Непроизвольное самопрограммирование будущего

 Непроизвольное самопрограммирование будущего
     Воистину, неисповедимы пути Твои, о, Господи! Короче, дала Татьяна Онегину от ворот поворот. Мол, я другому отдана, и буду век ему верна. И ведь были же ему знаки, но вот втемяшится в голову совершенно посторонняя, не соответствующая образу поэта, мысль, и, может быть, нет ничего страшнее этих неизвестно откуда взявшихся мыслей. Словом, захотелось поэту чего-то идеального, поскольку жизнь самого поэта вовсе идеальной не была, да и откуда может взяться поэт, если он следует идеальной жизни.
    Есть выражение: "Воровка не должна смотреть в сторону мужчины. " В общем плане: у таланта может быть только одна любовь - сам талант. Талант ревнив и отрицает материальную рассудочную жизнь, которая является для него средством, пищей и не более того. И когда человек идет наперекор своему таланту и пытается стать "таким, как все", тогда талант убивает человека. Есенин однажды посмотрел в сторону женщины  Айседоры Дункан - и талант убил Есенина. Гоголь посмотрел в сторону Бога, и талант убил Гоголя. Талант не терпит соперников. Талант требует, чтобы он был единственной любовью человека. Для таланта материальный мир с его рассудочной жизнью является предметом, пищей, которой он питается. Рассудочная жизнь - с её правилами и требованиями - вне таланта.

Пушкин
    И вот талант Пушкина пишет Евгения Онегина с его "И я другому отдана, и буду век ему верна". Но вот появляется красавец- Дантес. Что может противопоставить Пушкин красавцу - французу, кроме своего таланта? Ничего! И ничего он не может противопоставить французу потому, что не Наталья добивалась его, а он добивался красавицы Натальи, ибо, если он и решился стать "таким, как все", что означало, но чего он не осознавал, предательство своего таланта, но за это предательство таланта он хотел взять и соответствующую цену, и цена эта была - первая красавица. Но каково выглядел Пушкин рядом с ней?! Разумеется, то, как он выглядел рядом с ней, должно было льстить его самолюбию, но в этой победе самолюбия была и оценка самого себя, но самого себя как поэта. Гордыня победила Пушкина-человека, так как не на соответствующую ему вещь он позарился. А природа безразлична  и к гордыне, и к тщеславию, она просто делает своё дело. И вот в результате женитьбы на Натали  талант Пушкина превратился Пушкиным в разменную монету на наряды, на балы, на развлечения  красавицы Натали. И вот Пушкин видит на балах свою красавицу-жену в обществе Дантеса, и глаз поэта не может обмануться во взаимных чувствах Натали и Дантеса, чувствах, облагороженных и поэтому сделавшихся неподсудными благодаря его собственной программе, заложенной в жену "Евгением Онегиным" "И я другому отдана, и буду век ему верна". И эта неподсудность, эта защита, эта верность жены, которая остается физически верна ему, но любовные чувства, мысли, ощущения которой принадлежат другому, превращает жизнь Пушкина в ад, потому что он ничего не может сделать с чувствами жены, которые ему не принадлежат, и в раба которой он превратил свой талант. Он стоит в зале, видит довольных, улыбающихся Натали и Дантеса, и уменьшается в своих глазах, превращаясь в плевок на полу, на котором стоит. И он не видит другого выхода, кроме одного: забыть о том, что он - "как все", и дать выход своим чувствам. И когда он сбрасывает с себя путы человека, который "как все", он чувствует себя освободившимся от унижения, в которое поставила его Натали. И даже тогда, когда Дантес смертельно ранит его и Пушкин знает, что жизненный путь его завершен, он продолжает чувствовать себя освободившимся и вернувшимся к своему таланту, хотя и сделал это слишком поздно. И теперь, на своём смертном одре,  он  делает  своё завещание Натали, "которая была вполне благородна и непогрешима".  И как ложным было самолюбие Пушкина, избравшего Натали за красоту, как красивую вещь, точно также ложным было и завещание женщине, которая "ему  отдана и ему верна. "  Ну, что же, Натали как вещь принадлежала ему. Но Натали как человек была свободна в своих чувствах. Так что свой договор перед Пушкиным она выполнила. А что касается остального... за что Пушкин купил Натали, то и получил.

Лермонтов
    Лермонтов никогда не предавал своего таланта. Для Лермонтова его талант был превыше всего. Люди, общество были пищей его таланта, который не знал в себе удержу и был беспощаден. И Мартынов, портрет которого вполне представлен Лермонтовым в образе Грушницкого, стал пищей его таланта, который вполне понял и выразил Мартынова в крике Грушницкого  на дуэли: стреляйте, или я вас убью из-за угла. И, однако, талант Лермонтова непроизвольно поднимал внутренний мир  окружающих его людей до себя, предполагая в них чувства, подобные тем, которыми жил он сам,  чего маленький человек  понять был не в состоянии и что его    всего больше и раздражало в Лермонтове. А каково это маленькому человеку увидеть себя описанным. Ведь и маленький человек имеет свои чувства и своё самолюбие, и часто гораздо большие, чем у обычного человека,  и поэтому  он тем более не хочет предстать перед людьми голым, откуда и появляются все эти мартыновские черкески и кинжалы, все эти  потуги выглядеть не столь заурядно, потуги, превращающие жизнь в непреходящую  сцену.  Талант Лермонтова вполне описал характер его "приятеля" Мартынова, однако его талант совершил ошибку  по отношению к самому Лермонтову: в романе  Печорин-Лермонтов стреляет в Грушницкого-Мартынова, чего никогда бы не сделал сам Лермонтов, и именно из презрения к мелкости человека. И когда история, описанная Лермонтовым, повторилась в реальности, его лицо выразило презрение, и он под дулом пистолета выстрелил в воздух, зная, что за этим последует, тогда как Мартынов выполнил обещание убить из-за угла, потому что после выстрела в воздух выстрел Мартынова как раз и был убийством из-за угла.
      Талант Лермонтова ни на йоту не ошибся в Мартынове. Талант Лермонтова ошибся в самом Лермонтове, потому что мерил его мерками окружающих, которые не подходят великому человеку.  И было здесь и еще одно:   талант Лермонтова задыхался в этой окружающей его жизни. И   не сам ли Лермонтов убил себя руками Мартынова, потому что Лермонтов был человеком, принадлежавшим высшей реальности, которой он вокруг себя не находил.

    13.11.12 г.