Подводная охота на Вексе. 1965

                ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ

- Иван, не порть закуску.
Иван Нефедович отложил в сторону бутерброд, который начал было разворачивать из газетки,  и задал свой обычный для данной ситуации вопрос:
- А будет?

Николай Алексеевич взглянул на часы, молча открыл дверцу в тумбе своего письменного стола и достал оттуда бутылку «столичной» и два яблока. Нефедыч поднялся со стула, сделал три шага к двери и повернул ключ, отгораживая нас от маловероятного, но все же возможного визита начальства.

В маленькой комнате на первом этаже Первого московского управления треста «Стальмонтаж» стояли четыре стола, за которыми трудились три службы: Николай Алексеич с Нефедычем  занимали два стола и представляли отдел снабжения, за третьим располагался я, - главный механик, а четвертый, пустующий, занимал Коля Ватулкин, - инженер по технике безопасности. Коля, как обычно, отсутствовал: дела.

Нефедыч достал три стакана и начал о край стола выколачивать из складного ножа табачные крошки, готовясь по-братски разделить бутерброд. Я вытащил из портфеля три котлеты, пару помидоров и дополнил создаваемый натюрморт.

Надо заметить, что Николай Алексеевич совершенно изумительно строил отношения со своим помощником: официальные служебные никак не смешивались с застольными. Вот и сейчас, перед началом трапезы, он произнес тоном официальным:

- Иван Нефедович, завтра к восьми Вы должны быть в московской конторе Главснаба. Вам надлежит выписать там тонну электродов Э-42, две бочки кузбасс-лака для Домодедова и тридцать монтажных поясов для Крюкова. Не забудьте про кисти, по поводу которых Кроль закатил истерику на сегодняшней  планерке.

Действительно, на управленческой планерке утром возникла перепалка между начальником одного из участков Кролем и Николаем Алексеевичем: Кролю нужны были кисти для окраски конструкций, он возмущенно кричал «Почему нет кистей?!», а Николай Алексеевич резонно отвечал, что кистей нет, потому что у тракторов не растут хвосты: у лошадей хвосты были, из их хвостов делали кисти, а сейчас лошадей заменили трактора, у которых хвостов нет.

- Все ясно, Николай Алексеевич, -  ответствовал Нефедыч, выслушав задание на завтра, - будет сделано.

- Иван, наливай, - скомандовал Николай Алексеевич, завершая, так сказать, торжественную часть.

                РОЖДЕНИЕ ПЛАНА

После второй Николай Алексеевич поинтересовался, как и где я собираюсь провести отпуск, который начинался у меня на следующей неделе. Узнав, что мои первоначальные планы, связанные с рыбалкой на Соловках, рушатся в связи с тем, что компания не заладилась, он сказал:

- А почему бы вам не махнуть к Плещееву озеру? Я лично лучшего места не знаю.

На мою просьбу изъясниться подробнее он рассказал, что каждый год с друзьями отправляется в село Усолье, на речку Вёксу, что вытекает из Плещеева озера, - рыбачить и охотиться. Тамошние места, сказал он, воспеты Пришвиным, который, будучи уже в почтенном возрасте, жил  в Усолье, -  в военные годы. По словам Николая Алексеевича,  в Вексе по сей день водится знаменитая плотва, а еще язи, щука и налимы,  в лесу же и на лугах не перевелась дичь.

- А речка прозрачная? – спросил я.  Вопрос был вызван тем, что с некоторых пор главным моим отпускным занятием стала подводная охота, - чаще на море, но иногда  - на подмосковных  водохранилищах и более или менее прозрачных речках.

- Не то слово! – заверил Николай Алексеевич, - она ж из Плещеева вытекает, а там прозрачность -  шесть метров. 

На мой второй вопрос – где там можно остановиться, - Николай Алексеевич пояснил, что в Усолье это не проблема: местные жители народ не прижимистый и гостеприимный, «а у Анны Ивановны (последовало уточнение, как найти) – вообще огород прямо в речку спускается».

                ЯЩУР

Добравшись на нашем стареньком служебном  ЛАЗике до Переславля-Залесского, мы в соответствии с указаниями Николая Алексеевича свернули налево и покатили по асфальту вдоль Плещеева озера -  к Усолью. Однако перед самым селом возникло непредвиденное препятствие в виде самодельного шлагбаума и солдатика при нем. Поодаль под сосной в тени просматривался офицер, мирно беседующий с какой-то женщиной.

Еще до того, как солдатик подошел к нам, мы сообразили, в чем дело:  дорога сразу за шлагбаумом была пересыпана полосой влажных опилок, что могло означать только одно: в селе карантин по ящуру. Незадача. Однако солдатик в первую же минуту наших объяснений все понял и, слегка скосив глаза в сторону начальства, сказал:

- Покажите мне какую-нибудь белую бумажку.

Водитель незамедлительно показал ему путевку. Добрый воин поднял сосновую жердочку, исполняющую обязанности шлагбаума, и мы,  форсировав опилочную преграду,  прокатили мимо офицера и его собеседницы - и въехали в село.

                У ТАТЬЯНЫ С СЕРЕГОЙ
Проехав мимо большой, очень давно разграбленной  церкви, внутри которой прятались от жары две лошади, мы остановились возле дома Анны Ивановны, на который нам указала женщина, несущая корзинку с грибами.

Анна Ивановна, маленькая сгорбленная старушка,  встретила нас приветливо, однако сказала, что поселить нас, к сожалению, не может, так как договорилась уже с четой москвичей, которых ждет завтра.  Однако, добавила она, поселиться можно – вот хоть у Татьяны, дом которой в конце села.

Татьяна оказалась улыбчивой крепкой женщиной средних лет. Правда, при улыбке она рот смущенно прикрывала рукой, не желая демонстрировать отсутствие пары передних зубов. Выслушав нашу просьбу, она кликнула мужа, - Серегу, и вопрос был быстро решен: нам, - то есть мне, жене и нашему сыну, 10-летнему Леньке, предложили чистую верандочку, что нас вполне устраивало, - и по площади, и по цене.

 Татьяна сказала, что они держат корову Зорьку, и что на другой верандочке, дверь в которую в сенях располагалась прямо напротив нашей, всегда стоят крынки со свежим и топленым молоком,  что молока мы можем брать сколько нам угодно, ставя для учета на бревенчатой стене черточку карандашом за каждую взятую крынку. А еще она разрешила нам брать с огорода картошку, зеленый лук  и морковь, - тоже по потребности.

Мы выгрузили из автобуса наши пожитки,  сборно-разборную байдарку, и отпустили машину.

                УСОЛЬЕ И ВЁКСА. ЛЕС И ПРОЧИЕ ПРЕЛЕСТИ

Немножко истории. Почему село – Усолье? Потому, что образовалось еще при Иване Грозном у соли, то есть при месте, где производилась соль. Именно производилась, а не добывалась: из вырытых глубоких колодцев бадьями поднималась соленая вода, которая по деревянному желобу текла в варницу, -  специально сооруженный сарай, где выливалась на огромную плоскую сковороду. Под сковородой разводился очаг.  Выпаренную соль собирали и развозили по российским городам и весям. Таких производств, которые назывались солями, было по России много, и поселения при них назывались Усольями.

Позднее Петр Первый ввел монополию на соляные промыслы, и переславские варницы, утратив свое значение как маломощные, закрылись. А село Усолье продолжало жить, занимаясь рыболовством и торфоразработками.

Связь с Переславлем осуществлялась по Вексе и по Плещееву озеру, а позднее – еще и по узкоколейной железной дороге.

На лодках возили все: продукты, сено с лугов, товары из Переславля. Наша хозяйка, Татьяна, рассказывала, что жители Усолья прославились тем, что однажды повезли на лодке в Переславль быка. Посреди Плещеева озера лодка перевернулась, и бык утонул. С тех пор переславцы   усольских жителей обыкновенно приветствовали словами «А, усолы, - быка утопили!»

При мне по Вексе на лодках так же точно возили сено для скотины с дальних лугов, - украдкой, ранним утром или даже ночью, поскольку на свободный покос существовал какой-то дурацкий запрет. При передвижении на лодке пользовались в основном шестом: речка была неглубокой, и с шестом было сподручнее.

Правда, при мне же на эту транспортную, так сказать, артерию проник и технический прогресс, обернувшийся, как это нередко случается, бедой. Дело в том, что один из усолов купил подвесной мотор для своей лодки, и стал носиться по Вексе и Плещееву на невиданной доселе скорости. Примеру его вскоре последовали еще несколько человек.

 Казалось бы – флаг им в руки! Так-то так, да вот беда:  гребные винты моторов стали рубить на мелководной Вексе водоросли, а те стали от этого интенсивно размножаться, покрывая поверхность речки, а пуще того – озера Сомино, в которую Векса впадает. Веками Векса текла себе, не меняясь, ан – нет, – не стал человек ждать милостей от природы, решив, что взять их у нее – его задача.

Не могу сказать, как река изменилась сейчас, по прошествии многих лет.
 Надеюсь, что размеры бедствия мной преувеличены, - по крайней мере, фотографии десятилетней давности позволяют в это верить.

                С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА

Место, куда мы приехали, и впрямь показалось нам после первых разведочных выходов на реку и в лес -  замечательным. Помните, в фильме"Щит и меч" звучит песня «С чего начинается Родина»? Наверняка, вы задумывались, с чего она начинается для вас. Так вот, после знакомства с Усольем (а мы после этого первого выезда проводили там отпуск в течение последующих еще четырех лет) я всегда, когда по телевидению идет тот знаменитый фильм и звучит эта песня, почему-то вспоминаю именно Усолье, - бархатную пыль сельской дороги под босыми ногами,  гречишное поле, жаворонков над ним в синем небе, чудесную Вексу, Плещеево озеро и корабельный сосновый лес с земляничными полянами, через который проходит узкоколейка с прогретыми на солнце шпалами.

Конечно, моя память бережно хранит еще и речку Талку в селе Богородском под Ивановом, куда меня маленького на лето отправляли к тетке мои родители, а также подмосковные леса и реки, дальневосточную тайгу, кубанские степи, и еще – множество, как поется в известной песне, - «лесов, полей и рек»,  поскольку я не по рассказам узнал за прожитые годы, как широка страна моя родная.  Но вот, - надо же, -  ответ на вопрос, о том, с чего для меня начинается Родина, связывается в моем сознании в первую очередь именно с Усольем. 

                НОЖ И ГАВАЙСКАЯ СТРЕЛА

Нужен ли нож на подводной охоте? Я смело отвечаю «да»: ведь добытую рыбу нужно будет чистить и потрошить.

Может быть, в героических схватках с акулами и гигантскими кальмарами нож и мог бы пригодиться,  но плотва и щурята, на которых я собирался охотиться на Вексе, просто не понимали, с какой целью к ним подкрадываются с ножом в руке в их родной стихии.

 Подплыв к первой щучке, неподвижно висевшей в полводы между двумя кустиками водорослей, я, клянусь, впервые увидел на ее равнодушно-бессмысленной морде совершенно определенное выражение: щука смотрела на мой нож с явным недоумением. Я сделал вид, что не заметил этого, и приготовился к атаке. Когда нас разделяли какие-нибудь полметра, я услышал с поверхности крик «Коли!». Я ткнул ножом, - щука, естественно, ушла.

Я вынырнул, и увидел лодку с улыбающимися парнями. Сверкающий разбойничий нож в моей руке им, как, очевидно, и щуке, - показался совершенно неуместным в тихой луговой речке. Опустив голову в воду, я уплыл подальше: не рассказывать же первому встречному, что заставило меня охотиться на рыбу методами Соловья-разбойника. Я и сам прекрасно понимал, что это примерно то же самое, что идти на тетерева с оглоблей.

- Ну, не расстраивайся ты так, - сказала жена, - что поделаешь, если так вышло! Может, что-нибудь придумаешь.

Вышло то, что моя новенькая острожка, она же гавайская стрела, стыдливо именуемая во всех руководствах копьем для подводной охоты, уехала обратно в Москву под сиденьем того самого автобуса, что доставил нас в Усолье. Действительно, надо было что-то придумывать.

Забытая в автобусе острожка была мною изготовлена собственноручно в Москве.  Если сравнивать ее  с подводными ружьями, которые предназначены скорее для добычи рыбы,   это был изобретенный на Гавайях благородный чисто спортивный снаряд, требующий от охотника первобытной ловкости и хитрости в равном состязании с рыбой. 
 
Поясню, как она устроена, - для тех, кто надумает ее сделать. Ручка моей острожки представляла собой стальную трубку диаметром в 10 миллиметров и длиной в метр с небольшим. К концу трубки приварена шестизубая острожка, со 100-миллиметровыми зубьями, изготовленными из купленных в рыболовном магазине и разогнутых на газу, а затем закаленных больших крючков с зазубриной на конце. Другой конец трубки заканчивается стальной заглушкой с колечком. На это колечко пристегнута эспандерная резинка, образующая петлю.

При охоте острожка берется в правую (для правшей, естественно) руку с заведенным в эспандерную петлю большим  пальцем,  рука проводится по трубке вперед, натягивая резинку, - и вот гавайская стрела на взводе. Теперь стоит слегка расслабить пальцы – и острожка «выстрелит», проскользнув в кисти.

         УСМИРЕНИЕ "ОСЬМИНОГА"

В поисках чего-нибудь, из чего можно было бы изготовить хоть плохонькую острожку, я обошел все село. Из инструментов у меня были – маленькая ножовка, пассатижи и напильник. Еще – портативная газовая печка. Я соображал, что ножовкой я мог бы что-то выпилить из какой-нибудь пластинки, а напильником изобразить зубцы. Зачем мне может пригодиться в этом деле печка, я пока не представлял.

Я бродил по селу, не пропуская ни одной минисвалки около сараев,  глядя себе под ноги и по сторонам. Ничего из встречавшегося железа для моих целей не годилось – ни подкова, которую я все же подобрал «на счастье»,  ни ржавый здоровенный болт. В отчаянии я поднял глаза вверх. На церкви виднелся слегка покосившийся железный крест.. - Чур меня, - подумал я, отгоняя святотатственные мысли.

И вдруг я вспомнил: есть же такая штука, - вроде железной кошачьей лапки. Ей что-то гребут к себе огородники и садоводы!

Продавец маленького сельского хозяйственного магазина, в котором густо пахло керосином, сразу меня понял:
- Вам нужна цапка, - сказал он, – садовая цапка.

На третий день (цапки были на складе, но там был выходной, а на второй день продавец уезжал в Переславль), так вот, -  на третий день утром я стал, наконец, владельцем вожделенной цапки.

Уже к обеду острожка была готова, и выглядела относительно прилично, но, надо признаться, что в процессе ее изготовления я не раз впадал в отчаяние.

Когда я на портативной газовой плитке нагрел зубцы цапки и попытался их выпрямить с помощью пассатижей, будущая острога выглядела ужасно: зубцы торчали вкривь и вкось, и я подумал, что лучше уж бросаться на рыбу с ножом, чем с этим абстракционистским изображением раненого осьминога. Я перекурил и вновь взялся за работу. Осьминог сопротивлялся каждым своим щупальцем, но после каждого очередного нагрева, похоже, стал соображать, что ему меня не одолеть.

Наконец, все четыре щупальца были выпрямлены, и цапка превратилась в некоторое подобие острожки. Теперь надо было сделать зазубрины на конце каждого зубца. Воткнув зубцы в хозяйский верстак, я с помощью напильника справился и с этим.

Итак, к обеду все слесарно-кузнечные работы были закончены. Насадив острожку на заранее приготовленную палку, я отправился на речку, и через два часа явился с первым уловом, - несколькими плотвичками и щуренком на кукане.

                СТРАУСИНЫЕ ПОВАДКИ ПЛОТВЫ

Честно говоря, вряд ли стоит именовать подводной охотой добычу плотвы с помощью гавайской стрелы. И даже с помощью той острожки, что была мною изготовлена из садовой цапки. Поскольку наши с женой интересы, касающиеся времяпрепровождения в Усолье, несколько разнились, был выработан компромисс: утром  – речка, после обеда – лес.

Как только я слегка освоился, изучив места обитания рыбы, мы стали отправляться завтракать на речку. С собой мы несли самодельный таганок, - четыре трубчатые стоечки и две проволочные перекладинки, котелок, сковороду, подсолнечное масло,  кофе и хлеб.

На берегу разжигался костерок, а я в маске и с острожкой  погружался в прозрачную воду. Увидев стайку плотвы (а плотва тут водилась и впрямь отличная), я выбирал рыбку пожирнее. Плотва вела себя точь-в-точь, как страус в байках, рассказываемых про него: при моем приближении она замирала, спрятав голову в кустик водорослей. Оставалось нацепить ее на мою вилку и протянуть сидящим на берегу. Через пять минут пять-шесть рыбок уже чистились и отправлялись на сковородку.

Настоящая охота начиналась для меня после завтрака: я сплавлялся потихоньку по течению, внимательно вглядываясь в ямки и ямы на дне, где встречалась рыба покрупнее. Помню азарт, охвативший меня, когда я увидел тройку крупных язей на дне глубокой ямы. Надо сказать, что язи вели себя  не так, как плотва.

 Они вовсе не собирались терпеливо ждать, пока я подплыву к ним вплотную со своей острожкой. Поэтому добывать этих красавцев было намного труднее. Однако иногда получалось, и тогда я шел домой, гордо неся на кукане одного, а иногда и двух язей. Деревенские мальчишки, рыбачившие на деревянном горбатом мостике, смотрели на мой улов с завистливым восхищением.

         Когда я на следующий год приехал сюда же с моей настоящей гавайской стрелой, они с большим интересом рассматривали, как она выглядит, и этот интерес принес плоды: еще через год, проходя по усольской плотине, я увидел мальчишку в маске, держащего в руках маленькую гавайскую стрелу и всматривающегося в прозрачную глубину.

         Пусть судьба  хранит Усолье и его жителей.