Ч - 2

    Этот день она шла быстро, легко, надо было поторапливаться. До ночи дойти до дальних поселковых покосов, а это за шестьдесят вёрст, там безопаснее, какое ни какое обиталище людское. Зверь такие места обходит, могут стрельнуть. 
  Шла через тайгу, напрямки, на ходу собирая переспелую малину и горькую бруснику, останавливалась только у ручья, что бы напиться, погрызть горбушку хлеба и немного отдышаться... 
  К вечеру, когда солнце уже закатилось, она ободрав руки и ноги на таёжных завалах, но счастливая, что обошла дикого зверя, вышла на покосы.               
  Люди уже как месяц откосились, уехали, она выбрала копёшку её роста,  Забралась на верх, устроила  ямку поглубже и плюхнулась в неё, задрав ноги  к звёздам.
  Снизу, от копны тянуло теплом накопившемся за жаркое лето, сверху пушистый вязанный платок и небо усеянное звёздами. Яркими, подмигивающими и ей тоже, благодать.  На небо выползла полная, бледная луна, веки безвольно опустились и тело погрузилось в глубокий сон.
   
   Снилось лазурное мере, которого она никогда не видела, горячий, белый песок и стаи разноцветных птиц, летающих туда сюда, до воды и обратно.
  И впервые за много лет страстная, обжигающая любовь с рыжим  пареньком. Он весь в конопушках, крепкий, нежно  поднял её и опустил на огромный, зелёный лист лопуха и они, как в лодочке, поплыли в бескрайнее, синее море.
  Волны покачивали и уносили всё дальше и дальше... за горизонт...               
   
   Проснулась от того, что закричал на соседней  копне филин , солнце стояло уже высоко, припекало, хотелось поваляться, понежиться, но она живо собралась, скатилась на землю и побежала. На ходу перекусывая и запивая родниковой водой.   ,  Ей всё ещё казалось, что бежит по синему, синему морю. Так хорошо, приятно  на душе...               
   Идти теперь было легче, тайга отступила, впереди разноцветные луга, кое-где болотистые, да перелески.
   К закату дня вышла на окраину посёлка, нашла улицу пошире и перед первым же домом замерла. Он  в два этажа, крашенный и резной до самой макушечки, она никогда не видела ажурных, воздушных домов, как в сказке. И следующий был не хуже, и дальше, так разглядывая дома дошла до магазина, прозрачного, светящегося изнутри с манекенами и пирамидами конфет, разноцветно-искристых, шоколадных, мармелад - это что то за гранью, захотелось всё сразу попробовать.         
  Она вошла в магазин, нашла разноцветную стойку и неуверенно протягивая деньги попросила, всяких разных понемножку и ещё чего-нибудь поесть, вспомнила она вдруг.
  Продавщица не поняла о чём речь, сунула ей две пачки овсяного печенья и сухого киселя на сдачу.
 
   Она ликовала:  всё позади, она в посёлке, в магазине, тепло, светло, глаз не возможно отвести, такое чудо. Женщины, дети снуют туда-сюда, что то покупают, а какие запахи, запахи здесь были намешаны, что ни на есть самые современные, даже слегка закружилась голова.          
  Радостная, довольная она вышла из магазина на крыльцо и,... куда идти, на улицы уже опустилась ночь, холодная поземка закружила жухлые листья,  безлюдно,... уже подумала вернуться обратно в магазин, как кто то окликнул.    .  Здоровый мужик, бородатый, машет рукой, она подошла, заговорили. Подошло ещё двое худеньких мужичков. Разговорились один оказался какой-то, кому-то, когда-то родственник. Она пожаловалась, что дорогой устала, а ночевать негде, они пожаловались на жизнь, на судьбу, на власть продажную. Посочувствовали друг другу и порешили, что она поживёт пока у них.               
  Это где то в хоромах , толком ничего не объяснили наговорили, наобещали всяких радостей...          
  И правда, дом большой, красивый, бело-оранжевый, оказался рядом на соседней улице. Они обошли его сзади и спустились в подвал, прошли по коридору в полупустые помещения, где стоял стол, полати широкие и какие то ящики приспособленные под мебель. На них сидели две полураздетые женщины хорошо погулявшие, смешные и весёлые.               
  Сразу же захотелось угостить всех конфетами, она протянула им свои угощения, они в ответ налили по пол стакана водки, машинально выпили и обнялись. Она посмотрела на них и пригубила, помаленьку разговорились. Что то вспомнили, опять выпивали, но без соплей, только смахивали иногда капельки у глаз, стыдно, они же гордые, свободные.
  За эти пол ночи разговоров, она, женщина умная и сметливая от природы, узнала и поняла о многом, что творится в посёлке, в стране и даже за границей. Кто развалил страну, кто  прибрал  посёлок к рукам, где какие шмотки, продукты.               
  Только голова становилась всё тяжелее, тяжелее, заваливалась на бок, И наконец, она свалилась, тут же за лавку, как будто выключили свет. Сколько спала, уже не вспомнит, словно выпила яду.               
  Только очнулась от того, что что-то грязное и мерзкое лазит по телу, тяжёлое, стала задыхаться от кислого, помойного запаха и в порыве безумия, страха сбросила эту гадину с себя.               
  Гадина заревела матом и снова поползла на неё, заламывая ей руки, срывая одежду, раздирая кожу до крови.               
   И она, окончательно протрезвела, увидев жуткую картину и тех зверей, которые встречались ей на таёжных тропах и эту бородатую, мерзкую рожу. Что есть силы ударила головой в нос, что бы навсегда заткнуть это поганое дышло.
   Бородатый взревел, как медведь, шлёпнулся наотмашь и пополз куда то не соображая, ищя, что под руку попадётся.
  На ходу соображая она выскочила на улицу и побежала на свет фонаря, единственного на всю улицу. Добежала, полуживая плюхнулась на лавку возле чьих то ворот, отдышалась, озираясь по сторонам. Только потом заметила, что она в одном платьишке разорванном пополам и тоненьких носочках уже мокрых насквозь.   Плечи и спина озябли, поздняя осень, стылое небо. Белее и белее, над крышами домов проклёвывался рассвет, она решилась постучать в те же ворота, под которыми замерзала.                .  Сразу же залаяли собаки, закудахтали куры,  замычали коровы, двор всполошился, только свиньи ещё не захрюкали, аж сама струхнула немного. Заскрипели засовы, кто то тяжёлым шагом вышел во двор. Грохнул выстрел в два ствола. Мария поскользнулась на месте, шлёпнулась на задницу, подскочила, ударилась головой о воротину и не разбирая дороги понеслась, разгребая воздух руками.               
.  Сильно перепугалась, добежала до тёмного переулка и свернула в него, трижды перекрестилась, пошла по тише, успокоилась,присмотрела домик по беднее и тихонько постучала в ставни.               
  От холода начинало потряхивать, долго ждала, пятки буквально примерзали к земле и уже собралась опять постучать, как отворилась калитка, выплыла старушка.  Осмотрела всю подозрительно, покачала головой и пошлёпала обратно, когда вошли в дом даже не посмотрела...               
   - Намыкалась,бедная.               
   - Ну вот что, вон ванная какая ни какая, иди помойся, отогрейся,... я чайку погрею...
  Ванная комната была маленькая, беленькая с не большим зеркалом по середине, Мария  взглянула в него и испугалась:  старое, больное лицо с синяками под глазами, ссадиной на лбу и грязные свалявшиеся волосы, страх божий. Быстро набрала пол ванны горячей воды и медленно, осторожно погрузила в неё тело в кои веки, оно стало невесомым , расплывчатым, конечно оно помнит и баню и речку, но горячая с душистой пеной ванная - это забвение.               
  Забыться на долго не пришлось, скоро бабулька  окликнула её: - Хватит полоскаться, мойся рогожей и выходи...  чай простынет, одёжка вот на табурете,   свою  оставь там, потом сожжём вонищу.
 
   Из ванной вышла совсем другая женщина, лет на двадцать моложе, даже синички  которые  она, как могла припудрила и бабулино платье не портили её, а придавали шарм, после военной молодушки, охотницы до молоденьких лейтенантиков.               
   - Проходи к столу, чего встала ... зовут то  Марией ... должно быть.                ... Маша... - и обомлела               
   - Но не пужайся... - это я так угадала, деревеньку твою раньше знала,... не с городу же принесло  тебя к нам.               
   
   Сговорились легко,  чай располагает к этому, вспоминали деток, бабуля в посёлке знала всех на перечёт, по дворам, даже кто у кого, чего спёр.               
   Лизу, младшенькую, раньше встречала, потом вроде она замуж вышла и пропала из посёлка, а старших её сыновей и вообще не знала, проскочили  мимо неё хлопцы, не заметила.
  Почаёвничали, решили отдохнуть, бабуля ушла к себе в комнату, там кто то кашлял видимо дед её, Мария прилегла здесь в горнице, на кушетку, задремала и в полу дрёме, во сне увидела опять свой дом. Себя молодую,  беременную первенцем, ночь, не спится, душно, она одела чуни и вышла во двор.                . Осмотрела скотину,всё хорошо и чего она орёт, пошла обратно и на тебе. Страх божий, дом опутан  весь паутиной, не белой искристой, как у пауков, а чёрной серебристой в тугой чёрный кокан. Старуха идёт вокруг, тянет чёрную серебристую нить,  обернулась, лицом хозяйка... бабуля... страшно стало, очнулась...  Села на топчан, приснится же такое, опять прилегла.               
   Посмотрела в потолок - белый, белые стены, видно не давно белили с солью, искрятся, присмотрелась занавесочки, рюшечки на полках, на комоде...
   Всё белое, безжизненное,как зимой на погосте, ни что не шелохнётся.               
   
   Бабуля встала, вышла из коморки разминая поясницу позвала...                .  - Вставай, поможешь  приготовить суп, что ли какой,  да вон дровишек надо принесть,  воды нет который день в доме.   
   Тишина, даже не слышит, бабка подошла к ней, потрогала лоб. Горит - вся горит.               
   Три дня не отходила бабуля от неё, поила разными отварами, натирала спиртовыми настойками и сама пригубила, так переживала, что девка сгорит, уж сильно её лихоманка взяла. Еле вырвала - на четвёртый день трясучка отпустила. Мышцы перестало тянуть, а то выворачивали всю на изнанку, губы порозовели, но сознание ещё два дня не приходило.               
  На шестые сутки, утром, она вернулась от туда, бледная, уставшая. Где то бродила, что-то делала   будто тесто в квашне месила, сутками. Есть ощущение этого, но ничего не помнит.
  Лежала, смотрела в потолок, белый  искристый, добавляли соль, начала соображать, белили щёткой полосы ровные, кистью так не на машешь.                Подошла бабуля, родная, домашняя, потрогала голову, руки, помяла ступни ног -  все хорошо  можно вставать.
  - Делов накопилось невпроворот, по воду который день с чайником хожу, может что изготовишь, вкусненькое - глядишь отпразднуем вечерком второе  рождение...               
    - Да уж второе, третье - подумала она и пошлёпала заниматься обычными делами, как ни в чём не бывало.               
   Потихоньку, помаленьку разошлась, всё получалось легко, радостно, очень хотелось отблагодарить стариков.   
   Прижилась, стала ходить по магазинам попутно забегала на почту, в сельсовет всё выспрашивала может кто видел, помнит детей её, хоть какую нибудь зацепочку.  Даже в милиции ничего толком не сказали, вспомнили Лизку какую то, матерились.
   А однажды у магазина встретила ту самую компанию бомжей, спокойно прошла мимо  они прошипели. Дождались когда она выйдет из магазина на крылечко и тот здоровый, бородатый ухмыляясь подкатил к ней.
   А когда его огромная голова оказалась напротив её , чуть ниже, она со всего маха  долбанула тяжеленной сумкой в лицо,  он отшатнулся, закачался, но не упал, из носа, изо рта брызнула кровь.  Он размазывая её и сопли по лицу кинулся было, но запнулся и грохнулся ударившись головой о ступеньку крыльца.               
    Мария не оборачиваясь пошла, никто даже не дёрнулся, обалдели,- какая то букашка раздавила таракана.
    И потом при встрече он материл её, но обходил стороной,от греха подальше.
  Так она в хлопотах прожила месяц у стариков, поправилась сама и хозяйство поправила, и засобиралась в город. Но бабуля отговорила её, мол не время куда она без документов, раздетая, вон первый  снег покрыл землю, вьюги всё чаще стали завывать в трубе.               
   Зиму мол поживёшь , денег подзаработаешь на одёжку, на дорогу. За это время паспорт надо справить, грамоту какую ни какую надо учить.               
    В общем уговорила бабуля , да и стариков жалко, родными уже стали, как их бросишь.
      
   ( продолжение следует... )
                (