Мазки на портрете

В мире старости и инвалидов проблемы те же, что и у всех. Слушать – не слушать, вникать – не вникать, помочь – не помочь…
Каждый решает сам.



Престарелый Интернат





Бабушка


Жила-была на свете одна Бабушка. Долго и счастливо. Не так чтобы очень счастливо, но ОЧЕНЬ долго. Так долго, что её дочка, интеллигентная дама кстати, сама стала потихоньку превращаться в бабушку. Бабушку №2.
Грустная история… житейская.
Наша Бабушка очень любила играть. Подсмотрит, бывало, где Бабушка №2 чаще всего ходит, и обязательно под ноги той попадётся! Или подслушает про какое-нибудь секретное-пресекретное дело и обязательно в него, в это самое дело, нос всунет. В самую середину! А то –  расскажет кому.
Ну и ещё там…
Весело…
Только Бабушке №2 это почему-то надоело. До чёртиков! И решила она Бабушку в престарелый Интернат сдать. Насовсем.
Видно сильно надоело.
И  живёт теперь Бабушка хорошо. Просто здорово. У неё теперь своя кровать есть. И тумбочка. А в тумбочке – ложка. Ей Внучка подарила. Чтобы Славкина не попалась.
Заботится… у Бабушки №2 научилась.
Он, этот Славик, обалдеть какой экономный. Он из столовой на тачке мусор вывозит… ну и, чтобы хорошая ещё еда в мусор не попадала, он её доедает. Прямо там, возле мусорника.
А чё!?
Бабушка №2 нашу Бабушку тоже не забывает. Каждый месяц за неё пенсию получает. Исправно. Чтобы та себе голову не забивала. Куда проклятую девать!? Украдут ещё.
Бабушке-то зачем? Она ж на всём государственном.
В Интернате недавно даже Буфет убрали… Правильно! Чтобы Всякие там Алчные на стариках не наживались. А может, чтобы старики на ночь не переедали.
Вредно это.
Государству отдельное спасибо… Оно каждый день Бабушку тренирует. «Покинь, – говорит, – помещение!». «Пожар!» – говорит. Сигнализация называется.
Заботится… как Внучка.
Бабушка очень любит кормить голубей. Только ей ходить тяжело. Так она прямо с балкона. Бывало, останется у неё суп от обеда, она его с балкона льёт и ласково так: «Гуля-гуля-гуля-гуля-гуля…».
Тоже ж живая тварь.
На днях к Бабушке соседка по Интернату приезжала. На коляске. Инвалид детства. Молодая ещё. Мечтает:
«Возьму, – говорит, – кредит в Банке. ИМПАНТЕКА называется. Уйду, – говорит, – из Интерната. Троих детей, – говорит, – рожу». «А чё!?» – говорит.
И действительно! А чё?
По коридору часто бегает Мужик-Скакун. Фамилия такая. Ему раз в неделю газеты из библиотеки приносят. Так он – нет бы как все, спокойненько в туалете использовать по кусочку – он их ЧИТАЕТ! Вот и бегает потом: «Подорожание! Подорожание!». Ему-то чё, на всём государственном?
Болезный…
Бабушка каждый день ходит на свидание. С Кошкой-Муркой. Подкармливает. В комнате запрещено, так они за углом встречаются. Ну, ни дать, ни взять, как с Дедом-Покойником после Войны…
Романтика.
А недавно, вот смеху-то, дед с третьего этажа свататься приходил! Важный такой.
– Соглашайся, – говорит, – нам отдельную комнату дадут.
– Нет, – говорит Бабушка, – ты храпишь здорово.
Обиделся…
Пустое…

Опять болят проклятущие суставы.
К дождю видно.

В кармане у Бабушки, завёрнутые в платочек, томятся три заветные конфетки. Их на обед давали на прошлой неделе. Она две съела, а три оставила. Внучке. Красавице.
А то чё она там в своём интернете…



Голуби


Вопреки названию Голуби в Интернате разных возрастов. Каждый проживающий, независимо от пола считает, что без его подаяний в виде хлебных крошек Голуби переведутся если не завтра, то уж к воскресенью точно.
Сытые, откормленные самцы гоняются за самками скорее по-привычке. Всё-равно весьма сомнительно, что ему удастся взгромоздиться на неё, а ей под ним устоять… Жирное тело хочет одного – поспать. И только новая порция крошек ненадолго отвлекает от этого желания.
Старенький дворник из проживающих люто ненавидит как попрошаек-голубей, так и тех, кто их кормит.
Иногда пробежит очередная Кошка с комком перьев в зубах.
В общем и целом Голуби и Кошки живут довольно мирно. Еды хватает всем. И оно же, это количество еды, абсолютно не располагает к проявлениям сильных эмоций. Благодетели Голубей и Благодетели Кошек никогда не перемешиваются между собой. Как касты в Индии.
Проезжающей электрической коляске впору сигналить в клаксон, чтобы ленивые животные уступили дорогу. И не дай Бог нерадивому водиле наехать на хвост чьему-то любимому созданию!
Не хочется даже думать об этом…
Раньше в пернатом царстве верховодили Вороны. Но однажды один Дедушка зачем-то сбрил бороду и они куда-то пропали.
Прямо мистика какая-то.



Интернат


Наша Надя – она не толстая. Она – ДОБРАЯ… Неудивительно, при её-то умении готовить. Бывало, санитарка-напарница смеётся над ней:
– Надька, куда ж ты опять жрёшь-то?!.
– Да-а-а, – говорит, –  вдруг завтра ядерный удар, а я блины не доела…

Действительно.

Раньше в Интернате был Фонтан. Красивый. Потом его закрыли. В него проживающий упал. Хорошо перед этим чекушку уговорил, а то б точно убился.
Теперь там клумба. Тоже красивая.

Главный в Интернате – Домовой. Правда-правда, мне одна проживающая рассказывала:
«Просыпаюсь – говорит, – утречком… шасть это в карман – ан денег-то и нету!.. Я – в слёзы… а как же? Хорошо, что он добрый. Домовой то есть. Вечером залезла под матрас, а они там лежат, родимые. Все четыреста двадцать рубликов. Спасибо тебе, Домовой, прости Господи…».

«В позапрошлом месяце праздник был. Митинг. Красиво так выступали. Цветы дарили. Пели тоже.
Ой, а Верка-то с Женькой как танцевали! Грех один…
День Победы.
Или День инвалида?».

На втором этаже живёт Валька – убеждённая диабетчица. На полставки. Утром, когда раздают неположенный диабетикам сахар, она – вполне обычный, в меру болеющий проживающий. Зато ближе к обеду, когда диабетикам наклёвывается второй завтрак, наша Валька вдруг начинает ощущать в себе явные признаки вышеозначенного опаснейшего заболевания.
И НАЧИНАЕТСЯ…
Так вот и длится эта вяленькая война между Валькой и Раздатчицами.

А ещё, в Интернате есть Ансамбль. Они на фестивалях разных песни поют. Перед детишками тоже. По четвергам у них репетиции. Их по телевизору показывали!
Хорошо поют.



Любители и профессионалы


Профессионал от любителя отличается кардинально.
Ни один любитель не сможет того, что профессионал выполнит запросто. Даже с известным шиком!
Любитель не сможет:
проснувшись среди ночи, доложить поимённый состав смен охранников на неделю вперёд;
постоянно помнить, у кого ещё не занимал на этой неделе;
выяснить у медсестры, почему не выходит на утреннюю опохмелку Женька-Боцман из первого корпуса;
точно знать от рассказов про что роняет в руки страждущего смоченный слезой полтинник бабка Зина со второго этажа.
Кроме того профессионалу конечно знакома куча разных мелочей, известных каждому любителю. Как-то: время работы всех ларьков в радиусе пятисот метров, прейскурант винно-водочной продукции, топографическая схема всех точек по торговле самогоном (схемы подъезда, количество условных звонков, наличие продукта, имена детей и, естественно, супруги).
Утро. Интернат. Туда-сюда снуют озабоченные медики. Клумба. На клумбе лежит седой, благообразный проживающий. На попытки Старшей Медсестры пристыдить бессовестного звучит возмущённое:
«Да вы дадите человеку поспать, в конце концов!? Может же человек просто устать когда-нибудь?!»
ВОТ ЭТО ПРОФЕССИОНАЛИЗМ!
А ты говоришь: «Алкаши, алкаши…».



Будни

«Дай, дай. Чё ни дай! – Вахтёрша-Тоня бубнит под нос. – Чёрта вам рогатого дать… чтоб вас развлекал…».
Кто-то из проживающих опрокинул искусственное дерево у входа в столовую.
«Слепые чё ли!?».

Есть и слепые…

Где-то на третьем этаже нудно кричит лежачий:
«Няня!.. Няня!.. Няня!.. Няня…».
Давно кричит.
«Кто там орёт?» – санитарки с первого этажа вышли на балкон покурить.
«Да это наш! – отвечает их коллега с третьего этажа, – Нормально всё…».

Дедок с Бабулькой. Лет по восемьдесят. Сидят на лавочке. С полчаса. Дед видно решил разговор завязать:
– А у Вас мама есть?
– Не-е-е-т… – опешила бабка.
– А была?

Женька из тридцать четвёртой приехала к медсестре, давление померить:
Медсестра: «Нормальное».
Женька: «Скоко?».
Медсестра: «Сто двадцать».
Женька: «Понятно! Я ж две таблетки уже выпила…».

Дед-Татарин:
«Эта раньше камунисты давали всигда… К Новому году там, к Дню Победы... А энты димакраты типерь када чё? Хрен тибе  када чё! Во!»

Слепой на лавочке во внутреннем дворике монотонно так:
«До Усть-Донецка кто-нить довезёт? Эй, люди! До Усть-Донецка… Хорошо заплачу. Люди! Заплачу».

Долго предлагал…
Дня два.



Соседи


Сквозь утреннюю дымку, из-за трехметрового забора, из-за колючей проволоки, из-за вышек с охранниками, из-за притихших почему-то волкодавов дробится колокольный звон. Там, посреди двора, окруженного тюремными бараками, стоит маленький храм под синей маковкой и православным крестом…
Бывает: подскочит к забору битый жигулёнок, выскочат из него стремительные, загорелые парни со злыми, но весёлыми глазами, и полетели через забор чекушки, пачки с чаем, пакеты ещё с какой-то дрянью…

Интересно, почему же всё-таки затихают волкодавы?









Трое у подножия вечности









Витька


Сегодня Витька проснулся рано.
Сегодня выступление в Октябрьском ДК.
«Опять эти ступеньки», – поёжился Витька.
Санитарка Оля пришла вовремя. Одевались тщательно. Штаны с лампасами, гимнастёрка, казацкая фуражка…
Витька – мужик крупный. Если бы не атрофированные ручки и ножки…
А так, ступеньки – действительно проблема.
На улице жарко. Как всегда, когда не надо.
«…знать не дано, БУМ-БУМ», – «…всё решено, БУМ-БУМ», – мимо продефилировала молодёжь. Колонка, конечно поменьше коляски, но не на много, примотана скотчем к задней спинке.
«Закури мне», Витька оглянулся на Помощника-Генку.
Генка – личность колоритная. Брежневские брови и глубокие глазницы оставляют сомнения в наличии этих самых глаз. Хотя что-то там определённо поблескивает! Большие работящие руки, кривые ноги, небольшой рост. Витькин помощник напоминает Горьковского разбойника Челкаша в кроссовках.
Он почти не разговаривает. Психохроник. Хотя почти всё понимает.
Генка вставил Витьке в рот вправленную в мундштук, зажжённую сигарету. Тот с видимым удовольствием затянулся.
«А из зала забрали? Андрей, у тебя всё готово? – суетится завклубом Людмила Григорьевна, – Галя аккуратней…».
Что забрали из зала Витька выяснять не стал – подъехала машина.
«По машинам!».
Это Сашка-Художник. Шутник тоже…
У ДК уже встречали. Шустрая разбитная тётка в ярком платье суетилась не хуже Григорьевны. На удивление, ступеньки проскочили в ритме вальса. Четыре здоровых мужика легко подняли Витьку вместе с тележкой.
Зал небольшой, но аккуратный. Уютный.
Песни отрепетированы, публика благодарная –  концерт прошёл нормально. Вполне! Ничего не испортил даже успевший где-то принять Фотограф-Андрюха.
На обратном пути шофёр Егор почти не матерился. Может, приболел?..
Обед в интернате сегодня «знатный». Рассольник и «кирзовая» рыба.
«Опять огурцы варёные!» – Витька скрипнул зубами.
«А-а-а!.. Иван Иваныч! – зря дед попался Витьке в день рассольника. –Иди-ка сюда… Опять к магазину бегал?! А тебе, что было сказано? – Странным образом Витька успевает отчитывать забулдыгу-Иваныча, заглядывать вглубь библиотеки и поворачивать голову вслед Надьке Колясниковой – в белой майке, грязной изнутри. – Что ж ты интернат-то позоришь?!».
Выволочка длится минут пять, после чего, абсолютно нераскаявшийся грешник убирается восвояси.
До вечера Витька успел побывать почти везде. Разнести газеты, заглянуть к Сашке, покататься на новой коляске, поругаться с Ложкиной… И, наконец, настало ВРЕМЯ КАРТИН. Ввиду отсутствия рук и ног Виктор рисует зубами. Точнее выжигает. Вот так вот, берёт ручку выжигателя зубами и рисует… На неказистом куске ДВП появляются лики святых, забавные животные, скоростные автомобили… Много всего.
Всего и не упомнишь. Мало ли!
ДА!
Капелька усердного пота упала прямо на нахальную муху на столе. Та что-то пробурчала и улетела.
«Помирать наверно…» – подумал Витька между делом…
Любимым делом.
Удовольствие от законченной картины почти физическое. Сродни сексуальному… Поэтому засыпает сегодня Витька спокойно.
Сном праведника.



Муха


Муха прилетела домой живая, но страшно недовольная. Такого унижения она не испытывала уже давно.
«Надо ж было так засмотреться!».
«И кто?! Инвалид несчастный!».
«Да… Надо улетать отсюдова. Понавесили всякой гадости, того и гляди влипнешь. Вон, тараканы говорят, совсем житья не стало…».
«Дурдом!».
«А хорошо рисует», – Муха ещё позлилась на себя за подобные мысли и тоже уснула…



Сашка-Давыд


Едут как-то Давыд с Мишкой на Инвалидке. Кабриолетик такой маленький. Гав-гав-гав-гав… Давыд не водилой едет – пассажиром. Он у нас маленький, полиомиелитчик, килограмм тридцать – забрался на самый верх, где тент сложенный.
Машина обгоняет молоденького жеребчика. Это мы уж потом узнали, что жеребчик-то одноглазый. Поравнялись. Давыд как заорёт:
«И-И-И-ГО-ГО-О-О!».
Жеребчик как сиганёт в сторону здорового глаза. На них то-есть… Мишка – руль резко в сторону… Давыда с тента как жеребчикова мамаша языком слизнула…
Долго его потом в пыли искали.
Такой вот Давыд…
А вот случай был. Лесок небольшой… речка… на той стороне – коровы пасутся. Бык, как положено… Давыд в лесочке, извините, нужду справляет.
Скучно ему…
Возьми и заори опять: «М-М-МУ-У-У-У!».
А голос у него высокий, звонкий. Далеко слыхать…
Смотрит наша «бурёнка» – бык на той стороне начинает проявлять явные признаки какого-то нездорового интереса. Потоптался, потоптался, прыг в реку и плывёт… Бык то-есть! Ну, Сашка как даст дёру… Хорошо всё та же Инвалидка рядом была. Всего-то метров двадцать. Для полиомиелитчика…
Долго он потом рассказывал, как его чуть чести не лишили… в извращённой форме… Мужики ещё баб подкалывали: «Не рожай от Давыда, телёночка родишь…».
Кстати, о чести.
Договорился как-то Давыд с одной кабардинкой. Или балкаркой?.. Неважно.
Об этом, об самом.
А чё? Бывает…
Они тогда в летнем лагере были.
Ну, встретились после отбоя в столовой… пообнюхивались… поприкладывались… и ничего… сладилось.
А была в этом лагере медсестра одна. Её, за абсолютное сходство, Бабой Ягой прозвали.
Вот значит.
Только, это, стало у Сашки с кабардинкой до хорошего доходить, Баба Яга тут, как ейная тёзка единоутробная – прыг из засады: «И ШТО ЭТО ВЫ ТУТ ДЕЛАЕТЕ?!»…
Что там началось…
Кабардинка к себе тянет – хорошо ей…
Баба Яга к себе: «Ах ты бессовестный!»…
Сашка орёт: «Ногу пустите, больно!».
Вобщем, весь лагерь побудили…
А дня через два – вторая серия. Родня её приехала – женить нашего Давыда. Он орёт: «Я ещё маленький! Мне в школу надо!».
Короче, после того случая, Давыд кавказцев если не боится, то, во всяком случае – остерегается…
И думай теперь, у кого жизнь полнокровнее.










Разные разности









 Антошка


Моя любимая продавщица – Антошка-Острые зубки. Она же – Львёнок. Почему Антошка? И сам не знаю. Наташка – Антошка… А Львёнок потому, что под знаком Льва родилась. В июле. Солнечная.
Познакомились мы в то время, когда я делал вид, что всё ещё принадлежу Миру Здоровых.
За здоровыми девчонками ухлёстывал.
Собственно, ухлёстывал я за её напарницей Инкой. Но цветы дарил обеим. Это уже потом, когда Инка меня отвадила, я с Антошкой ДОГОВОР заключил.
Вот было время! Цветы, полунамёки, стихи… конфетка ни времечко.
А договор простой. Поэту Муза нужна? Нужна. Вот я и договорился с Антошкой: Я делаю вид, что люблю, а она делает вид, что ей это нравится! Естественно договаривался не без тайной надежды и определённого коварства, но, сами понимаете, инвалидная коляска эротических фантазий не вызывает. В отличие от Антошки… Светлопшеничные романтично завитые волосы. Огромные сине-зелёные отнюдь не глупые глаза. Безупречный макияж. В меру провоцирующее декольте. Фигурка…
А привычка в минуту волнения покусывать прелестную губку? А!?

Так о чём это я?

Ах да! Муза.
У Антошки есть прекрасное качество. Очень редкое у женщин. Она всегда дослушивает до конца. И, мало того, видно, что честно старается понять. Очень редкое качество. Причём не только у женщин.
И вот представьте – работает такой цветок в вахтовом режиме. Две недели практически сутками, две недели дома. Но! Я ни разу в жизни не видел ХМУРУЮ АНТОШКУ. Нет, недовольную конечно видел (какого-то пьяницу отшила), но хмурую? Ни-ког-да! Одно слово СОЛНЕЧНАЯ.
Не в пример другой смене продавщиц этого магазина…
Вот такая вот Антошка.
Антошка-Капитошка.
Жалко, что не судьба…



Светка


Светка – она баба страсть, какая работящая.
У неё в Бессергеневке даже Коза есть… Или была?..
Но ленивая-я-а-а-а!!!
Не коза – Светка.
Нет! Если её, честь по чести, поймать за руку, ну, или там денег пообещать, она, конечно, всё сделает. Если просьбу дослушает. В меру сил. И способностей. Если не забудет. Но если появится лазейка прохилять, тут уж Светка не оплошает. Уж будьте, как говорится, уверенны!
И не скандальная она вовсе. Когда Светку кто ругает, она, молча, стоит и внимательно смотрит на склочника. Даже с любопытством. И вот, когда тот уже немного выдохнется, Светка поворачивается уходить, и:
«Ляп че-нить!».
И пошла… Приходится вышеупомянутому за Светкой бежать и на ходу обосновывать свою точку зрения на проблему. Светка останавливается, и история повторяется.
Однажды Сашку, который её мужем числится, спросили:
«Как же ты, Сашка, инвалид-колясочник да с таким пузом, Светке дочку-то забацал?» .
«А чё? –  говорит, – Мы с ней целовались. Два раза!».
Шутит, наверное.
Хотя...



Дашка


Дашка у нас бунтарь.
Возраст…
То музыку на полную мощность врубит, то вдруг кулачки о стенку в кровь разобьёт.
«Задолбал – кричит – этот курятник!». Ну, задолбать-то, положим, задолбал, но зачем же мебель-то ломать?
А однажды надела подгузник и пошла к магазину, пиво пить…
Начальство Дашку не трогает. Кабы хуже не вышло.
Сейчас наша Дарья в приверженцах лесбийской любви ходит.

Пройдёт.

С возрастом.



***


Утро. Пришли Раздатчицы, завтрак принесли.
От каши отказался.
«Са-а-нь!».
Это Зина пришла. Моя любимая. Три года добивался, чтоб двери за собой закрывала…
«Я сахар принесла. За утро. – Зина старательно пересыпает сахар. – И за вечер. Хорошо?!». Так и кажется, сейчас спросит: «Я молодец?!».
«Хорошо, Зина!».
Из коридора, сквозь закрытую дверь, слышен залихватский храп. Чваненка позавтракал и, со спокойной совестью, досыпает посреди коридора. Бывает, едет-едет из магазина, вдруг встанет посреди улицы – и храпи-и-ит!..

За окном бабулька собирает абрикосы.
А-а-а! Действительно хорошо.

Так! Умылся, побрился, зубы приклеил, чаю попил и на улицу. Кровать не заправил… Ладно, потом.

По главной аллее, постукивая байдиком, ковыляет подвыпивший дедок. Разговаривает сам с собой:
«Щас приду домой…»,
«В первый корпус…»,
«В шестьдесят третью комнату…»,
«Лягу на кровать…»,
«Обоссусь…»,
«Ну и фиг с ним!».

Распланировал, значит…

Юрка-Алкаш с третьего этажа: «Бабы, они все такие. Шелест в кармане есть – заходи, Иван Иваныч! Шелеста нету – пошёл, румын, на фиг… да…».

В закутке Старый Алкоголик продаёт Молодому Психохронику задрипаный радиоприёмник:
– От смотри, алё, батарейки есть! Алё! Новый почти! Алё!
Психохроник сомневается:
– А молчит чё?
– А вот, алё, шнур есть, алё, в розетку можно… Новый почти…

«Джулия! Джулия!» – проживающий из первого корпуса с потным уже носом зовёт нашу собачёнку: «Жульку не видали? Да, собрал косточек с обеда… хотел её праздник живота устроить… а её нету… Джулия!!!»

Ваня Безногий:
– Людка! Думаешь за кофточку отдавать?! В том месяце в долг брала!
– А, Ванечка, привет! Чё, насиловать будешь? Я приду…

Опять Юрка:
– Степанна! А, Степанна! Дай, Красотуля, за подушечки подержаться.
– Были подушечки. Остались одни наволочки.
– Нууууу… так не честно! Я ей: «Красотуля!», а она мне – красодулю!

У выхода из кухни затарахтел Маленький Трактор. Гениальное произведение отечественного тракторостроения. У него напрочь отсутствуют даже намёки на глушитель. Видимо для экономии. Зато трактористу выданы огромные звукоизолирующие наушники. И получается, что он, тракторист то-есть, как бы сам по себе, окружающие – сами по себе…
Класс! Вместо пяти килограммов металла – пятьсот грамм пластика.
Не оскудела ещё талантами Земля Русская!
Или Белорусская… не знаю.



Витька-Капитан


Летом у нас жарко. Двери по-раскроем, проветриваем. А бабка одна повадилась. По коридору ходит… медленно так… и в двери заглядывает.
ВНИМАТЕЛЬНО…
А Витьке тогда умываться пришлось.
Умывальник в самый раз возле двери.
Ну, Витька и плеснул водой на бабку.
Ой, крику-то было! Что ты! Чуть не отправили Витьку. По этапу.
Он вообще забурунный у нас. Не пьёт, не пьёт, потом, как даст! То унитаз разобьёт, то с охранниками подерётся.
Раньше Витька был моряком. И дали ему всё-таки отдельную комнату. Каюту так сказать. Теперь у него на стенках висят фотографии разные, карта, флажками утыканная, флаг Австралийский.
В Австралии у Витьки дочка. Замуж вышла. Он даже ноутбук купил. Ну там, порнушкой побаловаться, но главное – по Скайпу с дочкой пообщаться. И вот, представляешь?! Во время очередного сеанса связи обход был. И выяснилось, что Елена Михайловна, директор наш, с Витькиной дочкой чуть не одноклассники! Вот ведь как бывает. Земля оказывается действительно маленькая да круглая.
Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь…

Душновато нынче…
Вороны вернулись… В траве одна Ворона разрывает клювом пластиковый пакет. А говорят! Мусор,  экология… Болтовня!
Человек вкупе с воронами – он ко всему приспособится…
«…А тот пятый – пьяница проклятый!
Ой, не отдай меня Мать!».
В наступившей наконец прохладе разносятся страдания слепого Деда-Гармониста и его соседок по лавочке. Клонится к вечеру ещё один день в Интернате.
Прощай, Очередной День…
Как говорил тот дед: «Ну и фиг с тобой…».










Грибной дождь









Коляска


Вообще-то Сашка-Художник давно мечтал о таком, но не смел даже надеяться…
С утра зашла фельдшер, Елена Владимировна: «Выйдите на улицу, пожалуйста. Там коляска Вам пришла…».
Елена Владимировна – женщина молодая. До тридцати. А Сашка, в его пятьдесят – самый молодой на крыле. Но! ПОЛОЖЕНИЕ ОБЯЗЫВАЕТ. Поэтому разговаривает Лена всегда несколько нарочито-официальным, не терпящим панибратства тоном.
Сашка наспех дожевал бутер и заковылял на своей ручной коляске в указанном направлении.
По коридору шла ТЁТКА! Раза в полтора шире Сашкиной коляски, она медленно и степенно выступала посреди коридора. Казалось, за ней тянется кильватерный след. Закусив удила, Сашка попытался прошмыгнуть слева – тётка, солидным пассажирским лайнером, пошла влево. Попробовал справа – тётка, стотысячетонным танкером, вправо…
«Галсами пошла», – догадался Сашка.
Сплюнув в душе, он остановился и стал ждать. Когда тётка дошла до ближайшего расширения коридора, Сашка, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения и, похоже, ободрав таки стену, протиснулся наконец мимо злополучной тётки.
На улице молодой Парнишка-Шофёр доукомплектовывал ЭЛЕКТРИЧЕСКУЮ ИНВАЛИДНУЮ КОЛЯСКУ!
Казалось, Сашка стал ещё ближе к земле.
– Это мне?
– Да! Вот, распишитесь!
Не отрывая взгляда от блестяще-новенькой, чистенькой коляски, Сашка подмахнул какую-то бумажку и, сглотнув, стал перебираться…
«Так… так… вот так… аккуратней…» – помогал Парнишка.
Неверной рукой теперь уже Александр тронул ручку джойстика вправо… Коляска медленно и, даже казалось, заботливо пошла вправо. Влево – тот же эффект…
Гениально!
Включив самую низкую передачу, Сашка медленно покатил по аллее. Учиться…
Он катался бы до вечера, но разряженные аккумуляторы потребовали зарядки...
Так он и просидел до этого самого вечера, переводя взгляд с гудящего зарядного устройства на коляску и обратно.



Киса


«Здравствуй, Сашенька», – Елена Анатольевна как всегда приветлива. Сашке нравилось это: «…Сашенька». Отсутствием фантазии он никогда не страдал. Скорее наоборот – страдал от её избытка. Поэтому за этим грустно-материнским: «…Сашенька», он с лёгкостью мог разглядеть даже нечто романтическое…
За что исправно получал тумаки от жизни всю эту самую жизнь.
Сашка, пардон, Сашенька выехал на улицу в самую жару.
Посреди небольшого дворика, скрестив изящные ручки на необъятном животе, храпел на своей велоколяске Лысый-Чваненко. На лавочке виноградной беседки шебуршились алкаши. Рядом с Чваненкой сидела немая со второго этажа и покорно слушала его храп.
«Идиллия!» – хмыкнул под нос Сашка и поехал к первому корпусу.
Что-то упало на багажник – не придал значения…
Проходящие незнакомые медсёстры улыбчиво здороваются… Сашка посмотрел вниз – вроде застёгнуто…
«Чё, на прогулку вышли?» – чистенькая бабулька смотрит умиляясь…
Сашка нервно поёрзал…
Только после крика Милки-Психохроника дошло:
«О! А этот котёнка возит!».
Сунул руку за спину…
На багажнике, ближе к дальнему углу, не выказывая абсолютно никаких признаков беспокойства, лежало что-то мягкое и пушистое.
Уважая кошачью независимость, Сашка не стал лезть с нежностями…
Так они и катались в тот день. Проезжая мимо лужи, пассажир соскочил – напиться. Карета подождала. Котёнок, оказывается кареглазая и трёхцветная кошечка, заскочила обратно, и путешествие продолжилось. Когда Кисе – так Сашка окрестил новую знакомую, надоело ехать одной, она, цепляясь когтями за спинку коляски, за Сашкино плечо, за Сашку спереди, перелезла тому на колени, и они, наконец, познакомились. Молодая кошка была из новеньких, худая, но вполне в себе уверенная.
«Женщины!» – подумал Сашка.
Они съездили в сад, полакомились абрикосами, посмотрели на бабулек, играющих в лото, на загорающего прямо на асфальте Ивана Ивановича, на проснувшегося Чваненку… Иногда Киса спрыгивала с Сашкиных коленок  и гоняла надоедливых блох.
«Деликатная…» – умилялся тот.
В конце концов, Киса решила, что есть дела и поважнее, спрыгнула и, вильнув хвостиком, удалилась.
Сашка долго смотрел ей вслед…
Назавтра всё повторилось. За исключением Чваненки, который почему-то не появился.

Они подружились… Подброшенный кем-то, гонимый на чужой территории котёнок и полупарализованный инсультник Сашка…
Кончилось всё внезапно как всегда. На третий день невнимательный водила не заметил расположившейся под коляской отдохнуть кошечки и, тронувшись, наехал той на хвост.
Оскорблённая Киса больше не появлялась…



Маринка


Маринка залетела в дверь, подлетела к окну, нервно закурила…
«Задолбали!» – Маринка стряхнула пепел куда-то мимо пепельницы и принялась сквозь слёзы крестить своих напарниц, с которыми опять поругалась.
Всё ещё протирая глаза, Сашка робко пытался  вставить что-либо поучающе-успокающее…
«Бросай ты это… переходи в санитарки… всё-равно толку не будет…».
Маринка покурила, затушила сигарету, наскоро вытерла слёзы и умчалась в комнату напротив – к раздатчицам.
Через минуту там уже слышался её смех.
До четырёх у Маринки свободного времени нет. Завтрак, второй завтрак, сбор посуды, компот, обед, нарезать хлеб, разнести кефир… Сашка пошел, погулял… посидел за компьютером… снова погулял… пообедал. И снова сидел, поглядывая на дверь…
Маринка ворвалась стремительно, как всегда.
«Фу! Устала…» – села к компьютеру, стала собирать пазлы.
«Сегодня мне Витька со второго этажа анекдот рассказал.– Маринка никогда не запоминала анекдотов. – А дед из сорок шестой – ну такой вредный!».
Сашка лежал на кровати, смотрел на прямую Маринкину спину и честно пытался представить себе деда из сорок шестой.
В коридоре хлопнула дверь: «Марина-а-а, мы пошли…».
Маринка умчалась дорабатывать.
После работы сходившая в душ, подобревшая, розовая Маринка зашла почти медленно. Сашка сидел у компьютера. Чтобы опять за пазлы не засела… Подошла со стороны здоровой руки… облокотилась о стол, наклонившись и глядя в экран монитора… Сашка робко погладил симпатичные ягодицы обтянутые лёгкими бриджами…
«Чё?» –  Маринка насмешливо обернулась… зазвучала мелодия телефона…

«Чё?! Как прорвало? Где? На кухне?»
Дочка…
«Таня, ничего не трогай, я щас!» – Маринка улетела…
Последнюю неделю ездила в Азов. Первый муж умер. После похорон приехала тихая и уставшая.
На другой день была уже в норме. Заскочила после работы.
– Я соскучился… – Сашка потянулся к ней.
– А я при чём?! – смеясь, отскочила к двери. Сашка промолчал.
Завтра заскочила опять.
– Пиво будешь? –  Сашка предпринял последнюю попытку…
– Буду!
– В магазин сбегай! – обрадованный Сашка ковырялся в бумажнике…
– А-а-а! Я думала, у тебя уже есть. Не-е, не пойду я…

– Иди домой! – твёрдо процедил Сашка.

Больше не приходила… как та кошка.
«Не понял ты меня», – говорит…



Грибной дождь


С утра пошёл дождь.
Огромные капли сбивают пыль с москитной сетки и падают на подоконник уже в виде грязной жижи. Тугие струи норовят просверлить внешнюю стену.
Сашка закрыл окно. Как смог вытер подоконник.
Раньше Сашка любил  дождь… За окном свежо, а ты с чашкой кофе с молоком.
Или с коньяком…
«Кап-кап-кап-кап…» – уютно стучат капли по оцинковке.
Сейчас дождь – это: «Сиди дома!». И ещё до обеда высыхать будет…
Потихоньку стихло. По траве пополз лучик…
«А-а-а! К чёрту!» – Сашка сбрасывает шорты и в одних трусах едет к выходу.
На улице – яркое солнце на мокром асфальте. Блестящие в солнечном луче падают гигантские капли.
«Это с деревьев…» – спустившись во внутренний  дворик, проскочив аллейкой, Сашка останавливается у бывшего фонтана.
Всё ещё блестящие капли становятся мельче и гуще.
И солнце…
«Это уже не с деревьев…» – губы сами-собой растягиваются в улыбку. От холодных прикосновений вздрагивает кожа. Мимо быстро-быстро прыгает на полутора ножках смеющийся Юрка с молодёжки…
Так продолжается минуты три.
Постепенно капли становятся ещё мельче и ещё гуще. И блеск пропал – солнце ушло…
Модница-Природа выбрала, наконец, себе погоду на сегодня. Снова пошел самый обыкновенный дождь. Сашка глянул на серое небо, на мокрый джойстик и понуро поплёлся обратно к компьютеру.

«Да-а-а… не вышло радуги».

Следующее утро получилось на славу. Солнце! Небо! Сашка еле дождался завтрака, покидал, не разбирая вкуса, и – на улицу.
– Здоров, извращенец! – Давыд с Олей сегодня рано. На базар собрались.
– Здоров, озабоченный!».
На Давыде залихватская белая фуражка с якорем. Раньше такие носили мужики нетрадиционной сексуальной ориентации. Теперь – маститые кинорежиссёры… И Давыд…
– Привет! Тебе что-нибудь купить? – Оля как всегда конкретна.
– Мойвы копчёной. Только не в пачках. Наразвес. Деньги дать?
– Не надо. Потом. – Оля махнула рукой.
Маленькая, чуть больше мужа, Оля ездила на маленькой, но энергоёмкой коляске. Это позволяло ездить на Хотунок, на базар. Чем Оля с удовольствием занималась. Даже зимой.
«Я возвращаю Ваш портрет.» – на ходу затянул высоким, звонким, нахальным дискантом Давыд. Оля привычно вздрогнула… Давыд частенько закладывал, но, при его маленьком, полиомиелитном теле, ему хватало малости. Так что он почти никогда не болел.
Сашка поел абрикос… алычи… пошлындался у первого корпуса… послушал Юрку-Алкоголика.
Сегодня неинтересно.
После четырёх выехал снова.
«Гуля!» – строго и требовательно зовёт Светка-Психохроник.
«Гуля!» – долго зовёт.
«Гуля!» – с равными промежутками.
«Гуля!».
Учуяв обедишнюю сосиску, подбежала кошка Мышка.
«Мя-я-а-а…».
«Ничего, Мышка, не принёс. – Сашка демонстративно поковырял пальцем зубные протезы. – Сам слопал…».
Мышка ещё потёрлась на всякий случай и убежала искать Машу.
Самое высокое место в Интернате – пожарный водоём. Земляной бугор с асфальтовым заездом. Сашка любит там стоять, когда прохладно. Когда жарко Иван Иваныч любит там, прямо на асфальте, загорать. Прохлада – это Сашкино время. Ну, ещё Олино. Сашка говорит: «Мы тут с тобой на постаменте памятником работаем. На полставки».
Стоят… разговоры разговаривают. Про цены, про Путина, про падение рубля…
«Здоров, нерв!» – Ваня-Безногий выгоняет машину из гаража. Сашкин живот, да и свой тоже, он называет – комок нервов…
«Здоров…» – что-то вяло нынче…

Сашка пощупал себя за грудь.
Тело было лёгким и послушным. Он потянулся что было сил. Их было много. Очень много. Ощущение было сладким и забытым. Ничуть не удивляясь, Сашка встал, оттолкнулся и полетел…
Сначала он летел над Интернатом. Вон Вася поехал впереди тачки с товаром… вон  Вера на своём месте, читает… «Не мешай!» – подсказал кто-то… вон почему-то опять Вася с Сашкой Боевым гуляет… вон Маша с кошками… вон Оля с Давыдом.
Сашка поднялся выше. Интернатские голуби летели рядом. А вот и лес. Зелёный, необъятный! Вон пограничная застава… вон  лесное озеро. А вон, под молодой сосной, на белом песке, усыпанном иголками, по белесому мху – яркие-яркие жёлтые лисички…

Вороны…

Недостроенное здание…

Сашка проснулся на закате. По желтоватому небу красное пылающее солнце садилось в тягучие фиолетовые облака.
Болела шея, колени и, почему-то, плечи.
К дождю…
«Ладно…» – подумал Сашка:
«Домой пора…»,
«Поехали…».







Грехи наши…











Бабник


– Александр Александрович! – подняв глаза, Сашка влюбился…
По аллее не шла – плыла настоящая РУССКАЯ ЖЕНЩИНА. В теле… в русском сарафане… по современной моде – рыжая… с весёлыми глазами непонятного цвета… и папкой подмышкой.
– Ирина Олеговна Розенталь. – представилась русская красавица.
Сашка внутренне улыбнулся. Хотя, какая ж она нерусская? Врядли она дома разговаривает на Идиш или Иврите, а по субботам  ест кошерную пищу…
– Александр Александрович, Вы не против, если мы пошлём Ваши картины на городскую выставку? К дню города?
САШКА БЫЛ НЕ ПРОТИВ! Так не против, что скажи она ему теперь: «Кинься в воду!», он бы кинулся не задумываясь, со словами благодарности на пересохших устах…
Жалко воды рядом не было.
Видение исчезло.
Сашка всегда был неравнодушен до весёлых женских глаз. Когда-то давно, ещё в прошлой  жизни, Сашка служил прапорщиком на заставе. Было такое. Ну и заступил он по заставе Ответственным. С пистолетом. А как же! И совершает он как-то, это, утренний обход. А надо сказать, застава в деревне стояла… Ну и слышит Сашка – у соседей музыка орёт. С утра… Решил зайти, попроведывать.
«Чёй-то вы тут?» – глянул в комнатушку.
«А! Тёще годовщина. – раскрасневшийся Хозяин закусывал у стола – Три года как померла».
«Айда с нами!» – весёлая Хозяйка тащила из залы магнитофон.
А чё ж ни айда… айда! Сашка присел на подоконник.
Минут через двадцать уже танцевали. Весёлая хозяйка вилась над военной формой как муха над… ну, неважно. Хозяин багровел лицом. После очередного страстного танца – вывел Хозяйку на веранду.
Пришла злая, растрепанная…
«Чё такое?!»
«Да, ревнует дурак… забадал».
«На! – Сашка потянулся к кобуре, – Пристрели его».
Хлоп!!! Хлопнула входная дверь.
В окно было видно как Хозяин, почти  не торопясь и почти не оглядываясь, семенит по деревне куда-то в сторону магазина…

– Так! – Ирка-Раздатчица прячет улыбку. – Про меня не писать!
Наклонилась заговорщицки:
– Про Нину можно… – Ирка тычет куда-то в сторону двери.

Вечером подошла Маринка. В кои-то веки?!
– Я у Вани была. Санитарку твою встретила, Светку. «А твой-то! – говорит. – На меня глаз положил…». От дура! Я говорю: «Хорошо хоть глаз! А ничё другое…».
Ясно! Что ещё может заставить оскорблённую женщину самой подойти к обидчику? Ревность! Только ревность.
Обещалась зайти вечерком. Рассказы почитать…
Так и не зашла.
Дело хозяйское…

Сашка смотрел на Светку, смеясь глазами:
«На твою электроплитку я глаз положил, а не на тебя…».
– …а ты у кого песок брала, у тебя телефон остался? А отруби? – Светка трещала по телефону, – Конечно! У меня ж куры, у меня утки, у меня курица на утиных, у меня курица на куриных… Я ж рано встаю. У меня ж мамочка ни алё! – и так уже минут пять.
Сашка скорчил рожу, пошевелил пальцами у рта: трандычиха мол. Не отрываясь, Светка махнула на него рукой.
– Ладно, Лен. Я ж на работе, Лен…
Который уж год Светка откровенно всем, независимо от пола, жалуется, что не может найти себе мужа. Сашка подозревал, что он ей не слишком-то и нужен был, муж тот. Как говорит наш Юрка-алкаш: «Шелест в кармане ей нужен, а не муж!».
Когда Светка, наконец, распрощалась с неведомой Ленкой и вопросительно воззрилась на Сашку, тот заказал ей жареной картошки, и салатика потом порезать. Светка закинула лапу за ухо в армейском приветствии и ускакала.
– Только я  ещё в магазин схожу!? – это уже из-за двери.

Картошечка!
Сашка не ел такого уже лет сто.  Ради этого можно было простить и Светкину болтовню, и полтора часа ожидания, и ещё восемь грехов на будущее. Или девять.
«Глаз положил!» – хмыкнул Сашка.

Оля сидела в своём любимом закутке между прачкой и пожарным водоёмом.
«Привет!» – Оля немного растягивает последний слог.
Они часто сидят вместе. Обсуждают всё подряд. От Путина до нового охранника. И неважно, что они обсуждают. Важно, что в эти моменты Сашка становится как бы на пару-тройку сантиметров выше, расправляет плечи и вещает как тот Пифагор перед своими пифагорейцами, раскрывшими рот от усердного внимания. Или не пифагорейцами? Неважно.
Оля внимательно слушает, иногда возражает, вставляет вполне уместные замечания.
Сашка вообще не поручился бы что было, встреться они в другой жизни, при других обстоятельствах.
А пока они обсуждают Путина. В основном…



Юрка-Алкаш


– А ты чё сидишь, скучаешь? – Юрка мужик немолодой, но деятельный, – эротические журналы те принести?
– Ха-ха-ха-ха… – заливается немая со второго этажа.

С утра, пораньше, слышен крик неопохмелённого Юрки:
– Жора! Жора!
Жора:
– Чиво.
Юрка тихо, себе под нос:
–Чиво, чиво, – и громче, – на вахте сёдни  кто?
– Длинный.
Опять под нос:
– Длинный, Длинный… вечно этот Длинный, – и громче, – ладно, разберёмся…
Юрка – мужик не глупый. Он скорее мудрый. Сашка бы сказал – умудрённый. Эта его умудрённость вкупе с псевдокавказским акцентом делают его авторитетным человеком в определённой среде.
Да…
Но уж выпить-то Юрка любит! В  этом Юрка профессионал! В этом он любому молодому фору даст. И знает он прекрасно, кто сегодня на вахте! Это он так… для проверки готовности личного состава, так сказать.
Возраст Юркин сказывается только иногда. Когда посреди всеобщего алкогольного веселья Наш Герой, ни слова никому не говоря, вдруг, мирно засыпает, повесив нос и оттопырив на грудь немалую нижнюю губу.
И тогда его никакие хляби небесные не разбудят.
Сашка сам видел, как после сильнейшего ливня, Юрка мирно стоял на своей коляске посреди лужи, даже не под деревом, и тихо посапывал, весь мокрый, но полностью, то есть абсолютно счастливый…
Кроме того, несмотря на возраст, Юрка ещё далеко не утратил интереса к женской половине человечества. Кто знает, может этот интерес носит, конечно, сугубо меркантильный, так сказать, характер, но «баки бабкам забивать» Юрка у нас мастер…
Не пропускает ни одной! Ни старой маразматички, ни полной, извините, идиотки.
Слухи про Юркины амурные успехи ходят разные, но, судя по всему, старается он на ниве процветания всеобщей алкогольной зависимости и неиссякания благородного рода человеческого не покладая рук.
А иногда днями простаивает в тени большой черёмухи с серьёзным историческим романом в руках…
Сашка сам видел.

«Драсссти,» –  О! Охрана уже на машине периметр объезжает!..

– А питёрышнего? – доминошники уставились друг на друга.
– Куды ж ты питёрышнего?
– Чё? Правильно!
– Иде ж правильно …биип? Чё ты …биип городишь?
– Чё?
– Биип… плечо!
– Тут четвёрка, а ты питёрышнего городишь …биип!
– А эты и рады стараться …биип! Глаза-то есть …биип?
– Где?
– На …биип, где! Биип… городит.

Навстречу Сашке идёт неулыбчивый, молчаливый субъект с транзисторным радиоприёмником. На левом плече – большая татуировка: Божья матерь с нимбом и с рогами. На левой же лопатке: Иисус Христос в позе Фреди Меркюри, с растопыренными в сторону смотрящего хищными пальцами.
«На-нара… нарам, нарам, нара. – несётся из приёмника. – На нарах – вам не на Канарах…».
И тяжёлый взгляд исподлобья.
«Комсомолец, наверное… – подумал Сашка. – …бывший!».
Мимо, радостно щебеча, две нехуденьких санитарки бодро прокатили уставшего в хлам деда с вывернутым белым карманом.

«Чего радуются?»



Шуточки звёзд



Сашка проснулся и у него ничего не болело.
– Может я умер?
Сбросил ноги, сел на кровати. Привычно заныла спина.
– Не, не умер…

– Если летом на даче вы почувствовали лёгкое недомогание от перегрева, необходимо: сорвать большой лист лопуха… положить его на голову… и прилечь на кушетку в тени на некоторое время… – глубокомысленно вещает картавый лысый знахарь по телевизору.
– Покупайте суперстрогалку Эклитритрикс, с автоматическими настройками по толщине снимаемой картофельной кожуры и ломтиков нарезаемого голландского сыра!
Звоните прямо сейчас и Вы получите… совершенно бесплатно… суперсовременную, украшенную стразами, стильную сумочку для хранения суперстрогалки Эклитритрикс с автоматическими настройками по… –  это уже волосатый по другому каналу.
– Почему именно голландского? – не понял Сашка, выключил телевизор и поехал на улицу.
Сегодня у него по гороскопу – повышенное внимание со стороны противоположного пола. И правда!.. Медсестра Наталья сама, без каких бы то ни было позывов с Сашкиной стороны, помогла ему – однорукому – почистить принесённые на завтрак яйца.
«Работает!», подумал радостно.
На аллейке встал в тенёчке.
– Вы оть тут, на дароги ни стойти. Вы оть там станьти. А то машины ездють, – необъятная тётка заглядывает Сашке прямо в душу. – Оть там, где биседка. – аж наклонилась, чтобы лучше видеть.
Ну что ж! Не подкопаешься. Тоже женское внимание.
Сашка заехал в сад, остановился возле дерева, встал, упёрся в него здоровой рукой и стал разминать отекающие от постоянной неподвижности ноги. Садовница Елена смотрит внимательно и непонятливо.
– Да вот! Дерево хочу передвинуть. Поможешь?
– А чё его двигать? – не понимает Елена. – Я  сейчас занята. Посла обеда только.
– Придёшь дерево двигать? – Сашка несколько озадачен.
– Ты шутишь что-ли? – Елена машет рукой и продолжает полоть траву на клумбе.
«Конкретная женщина…» – промелькнуло у Сашки.
Приехал на обед.
«Пенсия! Пенсия!» – Валя Кассир оглашает окрестности. Встал в сторонке, чтоб дорогу не перегораживать.
– О! А ты чё так далеко? – Ирина вынырнула из комнаты раздатчиц.
– А мне деньги зачем? Ты ж не хочешь в ресторан идти.
– А ты приглашал?!
Пенсию дали одними полтинниками. Поехал к Васе, разменять. Навстречу Ирина.
– Ну чё! Ведёшь?! – угрожающе перекрыла дорогу тачкой с окорочками.
– Так ты ж на работе… –  заюлил Сашка.
– Все вы так! – Ирина победоносно  покатила мимо.

– Привет! – Антошка по-кошачьи выглянула из-за приоткрытой двери магазина.
Львёнок – единственная женщина, с которой Сашка здоровается за руку:
«Хоть прикоснуться…».
– Классный рассказ! – Протянула взятую накануне флешку. – Даже молодым понравилось. – Брать что-нибудь будешь?
Рискуя сломать дорогущий маникюр, одела флешку на колечко для ключей:
– Ну ладно, я побежала. – Виновато пожала плечами, кивнув на прилавок. – Народу много…

И ВСЁ!

Интересно, почему Сашке-инвалиду плевать на государственную программу «Доступный город»? Может потому, что его в этом городе никто не ждёт?

Вечером устроился в уютном уголке за зданием корпуса.
Внезапно, прямо из кустов, враскорячку, в линялом до одноцветности, грязнущем халате, на дорожку вывалилась готовая вдрызг Танька Певица из первого корпуса.
– Будете? – Протянула раздавленный в когтистой лапке абрикос.
– Нет! – Рявкнул Сашка уже в двадцать восьмой раз. – Не  буду!
– Вам помочь? – Побеспокоилась сердобольная, пытаясь ухватиться за джойстик, чтобы не упасть.
От греха, отъехал подальше.
Потеряв из поля зрения – потеряла всякий интерес… и пошла прямо через кусты напротив – будто её и не было.

Решив, что сыт на сегодня женским вниманием, Сашка поехал укладываться.



Сэ ля ви



– Саш, ты будешь рагу?
– Чью?
Ирина секунды три смотрит на Сашку, честно пытаясь понять: что тот опять мелет:
– Овощное, – подавив улыбку.
Сашка выехал на улицу.
– А гговорят тты нас ппокидаещь, – Сашка уже почти привык к Юркиному заиканию.
– Ну, если токо на Мало-Мишкино, вперёд ногами, – пожал плечами.
– Да! На второй этаж! Кто-то тут до ужина сидел, трепал…
– Я тут уже и карты военные рисовал, и замуж выходил, и  к сестре уезжал… С парашютом токо не довелось. Пока…
Впереди – два колясочника мятого вида. Один, хищно двигая кадыком, хлебает что-то бесцветное из маленькой бутылочки. Другой толкает его в бок. Сашка проехал мимо. За спиной:
– А чё он арестует?
– Да не-е-е.
– Ну и, слава богу.
По соседней аллейке пробежала Маринка:
– Привет!
– Привет, привет…

… С первым мужем Маринке не повезло. Рано спился… весёлый раньше, позже – одни скандалы… стал поколачивать… потом откровенно бить… ногами. Убегала, пряча у соседей, и себя, и малолетнюю дочь. Когда в очередной раз схватился за нож, сын Ромка собрал два чемодана и увёз отупевшую от обиды Маринку к себе в Новочеркасск.
Привёз утром на съёмную квартиру, наскоро поел, бросил: «Располагайтесь!», и убежал в часть, на службу. Маринка долго сидела на чемодане и плакала…

Взяла у Вани в долг симпатичные бриджики, прибежала похвастаться Сашке.
– Норма-а-ально…
Малохольный он какой-то. Первый муж хоть скандал бы закатил.
А бриджики классные.
На проходной нестарый ещё охранник протянул, не отдавая, ключ от Маринкиной квартиры, оставленный дочкой Татьяной. «Все ключи растеряли!». Маринка потянула сильнее.
– Чё?! – со смехом вырвала  ключ и пошла… чуть расставляя носки и чувствуя спиной одобрительный мужской взгляд. И не только спиной.
Телеграмма пришла, как всегда, неожиданно. Муж умер.
На похоронах всё делала сама. Эта квашня, последняя жена, хоть бы палец о палец! Татьяна все дни просидела молча, без слёз, уставившись в пол ничего не видящими глазами. Как слепые у них в Интернате. Маринке стало страшно. Как могла, успокаивала. О себе не думала – не до того…
Приехала… кой-как отработала смену и скорей домой. Заскочила к Сашке. Полез с нежностями:
– Я соскучился…
«Да некогда мне!» – чуть не крикнула ему в лицо и убежала к немного отошедшей, но всё ещё бледной дочери…
С Сашкой так молча и перестали встречаться.
Правда что – корабли в море.
В житейском…

Об асфальт смачно шлёпается очередной спелый абрикос.
Колонка проезжающей мимо молодёжи опять талдычит про то, что всё в этой жизни предрешено…
Маринка устало смотрит вслед Сашкиной коляске:
«Малохольный…».
На багажник запрыгнула молоденькая совсем, трёхцветная кошечка.
«Но не злой…».
Маринка вздохнула.

«ЖАЛКО ЕГО…».


2012 г