Письма на облака

Поезд тронулся. Мария махала рукой в окно сыновьям, бегущим вслед, пока их было видно. Какие же красивые, статные, в отца. Кажется, что совсем недавно вот так же они провожали её и Вадима в Москву, к Мите. Теперь она ехала одна. За пыльным стеклом мелькали, словно улетали с ветром, домики и деревья. И жизнь улетала... Куда? На облака?

«Здравствуй! Ты обязательно прочтёшь мои письма. Знаю. Мне сегодня снилась наша поездка к Певунье в то лето, тёплое, прозрачное...
Помнишь, как день угасал и  дурманил медовым запахом трав? Вокруг ни души – только слышно, как ворчит река Певунья.
 Мы на теплой траве, как в детстве, голова – к голове, раскинув руки, словно крылья. Над нами - небо, низкое, доброе. Мои ладони - в твоих, будто вместе летим. И ничего в этом мире не страшно. Лежим как опознавательный знак для всей Вселенной: вдруг что-то спустится. Спустилось. Солнце. Упало в реку -  она розовая, горячая. Ощущаю её запах, тепло, твоё тепло… А над нами - пластами заря, как круги по воде. Ты тихо шепчешь: попали в розовую вечность. Теперь ты там один. Не волнуйся за меня. Я со всем справлюсь...»
*    *     *
Мария смотрела в окно – густые сумерки подпевали в ритм стуку колёс поезда:
Ты одна - одна ты.
Ты одна - одна ты.
Ты одна -  одна ты.
«Нет, нет, я не одна», - Мария стала разглядывать себя в мутном раздваивающемся зеркале оконного стекла. На неё смотрела грустная женщина с уставшим лицом, короткими волосами, подвязанными тёмным шарфом.

Мария, закрыв глаза, пыталась заснуть: так время обгоняет поезд... Через дрёму ей слышался разговор с мужем, тот, который ничего не изменил:
- Не приставай, Машка. Лечиться не буду: горбатого могила и вылечит, и исправит.
- Хватит, Вадим. Слышишь, хватит пить. Ты никогда не пил. Ну, списали – не ты первый, не ты последний. Самолёты и давление - понятия несовместимые. Есть и другая работа. Тебя в академию зовут. Твой отец всегда говорил, что для мужчины пятьдесят лет – возраст юного дипломата, когда можно объяснять мир уже не себе, а тем, кто в этом нуждается.
- Ты считаешь, что пришло время жить разумно, хватит витать в облаках? Маша, я не витал в облаках –  летал.
- Я всё понимаю. Давай к Мите в Москву махнём. Он просканирует весь твой организм.
Поднимет на ноги всех друзей. Не может без причин организм жить при таком высоком давлении. Это я как врач заявляю. Таблетки тебе не помогают, уколы - тоже.
- Понимаешь, меня отправили на пенсию. Теперь пен-си-о-нер. Звучит гордо! Правда?!
- Завтра утром едем к Митьке. Вадим, я уже взяла билеты. Он встретит. Уже ждёт.
*   *    *
«Здравствуй, любимый! Как же нам с тобой повезло: у  нас всё было на двоих: один город, одна улица, одна пятиэтажка и квартиры напротив, одна школа, один спортивный интерес к самолётам. Вузы разные.
Жених и невеста - это мы слышали с пелёнок, а больше всего – от моего  Митьки.
Помнишь, как мы умирали от тоски друг по другу –  молодость, нетерпение сердца, любовь… Нам вечно друг друга не хватало даже по выходным, даже на тренировках на аэродроме, где ты орлом наблюдал за каждым моим движением, оберегал.
Господи, о чём только мы ни мечтали: и о своём доме, и о своём саде, и о трёх сыновьях
( родились дочь и два сына), и чтобы жить долго – умереть в один день. Последнее только у Петра и Февронии получилось. Они заслужили. Почему мы  - нет? Что-то не так делали?
Жизнь – удивительный дар человеку.  Дружит, дружит она с его судьбой, а потом – хлоп! На, получи, дорогой, не то, что намечтал, а то, что судьба для тебя пожелала. Наверное, это справедливо...»
*  *   *
Мария везла мужа в Москву и надеялась на помощь брата Мити, с которым были близнецами. Она любила своего старшенького (разница в возрасте – пятнадцать минут), доверяла его мнению. В Мите восхищало всё, как и в муже: и сдержанность, и мужская стать, и талант военного врача, и некоторая суровость, и просто человеческая мудрость.
Жаль, что не убедили когда-то Вадима поступать с ними в мединститут. Ответ на все доводы был всегда один: «Первым делом, первым делом самолёты…» А они с Митькой думали, что у них у всех просто общий спортивный интерес к небу.

Митя смог быстро Вадиму сделать сканирование мозга. Мария по глазам брата всё поняла. Отлетался... Долетался…
Когда муж вышел и Мария осталась в кабинете МРТ вдвоём с братом, Митя не сдержался, выругался, как последний пьяница. Описание сканирования было приговором:
- Машка, там,  у вас в комиссии, проморгали, проглядели, б...  Ну какая сволочь ему гипертонию поставила и списала? Какая гипертония? Почему МРТ не сделали? Он, видите ли, не хотел…
 - Митька, помоги. – Лицо  Марии вдруг сделалось маленьким, по-детски наивным, а  взгляд – беззащитным, как у  обречённого человека. - Он год, как мумия, дома.
Даже с детьми не хотел общаться, с внуком. Компьютер вообще из кабинета выбросил  в гостиную. Пил водку и читал, пил и читал. Даже на аэродром ни разу не сходил. Ему - кость в горле, что он пенсионер. Помоги, прошу. Тебя послушает.
- Маша, ты видела результаты. Сама врач-невролог.  Ты привезла его очень поздно. Опухоль неоперабельна. Высокое давление из-за неё. Протянет ещё месяцев пять-шесть, - бледное лицо Мити покрылось красными пятнами…
Мария до крови прикусила губы…
Она сражалась за каждый день – муж жить не хотел, в лечение не верил. Вадим прожил год.
*   *    *
"Дорогой мой, здравствуй! Была у Мити. Как же мне не хватает тебя во всём, и детям не хватает. Живу, как во сне. Прости, не уберегла тебя. Родной мой, когда наступает ночь и я закрываю глаза, кажется, что умираю. Каждую ночь сердце словно останавливается..."

Колёса всё отстукивали свою заунывную песнь:
Ты одна - одна ты.
Ты одна - одна ты.
Ты одна -  одна ты.
"Идиотский мотив. Надо же, привязался",- Мария улыбнулась и сняла с головы шарф. Она поняла, что больше его носить не будет.
Она возвращалась домой, в Тверь, от брата. Боль в ноге мучила уже два месяца. Иногда без трости ходить не могла. Как хорошо, что Митя сам её осмотрел, дал описание рентгеновским снимкам,   назначил лечение. Правая  нога совсем не хотела ходить.
А главное, Марии давно нужно было поговорить с братом, посоветоваться, услышать его мужское слово.
Как-то всё разладилось и у неё, и у сыновей.  Дочь с семьёй в Испании. Лена и её муж работали уже пять лет там переводчиками. Летом всегда приезжали в Россию. Уход отца дочь переживала очень тяжело, болела. Слава Богу, у неё всё наладилось.

Марии не давали покоя сыновья. Младший, Виктор, после смерти отца замкнулся. Жена Виктория  не знала, как его вернуть в обычное состояние: успевать всё и всюду. Он реактивный мотор – ему вреден покой. Старший, Лёшка, ушёл из дома, подал на развод, живёт у неё, квартиру пока снимать не хочет. И машину себе не взял – сыну и жене оставил. Это правильно.

Мария закрыла глаза  -  вспомнились слова Мити…
- Маш, мне кажется, вы с Вадимом разбаловали детей. Всё - только для них. Сейчас-то о чём переживаешь?  Мужики взрослые, справятся. Привыкли, что папа за всё хлопотал? Душа, видите ли, у них болит. Сама знаешь: сладким лекарством болезнь не вылечишь. Разве что гемоглобин поднимешь и сахар – опять болезнь.
- Митя, у нас не было повода поить детей лекарством горьким. Слава богу, каждый с образованием. У каждого - своё жильё, любимая работа, семья. Ну, у Лёшки немного не так пошло – наладится. Мы не в Америке и не в Европе. У нас махровый российский менталитет – детям надо помогать.
- А о любимой маме дети помнят? Не оправдывай. Вы сверх меры их всегда опекали. Находили любой повод, чтобы помочь. Вадим ни от одного рейса не отказывался, ты – ни от одного ночного дежурства. Посмотри на себя. Сними этот идиотский старушечий шарф. Ты ведь не пенсионного возраста, но…
- Ты же знаешь, детям машины нужны были больше, чем нам. Сейчас время такое: твой автомобиль –  твоя визитная карточка.
- К чертям собачьим такие визитки, чтобы из-за них здоровье гробить.
- А ты, Митька, своим двум парням разве не помогаешь? Только честно.
- Нет, не помогаю. Родители нас не нянчили – только нашим детям носы вытирали. Твоим, видимо,  - перестарались. Даст Бог, старики ещё до ста лет доживут на своей даче. Ты ведь помнишь уговор: наши проблемы - только наши проблемы. Нечего им сердце тревожить.
- Когда поедем к ним, Мить? Надо с огородом помочь.
- Нет, ты не поедешь - надо ногу лечить. Я поеду. Мои хлопцы точно будут, а твои опять в командировках?
- Не знаю. Домой вернусь – увидим. Митя, а дети у нас с Вадимом хорошие, я верю в них.
- Ну-ну...
*   *    *
«Здравствуй, хороший мой! Если бы ты знал, как я переживаю за Лёшку. Как он там дома без меня? Нашёл ли новую работу? Прежнюю оставил. Они с Ритой работали вместе. Её ошибки в оформлении важных деловых бумаг сыну пришлось взять на себя. Предложили уволиться. Вернулся ли к Рите? Простил ли грубость сыну? Думаю, нет.
Андрюшке всего двенадцать, а он с отцом не ладит. Люблю внука. Но как помочь?»

Леша женился на Рите в восемнадцать лет, как и Вадим на Марии. Сноху  отец не уважал с  первого дня знакомства.  Сын привёл домой куклу, с фарфоровым лицом, с блуждающим взглядом, с дерзкой картавинкой и полным равнодушием ко всему и всем.
- Зачем жениться? Вижу: не любишь. Не твоё. Назло Татьяне?
- Рита меня любит.
- Смотри, сынок, назло любви не женятся. Семья – это как государство. Одному не удержать. Да и не любит она тебя. Это тоже вижу. Подумай.
Лёша с Ритой поженились не любя, жили не любя, их сын рос без любви и внимания диким, грубым, дерзким.

" Родной мой, так часто смотрю в небо! Мне кажется, что там, наверху, в каждом летящем самолёте – ты,  а каждое моё письмо  лежит на облаке.  Ты летишь и читаешь. Всех нас видишь, обо всём знаешь. Ты снова улыбаешься? Да, я стала очень сентиментальной..."
*  *  *
Вечер истомился от августовского солнца. Асфальт наконец-то начинал остывать под свежим ветром, прилетевшим неожиданно с запада. Пробка на автотрассе всех держала в напряжении. До загородной развилки ещё не скоро.
- Виктор, хорош кисляк мочить. В такой машине, как у нас, настроение всегда должно быть божественным. К тому же куда спешить. Дедуля с бабулей уже в санатории. Дача встретит нас в любое время, но огород надо прополоть и полить сегодня. Маму твою завтра вечером встретим, - Виктория дирижировала рукой.
- Всё нормалёк, - Виктор посмотрел на жену с умилением. Она беспечно вертела головой в наушниках от плеера. Как же она похожа на маму, даже характером удалась. Он улыбнулся, разглядывая её коротко стриженные волосы, мохнатые ресницы, по-детски пухлые губы.

Виктор и Виктория вмиг засмотрелись на тинэйджера, который, радуясь застывшему потоку машин, двигался между разноцветными авто. Он выделывал такие кульбиты, что волосы дыбом вставали -  полное бесстрашие и безрассудство в каждом движении. Цирк отдыхает.
«Ого,- подумала Виктория. - Классно! Я бы тоже так смогла! Как хочется вот так, на руках, по тёплому асфальту. А потом чёртово колесо крутануть, чтобы дух захватило!»
«Это классно, парень! А вот я теперь такие кульбиты выделывать не хочу и не буду: у меня теперь есть Вика, а скоро…», - Виктор хмыкнул.
*  *   *
«Хороший мой, забыла тебе рассказать о главном: у нас скоро будет ещё один внук. Ты хотел много внуков...»
*   *   *
Пробка закупорила реку движения явно надолго.
- Минут тридцать-сорок точно будем делать черепашьи шаги, - хорошенький носик Виктории сморщился.
- Да, именно черепашьи. Вика, я не хотел тебе говорить. Только не волнуйся. Ты же знаешь, мать не просто в гости к дяде Мите ездила. У неё что-то серьёзное с ногой.
- Это опасно?
- Дядя Митя вчера звонил. Ей нужна срочно операция, серьёзная. Надо ехать в Израиль. Нужны деньги. Что скажешь?
- Теперь понятно твое кислое настроение. Я любила и люблю твоих родителей. Принимаю любое твоё предложение. – Машина? Я правильно поняла?
- Ты правильно поняла. Мы в неё вложили ломаный грош,  остальное -  родители.
- Да, они многое вложили во всё, что у нас есть. И не только деньги. Жаль, Ритка Лёшина не понимает. Вечно ей всего мало. У брата ничего не проси – Ритка не даст, да и не надо,- Виктория положила маленькую ладошку на вздувшиеся вены огромной пятерни мужа.
*  *   *
К телефону Рита подошла не сразу:
- Да, я. Нет, приехать не могу. Лёшка, говори всё сейчас.
- Нам придётся продать машину. Дядя Митя звонил. Маме нужна операция в Израиле. Надо помочь.
- Ты с ума сошёл? Ты же нам с Андреем её отдал. Я уже и документы оформила. Это глупо. Бери ссуду и оплачивай.

 Вечером Виктор и Виктория встречали Марию на вокзале. И Лёшка на такси примчался. Опоздал немного, зато притащил любимые васильки.
Мария сияла от счастья: сыновья её ждали, дочка звонила. Жизнь продолжается.
"Вадим! Здравствуй! У нас всё нормально. Как бы мне сейчас хотелось с тобой полетать на наших спортивных птичках. Как же я давно на аэродроме не была. О тренировках и не говорю - всё в прошлом: самолётики-парашютики..."
*  *  *
Уже две недели Мария не работала. Лечилась. На процедуры её отвозили и привозили с них то Виктор, то Вика.
«Господи, храни их! Они замечательная пара. Друг друга с полуслова понимают." После смерти мужа Мария почти каждый день мысленно "писала" ему письма. Она привыкла с ним говорить обо всём. Вчера не "писала" -  Лешка помешал. Он всё ещё искал работу.  Приходил иногда поздно и навеселе, хотя тяги к «весёлому» раньше не замечалось. Найти хорошее место для юриста не так уж и легко.

«Здравствуй, мой дорогой. Вчера не смогла тебе ничего рассказать. Лешка ходил «домой». Вернулся «хорошенький», начал философствовать: всем надо всё прощать, быть добрее, честнее, смысл жизни не только в деньгах, есть и другие важные вещи, главное - любовь.
Слушала его полтора часа. Пьяный мудрец решил вести трезвый образ жизни. А на грудь, наверное, у Риты принял. Для храбрости что ли?  Я лечусь. Не переживай. Будешь смеяться?  Но за две недели телевизор стал наркотиком. Мы с ним как верные друзья. Я раньше с черепашкой разговаривала: Лёшка притащил, чтоб мне веселее было. Она куда-то запряталась, уползла. К спячке что ли начала готовиться моя Аннушка. Я её зову, как самолёт АН-2. Ногу лечу. Надоело только бессилие собственное. Никуда не хожу, ничего не делаю: ноге покой нужен.
Лёшка снял тюль,  думала: постираю.  Нет, не могу. А Виктория и так помогает мне много. Стыдно об этом просить. Коллега обещала – не приходит, на звонки не отвечает. Помнишь, с мужем приходила, часто деньги занимала. Называлась подругой.
Лешку просить боюсь. Это ты всё мог. А он, за что ни возьмётся, всё разломает и бросит. У него только язык – мастер. А руки не твои. Они его не слушают. Лешка уже два стационарных телефона разломал – не собрать. Теперь и розетку "починил". Добирается до телевизора. Всё никак приставку свою не установит. Благо, что старый телевизор.
Сто шнуров понакупил – результатов нет. Виктора позвать не могу. Обид не оберёшься: только Витька у вас умный и рукастый, а я - дурак дураком. Да, Виктор давно бы всё наладил. Ты можешь им гордиться: программист он отличный, да и вообще на все руки мастер. А Лешка - юрист отличный. С Ритой они всё-таки развелись.  Кажется, пришёл наш  мастер-ломастер. Радостный, напевает...»

- Мам,  прости меня за всё. И отец пусть простит все мои выкрутасы, бездумность. Я каждый день вспоминаю его. Как же часто он был прав.
- Я рада, что ты всё понимаешь, - Мария такое тепло почувствовала на плечах, словно Вадим ладони положил.
- У меня радость: меня взяли ведущим юристом в торговую фирму «Лазер». Ты рада?
- Поживём – увидим, сынок.
*   *   *
- Виктор, это Лена.
- Привет, Ленка! Ты как?
- Всё нормально. Свой внедорожник не продавай, прошу тебя. Я всё знаю. Дядя Митя звонил.  Я с Артёмом приеду через три дня, привезу деньги на операцию. Мы с Тёмой получили большую премию. Пусть мама погостит на Земле священной.
- Ну вы даёте! Удивила, сестрёнка!
- Встречайте.

« Здравствуй, любимый! Помолись за меня, за детей!»
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
*    *    *
Октябрь набросил на плечи Марии голубой шарф прохлады…
Виктор довёз мать до дома, проводил на второй этаж и побежал к Вике. Мария выдохнула радость: в гостях хорошо, а дома  лучше. Осторожно открыла дверь: квартира словно сияла осенним солнцем и чистотой, на кухне вкусно пахло. В вазах – первые хризантемы с горько-медовым запахом. В гостиной – новый плоско-тоненький телевизор. На столе - записка от Лёшки: «Мама, телевизор – подарок тебе от нас, твоих удальцов. Я живу с  Людой, снимаем квартиру. С девушкой познакомлю позже. Твоя Аннушка выползала, тебя искала. Мы с Людой ей домик купили. Теперь она ждёт тебя там - жива-здорова, пьёт молоко. Целую. Твой Лёшка».

« Хороший мой! Ура! Я хожу без трости. Через десять дней  - на работу.  Я люблю тебя!»