Для узкого круга!

Не факт, что ранее правил он балом на зоне.
Паханы и на свободе не позволяют себе шакалить безумно. 

Здесь же напрягались серьёзно, уводя его от тяжкого социального недуга.
Чахотка!
Но фигуранту здесь по фиг были слова и писания -  схемы лечения, моральное здоровье персонала, соседей.
 
И шанса не оставлял он фтизиатрам, тянущим отродье из ада.

Зигзагами поганя пространства, он материл процедуры, персонал, окружение.
И, без отрыва от стираных простыней, черно дымил краденым табачком.               

Сестрички рыдали. 
Дохтура поводили плечами, трудно сдерживая тем нахлынувший комплекс желаний.
Инструкции ограничивали милосердную публику  в принятии радикальных решений.               
      
Старшая сестра, сглаживая эти ухабы, улыбчиво пыталась держаться.
Прочим на удивление.
Лишь рыдала в дороге, следуя от окон до окон.
Чтобы не зрели её в раздумьях и срывах ни друзья, ни коллеги, ни встречные.   

Но в ту  эпохальную рань потрясла она коллег переменами.
И более прочего -   дьявольским  макияжем, неземной отрешённостью и чеканным полиуретановым  ходом.               

 – Ну мы все здесь уже, словно шарики сдутые! – что-то уже решив для себя, гулко врезала она ладошкой по коридорной стене. 
И, словно на разящую амбразуру, ринулась через палату к окну.

Показательно  щёлкнула тугим шпингалетом и голоснула сиреной, словно предваряя цунами:  Про-вет-ри-ва-ние!!               
 
Чуть посвежело в палате, но такой  садануло тревогой, что словно вмиг рождённым торнадо, выдуло из палаты болезных! 

Лишь беспредельщик, спустив  обутую  колоду со стерильных покрытий, хламным дымом струил Прекрасной Даме назло.
 
Таисия  онемевшими пальцами приподняла взбитую кем-то подушку и орлеанскою дивой   двинулась в сторону блудного огонька. 

Вася жонглировал сухими губами окурок и вызывающе скалился.               
– Ты ещё не врубился, быдлота, –  потряс его, вдруг,  шёпот нежданного мстителя, – щас  я пухом стерильным заткну эту наглую  гнусь, ж**ой для верности придавлю  и -
не будет, тварь, пухом тебе земля наша матушка!               
      
Сражённое этим отчаянным монологом животное заметалось, заёрзало и ...длинно надавило на кнопку.

Сирена надрывно взывала к авралу,  но подушка уже с наглой мордой слилась.

Впресованный, словно в  дно дряной табакерки, окурок обжигал  нежную слизь  носоглотки, не позволяя дыхнуть.

Зато глянули бы вы, что этот тип вытворял.
Он в ту стерильность подушки бубнил, вроде в палате был ему переводчик.
Он  эфирный озон такими лопастями гонял!?               

– Терпи, сволочь,  самая малость осталось! – совсем уже теряла себя  милейшая из  милосердных особ.               
 
Но, увы, не всяк упоительный сказ венчает логичный конец.

Припоздав с реакцией на ранний тревожный звонок, амазонку всё же застукали на  эпизоде решающем.

                ***
 

Но и Вася  затем потряс персонал парадоксами нравственных перемен.
С чего бы?!?
 

От того в предельно сжатые сроки и выписан был - "в связи со скоропостижно настигшими его улучшениями!". 

Эффективность этих  метаморфоз  широко обсуждалась!

Но в  узких профессиональных кругах.            

Эскулапу-новатору маячило лояльное славянское порицание – высвобождение из оков давно привычных занятий! Проблемы с персоналом, здоровьем!
С пространством?!
 
Но, высвобожденная  из пут стратегических умолчаний, милосердная братия оптом рванула на баррикады и,  в как их там, алогичные отпуска...

Страсти наспех законсервировали.
Бунт погасили бескровно.               

Аффектирующую бунтовщицу приняли на поруки.

С шумным корпоративным застольем!               
       
До поры затем  персонал находился под  высочайшим присмотром и не выруливал из фарватера  знаменательных клятв, завещанных им милосердными предками.               
До поры!
Подстерегло всё же странное дежавю умудрённых целителей.

Слёзно, как не однажды случалось, задавившая в себе орлеанские страсти сестричка, пыталась привести  к  нормали очередного посланника ада.   

Пока однажды, словно веление свыше,  не  почудился ей конструктивный  намёк  от дальней затенённой постельки: «А ты его, засранца, подушкой!»…               
   
И потянулась рука…