Как мне жалко было сына...

Как мне жалко было сына...

Это было летом. В те годы мы с сыном Сашей ходили на рыбалку с ночёвкой на карьеры, что за посёлком Лепсари и за речкой Морье.

На месте бывших торфоразработок образовались десятки, если не сотни, больших и малых озерец, перегороженных небольшими перешейками, мы их называли, дамбочки.

Эти дамбочки, шириной не более 2-х…3-х  метров со временем обросли деревьями и  длинными грядками из кустов голубики, или гоноболя, или гонобобеля - это одно и то же.

Прозвище этой ягоды упоминается в Ономастиконе, Веселовского: Гонобол Иван Иванов, 1550 г., Новгород, гонобобель.

Ходить по этим дамбочкам приходилось очень осторожно, потому что корни деревьев висели практически в пустоте, под ними была вода.

 Оступиться и сломать ногу там, было, как нечего делать. Все карьеры этими пустотами и соединялись между собой, как сообщающиеся сосуды.

А сколько там было змей, да не безобидных ужей, а гадюк. Как же много их там было. Однажды, выбрав небольшой пятачок мшистой полянки, я начал ставить палаточку, и,  ещё не закончив крепить её колышками, увидел, как под днище палатки заползла прямо у меня на глазах гадюка.

А я боюсь  их, ужас как. Тогда я приподнял осторожно палатку, а там под ней никакой змеи, как испарилась. Всё пространство вокруг палатки просматривалось, змея не выползала, так и не понял, куда она делась. Вернул палатку на место.

А рядом с карьерами, в сосновом лесу, в траве, в начале июля желтели вкуснейшие ягоды морошки. Богом забытый уголок, а всего-то в 22-х км от, тогда ещё, Ленинграда. Хоть и близко, а добираться туда было не просто.

Сначала на электричке до станции Проба, потом 3 км пёхом по шоссе до деревни Лепсари, потом по дороге в поле под палящим солнцем в резиновых-то сапогах примерно ещё 3 км до речки Морье, мы её звали Марья.

Потом переправа через эту бурную речку без моста, а потом, уже вдоль и между карьерами, куда хочешь.

Везде одно и то же. Карьеры и дамбочки. Про переправу через речушку отдельный разговор. Моста, как я уже сказал, там тогда не было.

Это меня и радовало, с одной стороны: ни авто, ни мототуристы и рыбаки проехать не могли, а мы, безлошадные, могли.

Через речку были перекинуты два небольших деревца. Вот по ним-то, на карачках, с тяжёлым рюкзаком за спиной, и приходилось перебираться.

Сложно, но за то, любимая мною тишина, просторы, людей почти не бывало (таких дураков, как мы, мало находилось туда ездить), кругом тихая спокойная вода карьеров.

Правда, были и свои нюансы: это полчища комаров и слепней, это змеи и, плюс ко всему, очень неприятный подход к воде - трясина. Приходилось всё время носить с собой две жердины, чтобы перебегать по ним топкое место.

По одной жёрдочке идёшь, руками балансируя, как на канате, за собой тащишь вторую. Дойдя до конца первой, бросаешь перед собой вторую, вынимаешь первую и идёшь дальше.

Приспособились мы там с сыновьями, лихо бегали по топи, совсем позабыв про опасность. Как я говорил, людей там почти не встретишь, но иногда попадались.

Так, один раз я забрёл (вот где надо было бы фильм "Сталкер" снимать) на какой-то карьер в сторонке (я же на этих дамбочках ещё и грибы собирал, правда, только одни подберёзовики).

И так: иду я как-то по одной из дамбочек и вижу дымок у большого карьера,  а у дымка мужик сидит с почти коричневым лицом, густо обросшим волосами. А огня костра не видать. Подошёл я к нему, поздоровался, разговорились.

Оказывается, это бомж, он всё лето здесь кантуется, питается тем, что Бог послал, в кастрюле у него что-то булькало, наверное грибы, не знаю, а может лягушек варил.

А почему не было видно огня костра, так потому что там ведь торф, так вот его костёр уже был где-то на  70-80 сантиметров ушедши в землю, торф-то выгорал и костёр опускался всё ниже и ниже.

Ничего, живёт человек, обросший, почерневший от копоти и солнца, с распухшим от укусов комаров и слепней лицом, но д-о-в-о-л-ь-н-ы-й. Никаких помоек, девственная чистота природы и продуктов, никто не мешает, не унижает. Я ему даже позавидовал.

И ещё был случай, когда встретил, точнее услышал, ночью пьяные голоса приближающихся ко мне каких-то парней. А дело было ночью, я в палатке тогда был один. Что делать?

 Решил, что клин клином вышибают. И начал я орать во всё горло, блефовать, обращаясь к несуществующим напарникам:

- Витька, такую-то мать, куда вы с Лёхой запропастились, Мы с Генкой и Васькой уже спать собираемся. Ладно, щас возьму берданку и пойду вас искать, а то тут какие-то бедуины появились, а у нас мясо закончилось.

И всё в таком же духе, перемежая слова отборным матом. Прислушался, голоса стали удаляться, сработало, а я от страха весь в поту. Бывает и так.

Так я вроде хотел про рыбалку. Сейчас, ещё немножко подождите, а то забуду про ещё один случай на этих карьерах.

То было в ноябре, а мы с сыном Сашей, уже выросшим, приходили на речку Марья ночью ловить налимов, вот где романтика, но об этом, как-нибудь потом, а тогда мы вечером, ещё не стемнело, только ещё шли от Лепсари по дороге к речке.

С боковой дороги нам навстречу едет легковая машина, москвич, останавливается возле нас. В машине мужчина и женщина. Мужчина нам и говорит: - Ребята, если вы на рыбалку, то будьте осторожней. Там, у речки, какой-то ЗЭК обитает. Он напал на мою жену и я еле её отбил.

Предупредили и уехали. А у нас с Сашей вся ночь впереди, да ещё с фонариком. Решили обходиться без фонарика, на ощупь налима ловить на донки.

Донок-то вдоль берега ставили штук двадцать, на червяка, да на лягушат, которых тут же и ловили. Вырезали мы себе тогда по дубине и всю ночь с ними не расставались. Обошлось.

Возвращаюсь к повествованию случая, о котором хотел рассказать с самого начала о том, как мне жалко было сына, да всё сам себя перебивал…

Значит, дело было летом. Мы с Сашей тогда остановились на лужайке около одного из самых больших карьеров, поставили палатку. Я решил половить плотвичек для жерлиц, а Саша решил обойти наш карьер со спиннингом, да и по другим карьерам пройтись.

Карьеры эти мелководные, чистой воды в них полметра, а торфяного ила, метра два. Насчёт чистой воды мною громко сказано, вода там цвета кофе, заварка не нужна.

По весне речка Морье разливается и по этим вешним водам в карьеры попадает всякая рыба из Ладожского озера. Морье, ведь, туда впадает, в Ладогу.

Потом вода спадает, а некоторая рыба остаётся: окуни, плотва, лещи, щуки. Ну а килограммовые караси, это уж местные аборигены.

Значит, ушёл Саша спиннинговать, а я, поймав несколько плотвичек, запустил жерлицы на щук. Ни за что не догадаетесь, как я это делал, как я там ставил без лодки жерлицы на щук, да не у самого берега, а в удалении.

А всё было очень просто, я привязывал шнур жерлицы с рыбкой к дальнему концу ствола длинной сухой жердины и тихонечко отталкивал жердину с жерлицей от берега, а другой шнур, привязанный к ближнему ко мне концу жердины, по её удалении привязывал к колышку на берегу.

Щука на такую снасть ловилась, но какая чёрная, как уголь, была щука в этих торфяных карьерах.

Какое-то время спустя, после того, как мой сынуля ушёл со спиннингом ловить щук, а пошёл посмотреть что же он там поймал, а он, как раз, только что возвращался к исходной точке на берегу, где мы с ним и встретились.

Пойманных щук у него не было, не повезло парню, и он пришёл сменить блесну. Он пошёл к нашей палатке за другой блесной, а я, дожидаясь его, не сходя с места нашей встречи, стал делать забросы спиннингом с оставшейся неклевачей блесной.

На первых же забросах поймал щуку примерно на килограмм, через некоторое время вторую, поменьше, потом и третью.

Не поверите, но это правда: всё время, стоя на одном и том же месте и делая забросы на ту же блесну, на которую у Саши за несколько часов блеснения на этом и других разных карьерах не попалось ни одной щуки.

Ну бывает же такое… А тут и Сашенька мой подходит и видит валяющиеся на траве три шуки...  Это был один из самых неприятных моментов за всё время моей рыбацкой практики.

Мне было страшно неудобно и стыдно перед сыном, я чувствовал себя очень виноватым перед ним, мне больно было видеть, как он смотрел на этих щук, а его лицо постепенно краснело всё больше и больше...