Кислородное голодание

Кислородное голодание


                «А то, что я растратился вотще…» М.Щербаков
                «Меньше народу, больше кислороду»… Народная поговорка


 I
Опять лампочка перегорела в ванной, сижу, курю в туалете  в полной темноте, только огонёк от сигареты. Ночь ласковая ещё, не злая, это она всегда такая добрая в начале бессонницы, пока не обозлился на всё и на всех, стал самым правым, самым умным и самым красивым, а пока она добрая ночь, и темнота окутывает мягко. С утра посмотрела сюжет, как одна дама бросает курить, показывают её визит к врачу, врач в трубочку подышать ей дал, говорит угарные газы из Вас все вышли, и ещё один аргумент, который вдруг на меня подействовал – кислородное голодание мозга проходит. Аргумент поразил почему-то. Я всё ношусь со своими нейронами, то один препарат им, то другой, то витаминку какую, а сама им кислорода не даю, элементарно. Полдня не курила, но аргументы аргументами, а заменить это времяпровождение и процесс нечем, или что ещё. Что у меня организм из никотина полезные вещества изготавливает, конечно, смешно, но не доказано.
Нормальный я выработала себе стиль жизни, определяемый через диагнозы – вялотякущая депрессия с редкими вспышками ночных маниакальных психозов, при чём являются они - вспышки - после редкой литературной удачи, вещицы ли, выступления, мозг взрывается и взрывает пространство вокруг. Эйфория дичайшая. Но калиф на час – и это счастье, мои нервы более не терпят. Потом снова вязкость, ватность, пустоты, вакуум – о каком воздухе речь, отсутствие атмосферы полное. Но нужно жить, дышать, вдыхать, выдыхать, делать вид, что дышишь, и снова научишься, и снова научаешься. Не люблю Вишневского, но он автор гениального одностишия: «Накопилось тишины на слово». И тишина копится, мысль пустая, натыкаясь на свою же пустую, может вызвать реакцию. Потом эмоции вдруг из ничего, из воздуха, свои, чужие, и затрепетало сердце, крылышками захлопало, заклацали клавиши – живёшь.
Первый морозец. Зачем только ветер? Зачем столько испытаний сразу? Но топ-топ и привыкла, надо пройти одну аллею, не считая сапожной мастерской, деньги занесла, пройти светофор и эту аллею орешника, что без листьев тоже аллея, орешник растопыренный, расклешанный, не от слова клёш, а от слова клешни. Аллея хороша, спокойна, из широкоформатного магазина (действительно сити, не магазин, а город) всегда музыка и что-то французское, топ-топ, снежок, ветерок.
На обратном пути – опять аллея, зашла в книжный, искала «Тихий Дон», купила Татьяну Толстую «Двое» и «Великий Гэтсби». Фицджеральд не наскучил, а даже как-то захотелось дружить.
То, что меня трясёт при одном человеке, я уже смирилась, я расслабляюсь только когда говорю с ним, и он в ответ улыбается и что-то отвечает. По-моему, его потрясывает тоже, а напряжение – это всегда дискомфорт, значит, со мной ему плохо, если всегда надо быть во всеоружии, всегда в форме, всегда остроумным, это, конечно, тонизирует, но не может не утомлять. Вот и не спрашиваю даже у себя, как он ко мне относится. «Они встречались, как враги, и в интонацию вменялось изящно выводить круги, чтобы она не надсмеялась»… Почти «Красное и чёрное». Не тебя убьют, так ты сам ненароком можешь стать убийцей. Олег же нет, он мягкий, спокойный, уютный, уговаривал меня начать вязать для структурирования времени. Я же нет, говорю, уже один раз в жизни обвязала весь мир салфетками, больше не смогу, только варежки и носки показалось сложно. Он отвечает, что же тут сложного и объясняет в двух словах, как вязать варежку. Такие открытия. Два года знаю человека и не подозревала о таком его серьёзном увлечении. Говорю, ладно остановись, а то твое мужское начало падает в моих глазах, а он смеётся: «Оно не в этом состоит, мужское начало».
Я давно думаю, о том, как думают мужчины, иногда они пускаются на откровенности и выдают себя. Один раз человек признался, что десять лет думал о моих ногах, да что ж это в самом деле у них с извилинами, ну, ноги, да хоть от шеи, и что о них думать. Не понимаю. И это выражение «Хочу её», оно в каком органе формируется, явно не в можжечке. Однажды смеялись с подружкой на эту тему. Анекдот про одну извилину между ног уже не интересен, а мы выдумали, что мужчины думают головками членов, и эта мысль довела нас до полного экстаза и истерии, смеялись так, что попадали в реку.
Нельзя над мужчинами смеяться, они не прощают. Сейчас все мужчины от меня отвернутся, и я умру девственницей, глупая и безрассудная смерть.
Вчера был всемирный потоп, как я и предсказала в одном стишке, в четверг, как и предсказала, через шланг от стиральной машинки, на этот раз я его не забыла направить в нужное место, просто переложила из ванной в унитаз и прикрыла тазиками для тяжести, потому как отмывать ванную от послестиральных вод устала, шланг вырвало. Но вырвало тихо, и если бы не моя сигарета на ночь, мы бы утопли, воды было по щиколотку, собирала не тряпкой даже, а совочком, тут нужна оперативность неимоверная. Успела, кажется, снизу никто не пришёл. Там или уже никто не живёт, или ремонт никто не делает, потому что потоп у меня перманентный.
Толстая обманула. Во-первых, это оказалась книга её и её сестры Натальи, которую я совсем не знаю и не читала, во-вторых, это оказался не роман, а сборник рассказов. Затоскуешь тут по кислороду, тут и впрямь начнёшь писать сам этакую эфемерную мифологическую вещицу, которую бы хотел почитать, которую взять больше негде, не существует её в природе, не найдено.
Но не украдёшь у себя мыслей, которых нет, событий, которые не случились, не украдёшь жизни, которую не прожил, так проглядел, пропустил, проиграл. Есть такое выражение «Я проиграл эту жизнь». И теперь я только раздражаюсь на себя, на жену, на детей, на всю эту канитель, которая куда-то котится и боюсь без моего участия. Я сдох. Сломался. И мне пожизненно будет чего-то не хватать. Денег. Любви. Дыхания. Одного вздоха, чтобы надышаться. Напишу сейчас тебе: «Предлагаю руку и сердце», открытым текстом, что ты будешь делать, очень мне интересно, как ты запоёшь. Впрочем, не так уж и интересно. Я вот о фотосинтезе думаю, что за процесс такой у растений удивительный – поглощать углекислый газ и вырабатывать кислород, что это миссия или рабство, или чудо, истинное устройство жизни, правильная жизнь, мы же только жрём и жрём, и мало нам и мало, тем более теперь, когда нет в жизни место подвигу, а только новая квартира, новая машина, новая яхта или там бесконечная пепси-кола и бесконечные долгожующиеся чипсы. Как хорошо, тебя нет в моем мозгу уже пятнадцать минут, пятнадцать минут я думаю о чём-то другом. И снова ты – зараза. Надо было купить Фрейда или сразу Юнга и вдарить по своему бессознательному, по всем так сказать архетипам, и ты бы исчезла, растворилась, утонула в формулировках и теориях, и диагноз «Ты» был бы с меня навечно снят.

Что это я в мужскую ипостась убежала, не умею я по-мужски мыслить, а по-женски скучно. Скучно это, сидеть у окошка и не рыпаться, ждать от моря погоды, от Толстой романа, от него хоть какого-нибудь поступка. Нет, ничего я от него уже не жду, есть пределы, есть сроки. Женить на себе, взять измором – тоже не интересно, скушно. Одна нелепая цель осталась – не мешать человеку жить, не мельтешить перед глазами, не раздражать своим присутствием. А не много ль ему? Царь и Бог. Он так у меня всю планету займет, расшеперится. Это о ком это я? Уже забыла. Ерунда какая-то. Нет, о любви можно забыть, влюбиться, конечно, можно, много ещё интеллекта в приличных упаковках, но ведь и полюбить можно, и  раскудрявится «мой интеллект», распетушится и будет снова осиянный, и набегут соседки, нимфетки, а отбиваться у него опять не хватит воли и смысловые галлюцинации такого типа – отбиваться – его даже не посетят. Нет, никакой любови. Изучаю фотосинтез, он происходит в клетках растений благодаря пигменту хлорофиллу, который находится в внутриклеточных органоидах – хлоропластах.
              Ода Щербакову. Чем задела меня эта душа, может быть пафосным определением жизни моего поколения: «За спиной, помилуй Боже, Смято всё и сожжено, Ничего не будет больше и надеяться смешно», и то с какой непоколебимой радостью этот финал воспринимается, так уходят под воду капитаны, с поднятым флагом на судне.
«Лево руля, Ларсон, может быть я с Марса», - в этой песни вся «солёность», «соль», философия Щербакова. Его «шалая» голова твердит: «Может быть, я - пришлый, И на земле лишний…Может быть, я – вечный, Может, мой путь – Млечный, Мне на пути этом Краю конца нету»… Я сбиваюсь на бесконечное цитирование, наверное, потому что точнее его не скажешь: «Что ж забирай дверцы, Но помни, ведь я – с Марса, Что ж забирай сердце, Но их у меня масса»… Он весь такой: «Это не мой облик, это лишь мой отблеск»…
Он где-то «вне сна и яви», «в прошлом укладчик шпал, ныне министр, вообще, путей», он свободно обращается с латынью; каждая его песня – это картинки с выставки нашей бренной жизни, это и небывалые фантасмагории, провокации с неожиданным финалом…
«Отдых – привилегия глухих»… Пока слушала и писала, не заметила, как кончились сигареты. «Мне ничего не надо, Монета есть, магазин под боком, А военкому я без интересу, Мой формуляр последний»… Ну, вот отбираю у себя последнее, раньше слушала его, когда жизнь припирала к стенке. Слушала, курила, борясь с действительностью его подходом – абсурдом. Никогда не заучивала, чтобы не надоело. А сейчас, что же я делаю, пытаюсь определить явление Щербакова, а он явился безо всяких определений, явился и есть. И даже если он более ничего не напишет, памятник он себе воздвиг – миллионы тихих поклонников, бредящих его Интонацией, его Рефренами, даже его Многоточиями…
Всё! Писец всему. В мозгу – короткое замыкание. Это личный самодельный электрический стул, когда тошнит от кофе и дым выходит из ушей. Это в сотый раз себе: «Я – никто, я ничего не могу, я ничего не умею, я ничего не знаю». И Сократом себя не утешишь, и «многознание уму не научает» - и этим тоже, и даже поговоркой любимого лектора по психологии: «Знание – сила, сила есть, ума не надо». Буратино, который ушёл с семинара по диамату, когда было предложено подумать на тему «Что есть новое? Как оно возникает? И возможно ли оно вообще»? Преподаватель сделал паузу и уже хотел ответить сам, и тут я поднимаю руку и говорю, можно я пойду подумаю сама. До сих пор думаю. Трусливый заяц, который не выдерживал лекции по истории Франции только потому, что там кроваво так всё было, летели головы с гильотины, а впечатлительная мамзель оплакивала каждого, вместо того, чтобы разбирать манифесты Робеспьера и зубрить конспекты.
Тьфу, я знаю год крещения Руси, когда погибло моё славное язычество, когда исчезла жизнь без греха, оборвалась эта прекрасная нить-река из Яви в Неявь, я знаю эту позорную дату, когда евьеи надули русский народ и преподали ему урок скверны. Согрешил – покайся. Не убий, не укради, не прилюбодействуй. Такого понятия – измена - у славян не было. Спорно всё, конечно. Особенно спорно и даже смешно было в поезде слушать сектанток из соседнего купе, одна другой с пеной у рта доказывала: «Ты не принимаешь жертву Христа»! Особенно мне понравилась в одно время книга Андрея Соколова, о том, что Христос  был жулик и шарлатан, распяли не его. В конце книги выясняется, что сам герой, путешествующий во времени, жаждящий узнать истинное происхождение мифа о Христе принимает эту казнь. Все мы Иисусики на этой земле, один меньше, другой больше. У каждого свой крест. Еврэи же не считали за людей другие нации, решили, что плеть да узда Библии – надёжное средство для покорения остальных недоразвитых народов. Ну, это так мой бред. Кто-нибудь давно написал по нему диссертацию, да может её я в юности и прочитала, только помню всё было в самиздате, и автор за эту рукопись сидел. Да, с церковью у меня разговор особый – меня венчали, правда, муж сбежал через девять месяцев, а церковь у нас особая – она не разводит. Так поп мне сказал, который нас венчал. И скажи мне попробуй, что я в Бога не верую. Бог у меня, как у индейца в центре груди, там, где душа у нас смертных. Как поётся в одной песне: «Я приветствую в тебе Бога, повстречавшегося со мной»!

Мы молимся Богу,
Мы уже почти на кресте,
Мы молимся Богу,
Мы повторяем:
«Спаси душу грешную»,
А когда согрешили?
Когда отдали одежду ближнему,
Когда лишили себя постели,
потому что женаты,
Когда плачем, отмывая мир, отпевая себя,,
Когда мажем лицо сажей,
чтобы не соблазнить
мужа ближней своей?
Что еще плохого мы сделали, когда согрешили;
Явившись невинными
И попав в скверну.
Спасибо тебе, Господи!
Сделай же всЕ обратно.

Ну, дальше я знаю. Дальше я всё видела в одном страшном сне, вернее это был не сон, а видение, случаются со мной такие явления периодически – перед засыпанием вдруг яркие чёткие сюжетные видения. Толпы паломников стекаются ко мне. Все забыли Христа, поругали святыни и причитание одно на устах, вместо молитвы «Отче наш» - «Аlter ego» (так одно время у меня называлась театральная труппа). Кошмар полный, люди стонут, плачут, хотят покаяться, руки ко мне тянут в последней просьбе своей – не откажите ближнему. Я всё понимаю, византийская культура обогатила нас, церковный хор – святое, Библия – литературный памятник, молитвы имеют особую благотворную вибрацию. Нельзя у народа последнее отнимать, хотя буддисты и утверждают, что христианский эгрегор мёртв. В общем, такое кино ещё раз посмотреть я не хочу, простите меня верующие христиане, что нарушила Ваш покой. Это у меня голод по истинной вере. И пусть бабушка моя с девечьей еврейской фамилией простит с того света.

Всё – в зад! Смешнее фразы я не знаю. Это светооператор учудил в Хоб-центре. Там премьера спектакля у нас должна была быть. «Иной четверг». Это название. Как утверждала Иньянь: «Совершенно безбашенный спектакль» или спектакль, срывающий башню. Илья партитуру нам писал по свету, я говорю: «Тут свет тот же самый, то есть надо вернуть прежний», он честно пишет у себя: «Всё – в зад»! Такие дела.
Еще новое выражение «Пошли нах-хаузе» в смысле домой. Дом – мой маленький гроб. Почти никуда не хожу, почти негде не числюсь.
Умер поэт.
У чести не в чести зарыли.
Участь.
Частное осталось.
Архив не поделили.
От автора — очки.
Из гроба не вставать, негоже,
Одеваться по погоде,
Рожи не корчить, не поймут,
При встрече притворяться сумасшедшим,
И не писать, о, Боже, не писать божественных комедий Алигьери.
Звери сожрут опять, присвоят, отберут
И суффикс и окончанье жизни,
Развязку, эпилог, предначертанье, бессмертие.
Ходят босиком по лезвию ножа одни безумцы.
Умницы хлопочут  о гонорарах.
Гонор хорощо поставлен.
Подставить ножку — по-нашему,
Всегда по-человече по человече целит человек.
Умер поэт,
По этому этапу протопал,
Кандалы припрятал,
Крючок для верности замаскировал под вешалку:
«Гости, проходите».
Повеситься успею.
Месяц да луна пришли поочередно.
«Умер поэт»,— сказали и ушли.
А уши оставили, чтоб слушать,
 как он корчится несчастный
 и исторгает рифмы из себя в агонии.
Умер поэт. Молва клевала чрево.
Предали члены и предали земле.
Архив не поделили.
И звуки в сговор не вошли,
Слова остались, у изголовья причитают.
И он как соль, все бережет чернила.
Пишет.— Не плачет по ночам.
Но засыпает только под наркозом.
Гордится новым совнархозом и домофоном.
Фоном облака проходят.
«Ходют здесь всякие»,— все время повторяет.
И с телеграммами его достал Париж.

Опять всё повторяется, как ловко они меня хоронят, я даже сама пишу себе некролог. И тычут мне в рожицу этим членским билетом, вот ты умрёшь, и мы тебя примем посмертно в нашу скотскую организацию, и будешь ты скотиной настоящей.
Пью Бужоле – молодое вино. Но в гробу так мало воздуха. Выйду, пройдусь. Не здороваются, черти. Город у нас маленький, а жаль.
Героиня выбилась из колеи, опять жить ей расхотелось, опять злая, как собака, героину бы ей для общей прелести, согласилась на водку, но в Москве. А тут литературная сауна на носу, надо народ обзванивать, денежку собирать. Прошлый раз ездили на Карибы. Неплохо и недорого, только тен холодноватый. Даже гитара там была и очень приличная. Ирина та в платье золотой рыбки вся в блестках прочитала Цветаевой что-то и сиганула в бассейн, холодный–то.

      

II


Начала курить электронную сигарету. Опять же Олег подсадил, дал один раз попробовать свою, через три месяца я прибежала узнать: где и что. Купила сигарку, что надо, золотистого цвета с большими аккумуляторами. Жидкость он мне развёл слабенькую на шесть единиц. Лёгким явно стало полегче, кашель проходит. А голодание нет, никотин прёт опять в мозг, хотя я почему-то засыпаю от передозировки. Особенно круто курить на каком-нибудь концерте, садишься подальше, на последний ряд и тянешь за милую душу, запах правда есть, но приятный и пар вместо дыма, однажды мент прицепился в электричке: «Девушка, вы смущаете граждан». Олег говорит, у нас даже общество уже есть в городе, курящих электронные сигареты. Но я боюсь лишить себя монополии, так я только с ним курю, а так все вокруг будут курить, неинтересно.
Тут выставила в интернете свою летнюю фотку, где я рассекала в восточной юбчонке тридцать сантиметров длинной, с пришитыми денюжками-монетками, ноги конечно хороши, но обозвали меня, падлы, моделью, что совершенно кувыркнуло меня, как личность, просто Клава Шифер, ни дать, ни взять. Я даже двух слов теперь связать не могу, только улыбаюсь. Завтра пойду ставить мост с нижней правой стороны, чтобы улыбка ширше была и сахарней. У зубного я учу латынь, журнальчиков там нет в зале ожидания. Зубной кабинет при фабрике лампочек, я даже однажды проникла туда без пропуска, ещё в десятом классе, там моя первая любовь работала. Лучший велогонщик района, говорю, я к брату, пропустили. А любовь в тот предновогодний день Дед Морозом был, подарки раздавал, меня в снегурку спешно нарядили, а то желающих не было. У зубного скушно, однажды даже стихом разродилась «Почему ты не мой дантист»?

Почему ты не мой дантист?
Я бы шла к тебе, как на свидание,
Каждый зуб мой, киста и свищ
Представлялись тебе мирозданием.
Ты б меня не сверлил, а пел.
Ставил пломбы мне с алмазами.
Как же это ты проглядел.
Теперь лечат меня тётки разные.
Вот, добрались до воздуха, до кислорода так сказать, Ты – воздух. Я без тебя задыхаюсь. Всё больше о тебе не слова.
Тут у дочки на кроватке посидела, мама, говорит, ты пахнешь маринованными помидорами, так приятно, это я рассолу выпила, помидоры еще вчера слопали, а доча пахнет неземно, клубникой, детством и беззаботностью. Баю бай. Ещё она выдала вчера, что я перпендикулярная сама себе, это когда я выразила к ней два противоречащих друг другу требования, говорю, иди в школу уже, да, убери носки. «Ты сказала, иди в школу».
Так трудно убрать носки, сказу мозг заработал. Когда её долго нет, мне плохо. Мне физически плохо, уйдёт в магазин, и нет, и нет. Ещё спрашивает потом «Мама! Ты меня любишь»?

Пишу торопливо, дышу как рыба на отмели: «Ах – Ха, Ах – Ха», почти что секс. Такая жизнь. Надо успеть. Успеть дожить. Может не надо так торопиться. Как она всё-таки устроена эта электронная сигарета? Олег посылал на сайт. Всё просто: аккумулятор, атомайзер, картридж, в картридже – фильтр, в картридж капается жидкость, капель восемнадцать, затем вставляется фильтр, и сверху ещё капель восемь, картридж вставляется в атомайзер, нажимаешь на кнопочку аккумулятора и вдыхаешь.
Оттерла пенал на кухне и холодильник, «Мистер-мускул» полная фигня, тереть надо с такой силой, что лопаются перепонки, и мышцы пальцев каменеют. Крышу от Эфелевой башни не нашла, видимо выляется за холодильником.
  Доча нарядила пальму к новому году, будем видимо встречать его как папусы.
Нашла под пальмой список подарков к новому году.
1. Книга о древних млекопитающих.

2. Книга «Кот да Винчи. Нашествие лунатиков».

3. Журнал «Дамы эпохи».

4. Альбом.

5. Кукла «Winx» Блум.

6. DVD «Хроники Спайдервика».
       Задание понял.

Один мен ещё в прошлом году предлагал себя в качестве Деда Мороза, да живёт далеко эта голубушка, а гостиницы у меня нет, и муж – боксёр. Так и будем голодать по Сказке.
На работе – сдаю статью недописанной, журналистов – море, пишу докладную о неработаюшем компьютере и ухожу на больничный поднимать давление.


О, Боже, я вышла на свежий воздух! Моя аллея до работы всё та же – ещё не распустилась, даже не расцвела предновогодними лампочками. На работе новшество – нет интернета, и заработал компьютер, даже без докладной, это он испытывал мой характер. Заключила два контракта – с предприятием глубокой биологической очисткой сточных вод и с пищевиками – производителями майонеза, за что была прощена начальством до завтрашнего дня и послезавтрашних прогулов. Купила по дороге вино «Монашеский орден», понравился дизайн – бутылка одета в мешковину, а сверху намотаны чётки, красное полусладкое, позвала в свою келью Оленьку Григорьевну, посидим поокаем, монашки.
  Вчера влюбилась в Наталью Толстую, свежая, незамыленная, искренняя проза, даже, по-моему, слишком личная и слишком откровенная.
Проглотила «Великий Гэтсби» за два вечера, за два вздоха. Тема бедности и богатства актуальна для меня, как никогда. Затрахала эта нищета, нищета и срач, я так подозраваю, что срач от нищеты. А так по доходам, наше семейство чуть ли не средний класс, только я что-то не поняла, средний класс – это что во время оплаченная коммуналка, приличная колбаса на завтрак и ребёнок небосой ходит в школу, это что всё?! А на большее нам не хватает. Какие сраные Эмираты, миф о новой квартире, которым  болен муж уже не трогает моё воображение. Оттого так жаль Гэтсби, который открывает шкаф перед возлюбленной и начинает выпуливать оттуда свои сорочки, показывая всё разнообразие фасонов и тканей. Это жест бедняка, атавизм, истерика.
Оленька Григорьевна – женщина статная и видная, не скажешь даже, что у неё на руках трое внуков, оттого лицо её, чуть порозовевшее от вина вдруг становится озабоченным. Оленька Григорьевна – Ахматова нашего городка. «Мы живём в обшарпанных наших квартирах, ремонтируемых перманентно или ждущих ремонта, среди ржавых болот, деревянных сортиров, в нашей памяти вывеска: «Всё для фронта» », - то её строки. Мне очень стыдно за родину, мать нашу, что Оленька пылесосит полы у нуворишей, и часто теряет клиентов, когда они узнают, что это она автор бессмертных строк поэмы о трамвае, что, конечно, красит нуворишей, но отбирает у неё копейку, последнее время она не признается. «Мы живём невостребованно, почти анонимно», - Оленька ярко чувствует и ясно выражает.

На моём мёртвом лице появились, надо же, живые глаза, сверкают, искрятся. Чего они искрятся, чему радуются? Ведь они же чуют, что эпоха Возрождения будет недолгой, и снова жо.., снова писать низкопробным сленгом, снова ничего не хотеть, проклиная своё бессилие.
Мама тут выдала: «Скоро Юпитер станет директным, и откроется возможность видеть картину правильно». Я правильно всё вижу, даже ещё, наверное, более в радужном свете, чем есть на самом деле.
Папа встречал 65-летие на даче, один, так решил.
Звоночек-доченька одна не теряет оптимизма, много поёт, журчит своим голоском.
Мне даже нравится, что она толстенькая, смешная, в очках, позже совратят её мальчишки-шалопаи, и выйдет она замуж вовремя по большой любви, такие у меня тайные желания.
Вспомнила ещё одного голодающего с Поволжья, Макс был духом нашего города, его нервами, его слухом, Поэтом, приносил на поэтический вечер железнодорожный справочник и, когда очередь доходила до него читать стихотворение, читал с выражением этот справочник, какую селёдку сколько стоит перевезти, пока народ не сходил с ума окончательно. Однажды сильно выпил, шатался по заглавной нашей улице Ленина и ухнулся в витрину, сигнализации в то время как-то не случилось, там и забылся и заснул в осколках. Помню, крутили про него кино на десятилетие смерти, остались какие-то кадры, как живой, говорил о чем-то, а мне слышалось: «Сволочи вы, сволочи, не уберегли меня, плакаете, вспоминаете, а где Вы, сволочи, были, когда я сдыхал»? Ничего подобного он с того света, конечно, не говорит, не такого склада был человек, а стихи писал – Стихи, и даже матершинные, это сегодня всё можно писать, даже похвалят, а тогда не хвалили как-то, но одна книга при жизни у него вышла.

                Максу Батурину
Мы любим мертвых,
Мы не любим живых.
Постелю над морем
Не простынь — стих.
Пусть ему спится
Десять лет спустя,
Пусть ему снится и эта и та.
Тая в дымке дружбы
Крепких его сигарет,
Каждый был нужен,
Каждый был согрет.
А мы любим мертвых,
Мы не любим живых.
Он для нас тертых
Оставил душевный крик.
Он от нас черствых
Получил поддых,
Ведь мы любим мертвых
И не любим живых.

В пять утра из Магадана
Не позвонит никто,
Слышишь, слишком рано
Ты закрыл окно.                20 апреля 2007года



  А в пять утра он обожал звонить, так и говаривал, ты знаешь, я в Магадане, это была как бы причина, а ты почему не спишь. А окно и двери он реально крепко закрыл, и нашли его только через неделю.
Я опять сорвалась на обычные сигареты, ночь, сижу, курю. Кстати, Татьяна Толстая оправдана мной, стерва, политизированные её рассказы про русский народ стоят иного романа про русскую долюшку, ёмко очень, метафорично, и ещё задело, мы – пишет, что, может быть, и подкупает.



III
Всё, не выдержала, достала заветный бестселлер Марка Леви «Где ты»?, недочитанный кстати, там у меня банк, извлекла припрятанную тысячу рублей и направилась в книжный исполнять заветные желания. «Тихий Дон» оказался по моим меркам не так уж дорог – 359 рублей за два тома, «Кафедра» Ирины Грековой в мягкой обложке – 170 рублей, дочка бредит гоголевским «Вием», нашла «Вий». Улицкая «Медея и её дети» -369 рублей, ну, 369 – это не 700 с лишним за «Зелёный шатёр», какая бы там ни была архитектоника, да и нет в этом магазине «Зелёного шатра». Ещё Ильичевского захотелось «Математик», но тоже за триста с лишком, но уже всё – лимит исчерпан. Вышла из магазина, не пролимонившей тысячу, а какой-то неимоверно богатой, пакет приятно тянул увесистый Шолохов и остальные классики и современники.
Дальше действовала по плану – краска для волос, обычно, когда денег много, я выбираю самую симпатичную рожицу на картинке, рожица почему-то оказывается самой дорогой, и цвет выбираю по названию – глубокий красный мне к чему, вот дикая клюква – это я понимаю. Таблетки от климакса для молодости ногтей тоже актуально, с моим курением климакс должен был настигнуть меня уже в тридцать, но живуча моя тяга к искусству быть смирной. Сигареты уже у себя в теремочке, последнюю мелочь выкладываю, нет, семь рублей не хватает, ладно запишите на меня.
Пришла и сразу кинулась в донские духмяные травы, Аксиньей кинулась в объятья Григория Мелехова, потом проснулась во мне ледяная кровь его новоявленной жены – Натальи Коршуновой. О тебе забыла и думать, потому как вот ты передо мной – донской казак и всё-то я про тебя знаю и чувствую.

Разбить меня можно в два приёма, даже не затрудняясь особо. Тут Татьяна Толстая в рассказе «Клеем и ножницами» измывалась над В.Петелиным, над его научной монографией «Судьба художника. Жизнь, личность, творчество Алексея Николаевича Толстого», пишет, как ловко и близко к тексту он переписал чужие мемуары и сами рассказы Толстого, напутав  и с географией, и с историей. Толстая целый рассказ написала, сопоставляла цитаты, трудилась. Меня распинать проще, Петелин хоть фразы  подвергал лексической обработке, я же в новелле «Каффа» сделала вставки из туристического путеводителя, меняя только предлоги, такая у меня изысканная историческая подложка, такая кропотливая работа с архивными материалами. В рассказе «Убеждённый холостяк» очень близко к оригиналу изложен, искладён Лоуэн, вся его концепция биоэнергетики и у главного героя в научных изысканиях  с числом «пи» незакавыченнные цитаты статьи из журнала «Репортёр». Это первое. Второй пинок в мою сторону, это, конечно, маразматическое, простите, Татьяна Юрьевна, со всем уважением к Вам, это я собственно к себе, шизотипическое  построение и изложение материала. То у меня героиня мечется от «она» к «я», то к «мы», то вдруг начинает мыслить от мужского имени,  то вдруг становится, вообще, какое-то «оно», но нет, нет, этого ещё не было, надо обязательно сделать. Если есть герой, то их мысли с героиней переплетаются и, вообще, становится непонятно, кто из них подумал какую крамольную мысль. Герои тоже странные, то у них раздвоение, был один, звали его Некто или Никто, а потом вдруг Некто зажил своей жизнью, не спросив у Никто разрешения, или ещё хлеще: «У неё было два любовника», а потом, опять же вдруг, это оказался водевиль с переодеваниями.
После такой острой литературной критики хотелось бы сделать лирическое отступление о попочке. Хотела написать отдельную новеллу, и так и назвать её «Попочка», но сексуального экстаза не хватило, так что цитирую доподлинно и полностью незаконченный шедевр по буквам:
«Подружка повесила в блоге фотографию своей попочки, не так чтобы голую, но очень аппетитную. Я, наверное, не с той стороны себя фотографирую. Чёрт!
Я думала, глаза – это зеркало души, нет зеркало души – это попочка, ладно мужчин не касается.
Исцелованная попочка, это даже не исцелованное лицо, это та запредельная интимность, которая доступна только безумно влюблённым».
Шедевр в инете получил широчайший отклик, кто бы сомневался. Широкомасштабная дискуссия дополнила подлинник стихами и поговорками: «На нашу попу кто-то должен и молиться», «Зачем молиться на попу? Ей массаж нужен и погладить. Да, да, это и есть попочкина молитва», «Попа никогда не врёт», «Лицо может солгать, попа – никогда». Я узнала, что попы бывают искренние и задушевные, но на этом дискуссию я решила оборвать, потому как мне показалось, что это уже предел интимных излияний.
И ещё о серьёзном, есть ощущение, что за последний год я всё сказала, что имела. «Что имею, то и введу». Инъекция кончилась. Вернее кончилось лекарство. Может это была личная терапия, так, говорят, бывает. Надо ещё прожить лет двадцать, чтобы внятно объясниться про всю эту жизнь. Пустое – в порожнее не очень хочется лить. Но как мне нравится паутина слов, и если на страницу буков, в смысле «много буков» – две строки полёта, может, стоит не есть и не спать.  Ты сказал, что в литературе важно не что, а как, это самое «как», «Всё за штиль» меня цепляет очень крепко. Что касается большой литературы, ни один писатель, даже очень именитый, у нас, во всяком случае, не живёт с продаж книг, к тому же электронная книга набирает обороты, а тщеславие пусть сидит в попе, там ему и место.
Перекур. Дружочек, не пора ли сделать перекур между перекурами. Опять по больному месту его. Потерпит. А в конце концов перестанет реагировать, вздыхать, вздрагивать, переживать по твоему поводу. А её понесло в Грецию. Пожары тушить? Думать. Ах, Греция, я Греция, простили мне 100 миллиардов Евро, что же я дальше буду делать? Впрочем, в Греции всё есть, ну, это как всегда. Надо поесть ужо. СЫЫЫЫЫР.
Только не захлебнуться пустотой. И не надо мне про безденежье, немножко больше желания жить и всё пойдёт, как по маслу: и этот огонь в голове, и жар в груди, и ты хочешь жить, до беса в глазах хочешь жить. И на тебе денег,сколько не жалко, вернее, сколько возьмёшь, сколько не стыдно взять. Ненавижу лишь удачу при чёрной луне –астрологически это так, а практически: когда другим фиговво и оч фигово, а тебе оч хорошо. Но не об этом я, это к слову.
    Утром позвонила дизайнеру, узнала о сроках сдачи книги: «У меня перед сдачей книги всегда – самоубийство, так заведено. Есть разница самоубиваться неделю или месяц». Дизайнер смеётся: «Посамоубивайся немного. Запарка».
Плохо. Давление падает. Ползаю, как жаба. Ночью бушую. Отбирала нынче замок у Пугачёвой и Галкина в пользу Российских писателей. Даже юридически всё в моём кошмаре оформили. Смехота. Днём сплю, как сурок. И слава Богу, что сплю.
А во сне по мне поминки, госпремия, все дела…. Достали уже. Пятьсотпервые похороны. Живучая я однако.
Все демоны, все демоны, все вы хотите меня убить. Я – астероид, я – астероид,я приближаюсь к земле. Вот и шмерть. Шлёп.
И что мне делать под потолком комнаты, висеть? А они всё в зрачки смотрят, реагирует зрачок на свет или нет, а он расширен до безобразия и не фурычет. Вот это мы покурили.
Она почистила зубы, больше с сигаретой её никто не видел.

                IV

Ильичевского всё же выцыганила у судьбы. Роман «Математик». Начало там хорошее, посмотрим. Дед мороз забыл «Нашествие лунатиков» для дочки, совсем выпало из головы, придётся продолжить Новый год после 2-ого января, когда откроются книжные лавки. Дочь со слезами на глазах, догадалась, что деда Мороза нет, подслушала наши разговоры. Ко мне это понимание пришло  ещё раньше, в семь лет, жизненная трагедия – Деда Мороза нет. Это старший троюродный братишка постарался: «А ты знаешь, что Деда Мороза нет, что это родители под ёлку подарки прячут». Потрясение было неимоверное.
Ёлку поставили, красавица – с двумя макушками, умный год будет, мы будем мудры то есть. Китайских фонариков купили, бархатных. Паровозик там у дочки и железная дорога из мишуры. И сверкает всё и поёт, год новый, год Новый, Новый год.
Про ёлочку отдельная песня, в первый раз я сбежала из дома в шестнадцать лет, получается из-за ёлочки. Ёлочка стояла в воде и проросла. Просто каждый новый год я встречала в лесу, у живой ёлки, была такая хорошая компания – городской пионерский штаб, была «Зимняя республика», находили заброшенный дом в какой-нибудь деревне, высылали первопроходцев, потом ехали сами, наряжали ёлку в лесу. А дома всё равно ставили срубленную, но в воду, и тут она дала ростки, сама засохла, долго не убирали, но из почек полезли ростки. Прихожу домой, а ёлку убрали, выставили на улицу, проросшую-то. И ещё в моём секретере навели порядок, трогали мой личный дневник, где записи  о первой любови. А на ёлке висели подарки от любимого человека. Я в слёзы – в шубу и в валенки, на улицу – прореветься, а у меня забирают и шубу и валенки. Тогда старый партизан сбежал из дома в тапочках и свитре, добежала до велобазы, я тогда ещё занималась велоспортом, переодела кроссовки и куртку, заняла  три рубля и на вокзал – к бабушке в Яю. Бабушку беспокоить испугалась, пошла к тётке. Искали меня три дня, мама поседела. Я наотрез отказалась ехать домой, тетка устроила меня в сельскую школу, там я месяца два и проучилась, но экзамены сдавать вернулась в город.
Успела покраситься в старом году, действительно – «Дикая клюква», ну ,буду чуть поярче. Бог с ним. А, вообще, мне идёт палисандр, покрасила однажды волосы, и через неделю вышла замуж (правда, не очень удачно и не очень надолго), но волшебную силу этого цвета почувствовала. «Не меня ты полюбил, а палисандр, Коля, Коля, не рифмуй Александр». С Колей мы теперь коллеги, только он на готовых бабках сидит, небольших (если на откатах не работает), но готовых, а я на процентах. Я, наверное, несколько завишу от него, поскольку его контора мне в базу надобна, но разговариваю с ним строго, и не признаюсь, что это я, а он по голосу не узнаёт.
Новый год шагает по стране, Хабаровск, Чита уже, мы съели зимний и селёдку под шубой почти, салат с куриным филе и грибами, на котором написано 2012 дочка запретила трогать, сказала, что только в  2012-ом, утка с яблоками уже подрумянилась, но желающих нет. Тихо. Даже Оленька Григорьевна не придёт. Но скучно – не весело, переживём.
От тебя ни звонка, ни письма, встречаешь ты его Новый год, вообще, или нет.
Ну, вот и у нас куранты, дожила, дожила, «Сила народная, дружбы народов надёжный оплот»…
Позвонил полпервого, чуть сердце не оборвалось. С Новым годом! С новым годом! Как я? С Новым годом!




Y


Ну, наконец-то на руках оригинал-макет книги. Пока мой дизайнер его доделает, я уже роман напишу. Стихи слеплены: из двух – одно, несколько раз, он что пьян был. Занята редактированием. Кстати рассказик «Перекур» я включила здесь в конец III главы, так что про книжку всё логично. Самоубийство продолжается, роды затяжные.
  Ниже все результаты игр 19-ого тура АПЛ:
Ливерпуль 3-1 Ньюкасл
Манчестер Юнайтед 2-3 Блэкберн
Арсенал 1-0 КПР
Болтон 1-1 Вулверхэмптон
Челси 1-3 Астон Вилла
Норвич 1-1 Фулхэм
Сток Сити 2-2 Уиган
Суонси 1-1 Тоттенхэм

Кстати, матчи Вест Бромвич-Эверетон и Сандерлент-Манчестер Сити состоятся сегодня. Ещё бы узнать, что такое АПЛ. Всегда так в жизни. Одни загадки.
Сегодня дочь рисовала галактические врата и галактический замОк. Говорю же – загадки. Сегодня уже, наверное, никто не придёт. Куринный бульон пью из кружки с гренками, со вчерашнего дня остался.
АПЛ – это атомная подводная лодка, это я как жена капитана вам говорю, а потом уже Английская Премьр-Лига, понимать надо. А книгу, действительно, редактирую. И ничего смешного тут нет.  Мать, мать, мать.
Полетел зуб прямо со штифтом, жевачечку пожевала, точно надо ставить мост. А где мне взять такие деньги? И о любви, и о судьбе? Всё, в январе иду, в кредит, в долг. Иначе вставная челюсть не за горами, очень мне это никак, зубы складывать  в стакан, не сексуально. Ну, жевачечка однако дороговатая оказалась . Обойдётся в 10 тысяч, это в лучшем случае.
  Футбол зачем тебе? При чём здесь футбол? Футбол – это позитивно. Один раз была на футболе; когда все трибуны вскочили резко и заорали: «Гол», я чуть с сиденья не свалилась от испуга вместе с пивом и фисташками. А почему Английская Лига? Экзотично. Да, и на глаза попалось.
  Как проходят праздники? Проходят. Всё, что о праздниках могу сказать. Папа подарил ручку с моим именем, а мы ему тапочки с драконами.
С утра – воспитательный процесс. Дочка включает ультразвук и больше не выключает. Тут забудешь сам, где твои тапочки, и всё–всё сделаешь сам. Жутко начинаю каяться, говорю, вот на Киркорова нельзя кричать, хотя он и быдло, а на тебя что можно, ты так красиво у меня поёшь. Покаяние принимается с тихими всхлипами.
Сходила за капустой и морковкой, на камбузе – варится борщ, забыла сказать, муж – не капитан подводной лодки, а кок. Это ему только кажется, что он капитан. Сдал вот, например, мне все секретные документы, я тут распишу всё по полочкам, а его посадят, хотя и говорит, что ничего секретного нет, знаем мы такие истории. «Достижение степени очистки на уровне 100 обусловлено умножением однократного эффекта разделения за счёт каскадного принципа построения разделительной части, объединённой в несколько ступеней разделения». По-моему, совершенно секретные данные, если учесть, что при очистке 5 т графита будет получен концентрат С-14 в количестве 182 кг диоксида углерода (примерно 37 кг на 1 тонну) или 815 кг карбоната бария – предлагаемый конечный продукт для обогащённого С-14.
Вчера Оленька Григорьевна была. Подарила туалетную воду, весёленький запах, весенний. Обещала мне «Матисса» Ильичевского дать почитать, это уже про физика, а «Математика» я уже дочитываю. Покровский мечется в Сан-Франциско.
Всё, на воздух, идём в ледяной городок, кататься с горки!!! Аккумулятор на телефоне сдох сразу, ни одного снимка, городок нынче бесплатный, зато тебе, доча, сладкая вата, шашлык в кафешке и коня Графа можно покормить и покататься. Сама съехала с горки, ах, ах, ах, жаль горки нынче не высокие, шею не свернёшь. Намёрзлись, явились.
Так сложно связать слова, они топорщатся, они встают дыбом, они совершенно не хотят укладываться в прямую строчку.
Серия, опять последняя: «ХХ век начинается». «Вы когда-нибудь слышали о подводной лодке Брюса Партингтона»?
Как главный механик, мы точно знаем, какие ручки категорически нельзя крутить, ещё мы знаем, как открывается форточка, и какая температура необходима для жизнедеятельности организма.
Опять реклама. Лазолван. Дышите свободно!



 YI


  Да, чтоб я так жил! На Улицкую нарвались, улётная тётка, должна я Вам сказать, никак не хочет жить на пенсию, «Буккеры» ей снятся, как будто нам «Буккеры» не снятся, но мы же терпеливые, а ей неймётся и неймётся.
  Начальник мужа испугался утечки информации, готовит мужу пистон после праздников, примерно такой: «У тебя жена сумасшедшая, как я понимаю, какого х у тебя деловые бумаги по дому раскиданы». Муж ему примерно так: «То, что жена сумашебшая, это её сумашебшее дело, а на бумаги твои я насрать хотел, да купил срательной бумаги».
Бессонная ночь накрыла покрывалом, бейся, бейся, мотыльком о стекло, ругайся с начальством, с неумной педагогикой, с кем хочешь, к утру рассейся, зимним туманом упади узором на окна. Подморозило или потеплело, вот по узорам и определяй. Поволока дней. Куда бредут они? Встанешь так, никому ненужный, сигарету в зубы и за своё, за думы. Но всё передумано, всё, осталось только пожить безмятежно, немного пожить.
Да, кстати, ещё никто публично не называл меня сумасшедшей, только закулисное молчание и шёпот, злой и жёсткий. Зачем я к Вам, люди, с голой-то жопой?  Нельзя. Сколько меня учили, нельзя. Люди злы, и не нужна им твоя искренность, плевать они на неё хотели, им надо, чтобы всё пристойно, чтобы не скомпрометировали их невинные души даже и пред Господом Богом, но больше перед такими же, как они. Но не жалко себя. Пусть тычут пальцем, это ж только обезьяны умеют тыкать пальцем, иные промолчат, но их молчание жёстче и больнее. Сколько я это слышала от близких друзей: «Таня, ты не в себе». А в ком же я, помилуй Бог? Бесы в меня вселились? Это просто не хочется слышать правду. Она режет слух и ножом по стеклу это очень неприятно, но такова иногда моя мелодия. Не обессудьте.
Иисус рождался в этот год тяжело, роковой год я чувствую. Но родился  и опять умрёт, и ещё пасха. И жить, жить.
Вчера выскочила на площадку прогнать развеселившуюся молодёжь, так увлеклась, что выскочила за дверь, а дверь захлопнулась (система у нас коридорная), и стою на площадке оглашенная, и боюсь звонить, звонок у нас резкий, да ещё среди ночи, думаю всё – до утра тут загорать в халатике, тут слышу кто-то идёт, обрадовалась, а это муж собственной персоной, накинул пуховик на голое тело, ладно, не убил, в дом пустил. Если бы на этом закончились приключения. Свекровь на Новый год подарила нам ковшик новый. А тут чайник стал протекать, стали кипятить воду в ковшике. «Сожжёшь ковшик, чует моё сердце», - ворчал муж. Теперь я сижу в ванной, и думаю как отмыть этот чёртов ковшик, я его, и, правда, сожгла. Сижу и дрожу, как лист, опять на меня будут орать. Я больше никогда не буду кричать на дочку, неужели она тоже так боится крика. Это ужас, а не ощущения.
Ещё тот человек, которого я боюсь, и который боится меня. «Красное и чёрное». Поздравила его с днём Светлого Рождества, сказала, что чуть не отбросила коньки. Он на это ответил, надо всегда при себе иметь коньки, и чуть что их отбрасывать. Ещё посоветовал назвать это произведение просто, ясно и научно – гипоксия.
Да, «Тихий дон». Почвоведческое. Наталья Коршунова, законная жена Мелехова уже покончила с собой, а Аксинья уже носит ему ребёнка.
«Пур ква па, Пур ква па, а если решил, за дело», опять «Три мушкетёра» по телеку, за одни песни можно поставить пять баллов этому фильму.
  Дочь развела шампунь и из старой ручки пускает мыльные пузыри, выдумщица, ещё музыку включила «Нежные песни детства» и пускает их под музыку.
«Нас не нужно жалеть, Ведь и мы б никого не жалели», это уже не «Три мушкетёра», это старинная песня, но другая. А у меня поток сознания. Возможно, и нет в этом ничего ценного, кроме того, что я пытаюсь этот поток организовать. Ещё муж постоянно щёлкает кнопкой и переключает каналы телевидения. И мне некуда деться, некуда, может быть, поэтому я и не сплю иногда, несколько часов покоя и тишины нужны  не только во сне.
«Когда твой друг в крови, Алягер ком алягеро, будь рядом до конца, но другом не зови, На войне как на войне, Ни труса, ни лжеца».
Рыбка. Ночью я люблю спать. Люблю, когда тело отдаётся подушке, простыне, одеялу – покою. Уютно устроившись в постели – обители сна - я начинаю мучить в мозгу твою фотокарточку. Мучить, потому что давно на неё не смотрела, и черты мне надо вырисовывать по памяти. Не смотрю, потому что боюсь боли, что сердце сожмётся и не разожмётся. И мозг мучается, вспоминает. Мне обязательно перед сном надо увидеть твои глаза, окунуться в них и затихнуть рыбкой. Ты помни, я без тебя – никто, у меня нет воды.


                YII



За что ни попадя хватаешься, лишь бы слова. Лишь бы ткать. Лишь бы полотно получалось. Мамочка научилась ткать коврики и платки. Даже станок у нас есть. И гобелены тебе по-прежнему снятся, готовые и эскизы.
Но я дёргаюсь, ткать не могу. Я, собственно, не про гобелены хотела. А снова про зубы. Неприятная тема. От зуба остался корень и одна стенка, снова туда штифт запихать, и отреставрировать, а сверху мост, там дальше яма и еще зуб крошится уже, под коронку подготовлен был. И сколько этот мост простоит, и не будет ли корень гнить, через четыре года всё снова? А если вырвать этот корень и зацепить под мост соседний зуб, не поползёт ли вся эта конструкция, и мост на четыре зуба – это уже неподъёмные деньги. Известное произведение получается «Челюсть иммигранта». Только еще и не в какую Чехию мы не переезжаем, там какая–то атомная электростанция есть. И чешский всё-таки славянский язык, быстрее выучить можно, но мы никуда не переезжаем.
Я дёргаюсь, собственно, хотела вплести стишок про свою глупую жизнь (реклама фирмы «Коркунов».)
Конфеты «Доминго»…
Конфеты «Доминго»,
                какая печаль.
Здесь где-то фламинго,_
Их сразу не видно,
                причаль.
Здесь время одето
в скупые одежды
                седых кораблей,
И борются с ветром,
почти безнадежно,
                лишь ямб да хорей.

Конфеты «Доминго»,
Здесь время забыто
                в обертках судьбы.
Я видел фламинго,
Зачем так открыто
                сбываются сны?
И нежность на грани,
И время по краю,
                касалась мечта,    
И время растает,
Но так не бывает,
                коробка пуста…
Виденья капризны.
Пропали фламинго,
                растаяв в ночи,
И что мне от жизни?
Конфеты «Доминго»,
                зубные врачи…

Мамочка безвылазно в Крыму – бабушка на смертном одре. Она, правда, на смертном одре летом вытащила вёдрами всё дерьмо из туалета, там яма забетонирована, надо чистить ежегодно. Сейчас на смертном одре сделали ей операцию от катаракты, на оба глаза, одним глазом видит восемь строчек, другим четыре, я без очков не вижу ни одной. Так что более менее, всё нормально. Только приступы частенько, давление. Мамочка пишет письма, иногда очень-очень хорошие:
«С Рождеством! Отметили мы его подъёмом на гору Кашкаю - местное место силы. Ушли пол-десятого, а в 12 уже были дома. Подпитались энергетически. С нами ходила и Фарида. Вчера вечером посидели дома, тоже Фарида приходила. Вот так отметили Рождество. А Новый Год отмечали, начиная  с дальневосточного, и потом каждый час. Местный Новый год отмечали на час позже московского, потом до 5 утра играли в азартные игры. Так прошла встреча Нового года. Снега не было и сейчас + 13 .Желаем выздоровления и хорошего настроения. Пока. Мама».
 «Выздоровления» - это я начала хныкать и жаловаться, обычно я этого не делаю, держусь из последних сил, но не делаю, а тут что-то расслабилась.
Песня завязла в голове: «Алягер ком алягеро», но пою почему-то по-другому, оговорочки по Фрейду: «Но трусом не зови, ни друга, ни лжеца». Это я к тому, если заболел, потрави своих тараканов сам, другому набошкУ не вешай.



YIII


Шла вчера на работу, аллейка всё та же, нищий новый, прохожий ему говорит: «Ты бы хоть шапку норковую снял для приличия». Тот ему отвечает: «Так одеть больше нечего». Так и живём. На работе дали зарплату за декабрь, живём, ещё бы в январе что-нибудь заработать.
Наталья Коршунова у Шолохова выжила, только шею себе повредила немного, жить ушла к свекру, Пантелею Мелехову, сам же Григорий же родил от Аксиньи дитя и отправился на военную службу, а тут и война.
Купили новый чайник, снова из нержавейки, но уже без окон, протекать будет нечему, фирма «Vitek», «Витёк» (кстати, фирма «Vitek», где получить деньги за рекламу?), только бы не включать без воды, но я уже на вес чайника знаю, сколько там воды, должен быть вечный.
ЭТО НЕВОЗМОЖНО, ТЫ ПРИЕХАЛ. Я задыхаюсь теперь от воздуха, я не умею дышать, я день и ночь брожу с тобой, ёлочки, сосны, тополя, снежок, я дышу, дышу, дышу, и разговоры, я дышу, дышу, и поцелуи, я плачу. Так долго тебя не было, так долго не будет, я понимаю, проездом, я всё понимаю и плачу. Ты шепчешь: «Не киснуть»! Я держусь, я дышу.
«Математика» почитываю, закрутил Ильичевский, именно описание восприятия математики главным героем меня волнует, размыто, но интригующе. Образы красивые: «сознание человека обладает тектоническим свойством сдавленного кристалла».
Хорошее настроение. Старый Новый год. Муж пьёт водку, слушаем ретро-концерт, Понаровскую всякую. Ребёнок танцует. Отчего так радостно, я не могу понять. Пятница. Не надо возиться со статьёй, всё утвердили, токо доктора наук я состарила с 75 до 80 лет, так и написала, отметил 80-летие, он очень удивился. Один член-корреспондент, вообще, выразил восторг, наверное, из-за нагнетения мной цейтнотических и коллапсических тенденций положения в мире, психиатрия должна в этом случае получать дивиденды.
Завтра день смерти дедушки, прошло почти сорок лет. Когда он умер, мне было четыре года, я всем сказала, что он вернётся, или я знала о переселении душ, или дед – Иисус Христос, в чём я до сих пор не сомневаюсь, такой был человек.
Написала. Расплескалась. И всё как-то изменилось. Муж ушёл за новой водкой. Потом пел песни: «Нас осталось только два, нас с тобою обманули». Уважаю его за то, что он при ребёнке в любом состоянии поёт именно «обманули», а не подлинный текст. Дочку еле утолкала в кроватку, включили сказку Ершова «Конёк-горбунок» в исполнении Табакова, под эту сказочку она и задремала. Ноет зуб, сегодня удаляла свой, наверное, предпоследний зубной нерв. Жизнь ближе к концу, чем к началу. Но почему-то лечение зубов всё же как-то обнадёживает, ещё не всё, ещё не всё, ещё не всё сказано, не все орехи разгрызены («Орешек знаний твёрд, нам расколоть его поможет киножурнал «хочу всё знать»» - прибаутка из детства).
Недочитанные книги, как ещё неоткрытые вселенные. Для меня в книге главное – дочитать до конца и испытать это аристотелевское очищение – катарсис. Оно в каждой книге есть, я убеждена, и именно на последней странице, как бы ни была простроена композиция, ответ там, на самой последней странице, но нужен ещё труд, внимание и кропотливость, чтобы книгу прочитать, а не просмотреть.
Всё неинтересно, всё неинтересно, всё! Если интерес – это Бог, то Бога нет. Клинит могз, он отказывается от всего, его тошнит. Что это, что случилось?
У бабушки был инсульт, очень тревожно, но, кажется, всё обошлось, пробует вставать, кушает. Не уходите, наши бабушки, от нас,
Вяжите нам неспешно рукавицы,
Пусть время не состарит ваши лица.
Не уходите, бабушки, от нас.

Вам правнуков подарим и правнучек
И будем за три моря приезжать.
А Вы учите нас, учите лучше
Неспешно внукам варежки вязать.


IX


На улице -29, а меня что-то потянуло на осенние стихи, хотя сегодня тоже время абсолютной погоды: Время абсолютной погоды,
Абсолютного падения ниц,
Время – невзгоды Природы,
Осень – проигранный блиц
Лета и проседь Лета,
Преданный первый снег,
Лист последней монетой
Наш продолжает век.
У маленькой вчера порвался сапожок, носилась с утра в мастерскую, взяли не 150 рублей, а 200 – за срочность, только всё равно не идёт она в школу, страшно отпускать, отморозит носопырку, пишет диктанты дома. Рокен-роллщики мои знакомые сапожники сегодня мастерскую не открыли, бастуют, ходила в соседнюю, обидно, не поболтали, почему сегодня обидно не знаю, каждый день мимо них хожу и не захожу, почему-то. Саша тексты мои просит, но музыку не пишет и не поёт, говорит потом, что слишком печально и мата мало. Такая жизнь. Печально, и мата мало, это, вообще, получается мрак. Отстой, по-современному.
Григорий Мелехов увидел убитого казака, подобрал его дневник, а до этого без объяснений в повествование были вставлены строки этого дневника, а потом вдруг, неожиданно Григорий находит его мёртвым, смерть всегда неожиданно, особенно на войне. Вот и Мелехова сбили с коня и упал он в чёрную пустоту. ««Всё»,- змейкой скользнула облегчающая мысль», - это Шолохов от его имени. А я уже успела полюбить Мелехова, грусть, всё грусть.
Крещение Господне. По морозцу, по темноте ходили в часовню за святой водой. Очередь, правда, но в церкви и очередь благолепна. Воду разливали из больших алюминиевых чанов женщины-прихожанки ковшиками через воронки. Набрали бутылку. Бабушке поставили свечку за здравие, пусть выздоравливает скорее.
Опять к зубному, обтачивали зубы под коронки, обкололи всю челюсть обезболивающим, думаю зачем, а тут как запахнет жжёным мясом, зачем, зачем. Теперь отходит всё, губа перекошенная, челюсть ломит, полоскать сказали шалфеем, травы-то полно в доме, отыщи вот только шалфей.
Что мне сказать тебе? С твоим уходом всё стало хуже. Моё подсознание под пытками созналось, что я писала для тебя. Чувство самосохранения подсказывает, что даже думать об этом нельзя, не то чтобы говорить вслух, но что мне самосохранение, всё идет в небытиё, получается, нет у меня личного стремления к самоосознанию, а было лишь желание самопредставления, желания сказать тебе: «Я есть». Теперь я говорю тебе: «Меня нет», если ты сволочь, ты будешь доволен, или даже самодоволен, и даже если не сволочь – тоже. У меня была сестрёнка, она очень тяжело умирала – гангрена – отняли ей ноги по самые колени. Она бессмертные строчки написала Галинка: «Пока жизнь выбирает версии, ты считаешь меня ещё одной звёздочкой на фюзеляже, но, может быть, я стану пулевым отверстием». По памяти помню так.
Есть у меня такой день – День поминовения усопших. Он  в любой день  случится может, если вино есть красное, и дома никого нет. Я слушаю Жукова, Геннадия Жукова, его тоже уже нет, песни очень тяжелые у него, ничего более такого я не знаю. «Ты лелеяла, нянькала глупую душу мою»… «Они убивают цветы и приносят любимым, когда б я друзьям убиенных друзей приносил»… Сегодня Оленьку Григорьевну позвала, она, конечно, не знает, что у меня такой день и Жукова я, конечно, выключу, нельзя вдвоём такоё слушать. Просто вина попьём. Оленьку Григорьевну уговорила писать роман про её домработническую долю, как она воспринимает этот каторжанский труд сквозь призму своей поэзии, как поэзия грязнет в нём и кончается, и как Оленька видит, а Оленька видит сквозь, подводные линии жизни своих нуворишей, их семейные перипетии. Ольга, оказывается, думала об этом и даже выносила название «Год Золушки». Читали мои электронные книги, редактировали, Ольга Григорьевна не просто знает русский язык, она его чует. Например, у меня была фраза: «Одни застенки сменились на другие», она исправила: «Одни застенки сменились другими» и заметила: «Поменялись – вопрос «на что»?, сменились – вопрос «кем?, чем»?. Долго спорили, есть ли слово «инаковый», ей ближе «инакий», происходящее от слова «инок».


X


В конце героиня, конечно, должна умереть от гипоксии, такой диагноз ей должны были поставить при вскрытии, диагноз, кстати, при смертельном исходе нисколько не редкий, а, говорят, очень распространённый. Но, нет, не умерла, что ты будешь с ней делать! Тогда у неё должно открыться второе дыхание – Любовь-Морковь, или её приняли во французский клуб Графоманов, то есть Альтернативной Прозы, извините. Но, нет, ничего подобного не случилось. Любовь была так же вне досягаемости, а издательства её достаточно бурно отпинывали. А чем же всё кончилось? А ничем. Ничем не кончилось, вернее, совершенно ничего не кончилось. Всё так же и продолжается. Она пишет и пишет, живёт и живёт на голодном пайке кислорода, кислорода общения, свободы, любви, признания, Бог знает ещё чего. Почему же не начинается вторая глава? Всё первая и первая. Так задумано, граждане. Это пытка, это её пытка, а теперь и Ваша, уважаемые читатели. Так капли падали на голову в средневековье, методично и с почти одинаковым интервалом. Скоро Вы, дорогие мои, тоже начнёте задыхаться, как она, у Вас будут неметь ткани и коротить мозг. Так что скорее бросайте это странное занятие – читать «Кислородное голодание». Вдруг это роман? И Вы даже не успеете его дочитать и умрёте страшной смертью. Такие перспективы.
Ну, немного дышать-то можно? Да, остались книги. Григорий Мелехов выжил, семья поплакала, получив письмо от полкового командира, а он выжил, и я тоже воспряла духом. Природа у Шолохова описана прекрасно, не буду цитировать, сами почитайте, слова простые, но смачно, ёмко, иногда воздушно, просто упоительно, и цвета, и запахи, она,  словно живая, эта Донская природа, словно действующий герой бредёт сквозь строй, всюду проникает, проливает драгоценные слова Шолохов – душа радуется.
Я завожу себе порно-камрадов, ставлю им песни. Например, «Песню полярных лётчиков»: «Кожаные куртки, брошенные в угол»… «Ждите нас, невстреченные школьницы-невесты, В маленьких асфальтовых южных городках»… Очень смешно, ты знаешь, жить без тебя. А ещё я пью водку. Немного, по глоточку, не умею, без закуски, только чёрный хлеб, так хочется. Впрочем, что тебе теперь до моих кулинарных изысков.
Водка прозрачная, я невесомая. Зря это я, взялась описывать опьянение, Бродский, тембр Мирзояна, сейчас, наверное, включу Высоцкого. «Взгляд, конечно, очень варварский, но верный».
Наутро увидела бокальчик возле компьютера, думаю, что у алкоголиков бывает чувство вины, наверное, на первых порах. Во всяком случае, мне стало стыдно за вчерашнее. Хотя насколько я помню, не дебоширила и рано легла спать. Утром встала через силу – к зубному это святое. Но поскольку чувство вины гложило душу, и мысль, что не так долго – и я присоединюсь к деклассированным элементам, меня не оставляла, то я отправилась на работу. Работа – это нечто живое, что всегда есть и всегда будет, всегда крутится и вертится, вне зависимости от того, есть я на рабочем месте или меня нет. Но сегодня я заметила новое – моя личная работа с места не сдвинулась, я так думала, что само собой всё идёт в нужном направлении, оказалось, ничего никуда не идет, направление нужно поддерживать ежедневно, в выходные успевая сделать только глубокий выдох и глубокий вдох.
Да, забыла сказать, у Шолохова есть  в I томе жёсткое порно или жестокое (или не знаю, как это называется), не лучше чем  в фильме «9 рота». Григория тошнит, меня тоже. А писака хороший, Нобелевский лауреат.
Мост поставили, боль была чудовищная, потом всё это жутко ныло и мешало, но привыкают даже к протезам руки и ноги, я тоже привыкну. Сегодня всё опухло, но прошла боль, это радует.
На работе встреча была, веселье в полный рост, человек печатался в журнале «Фобс», или как он там называется, не интересуюсь такой прессой; там печатался, неизвестно по какому случаю и за какие бабки, а у нас почему-то надо бесплатно, это, говорит, у меня такая практика. Почему-то его жене можно лечиться в Китае, а мне нельзя. Так и живём, нельзя, так нельзя, значит, здоровая, это радует.
Получила от тебя письмо: «Я всегда любил тебя, даже тогда, когда не любил». Похоже на предсмертную записку. Сначала потрясло, а теперь не радует меня эта обречённость. Надо встретиться. Да как с тобой встретишься, ты – там, а я – здесь. Пишите письма мелким почерком. И пишу, и пишу, и достаточно мелко. Мелкие слова и никаких идей. Была такая музыка голландских гитаристов «Никаких идей», это было название композиции или альбома, сейчас не помню и музыку посеяла, проворонила где-то кассету. Еще читаю твоё про «живые и мёртвые слова», у меня вроде бы живые, но без крылышков, не летучие пока. Просто трудно летать, когда ползёшь по-пластунски.
Летать не буду.
                …Упражняться, тренироваться,
                развивая, мозги и пальцы,
                И однажды, смеясь, рискнуть,
                Чуть правее жизни своей шагнуть…
                В.Болотин.


Нет, я не буду летать,
Мне высота —
со стула падать больно мордою об стол
царапать буквами лицо,
чтобы никто не смел назвать красивой.
Летать не буду. Лгать
Осталось? Каллиграфия.
Можно на шелке научиться
Один иероглиф непереводимый —
но это же летать!!!
Так кропотливо
За перышком следить,
Следы теряя, возвращаться.
Таять. Истлеть.
Оставить точку — приговор.
Летать не буду.
Воду в решете
носить сначала,
снова набирать, носить,
потом мне скажут:
«Поливала поле».
Горе — ведь я старалась
капли
не пролить.
Нет, я летать не буду.
Страх объятий, когда теряешь всЕ,
Только название
 переулка
                твердишь —
                Плеханова.
Заново. Но не спасет.
Летать не буду.
Ползать по-пластунски на работу.
Офис, клерком мелким. До рвоты
«Glamur» курить — выть на солнце —
как истинный самоубийца.
Влиться в процесс энергосбережения.
Торможение освоить,
водить Тойоту.
Ни на йоту
над уровнем моря,
                вздоря себе,
                не подняться.



 


XI

Насморк усугубился чиханием, не дом, а лазарет, все чихают. Говорят, чтобы женщине понять мужской оргазм, достаточно чихнуть. Спасибо, я уже поняла. Можно больше не чихать? Можно на работу?
Простуда спала к выходным. Пошла в библиотеку на встречу с редакцией журнала Союза Писателей. Взорвала эту ядрёную избушку, не библиотеку конечно, а редакцию. Выразилась от имени Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда. Убили живой, читаемый журнал, а родили мёртвого ребёнка. Журнал очень академичен, этакий застёгнутый на все пуговочки в беленькой рубашке и ещё галстук напялил для солидности. Журнал выходит уже три года, и на страницах постоянно редакция журнала. Молодёжи там нет абсолютно». Понятно, молодёжь, которая писала уже в петле. У остальных – айфоны и атпады. Дядечки завелись, как умалишённые, аж запрыгали на стульчиках. Смешно было смотреть на этот детский сад. Главный функционер сразу начал мне тыкать. Везёт мне на быдло в этой жизни. А у меня камень с души. Такое оказывается счастье, сказать гадам, что они гады. Уж больно берёт меня зло, когда махровые графоманы берутся меня править и обо мне судить. Ргать тянет.
Умер Витольд Славнин. Славный томский краевед. Помню, столько докладов писала по его книге, очень много материала собрано там о церквях и томских местечках. Упокой, Господи, его душу. Мир его праху.
Как устала я в моём, невозможно красивом теле. Душа хочет сбросить его, как шкурку. Ведь душе кажется, это не она, а тело терпит страдания, и терпит всё больше пока тело, душу бережёт для страданий дальнейших. Только когда расправим плечики-то, взмахнём крылышками, помашем, и вздохнём, наконец-то, вздохнём полной грудью?
Заболела дочка. Поликлиника на ремонте, телефон не работает. Дозвонилась через три часа в другую поликлинику, отвечают: «Температуры нет, приходите сами». Там здоровый-то человек в очереди загнётся. Ладно, приедут вроде. Работа моя накрылась медным тазом.
Тут ещё фокус-группа звонит – поговорить о политике полтора часа и получить в конверте 300 ре. Запишут тебя на видео камеру, все твои слёзы, сопли и плевки в эту самую камеру, и долго будут обсуждать политологи президента на какие твои кнопочки нажать, чтобы сидела ты и не мыркала по поводу  политики партии, свободы совести и прокламаций. Не пойду, мало в конверт денег положили.
Изъяла из незаконного хранения сакральную книгу мужа «Совершенствование мужской сексуальной энергии», полистала, опять задумалась, а как мыслят мужчины. Волнуют ли их всегда четыре достижения нефритового ствола?  Бог с ними, с мужчинами, пусть мыслят, как хотят.
У дочурки в школе Пушкинский бал, купили платье за 2.5 штуки. Теперь выясняется, платье надо Пушкинской эпохи и до пола. Ребёнок воет. Хочу порвать учительницу в клочки. Лучше бы стихи поучили Пушкина. Или с театром договорились, и взяли платьишки для всех, почему я должна бегать, это их работа.
Дочь на ночь читает большую энциклопедию для маленьких: «Сперматозоиды находятся в мужской репродуктивной системе, яйцеклетка находится в женской репродуктивной системе, как же они соединяются»? Так. Дожили. «Не рекомендуется об этом рассказывать детям в юном возрасте, они потом не хотят иметь детишек». Отмазалась. А это чистая правда. Американские программы, так поощряемые в своё время Путиным нацелены именно на это, кто теперь мне возразит, что Пу – не агент ЦРУ. Про материнский капитал мне не говорите, лучше расскажите про  очереди в детские сады и ювенальную юстицию.
Семья сочиняет про меня стихи, просто математические ряды: «Разложили маму в ряд – зубы, сахар, шоколад».
Фудзияма затащила в клетку шёлковую немецкую штору и изгрызгла её до безобразия, эксклюзивная штора теперь будет , там стихи на рисунках, жёлуди, кленовые листья, теперь моя штопка крестиком и отпечатки её зубов. Это я ночью дала ей шоколада. Это крысам нельзя, они сходят с ума от прилившей энергии.
Фудзияма последнее время очень привлекает моё внимание, особенно её хвост – длинный, приятный на ощупь, голый с редкими, но ровными волосками. Не рассказывайте мне сказку о Курочке Рябе и не советуйте почитать книгу «Безумие и культура». Я знаю про оплодотворяющее начало мышкиного хвоста. У Маркеса в «Сто лет одиночества» тоже неплохо всё кончается.