Я ее убил

...
Я не знаю, нужно ли мне было приходить... но я пришел к НЕЙ.
...
Я пришел к ней, но она меня не ждала. Я сам не знаю, зачем пришел. Зачем открыл эту дверь. Обычную такую, деревянную. Просто захотелось - и я открыл именно эту дверь.
Я открыл эту дверь и вошел в эту комнату, хотя меня не приглашали. Я не был гостем. Я вообще не знал, куда пришел.

Я зашел в эту комнату, и она была... простой! Даже слишком. В ней не было ничего. Только голые бетонные стены. Только старый деревянный пол. Только низкий выбеленный потолок. И только единственное окно с открытой форточкой.

Я пришел к ней в комнату. Но в комнате было холодно, хотя за окном светило солнце. Яркие лучи проглядывали сквозь стекла. Они оставляли на полу яркое пятно. От него слезились глаза. Я вошел в эту комнату и увидел солнце в царстве холода.

Я пришел к ней, но она была не рада меня видеть. Она сидела в углу комнаты. Туда не проникал солнечный свет. И она плакала в темноте. Тогда я подумал, что у нее какое-то горе.

Я пришел к ней, когда нам обоим было по семь. Я пришел к ней, когда мы были совсем детьми. И мы поклялись друг другу, что будем друзьями навсегда.
Я пришел к ней, и я полюбил ее и это место.
...
Сегодня я опять приходил к ней. Она как обычно грустила в углу. Я спросил, что у нее стряслось, но она мне не ответила. Только зарыдала.

Я снова пришел к ней после долгой разлуки. Теперь нам по одиннадцать. Скоро мы будем взрослыми. Но мне хотелось бы остаться с ней хотя бы друзьями.

Я спросил у нее, возможно, она плачет из-за моего долгого отсутствия. Но она лишь качает головой в ответ.

Я пришел к ней, но я не увидел солнца. Окно было закрыто. За окном шел дождь. Тяжелый, проливной. Серый. Я люблю солнце, и мне нравилась эта комната, когда в ней гуляли солнечные лучи. Я пришел в эту комнату взглянуть на солнце, но за окном шел дождь.

Я пришел к ней, но на мой вопрос она ответила лишь, что ей очень плохо.

Я пришел к ней, и в ее комнате была кромешная тьма.
...
Каждый раз, когда я приходил в эту комнату, у меня создавалось странное ощущение. Ощущение пустоты. Ощущение отчаянья. Ощущение падения. Ощущение боли. Но она как всегда смеялась. Да, она не плакала. Она смеялась. Смеялась, как смеются маленькие дети. Больше при мне она не плакала. Или не хотела плакать. Она только смеялась. Но я чувствовал холод. Холод, исходящий из бетонных стен. Ветер, проникающий сквозь оконные стекла.
Я приходил к ней, она смеялась, но в комнате всегда было холодно.
...
Я пришел к ней, и за окном опять светило солнце.

Я пришел к ней, но она сказала, что не хочет меня видеть. В ответ на мой вопрос она прокричала, что ненавидит меня. Почему?

Я пришел к ней, но она была не рада. Хотя обычно радовалась. Смеялась. Хлопала в ладоши. Рассказывала о том, как она провела свой день. Рассказывала о своих мечтах. О своих падениях.

Я пришел к ней, и она сказала, что ненавидит меня. Но я в этом не виноват. Это она виновата. Так она сама решила. Поэтому себя она ненавидит больше.

Я пришел к ней, и она сказала, что один человек сделал ей больно. Но я в этом был не виноват. Она призналась, что слишком доверчива.

Я пришел к ней, а она сказала, что ненавидит нас.

Я пришел к ней, а она выставила меня за дверь.
...
Однажды я пришел к ней, и она сказала, что ненавидит меня. И я понял, что начинаю ненавидеть ее.
...
Однажды я спросил у нее, почему в ее комнате ничего нет. Она ответила, что ничего не нужно. Что здесь есть самое главное. Пустота. В каждой щели. В каждом миллиметре. В каждой молекуле. Она сказала, что это комната одиночества. И она живет здесь вместе с пустотой. На мое предложение принести сюда хоть что-нибудь она ответила, что пустоте будет тесно.
Тогда я просто ушел.
...
Я всегда приходил к ней. И слушал. Слушал ее. Ее голос. Ее тихий голос. Почти шепот. Настолько тихий, что приходилось читать по губам.

Я всегда приходил к ней. И слушал ее тихий голос.

Но однажды я понял, что он мне опротивел.
...
Я пришел к ней, и она опять начала жаловаться. Опять. В который раз все сначала. Да, я помню, что она так объясняет. Но мне надоели эти объяснения. Надоело слушать ее противный писклявый голос. Он только и говорит мне, что я должен делать. Как я должен делать.

Я пришел к ней, и она опять начинает меня учить. Наверное, во многих девушках заложен материнский инстинкт. И она не знает, на кого его направить. И я попался под руку.
Я пришел к ней, а она говорит, что я как ребенок. Но я не ее ребенок. Я уже давно вырос. И она выросла. Она стала хорошенькой. Но я этого не заметил. Меня она достала. Эта дрянная девчонка. С писклявым голосом.

Я пришел к ней и понял, что она мне совсем уже не нравится. Когда я только увидел ее в первый раз, я подумал, что когда она вырастет, она будет очень красивой девушкой. Но сейчас я понимаю, что считаю ее уродливой и безобразной.

Я пришел к ней, и она снова меня учила жить.
...
Однажды я пришел к ней и понял, что хочу убить эту дрянь.
...
Я пришел к ней. И снова все по кругу.

Ее вечное нытье. Ее вечные жалобы. Ее вечные наставления. Поучения. Как будто я только для этого и прихожу к ней. Только, чтобы поучиться чему-нибудь. Посочувствовать. Я уже забыл звук ее смеха. Когда она смеялась, она нравилась мне намного больше. Сейчас она только говорит. Не шепчет. Говорит противным писклявым голосом. Учит меня жизни.

Сегодня я пришел к ней и принес с собой складной нож. Так, на всякий случай. Потому что мне хочется убить ее. Хочется увидеть, как ее тело обмякнет у меня в руках. Как она будет биться в конвульсиях. Как по полу растечется ее густая кровь. Как в ее глазах застынет ужас и непонимание. Ведь она же так меня любит. И я ее люблю. Но она стала бесполезной.

Я пришел к ней и понял, что хочу увидеть ужас в ее мертвых застывших глазах.
...
Я пришел к ней. Снова. Не знаю почему. Кажется, мне нравится это чувство ненависти к ней. Мне нравится ее ненавидеть. Но меня бесит ее голос. Противный и писклявый.
Я пришел к ней и принес большое зеркало. Повесил на стену. Она ничуть не удивилась. Даже, кажется, обрадовалась. И замолкла.

Я пришел к ней и принес ей зеркало, и она стала вертеться перед ним. Осматривать себя. Свои волосы. Свое лицо. Свое тело. Свою одежду. Она даже смотрела на меня сквозь зеркало. Будто она могла так увидеть во мне что-то новое.

А я просто сидел в углу. В том самом, в котором обычно сидела она. И лишь мило улыбался ей.

Я просто сидел в углу и сжимал в кармане свой складной нож.

Я пришел к ней и принес ей зеркало, и мне так хотелось, чтобы осколок от этого зеркала вонзился ей в шею.
...
Я пришел к ней, и снова в ее окно ярко светило солнце.

Я пришел и ударил ее. Потому что осточертело. Потому что она достала. Ее глупые разговоры. Долгие. Нудные. Ни о чем. Просто так.

Я ударил ее, потому что мне так захотелось сделать. Захотелось увидеть ее слезы. Захотелось, чтобы она упала на колени. А потом бы я начал успокаивать ее. Как раньше.

Я ударил ее, но она не заплакала. Не упала. Лишь поджала губы.

Я ударил ее и ушел, хлопнув дверью.
...
Сегодня я пришел и убил ее.

Она не сопротивлялась.

Я ее просто задушил.

Мои руки машинально сомкнулись у нее на шее.

Я думал, она будет пытаться откинуть меня. Думал, что она будет бороться. Раньше она любила бороться.

Но сегодня я убил ее, и она не хотела бороться. Не хотела вернуть все назад. Возможно, она думала, что все кончено. Но я так не думал. Хотя мне уже не о чем думать.

Я убил ее, потому что она меня достала. Своими словами. Я очень любил ее смех. Но она уже давно не смеялась. Только говорила. Противным писклявым голосом. Она учила меня жизни. Она жаловалась мне на свое жалкое существование. Она ничего не хотела.

Я убил ее, потому что она стала бесполезной. Никчемной. Она уже давно ничего не делала. Не рассказывала чего-то очень грустного, смеясь при этом. Она уже даже давно не крутилась перед зеркалом. А ведь она очень любила это делать.

Я убил ее, и сейчас ее тело валяется на полу. Нет, оно не лежит. Оно валяется. Безжизненное тело. Бездыханное. Ее тело валяется в лучах заходящего солнца. И мне нравится эта игра света. Как будто свет борется с тенью. И я не мог оторвать глаз от валяющегося в лучах вечернего солнца тела. Ее тела.

Я убил ее. А потом я подошел к стене и сбросил с нее зеркало. То самое, которое ей  принес. Тысячи осколков разлетелись в разные стороны. Часть из них рассыпалась рядом с ее телом. И в них отразилось красное от захода солнце.

Сегодня я наконец-то убил ее.
...
Я убил ее, и ее тело так и валяется.

Я убил ее, но сегодня я принес формалин. Много формалина. Мне хотелось, чтобы она не исчезала.

Я просто вылил на ее тело весь формалин. Чтобы она не сгнила. Чтобы осталась.

Я вылил на нее весь формалин, а она так и продолжала валяться в лучах солнца.
...
Я убил ее и притащил кресло. Обычное кресло. Я знаю, она любила обычные вещи. Я притащил это кресло для нее. Я усадил ее в это кресло. Я пододвинул его с ее трупом к окну. Так, чтобы на ее теле играли лучи солнца. Она вся пропахла формалином.
...
Я убил ее.

Я вылил на ее мертвое тело формалин. Вся комната теперь пропитана запахом формалина.

Я принес для ее мертвого тела обычное старое кресло и усадил ее труп в него.

Я пододвинул кресло с ее трупом к окну, чтобы на ее мертвом теле, пропахшем формалином, играли солнечные лучи.

Я сижу в углу и смотрю на нее.

Мы поклялись друг другу в дружбе, а я убил ее.

Я убил ее и теперь смотрю на ее труп из темного угла.

Я убил ее, и я наконец-то нашел применение для ее бесполезного существования.
...
Я убил ее, и мне нравится ее мертвая красота.
...
P.S. Кем бы ты ни был...
Где бы ты ни был...
Спасибо тебе, Jolly Roger.
...