. Что по-другому не может. Утыкаюсь Ему в плечо, всхлипываю в последний раз и затихаю.
Смеркается, лампочки свет.
Мыслей дымка летит в облака.
Оставшийся внутри меня  резкий след,
Бывает, что задевает слегка.
Тени проносятся яркими бликами.
Когда же  мне кто-нибудь скажет, когда
Руганью, смехом, побоями, криками
Забудутся встречи, стихи и года?
Мне хочется верить в добро и принцесс,
Быть проще и лучше. Быть может тогда
Мой внутренний, тёмный, безжизненный лес
Умрёт. Уйдёт из меня, как вода.
И вроде бы тихо всё, мирно, но вскользь.
Я имя зубами сжимаю, нельзя
С ним так, иначе напрасно мы врозь,
И сны эти, вроде бы зря.
Выжигала.  Написала кучу никуда негодных стихов о разочаровании и тоске. Немного успокаивалась, не видя тебя пару недель, а потом опять, по новой. Мои собственные круги ада, созданные случайно, числом бесконечность.
Если бы знала, как всё прискорбно,
Если б знала, какие мне муки,
Обнимающие голые рёбра
Руки. Твои, увы, руки.
…2 октября. Залитый мягким солнцем балкон. Безумно красивый и умиротворяющий вид из окна. Курю. Так спокойно, как будто я ещё внутри матери и мне не о чем волноваться, не от кого защищаться. Ты за спиной, а я боюсь на тебя смотреть, потому  что всегда чувствую себя маленькой влюблённой дурой, а сегодня уж и подавно. Заходим в зал. С ужасом вижу стрелки на часах, и, по меньшей мере, 15 пропущенных звонков. В реактивном темпе собираемся. И тут ты не с того ни с сего несёшь в ладонях 2 рисовых шарика. Я вспоминаю, насколько голодна, мы садимся на диван и едим эти безвкусные комки с ладоней, которым я была рада, как манне небесной. Не выдерживаю. Говорю, что это, пожалуй, лучший день в моей жизни  ехидно и вызывающе, чтоб не показаться слишком романтичной. У тебя искры из глаз.
Всё когда то заканчивается. Почему? Почему нельзя хранить своё  счастье, растить его и приумножать. Такого свойство человека и ничего с этим не поделаешь.
…Эта книга. Первые 30 страниц и я звоню Ему. Говорю, что так больше не может продолжаться и какой-то ещё бред. Сразу спрашивает о тебе. Вру и не вру, что совсем не поэтому. Вешаю трубку. Ты был прав, все серьёзные разговоры лучше по телефону. Меньше чувство вины. Выхожу на улицу и тут понимаю, что всё. Стоп. Я наконец смогла найти в себе силы остаться наедине с собой. Пора открыть этот жуткий ящик, который я засунула подальше внутрь. Пора.
Пора наконец принять себя. Принять Его, тебя. Воспоминания это я, но я это не воспоминания.
P.s. Chanel всё так же стоит на стеклянной полке, манит ещё раз прикоснуться к тому времени. Я знаю, что сделаю это ещё тысячу раз, пока ты совсем не исчезнешь из моей памяти. Может завтра. Может никогда.





Эпилог
Херня это всё романтичная. Я не в обиде. У меня нет на это никакого права. Любовь-морковь… Плевать я хотела. А друга у меня больше нет. И я давно хотела сказать, что ты просто грёбаный мудак, возомнивший о себе чёрт знает что. Любил- не любил- мне уже всё равно. Но то, как ты себя сейчас ведёшь заставляет меня писать всю эту лабуду. Сделай так, чтоб мне не было паршиво. Меня не волнует как. Я всегда принимаю решения. Попробуй хоть раз быть нормальным человеком, а не его куском.