Эмилия

                ЭМИЛИЯ
                (Давид Погребиский, Иерусалим)
               
   Самолёт растворился в сумерках окутавшей нас ночи, а в моём сознании из этих сумерек вновь и вновь стали выкристаллизовываться  события, начавшиеся почти полвека тому назад…
   На  4-м курсе института мы с другом Юрой проходили практику по сварке на Рижском вагонном заводе (РВЗ). Замечу, что он являлся довольно авторитетным в стране предприятием и был расположен напротив широко известного в Советском Союзе и странах народной демократии завода ВЭФ – в своё время очень крупного производителя дефицитных радиоприёмников.
   Bечерами нам с другом делать было нечего,  и мы решили ходить на танцы.  Они проводились в различных клубах, вход в которые был платный (что-то около 80-ти копеек при нашей стипендии – тридцать с чем-то рублей). И, хотя на заводе нам платили больше половины  инженерной зарплаты, часто на танцы ходить не получалось. В клубы парням надлежало приходить в пиджаках и при галстуках, а девушкам в соответствующих платьях, да ещё и не по одиночке (хотя бы с подругой). Танцы проводились под оркестровую музыку довольно высокого качества, уровень культуры был надлежащий, но мы нередко чувствовали себя скованными. Казалось, что мы являемся слишком заметными для окружающих, наверяка более-менее знакомых  друг с другом.
   Однажды мы с Юрой по недоразумению вообще оказались в разных клубах, причём в моём все присутствующие говорили между собой только по-латышски. На мои вопросы или комментарии (скажем, о ходе шахматной партии) на русском языке никто просто не обращал внимания. Я не смог пригласить на танец ни одну из девушек и уже собирался уйти. Но тут мне предложила принять участие  в дамском танце одна, наверное сердобольная, девушка, хорошо говорившая по-русски. Потом мы ещё пару раз станцевали, но настроение моё было уже испорченным. По окончании танцев, когда все стали расходиться, девушка объяснила мне, что этот клуб посещают только латыши, и я, обескураженный  неудавшимся вечером, уже склонялся к мнению Юры, что с танцами пора кончать.
   Но молодость толкает на новые попытки. И вот я в новом клубе, где всё поначалу кажется однообразным и скучным. Неожиданно моё внимание привлекает девушка, танцующая с подругой. Мне удаётся пригласить эту девушку на несколько танцев, но я не решаюсь с ней даже заговорить. А тут танцы кончаются, и подруги стремительно исчезают из клуба. Но я успокаиваю себя тем, что понравившаяся мне девушка прийдёт сюда в следующий раз. Увы, этого не происходит ни в следующий раз, ни спустя ещё несколько дней. А их остаётся около десяти - до окончания практики и отъезда из Риги. И я решаюсь прийти в прежний танцевальный клуб, как бы в последний раз.
   На этот раз Эмилия (а именно так звали эту девушку), наконец, пришла, и, я конечно, с ней познакомился и проводил её домой. Жила она в отдалённом от центра районе под названием Катлакалнс. Общежитие, где жили мы, студенты-практиканты, находилось на территории Межапарка, расположенного по другую сторону от центра Риги. Мы договорились о встрече сразу же после окончания рабочего дня Эмилии, в центре, на одной из трамвайных остановок. Сев на трамвай, мы, как я понял, где-то через полчаса  могли прибыть на его конечную остановку, откуда до дома Эмилии нормальным шагом было идти недолго.
   Мой рабочий день был на пару часов более коротким, чем общепринятый, и я, вернувшись в общежитие, решил чуть-чуть вздремнуть. Когда я проснулся, то с ужасом обнаружил, что до встречи с Эмилией остаётся очень мало времени. И, когда я бегом, а потом на трамвае примчался к месту встречи, было уже поздно: Эмилии там не было. Решение пришло мгновенно: я взял такси и попросил шофёра доставить меня поскорее к конечной остановке трамвая, где должна была оказаться Эмилия. И, действительно, прошло несколько минут, как я расстался с такси, подошёл нужный трамвай, и из него вышла Эмилия. По дороге к её дому обида на меня улеглась, мы ещё побродили несколько часов и расстались, договорившись о следующей скорой  встрече.
   Эмилия была скромной, симпатичной  девушкой, с очень милым лицом, лишённым косметики, волнистыми, тёмными волосами, почти касающимися плеч, и карими глазами, что делало её мало похожей на латышку, каковой она  являлась. Говорила она по-русски с трудом, очень мягким и нежным голосом. Поначалу мы плохо понимали друг друга. Помню, для того, чтобы объяснить, что такое сварка, мне пришлось искать наглядные пособия. В вагоне трамвая я нашел сварные поручни и другие детали, которые и продемонстрировал Эмилии, поясняя, в чём заключается моя профессия. Эмилия же была рабочей – не знаю в какой области – что, впрочем, для меня не имело никакого значения.
   Нам было по 22 года, и мы ещё не вкусили прелестей любви, стеснялись и остерегались её проявлений, которые были нам внове. В отличие от современной молодёжи, мы, как говорят, были заблокированы комплексами и очень опасались новизны ощущений, возможной ответственности и неопределённости будущего. Мне ещё предстояли год учёбы в институте, а потом 3 года работы в неизвестном месте - по назначению в качестве молодого специалиста. К тому же в городе, где я родился и жил до учёбы в институте, оставались перенёсший обширный инфаркт отец, сестра-подросток и мать, которая имела очень скромную зарплату и не без труда преодолевала тяготы жизни. Они постоянно не давали покоя и усублялись спрессованным бытом 16-ти метровой комнаты, расположенной в коммунальной квартире, где жили ещё 3 семьи. Эмилия же неоднократно говорила, что не представляет себе жизни вне Риги.
   Как я впоследствии понял, Эмилия жила с матерью, отчимом и 18-летней сестрой, которая могла без проблем приближаться к солдатским казармам и позволять себе всякие вольности. Не более 3-х раз я побывал в их одноэтажном деревянном доме, но ни разу никого из родственников Эмилии не видел. Судя по всему, у них были непростые отношения. Лишь однажды, в ночь с 23 на 24 июня я остался ночевать в доме Эмилии, когда  мы стали участниками праздника Лиго (в честь бога плодородия Яниса). Помнится, я - в плавках, а Эмилия - в закрытом купальнике спустились от дома к реке и вброд добрались до острова. Там латышские рыбаки вокруг костра образовали хоровод, к которому присоединились и мы. Потом рыбаки пили пиво из больших кружек, а мы вернулись в дом. Каково же было искушение следовать желаниям, которые нами обуревали! Я, находясь в отдельной комнате, чтобы сдержать свою страсть, всю ночь пролежал одетый и, к своему стыду, весь потный и мокрый.
   Мы с Эмилией только обнимались и целовались, но какие это были поцелуи! На них и на общение не хватало времени, а потому бывало, что я уезжал последними трамваями. Я знал расписание дежурных трамваев, которые развозили работников трамвайно-троллейбусного треста (ТТТ). Кстати, они были в основном женщинами довольно большого роста, которые в силу этого своего преимущества во многих случаях были членами ведущего тогда в СССР женского баскетбольного клуба, именуемого “ТТТ”. Но бывали случаи, когда я не успевал на последний трамвай. Тогда половину пути я преодолевал пешком, а однажды мне пришлось быстрым шагом  пройти все 14 километров.  Я оказался в гостинице около 6-ти утра, а через полчаса уже нужно было собираться на работу…
   Как прекрасна была ночная Рига! Тихо, много зелени, чистый воздух и ни души. Приходилось проходить мимо рижских кладбищ, не предполагая, что когда-то мне придётся ими интересоваться. Помню, что однажды, как раз около одного из кладбищ, я увидел всё-таки одного человека, упрямо идущего ко мне навстречу, и, естественно, насторожился.  Когда расстояние между нами сильно сократилось, мы с облегчением разглядели друг друга: передо мной оказался милиционер.
   Ригу я очень полюбил, несмотря на переменчивую погоду, которая вынуждала всегда иметь при себе зонтик или плащ. Но даже во время дождей редко можно было, что называется, “ угодить в лужу”. Асфальт и брусчатка были уложены так, что вода сразу же стекала в желоба, а потом в канализационные каналы. Своеобразная архитектура, уютные кафе, прекрасная кухня - даже в столовой вагонного завода. Там были превосходные кисели, хлебо-булочные изделия, молочные и мясные блюда. Правда, как раз во время практики был принят закон о повышении закупочных цен на мясо-молочные продукты. Это привело, например, к тому, что натуральный шницель уменьшился в размерах на 30-40%, подорожав при этом примерно на 10%.  Ещё до знакомства с Эмилией, однажды вечером, я очень проголодался, а всё уже было закрыто. Где-то после 23.00 я набрёл на ресторан “Рига”, где неожиданно и с восторгом поужинал всего за один рубль, съев прекрасное мясное блюдо с гарниром и хреном (вместе с вафельным стаканчиком, в котором был этот хрен) и выпив отменный кофе.
   С Эмилией мы прогуливались большей частью у её дома. Несколько раз побывали в центре города, например, около красивого, имевшего довольно современный вид, кинотеатра “Палладиум”, внутри которого довелось быть, наверноe, один раз. Замечу, что спустя 6- 7 лет я очень серьёзно занялся сваркой фольги из сплавов благородного металла палладия, написание которого латинскими буквами в точности соответствует названию этого кинотеатра. Темы наших с Эмилией  разговоров были самыми незамысловатыми, мы не думали о будущем, нам было хорошо. Эмилия говорила, что латышам лучше всего жилось при президенте Ульманисе. Далее добавляла: “Потом были немцы, и мы терпели, теперь русские, и мы терпим”. Обращаясь ко мне, она как-то по особому произносила моё, принятое дома, товарищами и друзьями, имя - “Диима”.
   Моё первое знакомство с Ригой показало, что латыши в большинстве своём недоброжелательно относились к русскоговорящим людям. Продавцы в магазинах старались их как бы не замечать, немедленно и надолго переключаясь на тех, кто, едва появившись, заговоривал  с ними по-латышски. Предпочтение практически всегда отдавалось тем, кто говорил на любом языке, но не по-русски. Особенно меня сразил случай, когда я хотел узнать, как быстрее всего пройти пешком от РВЗ к Межапарку. Около часа я, следуя советам не менее полудюжины прохожих, менял направление своего движения, пока, отчаявшись, не вернулся к проверенному, трамвайно-пешему варианту, благодаря чему через 40 минут оказался в своей гостинице. А по карте эта дорога должна была занять не более 20 минут, если бы не уличные тупики, которых в Риге тогда было много.
   Но вот практика закончилась. Нужно было уезжать. Я, обычно довольно предусмотрительный, был  настолько рассеян, что лишь на вокзале обнаружил, что у нас с Юрой для 26-ти часовой поездки в поезде совершенно нет еды. Пришлось совершить марафонский забег, чтобы в привокзальных магазинах за 20 минут успеть купить два батона и палку колбасы, с которыми я вбежал в уже начавший двигаться вагон, на подножке которого стоял невероятно растревоженный Юра. Накануне  я попрощался с Эмилией, и мы договорились, что будем переписываться.
   Трудно забыть, как я был счастлив, когда через несколько месяцев в военных лагерях под Курском получил письмо от Эмилии. Уставший, похудевший, только что случайно доставший пару кусочков хлеба, я был готов их и многое другое немедленно отдать за это письмо.  К счастью, этого не потребовалось. Вскоре Эмилия написала, что её выдают замуж, и будущий муж на восемь лет старше её,  работает шофёром, но хороший человек. Наша переписка прекратилась.
   По окончании института я был направлен на работу в Тулу, откуда из-за болезни отца через полтора года с большим трудом вернулся в свою семью. Не помню как, но наша переписка с Эмилией возобновилась, и я даже получил две её фотографии, а также звуковое письмо. Вскоре умер мой отец, я через год собрался жениться и незадолго до этого  очень кратковременно каким-то образом оказался в Риге, где мы без особых эмоций встретились с Эмилией. Её я попросил помочь мне приобрести две пары женских сапог - для мамы и невесты. Была поздняя осень, этот товар был очень дефицитным, и Эмилия неожиданно нашла выход. Она привела меня в обувное ателье, где как раз заказчики отказались от двух пар  недавно сшитых по индивидуальным заказам  сапог. Их я и купил. По удивительному стечению обстоятельств, они точно подошли моим женщинам, причём мама носила их без ремонта более 10-ти лет. Жестом указывая на подошву своих, примерно таких же, сапог Эмилия как-то сказала: “ Я туда никогда не заглядываю”. А наша переписка с Эмилией после оказанной ей очень важной услуги вскоре окончательно оборвалась.
   Через одиннадцать с половиной лет после нашей первой с Эмилией встречи я снова оказался в Риге. Короткая командировка на ВЭФ закончилась, приближался очередной новый год, и билет на самолёт мне удалось достать только на вторую половину следующего дня, т.е. сутки я должен был болтаться без дела. Находясь рядом с Рижским вокзалом, я увидел внутри его окошко с надписью “Справочное бюро”, куда и обратился. Там без проблем мне дали адрес Эмилии и указали, как туда доехать. В плохо освещённом коридоре последнего этажа старого двухэтажного дома я почти наугад нашёл дверь нужной мне квартиры. Она была обита дермантином, а потому мой стук был почти не слышен. Но дверь почти сразу отворилась, и в свете хорошо освещённой передней я сразу увидел Эмилию. И, хотя я стоял почти в темноте, знакомый голос произнёс, как ни в чём не бывало: “ Здравствуй, Диима, заходи!”
   На улице была слякоть, а потому, присев на стоящий у входа стул, я решил снять ботинки и стал их расшнуровывать. Эмилия мгновенно присела рядом и тут же зашнуровала ботинки обратно.     Передняя была совмещена с кухней, где за столиком сидел мальчик примерно восьми лет, и Эмилия познакомила нас. Сына Эмилии, говорившего по-русски с большим акцентом, звали Дианис.
   Ещё во время манипуляций с моими ботинками через приоткрытую дверь я увидел, что в соседней комнате на кровати лежит на спине мужчина. Он был в трусах и майке, развёрнутая газета была в его вытянутых руках, которые сильно дрожали. В первый момент мне даже подумалось, что это преддверие надвигающегося скандала, вызванного моим нежданным приходом. Но Эмилия спокойно зашла в комнату, а потом пригласила  туда и меня, где и познакомила с этим, уже нарядно одетым, мужчиной, который оказался её мужем. Вскоре мы все уселись за празднично сервированный стол, где были всевозможные яства, вероятно приготовленные к Рождеству. У меня была на всякий случай припасённая бутылка вина, а на столе оказались рижский бальзам и различные напитки. Мы, как говорят, хорошо посидели, я оставил Дианису свои адрес и телефон, полагая, что если он, например, со своими соучениками окажется на экскурсии в моём городе, то я смогу предложить им свои услуги.
   Потом Эмилия пошла проводить меня и долго не отпускала. Мы пропустили 6-8 трамваев, и за это время я узнал, что она несчастлива: муж скрыл от неё, что очень давно подвержен болезни Паркинсона, из-за чего он работает только в гараже и доставляет всем много хлопот. Я с сочувствием выслушал Эмилию, сказал, что у меня есть любимые жена и трёхлетний сын, а потому на возврат наших былых чувств рассчитывать никак не приходится. Вскоре я улетел из Риги.
   Вернувшись домой, я сразу же рассказал всё об Эмилии своей жене, которая была очень ревнивой женщиной. Она, похоже, восприняла всё нормально, даже вспомнив о доставшихся ей когда-то добротных сапогах из Риги, Прошли примерно десять дней нового года, я, как обычно, вернулся с работы домой, но вдруг почувствовал необычное, недоброе отношение ко мне со стороны жены и тёщи. Всё прояснилось, когда мне на стол было брошено распечатанное и измятое письмо, прибывшее из Риги. На многих страницах местами, повидимому, залитому слезами, письма Эмилия писала, что после моего визита долго вспоминала обо мне. В конце была просьба – прислать фотографию моего сына, но без жены. Я очень вежливо ответил, что не стоит вспоминать то, что уже не вернёшь. Больше письмами мы с Эмилией не обменивались.
  Прошло ещё примерно 11 лет, за которые мой прежний брак распался и я успел жениться вновь. Получилось так, что я со своей второй женой оказался в Риге снова, куда меня вместе с другими специалистами пригласили читать лекции о новых методах сварки и резки. Все мы жили в гостинице “Даугава” и, как правило, проводили отведенное и довольно сжатое время сообща. Поэтому я не решился разыскивать Эмилию.
   Ещё через 6 лет, т.е. где-то летом 1990 года  я приехал в кратковременную командировку на рижский завод стиральных машин, но главным образом для того, чтобы повидаться с моей школьной подругой и её мужем, которые после долгих мытарств и в результате нескольких междугородних и внутригородских обменов обустраивали свою внушительную квартиру в центре Риги.  Выбрав время, я поехал на железнодорожный вокзал, где на этот раз уже в подземном переходе нашёл справочное бюро. Помню, оно оказалось закрытым, и мне пришлось около часа ожидать, пока я смог передать туда бумажку, где были написаны девичья и последняя фамилии Эмилии, её год рождения и т.д.
   Ответа не было очень долго. Потом из окошечка выглянула женщина, которая настороженно спросила меня – кем я прихожусь Эмилии. Я ответил, что старым другом, товарищем. Последовала долгая пауза, после чего мне было очень тактично сообщено, что Эмилия умерла 20 мая 1988 года. Затем на выданной мне записке я получил всю необходимую информацию, включая то, каким видом транспорта и до какой остановки следует ехать, чтобы добраться до дома, где раньше жила Эмилия.
   Квартира, где пару лет тому назад прoживала Эмилия, располагалась на 14-м этаже высотного дома. На мои длительные звонки в эту квартиру никто не реагировал. Тогда я стал звонить в соседние квартиры. В конце концов дверь одной из них отворилась, и откуда выглянул испуганный мальчик дошкольного возраста. На мои вопросы он изумлённо ответил: “ А вы разве не знаете? Она выбросилась с балкона. Жила с сыном Дианисом, но его сейчас нет”. Потрясённый этими известиями, я оставил в дверях для Дианиса записку с просьбой связаться со мной, чтобы рассказать о случившемся. Потом, сидя на скамейке у этого дома, я долго смотрел на злополучный балкон и с ужасом представлял себе, как с него падала Эмилия. Когда мимо меня проезжали с детьми молодые мамы, я спросил, не слышали ли они о трагических событиях двухлетней давности, но получил отрицательный ответ.
   Ещё засветло я вернулся в квартиру моей школьной подруги, которая осуждающе выслушала мой рассказ. В случившемся она безоговорочно винила меня. Кстати, почти такого мнения придерживалась моя сотрудница по институту, очень эрудированная и авторитетная женщина. Дианис никак не проявил себя. Поэтому следующий день, после которого я должен был покинуть Ригу, я решил полностью посвятить поискам могилы Эмилии. Мне удалось побывать на трёх городских кладбищах, но удача не сопутствовала мне. К сожалению, кладбищенские конторы то ли не работали, то ли были мне недоступны, а потому я мог ориентироваться только по датам захоронений. Многие, видя мою большую озабоченность, спрашивали, кого я ищу, и даже старались мне помочь. Одна женщина, вынудив меня вкратце рассказать обо всём, задала мне нелепый вопрос - не является ли Дианис моим сыном. В итоге я уехал из Риги ни с чем. Оставшаяся в ней моя подруга не смогла заняться поисками могилы в моё отсутствие из-за множества проблем. Они неожиданно возникли в связи с обретением Латвией независимости.
 В частности, вскоре обнаружился владелец дома, где жили моя подруга, её муж и взрослый сын. Поэтому через несколько лет всего лишь с несколькими чемоданами они уехали в США, полностью лишившись всех своих  приобретений в полюбившемся им городе.
   Замечу, что Рига только-только начала возрождаться, в то время, как за прошедшие почти три десятилетия она с каждым годом становилась всё хуже и хуже. Особенно это было заметно по увеличению количества обшарпанных запущенных домов, магазинов с оскудевшими прилавками, неопрятных улиц и их обитателей. Впрочем, это явление было общим почти для всего бывшего Советского Союза и достигло своего максимума в процессе его окончательного развала. Однако власти Латвии, по всей вероятности, блюли права только частных собственников или коренных латышей. Во всяком случае, когда в конце восьмидесятых я спросил совета у главного сварщика Рижского завода стиральных машин, стоит ли мне проситься на этот завод (а я как раз выполнил для этого завода важную поисковую работу), он категорически сказал: “ Нет!”. Причём добавил, что обстановка везде очень нервная, а у рижан имеется много случаев нервных расстройств, депрессивных состояний и даже самоубийств.  Увы, я тогда совершенно не мог предположить, что когда-нибудь столкнусь с подтверждением этого высказывания.
   А вот и я со своей семьёй оказался в другой стране и поселился в Иерусалиме. Где-то через  7-8 лет у меня возникла мысль разыскать Эмилию, посетить Ригу. Я позвонил в посольство Латвии, рассказал о случившемся с Эмилией и спросил, не могу ли я рассчитывать  на их помощь в поисках могилы и что нужно, чтобы я смог прилететь в Ригу. Мне ответилили, что я могу рассчитывать только на их помощь в получении латышской визы, но искать место захоронения должен сам. Однако вскоре я в очередной раз потерял постоянную работу, а потому другие проблемы вышли на первый план.
   Прошло ещё 10 лет, и я вдруг почувствовал настойчивую необходимость поклониться могиле Эмилии. В это же время появилась идея съездить за рубеж для реализации некоторых творческих планов. Благодаря подсказкам моих друзей по бассейну я продумал маршрут моих перелётов таким образом, чтобы они проходили через Ригу. Причём в ней я мог остановиться на несколько дней. Но логично было постараться найти могилу, находясь ещё в Иерусалиме, тем более, что я где-то слышал, что у католиков принято хоронить людей, ушедших из жизни по собственной воле, вне кладбищенских изгородей.
   Предварительно я решил реализовать ещё одну подсказку – попробовать получить требуемый ответ через вероятно существующее Рижское бюро судебно-медицинской экспертизы. С помощью интернета я нашёл единственное бюро судебной экспертизы Латвии с данными о всех его сотрудниках. Дважды я писал электронные письма (на английском языке) почти половине  этих сотрудников, но, увы, ни единого ответа не получил. Тогда я позвонил в Латышское посольство, где мне любезно сообщили номер телефона справочного бюро г. Рига. Там мне не менее любезно предоставили телефоны всех 13-ти рижских кладбищ. Я начал звонить на эти кладбища, начиная  с их центрального управления. Его сотрудница Эрика сразу же заверила меня в успехе и обещала помочь. Правда, вскоре она серьёзно заболела, поэтому я продолжил интенсивно обзванивать кладбища в её отсутствие. И мне повезло: с помощью сотрудницы кладбища Плявники  - Илзы удалось сравнительно быстро узнать координаты могилы Эмилии, которая была похоронена Дианисом 28 мая 1988 года.
   Далее я решил узнать о состоянии  найденной могилы с тем, чтобы решить, что там можно будет поставить:  фотографию, дощечку, вазу и т.п. Моя просьба – осмотреть могилу Эмилии – была воспринята Илзой одобрительно. Но потом длительное время я никак не мог связаться с ней, а потому мне пришлось тактично повторить свою просьбу сотрудникам Илзы. Наконец, она сама сказала мне, что памятник якобы был установлен Дианисом, а сейчас ничего нет, и нужно будет разбираться на месте. Ответ не удовлетворил меня, но я успокаивал себя тем, что в Риге остановлюсь почти на 4 дня, из которых, правда, два, как выяснилось, будут нерабочими.
   И вот ещё через 20 лет, во второй половине воскресного дня, передо мной, наконец, предстала до боли знакомая, чистая и солнечная Рига. После гостеприимной, но удушливо знойной и даже задымленной Москвы, где к тому же я имел неосторожность заполучить пищевое отравление, ко мне пришло сильное облегчение. Несмотря на то, что гостиница, где я поселился, с большой натяжкой тянула на две звёздочки, я обрадовался возможности немного отдохнуть. По дороге в эту гостиницу, глядя в окна автобуса, мне казалось - вот передо мной проплывают улицы, по которым я когда-то шагал, возвращаясь из Катлакалнса в Межапарк. Даже виделось, что мимо нескольких двухэтажных домов я когда-то проходил.
    На следующий день я попытался найти справочное бюро, чтобы выяснить что-либо о Дианисе, а через него – и о месте захоронения его матери. Увы, справочного бюро, которое могло бы дать мне подобного рода информацию, не оказалось ни на вокзале, ни в его окрестностях. Мне посоветовали обратиться в министерство внутренних дел, которое было неблизко, и стало понятно, что такой путь слишком долог, причём не гарантирует успех и, тем более, быстрый.  Тогда  я предпринял затяжную прогулку, исходя из принципа: идти туда, куда ноги несут. Непонятным образом они перенесли меня по другую сторону железнодорожного полотна и повели по незнакомой улице. Пройдя около километра, я решил определиться и спросил у прохожих первое, что пришло мне в голову, - как пройти к рынку. Неожиданно мне сказали, что совсем рядом находится блошиный рынок, если обогнуть находящийся недалеко хозяйственный  магазин. Я не приминул туда зайти  - посмотреть, что там есть, и узнал, что найти эпоксидную смолу в Риге непросто.
   Блошиный рынок ломился от избытка товаров, а покупателей почти не было. На мой вопроc, где можно купить эпоксидку, скучавшие от безделья продавцы только разводили руками, и моя надежда на успех развеивалась. Мне же чётко представлялось, что завтра на кладбище придётся что-то к чему-то крепить, хотя конкретных мыслей не было.
   После безрезультатного прохода между несколькими прилавками моё внимание привлекли три продавщицы-женщины, которые, повидимому, уже собирались закончить свой рабочий день. Та, которая была помоложе, о чём-то хлопотала, и, когда на мой вопрос об эпоксидке  был, к моему восторгу, получен положительный ответ, она, неся 3 рюмки и бутылку какого-то напитка, резко ответила: “Но Вам, молодой человек, придётся немного подождать!”               
 Ожидание длилось недолго, и одна из пожилых женщин предложила мне даже два вида клея, один из которых – под маркой американского - был тут же куплен. Мне почудилось, что между нами возникла какая-то доверительная атмосфера, толкнувшая на следующий вопрос:               
    - Нет ли у вас вазы?
    - Конечно, есть, но на какую сумму Вы рассчитываете?   
    -  Где-то до 10 латов…               
    Женщина, что помоложе (а она, похоже, употребила уже не первую рюмку), предложила мне роскошную, похожую на хрустальную, вазу, но с узким ребристым дном:   
       - Два лата! 
      Я заметил:    
      - Мне бы с более массивным дном, которое можно было бы прочно приклеить к чему-нибудь…    
     - Мы Вам можем найти даже бронзовую вазу, но смотрите, чтобы её не украли!               
     - Да, для меня это очень важно, так как ваза будет стоять на кладбище.
   И тут пошёл откровенный разговор. Услышав очень краткий рассказ об Эмилии, молодая женщина нахмурилась:   
      - Вы не католик, и Вам, как и Эмилии, на этом кладбище не место. Нечего ей было кончать жизнь самоубийством!               
      - Да, но мы не знаем, что её вынудило совершить этот поступок. Может быть, болезнь мужа, плохое отношение к ней со стороны Дианиса, родственников, невыносимая жизнь и вконец подорванное здоровье…               
      Две другие женщины поддержали меня, а я отметил, что тогда был очень тяжёлый период жизни, когда Рига хирела с каждым годом, а вот сейчас она возрождается…               
 - Какое дело Вам до нашей Риги? Вы за неё не беспокойтесь – она не пропадёт!               
 Тут женщины неодобрительно замахали на свою подругу, а я примирительно сказал:               
     - Наверное, в современной жизни нельзя применять старые предрассудки. Когда мы были с Эмилией молодыми, нас тянуло друг к другу, но нам не суждено было быть вместе. Сейчас её нет, и я почувствовал потребность поклониться её памяти, для чего и приехал из Иерусалима. Я уверен, что Эмилия не виновата в случившемся. А Ригу я люблю и помню. Не знаю, когда ещё смогу оказаться здесь…               
   Неожиданно молодая женщина растрогалась  и спросила: “Можно я Вас поцелую?” Быстро поцеловав меня, она предложила мне всего за один лат отменную стеклянную вазу бордового оттенка с расширенным дном. Потом она записала, на каком участке покоится Эмилия, сказала, что на этом же кладбище у неё кто-то есть и что она обязательно туда наведается. И мы расстались.
   На обратном пути я заглянул в хозяйственный магазин и, не найдя там маленького сoвкa, купил небольшой шпатель, чтобы можно было выкопать ямку для вазы. По дороге в гостиницу ещё приобрёл несколько метров упаковочной проволоки, симпатично охваченной серебристым бумажным покрытием. Потом из этой проволоки я соорудил витиеватую надпись ЭМИЛИЯ. Затем  вплоть до вечера мне пришлось приклеивать эту надпись к стеклянной вазе, так как её стенки снаружи имели спиралеподобную поверхность. На неё же удалось приклеить и маленькое изображение Иерусалима, позаимствованное с одного из имеющихся у меня сувенирных брелков. 
   С утра следующего дня я без труда нашёл контору кладбища Плявники. Сидящая у окошка женщина подтвердила, что её зовут Илза, вспомнила наши телефонные разговоры, проверила записи в книге регистрации и куда-то повела меня. Через несколько минут я уселся рядом с шофёром небольшой грузовой машины, который отвёз меня на нужный участок. По дороге я узнал от него, что утерянная могила в регистрационной книге обычно записывается, как место номер один. А участок и ряд, как правило, называются правильно. Мы нашли их по указанным номерам, но могилу обнаружить не удалось, и шофёр оставил меня одного, c благодарностью взяв подаренный ему сувенирный брелок, от которого почему-то отказалась Илзa.
   Даже беглый осмотр показал, что могила Эмилии никогда не была крайней в представшем передо мной ряду, который всего-то насчитывал немногим более дюжины могил. Левый край этого ряда включает три плотно расположенных, судя по фамилиям и следам совместной уборки, связанных родственными узами, могилы. Первая и вторая из них значатся под одной фамилией, причём вторая могила датирована 27-м мая 1988 года. Нельзя исключить, что третья из них, действительно с более поздней датой захоронения, появилась вместо могилы Эмилии. Однако трудно себе представить, что родственники погребённых могли согласиться хоронить близкого им человека на костях другого. Перемещая свой взгляд  далее вправо, можно увидеть ещё три, но уже разрознённые могилы, датированные 1988-м годом, однако лишь пятая и шестая могилы на своих памятниках чётко фиксируют даты захоронений: 29 и 26 мая. И именно эти могилы разделены хорошо различимым  холмиком, из-за чего расстояние между ними почти в два раза больше  нормального. А ведь Эмилия была похоронена 28 мая! Следовательно, выделяющийся холмик с вероятностью, на мой взгляд,  90% и есть могила Эмилии! Если перемещаться дальше вправо, то там уже идут захоронения 1989 года и позже – вплоть до чётко обозначенной автомобильной дороги, ведущей от ворот к данной группе участков этого кладбища. Поэтому, а также с тем, чтобы не вступать в конфликт с людьми, ухаживающими за первыми тремя, обособленными, могилами, где установлены солидные памятники, я и решил обозначить обнаруженный холмик как место захоронения Эмилии.
    Для надёжной установки на земляном холмике приготовленной заранее вазы было решено прикрепить к её днищу найденную по дороге пластмассовую пластину. Я тщательно размешал необходимое количество эпоксидного клея, соединил им вазу и пластину и поставил их сохнуть недалеко от левого края могил. Мимо него проходила мало приметная тропинка, примерно на полтора метра отстоящая от параллельно идущей к тропинке изгороди из проволочной сетки. Пространство между тропинкой и изгородью было заполнено густым кустарником. В нём я и решил оставить свой портфель, чтобы не обременённым лишней тяжестью пойти купить цветы. Вода для них была у меня в бутылке и термосе, которые вместе с яблоками, сухариками, картой-схемой Риги, фонариком, зонтиком и прочей мелочью размещались в спрятанном в кустах портфеле.
   По информации привезшего меня на участок шофёра, цветы можно было купить совсем рядом, но на самом деле пришлось идти в темпе туда и обратно, причём по солнцу,  до двух километров. Уставший, разгорячённый, а также мучимый жаждой (рядом с цветами воды не было), я постарался поскорее вернуться на нужный участок.  И с удивлением увидел, что ваза и пластина валяются недалеко друг от друга, а кулёк с остатками  клея и шпателем лежит почему-то на тропинке. Но главное - в кустах портфеля не было! К счастью, фотоаппарат покоился в чехле, закреплённом на поясе моих брюк.
   Пришлось в ускоренном темпе с помощью шпателя зарыть наполовину вазу в головной части холмика, предварительно снова соединив её с пластиной. Цветы были поставлены в вазу без воды. Немытыми руками, с большими предосторожностями, удалось сделать несколько снимков могилы Эмилии. После этого я обратился к ней со словами благодарности и благословения. Затем, торопливо отправился на автобусную остановку. Там мне повезло - автобус появился довольно быстро, что позволило спустя непродолжительное время попасть мне в гостиницу, где после утoления жажды, душа и небольшого отдыха облегчённо вздохнуть.
   На следующий день я улетeл в Германию. Там в четырёх городах довелось провести насыщенные интересными встречами и экскурсиями 7 дней, после чего транзитом я снова вернулся в Ригу.  У меня оказались свободными примерно 5 часов, которые без тени сомнения было решено потратить для повторной встречи с Эмилией. Водитель автобуса, который вёз меня из аэропорта в центр Риги, оказался разговорчивым мужчиной примерно 32 лет от роду. Но, выходя из автобуса, я ему успел лишь сказать, что приехал сюда из Иерусалима, чтобы посетить могилу женщины, котора, будучи девушкой, познакомилась со мной - тогда ещё студентом.    Кстати, я обратил внимание, что все продавцы, обслуживающий персонал кафе, аэропорта и кладбищ, водители и т.п., хорошо и охотно говорят по-русски. Сложилось впечатление, что большинство водителей общественного траспорта, а также пилотов самолётов – это вообще русские, украинцы, но не латыши, которые , впрочем, совсем перестали чураться русского языка. К сожалению, его мне нередко приходилось слышать в бранной форме, с использованием нелитературной лексики. В то же время, как мне кажется, сейчас в Риге легко уживаются различные традиции и вкусы. Например, посетители вокзала имеют возможность спокойно зайти в расположенные рядом кафе с латышским меню и русскими пельменями, не представляет труда найти газеты и книги на русском, английском и других языках, купить рижский бальзам, русскую водку, чилийское вино.
    Зная нужные маршруты, поездка на кладбище оказалась несложной. Прежде были куплены цветы, а также, учитывая предстоящий, почти 4-х часовой, перелёт, необходимые запасы провизии и воды. Они без проблем разместились в большом, купленном в Германии, портфеле. И вот где-то около 7 часов вечера перед моими глазами вновь возникли запомнившиеся неделю тому назад кладбищенские ворота. Невзирая на внушительные размеры и вес моего нового портфеля, я развил приличную скорость, надеясь мгновенно найти могилу Эмилии. Но не тут-то было! Ничего не получалось. Я ходил туда-сюда, но было всё не то! Людей на кладбище почти не было, а те, которые встречались, совсем не имели представления о нумерации участков и рядов. Почти обессилев, я решил найти сетчатую изгородь, около которой имел неосторожность оставить свой предыдущий портфель, и вскоре мне это удалось. Потом без проблем было найдено и само это злополучное место, а затем и могила Эмилии. Оказывается, я, стараясь поскорее попасть к ней, просто проскочил нужный участок, до которого от ворот было всего-то 100 шагов.
   Ко мне вернулись силы, и я ещё раз внимательно изучил ряд, в котором была найдена могила Эмилии. Одновременно возникло всё более крепнувшее впечатление, что почти сразу после похорон своей матери Дианис прекратил посещать кладбище. В памяти всплыл мой приезд в Ригу двадцатилетней давности, когда, судя по всему, я побывал и на этом кладбище. Неплохая зрительная память навела меня на аналогию между рядами могил сейчас и тогда. Естественно, что тогда здесь было просторнее, поскольку отсутствовали сравнительно недавние (1993г. и позже) захоронения, заполнившие справа пространство, примыкающее к дороге. Но тогда жe, по всей вероятности, уже не было таблички, а тем более памятника (а именно его я и нацеливался увидеть), так как могила Эмилии просто была заброшена. Почему это произошло? Об этом можно только догадываться. Замечу, что за оба посещения я не увидел на кладбище ни одной таблички, которая вместо памятника обеспечивает идентификацию места захоронения.
   Сделав ещё несколько снимков могилы Эмилии и соседних могил, записав ряд необходимых ориентиров (вдруг удастся ещё посетить это памятное место!), мне после этого удалось вовремя добраться до вокзала и там пересесть на автобус, идущий в аэропорт. И тут случился сюрприз – за рулём сидел прежний, разговорчивый водитель. От меня он узнал подробности моей зарубежной поездки, а мне поведал, что в Риге уже давно нет завода стиральных машин, РВЗ и ВЭФ.  На месте вагонного завода, правда, что-то ремонтируют, а территория ВЭФ выкуплена каким-то бизнесменом для увеселительных  целей, но практически не используется. Раньше, из разговора с дежурной по гостинице, мне стало известно, что кинотеатр  “Палладиум” закрылся примерно пять лет тому назад, так как, быть может, не окупался. Несмотря на то, что в Риге 28% русскоговорящего населения, большая часть его не имеет латышского гражданства, как и мой разговорчивый водитель. Очень много недвижимости в Риге приобретается иностранцами, особенно выходцами из Германии. За 4 дня пребывания в Риге я не увидел ни одного трамвая, а ведь когда-то он со своей узкой колеёй был одной из достопримечательностей этого города… Может быть, это была всего лишь одна из моих личных неудач, но за то мне удалось найти и сделать то, что многие годы требовал от меня какой-то внутренний голос!
   Через несколько часов cамолёт оторвался от взлётной полосы рижского аэропорта, чтобы доставить меня домой. Но в Риге всё-таки осталась частица моего сердца! Дай, Бог, тебе, Рига, мира и счастья!               
 Самолёт растворился в сумерках окутавшей нас ночи, а в моём сознании из этих сумерек вновь и вновь стали выкристаллизовываться  события, начавшиеся почти полвека тому назад…


                Иерусалим, август 2010.