Мертвецы

Я устал себя мучить бесцельно,
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца...

В те края, где я рос под кленом,
Где резвился на желтой траве, -
Шлю привет воробьям, и воронам,
И рыдающей в ночь сове.

Я кричу им в весенние дали:
"Птицы милые, в синюю дрожь
Передайте, что я отскандалил, -
Пусть хоть ветер теперь начинает
Под микитки дубасить рожь".

Сергей Есенин.


Герман сидит на полу, прислонившись к стене и закрыв глаза. Первый из его друзей сидит на подоконнике, сложив руки на груди и глядя в окно, другой - за расшатанным столом и пьет четвертую чашку чая.
Второй: Послушайте, сударь, нельзя же сидеть вот так... Хотите чаю?.. Черт возьми, Вы так и будете молчать? Вы же сами знаете, что это бесполезное и неосуществимое желание: доказать сволочи, что она - сволочь. Бесполезные желания - следствия бесполезных действий. Какого черта, скажите на милость, Вы связываетесь со всей этой сволочью? Молчите? Конечно, Вам нечего ответить - Вы сами того же мнения. Если уж хочешь иметь дело со сволочью - бери ружье, ори: "Сволочи!" - и мочи направо и налево. Вот это по-мужски - по крайней мере, нечто, так сказать, положительное. 
Первый: А доказать мертвецу, что он - мертвец?
Второй: О! Вы правы, мой друг. С досады я позабыл, что даже сволочью может быть только живой. Вот видите, Герман, Ваши намерения очень глупы, так как сволочи существуют только в Вашем воображении. 
Первый: Так можно или нельзя?
Второй: Ну, если он когда-то был жив - возможно; если же никогда - черта с два. Особенно если он ест.
Первый: Если он есть, Вы сказали?
Второй: Я сказал - если он ест. Похоже, Ваш вопрос или что-то вроде него давно витает в воздухе, так как, идя по улице, уже невозможно встретить прохожего без еды в руках. Поначалу этих едоков было не так уж много, и я не обращал на них внимания, но теперь это просто бросается в глаза. Точно каждый из них ждет, что Вы соберетесь доказывать ему то, о чем Вы сейчас сказали, и выставляет еду, как щит, в последней надежде. Признаюсь, выглядит это довольно жалко... Мертвец - и ест: согласись, нелогично; значит, все пучком, ведь они не имеют понятия ни о чем, кроме своей туши. Бедняжки! Они лишаются единственного, но чем всегда припеваючи жили - собственного мяса. Вы страшный человек, мой друг!
Первый: Куда безобидней, чем они сами.
Второй: О! Конечно, Вы правы! Истину не выловить никакими доказательствами, пока она сама не всплывет наружу. Вы замечали, как много развелось парфюмерных магазинов? Всему есть причины, и в данном случае - трупный запах. Да, мой друг... похоже, что наши здоровенькие, толстенькие, хорошенькие мертвецы начали разлагаться. Но почему Вам пришел в голову этот вопрос?
Первый: Ничего особенного; я увидел машину с надписью "Сделай жизнь вкуснее!"
Второй: Вот почему плохо сидеть у окна. Никому не советовал бы смотреть в окна; их нужно бы ликвидировать. Не хотите ли составить мне компанию?
Первый: "Дари близким тепло".
Второй: Что, очередная машина?
Первый: Вывеска на магазине верхней одежды. Акция - четвертая куртка бесплатно.
Второй: Вот опять же слова - многое зависит именно от них. Слова на всех одинаковы - на живых и на мертвых. Мертвецы приватизировали все слова живых и пользуются ими по своему усмотрению. Попробуй докажи факт его одиночества тому, кто называет друзьями фонарные столбы.
Первый: Вы уверены, что слова первоначально принадлежали живым?
Второй: О! Пожалуй, Вы правы. Живые - народ выдумщиков; разумеется, это они умудрились выдумать несуществующее значения для каждого слова и попадают в неловкое положение по своей вине: когда они грустят о каком-то несуществующем друге, мертвецы думают, что они зажрались и их не устраивают фонарные столбы - подавай им телеграфные, золотые или черт знает какие - словом, сплошное нахальство, и притом себе же во вред.
Первый: Любовь...
Второй: Ха-ха-ха! Да, это самое чертовски досадное слово.
Первый: Есть еще более досадные слова - печаль и страдания.
Второй: О! В самом деле! Однажды я попал из-за них в скверное положение. Понимаете ли, меня начал бесить их положительный настрой. Раньше всего этого было полно: печаль о судьбе человечества, о собственном несовершенстве, об отсутствии прекрасного на земле... да, если оставить в покое мрачность, хотя бы какое-то осмысленное чувство на физиономии... и вдруг все это куда-то испарилось. Улыбайся, улыбайся, улыбайся, черт возьми! Растягивай рот - и ты станешь счастливым! Отовсюду счастливые рыла! Все превратились в круглые желтые смайлы! Все наводнилось прикольными мультяшками, волшебными зверятами, потешными попрыгунчиками и всякой дрянью, как будто мир стал детским садом для идиотов; еще немного - и я сам превратился бы в одного из них: хрюм, прыг, вау! Я не вытерпел и схватил на улице парня, который громче всех ржал. "Черт тебя подери, - сказал я, встряхнув его, - какого черта ты веселишься? Ты же превратился в тупую чертову скотину!" Вы не представляете, как он раскис! Если бы я не держал его, он стек бы на асфальт в виде куска вонючего злобного теста! А я-то, дурак, надеялся на то, что, задумавшись, он станет человеком. Тогда я понял, во что превратились бы эти хорошенькие смайлы, если бы они вняли моему совету, и решил оставить их в покое. В былые времена мертвецы имели более человеческий вид и могли позволить себе приличную глубокомысленно физиономию с восторженным взглядом или оттенком вечной печали, вполне сходную с лицом живого человека. Теперь и радость и печаль имеют одинаково гнусный вид, так что даже при самом диком воображении нельзя принять их за живых. К тому же с моей стороны было нечестно упрекать их за положительный настрой.
Первый: Да?
Второй: Разумеется. Я всегда стараюсь думать о хорошем, и нахожу это очень похвальным. Или, вот еще пример - обожаю полумрак; согласитесь, что сугубый свет и сугубая тьма - не слишком приятные вещи. Мертвецы говорят то же самое, только мое хорошее и плохое, мои радость и грусть, свет и тьма имеют смысл, а их - не имеют ровно никакого, потому что каждый мертвец - ничто, и все его мысли и чувства ему соответствуют.
Первый: До сих пор встречаются люди, которые любят грустить.
Второй: "Любят грустить"! Ха, черт, эврика! Это Ваше выражение?
Первый: Чужое.
Второй: Чудесно! Это вроде горького грейпфрутового сока или горячего шоколада с перцем, до которого так охочи иные дамы... ох эти мне дамы... всегда они обводят живых вокруг своего нежного пальчика... Э... черт... Один друг посоветовал мне: если только задумаешься о женщинах - переключайся на политику, это - безотказное средство! Поэтому вот что я скажу: вы думаете, друзья, что я радею о благе человечества, как сам Пан Ги Мун, и больше всех страдаю от чужих страданий? Нет, это они радеют и даже сострадают - одно брюхо о другом брюхе - я же плюю, господа, ибо страдания трупов не могут волновать того, кто в своем уме.
Первый: Вы хотите сказать, что не пошли бы воевать с фашистами?
Второй: Вот наш друг Герман не просто пошел, а прям-таки побежал бы, и этого вполне достаточно.
Первый: "Быть самоотверженным выгодно".
Второй: Черт возьми! Неужели существует такая вывеска?
Первый: Нет, я вспомнил чужую мысль и выразил ее немного грубее.
Второй: А, выразили! А я-то обрадовался, что мертвецы стали честнее. Чертовски лживый народец. Что, впрочем, неудивительно при существующем положении вещей: разложение - серьезная штука - раз-два - и готово; и притом чертовски вонючая. Ничего не поделаешь - приходится надувать самого себя. Но к чему эта фраза, о чем это Вы задумались?
Первый: Что, если наш диалог записывают, и он попадет на глаза мертвецам?
Второй: Ха! Ну, тогда наше дело плохо, приятель: в их глазах мы будем самыми злобными, завистливыми, тупыми, ничтожными, вредоносными и занудными мертвецами на свете. Это в том случае, если от их разлагающихся мозгов еще осталось что-то, способное шевелиться.
Герман: Мне пора на работу.
Второй: Первое слово - и такое дельное!
Герман: Убирайтесь к черту.
Второй: Это не очень вежливо с твоей стороны. Признайся, что мы тебе некоторым образом помогли, можно сказать - реанимировали... и притом - это не так уж честно... Ладно, ладно, вот этого не нужно. Мы уходим. Отлично.
Первый и второй выходят.
Второй: Надеюсь, мне больше никогда не придется переступать порог этого кретина.
Первый молчит, задумчиво и рассеянно рассматривая прохожих.

Герман остановился у двери и, оглянувшись, смотрит на снег, идущий за окном.