Лучший друг

                Часть II. Глава вторая.
               
   На следующий день я решил не откладывать в долгий ящик свои перспективы жизни и направился прямиком в офис печатающей меня компании. С тех самых пор, когда я заключил договор с этой компанией, я ни разу не был в их офисе. Здание, построенное, будто из одного лишь стекла, упиралось верхними этажами в нависшие над городом плотные облака. Патрулирующие первый этаж секьюрити окинули меня не доверительными взглядами и переглянулись меж собой. Над нами повисло некое напряжение, как тучи, что висели над этим зданием. Я назвал им свое имя, на мгновение  тучи рассеялись, но напряжение осталось: правильно, как может внушить доверие потрепанный, небритый мужик с нотками перегара в дыхании. Мне указали этаж, и под тяжестью взглядов я направился к дверям лифта, у которого толпилось человек двадцать. Поднимаясь на 50-ый этаж, чувствуя себя, как селедка в бочке, я старался вспомнить имена тех, с кем знакомился в аэропорту, но легкое похмелье, словно туманом, обволакивало мое сознание, блокируя воспоминания, заставляя их затеряться в глубине моего слегка подпитого восприятия. Наконец-то я прибыл на место, но лица всех, кто попадался мне на глаза, были незнакомы. Первому понравившемуся мне человеку я назвал свое имя и попросил подсказать, куда мне следует направиться. Получив смутные указания: « Прямо, направо, налево, шаг в сторону, десять шагов назад, три поворота вокруг себя и 54 сантиметра в сторону заката» я совершенно растерялся и решил довериться интуиции, на которую мне и оставалось полагаться. Найдя самую богатую дверь на этаже, и войдя, я понял, что не ошибся.
   - Здравствуйте, я Алекс, писатель. – Начал было я.
   - Да, да, проходите! Давно вас не было видно. Где пропадали? – Вонзив в меня выпытывающий взгляд, спросил человек в сером пиджаке.
   - У меня возникли кое-какие трудности после переезда. Я просил своего эээ… - тут я запнулся, пытаясь вспомнить имя, - своего агента, чтобы он предупредил руководство о моем недолгом отсутствии.
   - Хорошо, хорошо. – Не став более расспрашивать, согласился мужчина в пиджаке. – Позвольте сказать вам, Алекс, можно я буду так вас называть? – Поинтересовался он.
   - Да, конечно, мистер… - Тут я снова запнулся, желая, чтобы он сам назвал свое имя, но мужик промолчал, лишь недоверчиво окинув меня острым взглядом.
   - Я хотел сказать вам, Алекс, что  нам предстоит много работы, если вы хотите, чтобы ваша книга стала самой продаваемой хотя бы в Нью-Йорке.
   Я хотел было вставить слово, но пиджак перебил меня жестом.
   - Нам необходимо организовать несколько встреч с читателями и журналистами, а так же отправить вас в небольшой тур по некоторым крупным городам, для привлечения новой клиентской базы и спонсоров. Мы и так затянули со всем этим, поэтому, когда мы закончим, вас встретит ваш «агент», - при этих словах он с издевкой посмотрел мне в глаза, - и более детально, на пальцах, объяснит вам дальнейщий план действий. А сейчас у меня есть кое-какие дела. Спасибо, что нашли время зайти к нам. Всего хорошего. – С этими словами он отвел глаза, повернулся на стуле, встал, вышел из-за стола и, не глядя на меня, открыл дверь,  жестом приглашая выйти. На пороге я увидел своего агента, Джима Эштона. Точно, вот как его зовут! – обрадовался  я. Серый пиджачок пригласил его зайти. Через дверь я слышал обрывки разговоров, с истеричным чередованием шепота и резких выкриков.
 «Послушайте, Джим                не хорошо. Я                должны были                ним.                может вы                весело?                работы                следите.
Я мог бы                не стану.                шанс                надеюсь                хорошо.
Доброго».
   Не вслушиваясь в их разговор, я спокойно ожидал снаружи, примерно представляя, о чем  был их разговор, но, не придавая этому абсолютно никакого значения. Мысли таяли в моей голове, превращаясь в туман. Я вспомнил лодки. Холодок пробежал по моей коже и остановился на кончиках пальцев. Дверь хлопнула, возвращая меня в мир реальности. На пороге показался Джим. Лицо его не выражало ровным счетом ничего. Я подумал, что неплохо было бы уметь так контролировать свои эмоции, но его взгляд, брошенный мне в самую душу, быстро развеял сгущающийся туман мыслей. Под пронизывающим, грозным и одновременно любящим взглядом, я почувствовал себя маленьким ребенком, отца которого вызвали к директору школы за плохое поведение. Я почувствовал себя виноватым. Подойдя на расстояние вытянутой руки, Джим улыбнулся фирменной улыбкой и слегка взял под руку, предлагая уйти отсюда поскорей, пока серому пиджачку снова не пришло что-нибудь на ум. Вверившись его воли, мы спустились вниз и сели в такси. Джим назвал мой адрес, и мы поехали ко мне домой.

    - Алекс. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, и какую боль ты переживаешь внутри себя, но не будь эгоистом. Мое руководство возлагает на тебя большие надежды и надеется, что наше с тобой сотрудничество принесет пользу всем. Ты ведь этого хочешь? Ты же не хочешь снова писать маленькие рассказы для каких-нибудь журналов, не получая за это ничего? У нас есть контракт, пунктам которого ты должен беспрекословно следовать, или иначе не было смысла его подписывать. Пойми, я – твой друг. Ты мне сразу понравился. Я хочу сохранить наши отношения и помочь тебе утроить свою жизнь. Ты же понимаешь, что если ты не справишься, то потеряешь все, что имеешь сейчас? Квартиру, машину, будущие контракты, связи и все, что даст тебе эта компания? Подумай, сможешь ли ты оправдать возложенные на тебя надежды и доказать всем, что ты настоящий писатель.
   Я сидел и слушал его, понимая, что он абсолютно прав, и даже не старался перебивать.
   - Прости, Джим, ты абсолютно прав. Я поступил, как засранец.
   - Наша программа заключается в следующем: начнем в этого города, и охватим еще девять. Посетим только десять самых крупных городов, привлечем внимание местной прессы и спонсоров, а потом уж будем решать, кто из них окажется нам полезнее. Прости, друг, писать романы – это не только искусство, но и бизнес. Итак: Нью-Йорк, Вашингтон, Атланта, Майами, Хьюстон, Даллас, Феникс, Лас-Вегас, Лос-Анджелес, Сан-Франциско и, может быть, Чикаго.
   Внимательно выслушав его сообщение, я вспомнил о Санта Фе. Санта Фе, одна из любимейших песен группы «Бон Джови»
   - Могу я посетить Санта Фе? – Робко поинтересовался я.
   - Это не входит в наши планы. – Ответил Джим.
   - Я хочу просто побывать в этом месте. Ты не слышал эту песню у Бон Джови?
   - Нет, я не их фанат.
 
Говорят, никто не одинок,
И тот, кто ждёт – своё найдёт.
Но для меня это – лишь напоминание
О том, что всё предрешено.


Духи опьяняют меня,
Я чувствовал, как они становятся мной,
Пытаясь сказать, что всё решено,
Поэтому скажите всем, что я возвращаюсь домой.

Я клянусь, что  хочу жить вечно!
Пусть Создатель меня подождёт.
Я скачу по югу  Рая,
Возвращаясь, домой…
В Санта Фе.

   Я напел ему несколько строчек из этой песни и заметил, что внутри его каменной натуры идет борьба стихий. Я не знаю, что он почувствовал, но понял, что он становится для меня больше, чем просто агент, становится добрым другом, переживающим и любящим меня, как сильные духом любят тех, чей полет души им чужд. Я увидел в нем отца, которого никогда у меня не было, а он – сына, которого потерял.
   - Алекс, - сказал он, дрогнувшим голосом, - ты напоминаешь мне сына. Он тоже любил эту группу. Мы ходили с ним и с женой на их концерт, очень давно.  Он тоже хотел писать и стать кем-то в этом мире. Хотел так же оставить что-то после себя, но не успел. Я никогда не говорил ни с кем об этом. – Тут он осекся и грустно посмотрел мне в глаза.
   -  Моя жена и сын погибли 11 сентября. В то время моя жена везла сына в школу, когда решила забежать в торговый центр, забрать кое-какие документы. – После этих слов он больше не мог сохранять спокойствие и дал волю своим чувствам, хоть и старался держать себя в руках. После некоторого молчания, видимо, собираясь с силами, чтобы излить наболевшее, он продолжил:
   - Она звонила мне в 8:40, мы с ней разговаривали. Через несколько минут я услышал страшный рев, доносящийся из динамика телефона и ее душераздирающие крики, потом связь оборвалась. Я выглянул в окно своего офиса и увидел ужасную картину: в здание Всемирного торгового центра врезался самолет. Я рухнул на кресло и не мог поверить в то, что вижу. Я видел и слышал все, что происходило на нашем этаже, но мне было все равно, я думал, что потерял жену и сына навсегда, и лучше бы так оно и было в первый раз! – Джим ударил кулаком по своему колену и тихо всхлипнул. – Я сидел у окна и ничего не мог с собой поделать. Тело перестало меня слушаться. Спустя мгновение, словно  одержимый, я подскочил и  выбежал из офиса, рванул к месту катастрофы. Я больше не надеялся их увидеть. Кругом царил хаос и разруха. Люди истошно кричали и рвали на себе волосы. Вокруг витал запах гари и тлена. Я побежал к центрам, не зная зачем, просто хотел быть как можно ближе к ним. Полиция оцепила территорию, не подпуская никого ближе километра. Терзаясь и разрываясь на части между чувством и разумом, я выбрал первое, оттолкнул полицейского и побежал к соседнему зданию, находящемуся напротив башен-близнецов. Я бежал со всех ног, предчувствуя погоню, но моя жизнь была не так важна для них, как безопасность остальных, поэтому они позволили мне самому вершить свою судьбу. Я добежал до здания, пешком пробежал до верхних этажей, выбрался на крышу и стоял, жадно впиваясь в зеркальные окна умирающих гигантов. Я глотал пропитанный сажей воздух, чувствуя горький вкус утраты на своих губах. Я кричал, звал ее по имени, звал по имени сына, я стоял, охваченный паникой и ужасом. Я видел, как из окон группами и поодиночке прыгали люди, с каждой секундой набирая скорость и разбиваясь о ровную поверхность земли, превращаясь в кровавую массу, размазанную по асфальту. В этой картине было что-то нереальное. Они все летели, молча, почти не двигаясь, словно чувствуя себя птицами, но зная, что итог неизбежен. Несколько таких пролетали мимо меня, и мне казалось, что я вижу улыбку на их лицах, мне казалось, что они счастливы, что могут ощутить несколько секунд свободы, перед тем как кануть в бездну небытия. Я провожал их невидящим взглядом, каждый раз отворачиваясь, как только они достигали максимального ускорения и врезались в непробиваемую стену безысходности. Я слышал этот звук. Звук лопающегося пакета молока, упавшего  на пол и громкий хруст, как будто раздавили пакетик с чипсами. Весь мир потерял для меня значение, я думал, что это конец, конец всего, что я любил, к чему привык, и что еще не успел испытать.
   Зазвонил телефон, вырывая меня из плена отчаяния. Я схватил трубку – это была она, Лиза и маленький Джек. Я поверить не мог своему счастью. Они живы! Я словно обезумел от радости.
   - Джим! Джим! Алло, ты меня слышишь?! Пап! Пап, забери нас!
   - Дорогая! Где ты? Что с вами?! Вы ранены?! Сынок! Джек!
   - Джим, это ты? Это ты на крыше, Джим?!
   - Да, дорогая, это я! Ты меня видишь?!
   - Джим, посмотри прямо! Джек, стой на месте, смотри, там папа, он пришел за нами! – Лиза пыталась приободрить сына сквозь свои слезы.
   Слезы нахлынули на меня жгучими потоками, словно обжигающая лава, низвергающаяся из самых глубин кипящей души. Я прекрасно понимал, что не смогу им помочь, я чувствовал, что это наша последняя встреча, и что больше я никогда их не увижу.
   - Лиза, дай мне Джека, пожалуйста. – Попросил я, еле сдерживая натиск слез.
   - Алло, Джек, это я, папа! Как ты, малыш? Не бойся, все будет хорошо, я обещаю.
   Я услышал его всхлипы, и отцовский инстинкт направил мои мысли и взгляд на него. Я их увидел. Они стояли прямо напротив меня, но в здании, выхода из которого не было.
   Я впивался глазами в их силуэты. Лиза стояла на коленях, обнимая головку сына и шепотом рассказывая ему о чем-то.
   - Папа, забери нас, пожалуйста, я хочу домой. – Тихим, уставшим голосом проговорил он, и я больше не смог держать слезы. Я стоял, смотрел на них, кричал, хотел, чтобы они меня услышали, хотя в руке был телефон. Мне хотелось броситься вниз, хотелось подняться к ним и быть с ними в эту минуту. До меня донесся громкий рев турбин, и я повернулся на шум. Оцепенев от страха и переводя взгляд с самолета на семью, я схватил трубку, чтобы крикнуть, но ничего не смог сказать. Они смотрели на меня, чувствуя, что конец близок, но не мог сказать и слова. Из их окна вылетел бумажный самолетик, и полетел прямиком ко мне, сквозь черный снег пепла. Громкий шум, взрыв, пламя, простирающееся до самого горизонта. Жар взрыва окутал меня, обжигая своим зловонным дыханием. Я закрыл глаза, рухнул на колени, а  когда открыл, увидел, что моей семьи больше нет.  Жар пламени высушил мои слезы, выжег во мне всю радость, все счастье, всю жизнь.
    - Джим, я тебя люблю. Папа, мы тебя любим, мы тебя пип-пип-пип-пип…   
   Джим сидел, не поднимая головы и не говоря ни слова. Я не знал, что ему ответить. Я не знал, как ему помочь, но я знал лишь одно – теперь мы больше, чем друзья, мы – одна семья. Неловким движением я подсел к нему, приобнял за плечи и просто молчал вместе с ним. Он вытащил из внутреннего кармана фотографию его семьи на концерте Бон Джови и показал мне.
   - Смотри, какими они были красивыми.
   Это был тот самый самолетик, на опаленных крыльях которого Джек написал свои последние слова: « Папа, я люблю тебя».