Руки Господа

МАРИНА ПЕРЕЯСЛОВА

РУКИ ГОСПОДА

Рассказ

Итак, я загремела в больницу (не путать с поликлиникой). На часах моей жизни было 55. А приступ «радикулита» не проходил два месяца. Всем ясно – ложись в неврологию. Только никому не ясно: зачем было терпеть боль два месяца? Особенно это непонятно врачам. А мне невозможно было представить, чтобы по доброй воле взять и бросить свою привычную кипучую жизнь на съедение монотонным больничным будням.
Вот и тянула в поликлинике один курс уколов за другим, ни минуты не сомневаясь – вот-вот поможет. Ни фига. Как будто заклинило – ни туды и ни сюды, крестец будто цементом залили, а от него поперек правой ягодицы словно  глубокая трещина прошла. Или ножом со всего маху по этому месту полосанули. Причем интересная получалась штука: ходить и сидеть я вроде худо-бедно могла, а вот лечь  на живот или на спину - не получалось. Так что спать можно было только на боку,  да и то  строго под углом девяносто градусов: чуть вправо, чуть влево – абзац!

К моему великому удивлению именно в больнице, в этом не самом приятном заведении со мной происходили совершенно мистические и даже символические вещи, причем почти  каждый день. Я абсолютно отчетливо видела, как на моих глазах разматывалась лента незримого, но заранее написанного сценария. Многие встретившиеся мне в больничных коридорах люди, давали исчерпывающие ответы на волновавшие меня в тот момент вопросы, как будто подтверждая тем самым мои любимые тезисы, почерпнутые из эзотерической литературы: «Люди – это руки Господа, через них к нам приходит Его помощь» и «Все, что мне нужно знать – я услышу».

Буквально накануне моего визита к неврологу  районной поликлиники, у нас дома случился ядерный взрыв, казалось бы на пустом месте. Наша восемнадцатилетняя дочь Арина окончательно и бесповоротно заявила, что она уже взрослая и  больше не желает  жить с нами  и решительно просит своих родителей снять ей отдельное жилье размером с однокомнатную квартиру. При этом (нужно отдать ей должное) она  не требовала, а просила,  потому что понимала, как это было не вовремя - ведь именно в тот момент мы уже полгода  безрезультатно искали ей работу. Но в этой жизни все бывает тогда, когда бывает, а не тогда, когда нам это удобно. Наше «чудо природы» решило пойти по жизни своим путем: после окончания «одиннадцатилетки» Аринка не направила свои стопы  прямехонько в ВУЗ, как это делала основная масса ее продвинутых сверстников, а поставила перед собой задачу - сразу после школьной скамьи  пополнить ряды трудящейся молодежи, а уж потом (когда дозреет) получить высшее образование заочно или на вечерке. На то оно и «чудо природы», чтобы ставить родителей в тупик в самое неподходящее время. Кто-то мог посоветовать «выстегать как следует» свое чадо, но мы отнеслись к происходящему с Аринкой с отеческим пониманием, ведь буквально совсем недавно обломилась хрустальная мечта ее отрочества – отпочковаться от любимых родителей в свое собственное гнездышко и начать вольное плавание по бурным волнам ЕЕ СОБСТВЕННОЙ жизни, именно собственной, а не нашей. Сначала мы решили разменять нашу малогабаритную трешку на две однокомнатные квартиры и даже нашли на нее покупателей, но вырученных от продажи денег хватило бы только на однушку и комнату. Мы все трое себя уважали, и никому не хотелось жить с соседями по коммуналке. Вот  и получилось, что наш блистательный замысел благополучно накрылся медным тазом.


И вот первый же человек, которого я встретила, войдя в свою двухместную больничную палату в отделении «Неврология – 1», дал мне такую замечательную подсказку, что я от удивления и радости чуть не задохнулась. Ее звали Маша Прокудина. Она встретила меня своей широкой спиной, едва повернув ко мне голову для приветствия (позже я пойму, что повернуть как следует голову  ей мешал застарелый шейный остеохондроз). Я всегда терпеть не могла подобных теток – толстых, с квадратной фигурой, нахохлившихся, словно совы, и смотрящих на тебя недоверчиво-испытующим взглядом. Маша была полна  собой и занята тоже только собой. Я ее совершенно не интересовала. Тем не менее, она вежливо предложила мне чувствовать себя как дома. Я почему-то решила погасить в себе возникшую сразу неприязнь и потом ни разу об этом не пожалела. Более того, я сознательно стала культивировать в себе приязнь к Маше, ведь нам с ней предстояло жить какое-то время вместе, как говорится, под одной крышей. Таких женщин переломить нельзя, и поэтому я решила подчиниться Маше. Я согласилась терпеть вечно открытое окно, из которого в палату врывался холодный воздух «с воли», зато спали мы  по ночам без задних ног, оглушенные избытком кислорода. «Мне душно, в палате нечем дышать, как в могиле!» - постоянно причитала Маша, и допроветривалась до того, что вскоре начала отчаянно дохать и захлебываться кашлем. Только после этого она смилостивилась и стала оставлять только щель в приоткрытом окне.

- Ух, никак не могу прийти в себя после ремонта. Это ж надо было такую гору свезти: сначала продать квартиру, потом подыскать новую, да еще сделать в ней перепланировку, а потом уже все эти линолеумы, обои, плитка и прочая дребедень… Так ведь мало того, деньги-то надо где-то брать для всего этого – вот пришлось сдать через контору старенькую  однушку, от мамочки осталась, царствие ей небесное.
- Машенька, вы сдавали в аренду квартиру? А через какую фирму, если не секрет?
- Не секрет. «Русский дом», а что?
- И что,  надежная фирма?
- Да вроде все хорошо получилось…
- Маша, вы мой спаситель. Дочке нужно срочно снять квартиру, а я не знаю, куда ткнуться, чтобы не вляпаться в сомнительное предприятие. Вам не трудно будет дать мне их телефоны?
- Не трудно, записывайте!
Вот так просто, почти шутя, решилась моя первая головоломка.

Странно, но благодаря больнице я в этом году увидела весну,  почувствовала ее каждой своей клеточкой, каждым нервным окончанием: акварельную прозрачность первой листвы на березах, легкую рябь на еще не высохшей  в низинах воде, острые иглы серой прошлогодней травы и изумрудную зелень новой с вкраплениями перезимовавших сухих листьев, шуструю махонькую трясогузочку и степенную сороку-белобоку. Все, что обычно стремительно пролетало мимо сознания, как, впрочем, и в другие времена года.
Территория больницы была настолько большой, что, гуляя по дорожкам лесопарка, запросто можно было устать, точно так же, как успеть завязать новое знакомство с кем-то из выздоравливающих больных и очень скоро успеть надоесть друг другу. Здесь шла своя размеренная, вырванная из привычной действительности, жизнь, где полной неожиданностью было появление нестандартного молодого больного, прихватившего с собой ролики и лихо нарезавшего на них после тихого часа на вольном воздухе по аккуратным длинным тротуарчикам. Совсем как в своем дворе, только рядом не было друзей.

Больница  - это особый мир, что-то среднее между неволей и санаторием со своим уставом и режимом: утренним обходом  лечащего врача, уколами, анализами, посещением специалистов и процедурных кабинетов, питанием в столовой строго по часам (даже если тебе в этот момент совсем не хочется есть, бежишь к своим тарелкам с борщом, как будто боишься опоздать), тихим часом и отбоем в десять ноль-ноль. Не сразу, но постепенно ты въезжаешь в этот неестественный для свободной жизни ритм. Со временем безвольно подчиняешься ему и тебе уже начинает казаться, что по-другому жизнь и не может протекать, а только так, как здесь заведено. Важными для тебя становятся не только твои собственные болячки, но и хвори соседей по твоей и другим палатам, а также их домашние проблемы и жизненные перипетии их близких и дальних родственников, друзей и начальников. Но все это только до той поры, пока ты не начал выздоравливать. А вот когда чуть-чуть полегчало, ты уже начинаешь с тоской смотреть на деревья за окном и мечтать об удивительном, вольном мире, оставшемся за больничными стенами. Вот тогда тебя накрывает депрессия, и в голову лезут мысли о вселенской несправедливости, по законам которой все человечество гуляет на свободе, и только ты, несчастный, вынужден «мотать свой больничный срок ».



Маша была состоявшейся, уважающей себя женщиной. В своем доме, где с ней еще жили сын и дочь, она была и отцом и матерью – и главой семьи и хранительницей очага. Эта вселенная вращалась вокруг нее. От Маши в дом шел материальный достаток, через нее реализовывались семейные проекты в форме обмена квартиры, ее ремонта, покупки машины, обустройства дачного участка, устройства детей в институт или на работу и все это – Маша, Маша и еще раз Маша. А посему дети безоговорочно ей подчинялись, лишь иногда взбрыкивая на ее деспотизм: «Мам, ты что, издеваешься? Ну, как я успею все это за один день!» В юности любая информация, будь то дружеский спор, музыка, известие о чьей-то гибели проникают глубоко в душу, сильно цепляют и ранят. С возрастом те же самые вещи проходят как бы по касательной, скользя по поверхности и не задевая глубин. Поэтому спор Маши с детьми был как бы разговором на разных языках, то, что волновало сына, казалось матери сущей чепухой и наоборот, сын не мог взять в толк, почему мама абсолютно не слышит его доводов. Маша была из скальной породы и все ей подчинялись. В том числе и я. Я засыпала сном ангела под грохот передач, привезенного Машей из дома телевизора. И при этом мне почему-то было комфортно находиться с Машей в нашей с ней общей палате. Может быть, потому, что, как потом выяснилось, мы с ней обе были рождены в год Лошади и принадлежали к одной стихии Земли (Телец и Дева)… Как бы то ни было, уходя из больницы первой, Маша по собственному желанию великодушно оставила мне распечатанный с компьютера рассказ моей любимой писательницы Виктории Токаревой «Террор любовью», который в буквальном смысле скрасил мои оставшиеся до выписки дни. Вот такая вот геометрия с географией получилась.

Почему меня так обрадовал рассказ Токаревой? Потому, что она всегда подвигала меня на собственное творчество, а посему я немедленно позвонила своим домашним и попросила привезти мне в больницу ноутбук. А уж как я открыла его светящийся экран и набрала первую строчку – меня уже не остановить, пока не допишу начатое до конца. Вот так и сочинились у меня два новых рассказа, один из которых тот, что вы сейчас читаете. И я снова вспомнила, что «люди – это руки Господа, через них Он приносит нам помощь и нужную информацию, Свой мудрый совет, нужно только уметь это услышать и не отмахнуться». И я стала еще внимательнее присматриваться к своим «друзьям по несчастью», докторам и уборщицам и отныне просеивала все их слова через невидимое сито, надеясь обнаружить крупицы золота, посланные мне Богом. И помощь свыше не заставила себя ждать.

Меня долго и упорно обследовали с целью поставить нужный диагноз, а так как в случае подтверждения диагноза «грыжа» или «невринома», мне предстояло решаться на операцию, еще до вердикта врачей меня «проконсультировал» мой сосед по столу, который уже прошел все эти круги. И я ему поверила. И приняла решение. К моей великой радости оно совпало с мнением докторов и я еще больше укрепилась духом.

В то время, как дочка позвонила мне на мобильный и трагическим голосом сообщила, что никак не может найти работу (а снимать ей жилье мы могли только при условии ее дополняющего наш семейный бюджет заработка), мне в палату подселили новенькую – Лену Ванину. И снова, с первого взгляда, внешность и этой женщины не вызвала у меня симпатии. Горообразная тетенька с огромным животом и строгим оценивающим взглядом. Но после краткого знакомства я попробовала представить ее стройной девочкой, которой она, наверняка, была в юности и дальше разговаривала уже с той Леночкой. И мы очень быстро подружились. И тут  вскоре  Господь  послал мне через Лену подсказку.

- Ты что такая задумчивая. Плохие новости?- спросила меня Лена, когда я долго и упорно смотрела в потолок, как будто пыталась  найти там  нужный мне ответ.
- Да вот, прямо не знаю, что делать. Уже полгода не можем найти дочке работу. Уперлась, хочет быть только секретарем и больше никем.
-  Нам в районную Управу требуется секретарь. Пусть зайдет на наш официальный сайт в Интернете и созвонится. Я там бухгалтером работаю, поэтому в курсе.
- Леночка, ты – чудо, какое же тебе спасибо за подсказку,- и я тут же схватила телефон и начала названивать Аринке.

Все новенькие в больнице – суетливы и шумливы до безобразия, энергия из них так и хлещет, это отголоски оставшегося за больничными стенами бурлящего жизненного потока. К концу первой недели весь этот оптимизм куда-то бесследно улетучивается и походка болящих становится степенно-унылой и голос тихим и глухим. Таковы неистребимые законы госпитального существования. Вот и мы с Леной стали постепенно закисать и прогулки по парку перестали приносить нам прежнее отдохновение, когда каждый расцветший черемуховый куст вызывал неописуемый восторг, а выплывшая из заводи на пруду уточка умиляла до слез. Началось томление буднями лечебного процесса и вызревание внутреннего отторжения такой формы бытия. Домой! На свободу!

-Галина Петровна, милая, выпишите меня, пожалуйста, я прекрасно себя чувствую!- взывает к лечащему врачу пациент.
- Ну, куда вы все так рветесь? Лежите в тепле, накормлены, лекарства вам в палату приносят. Гуляйте в парке, чего вам не хватает. Надо еще недельку полечиться…
- Если вы меня не выпишете, то меня нужно будет переводить в психиатрическую клинику, я этого больше не выдержу, просто сойду с ума.
- Ну что с вами делать… Состояние ваше, в общем, удовлетворительное. Обещайте, что долечитесь в поликлинике. 


Меня, организовавшую свою жизнь в форме «творческого беспорядка», здесь перевоспитывали собственным примером – ежедневно дочиста убирали в палате, мыли с хлоркой туалет и душевую, вовремя выносили мусор, еженедельно меняли постельное белье и т.д. и т.п. Медсестрички были чистенькие и аккуратненькие, как куколки. После всего этого, мне захотелось по возвращении домой учинить генеральную уборку и я долго фантазировала, как и что изменю в своем жилище. Культ чистоты заразителен. И не только материальной, но и духовной. Ведь ничто в нашей жизни не проходит бесследно, так же как  ничто не бывает случайным.

Видимо, Господь послал эту болезнь и больницу, чтобы лишний раз напомнить мне, закружившейся в будничной круговерти, что Он всемогущ и великодушен. Ведь в самые трудные моменты жизни Всевышний несет своих детей на руках.