Аве Мария. Часть 11

                11. «Я чувствую, закрывая глаза, - весь мир идет на меня войной».
                Виктор Цой.

В отличие от машинисток, которые печатают по 200-300 знаков в минуту, работала медленно. И не потому, что не имела навыков печати. С первых строк её заинтересовала тема диссертации: «Исследование возможности создания единой таксономии  языков мира на основе выделения системы лингвистических таксонов и соответствующих названий, выстроенных по определенным правилам лингвистической номенклатуры». Текст был интересен. Она сначала читала его, узнавая для себя много нового, потом печатала. Могла ли она раньше где-нибудь слышать, что на Земле более 800 языковых групп. Что есть языки «живые» и «мёртвые». Что есть группы, состоящие из одного языка: баски, греки, армяне, корейцы, японцы. Что в правом притоке левого устья Амазонки имеется группа
Чсрпывычсиычвкицукйисмзюйская! Попробуй печатать такой текст со скоростью 300 знаков в минуту. А если попадались интересные факты, перечитывала их по два раза. Как можно равнодушно пройти мимо того факта, что грузины и китайцы по языку дальние родственники, только делают вид, что друг друга не знают. Вот она и печатала по несколько страниц в день. Не менее интересной была и специальная часть диссертации, конкретно по Северогерманской (Скандинавской) группе, включающей языки Исландский, Фарерский, Датский, Норвежский и Шведский. Только теперь поняла, в чём уникальность будущей профессии соискателя. Глубоко изучив особенности языков группы, он легко освоил и сами языки. А если учесть, что по структуре не далеко от  них стоят языки Западногерманской группы, в числе которых Английский, Фризский, Голландский, Фламандский, Немецкий и Еврейский идиш, то станет ясно: специалист с таким багажом языков бесценен.

Свой интерес к языкам она связывала с интересом к ним любимого человека. Но где-то в глубине души возникали чувства, что занимается этим она исключительно для того, чтобы убить время, которое нечем заполнить.

Отец приехал к другу, высказал просьбу, пояснил:
- Не осмелился говорить о таком щепетильном вопросе по телефону.
- Да, здесь все чужаки. От зависти нет спасения. Каждый хочет сожрать себе подобного, чтобы занять его место. Как пауки в банке. Никогда не думал, что в таком солидном учреждении такие отношения между сотрудниками. Но, так уж повелось. Старожилы не любят заезжих гастролёров. Правильно сделал, что не сказал по телефону. Молодец, что навестил старого друга. Сегодня у меня поужинаем, потреплемся, переспим, завтра займусь твоим делом.

Результаты оказались ошеломительными. Пригожин Виктор Викторович и с ним три товарища, изнасиловали девушку. Процесс глумления сняли на кинокамеру. Девушку запугали, она молчала. Но мать, узнав о таком злодействе, заявила в милицию. Всех задержали. До суда отпустили по подписке о невыезде. Началось следствие. Старший Пригожин встретился с девушкой. Подарил шубу, сапожки. Купил две путёвки в санаторий, ей и матери. Девушка пошла в милицию, забирать заявление, но такого прецедента нет. Тогда она написала новое заявление, на троих ребят. В нём фамилия Пригожина уже не фигурировала. Дело не закрыли. Но судили только троих. Четвёртый скрылся от правосудия в неизвестном направлении. До настоящего времени. Был объявлен во всесоюзный розыск, который не дал результатов. Думаю, папа постарался, чтобы сыночка не нашли. Но это официальная версия. Мне доложили, что он перевёлся в ваш университет, с родителями  контакт не потерял. Пишет письма, звонит. Они ему регулярно пересылают немалые суммы денег… Пригожин младший, он как тебя касается?
- Страшно подумать, не то, что сказать. Суворов Виктор Викторович жених моей дочери.
- Толя, мой тебе совет: гони ты его в шею. Нужна помощь – помогу. Сейчас позвоню, откроют на него новое дело. К вечеру арестуют.
- Всё  не так просто, Владимир. Она влюбилась в него. Ехали на мотоцикле, разбились. Оба тяжело травмировались. До сих пор лечатся. Он не ходит. Дочь живёт у него, ухаживает. Бросила институт, печатает  его диссертацию. Надеется, после защиты уехать с ним за границу.
- Ну, да, папа работает в МИДе, он это может обеспечить. Только тебе, зачем нужен этот подонок? Да и не женится он, поверь мне. Слишком много набрехал. Открой ребёнку всю правду о нём, узнает, сама бросит.
- Так-то оно, так. Но любовь зла…

Вернулся домой с тяжёлым сердцем. Жене ничего не рассказал. Утром навестил молодых. Мария была одна:
- Здравствуй, папулечка. Как я рада, что ты пришёл. Скучаю тут сама. Печатаю одним пальцем. Кушать будешь? Я ещё не завтракала. Сейчас приготовлю яичницу.

Отказываться не стал. Видел: дочери нравится быть хозяйкой. Давно надо было отдать замуж. За нормального парня. В институте за ней бегал каждый третий. Нет, ей надо было влюбиться в этого отморозка.

Сел за стол. Надеялся за обедом наладить контакт, вызвать на откровенный разговор. Поинтересовался:
- Как твой пациент?
- Скажи честно, тебя правда интересует его здоровье?
- Меня интересует всё, что касается тебя.
- Этот аппарат сняли. Ногу выправили. Теперь надо её удлинять. Поставили другой, будут вытягивать. Месяца два-три, зависит оттого, как пойдёт процесс. Профессор сказал, что хромать не будет.

Заметив напряженное состояние отца, говорила, не умолкая, чтобы не дать ему возможность вымолвить слово. Знала – хорошего ничего не скажет.

- Когда был Виктор, я ему готовила первые, вторые блюда. Сама сейчас питаюсь всухомятку. Хочу закончить печатать до его выписки. Вот, бумага кончилась.
- Судя по яичнице без сала, и деньги тоже?
- Да, и деньги тоже.

Поставила яичницу, нарезала хлеб, подала вилки. Отец стал есть, изображая   аппетит:
- Пока живёшь одна, могла бы перебраться домой.
- Нет, папа. Не хочу нервировать маму.
- Ты думаешь, ей без тебя живётся спокойно?
- Нет, я так не думаю. Она развлекается. Присылала к нам группу захвата. Приехали три милиционера. Хотели заковать Виктора в наручники, смотрят, а он в наножниках. Уехали.
- От большой любви – большие глупости. И у мамы, и у тебя.
- Перестань, папа. Уже ничего изменить нельзя.
- Знаю твой характер уже двадцать лет. Знаю, что менять ты ничего не будешь. Но позволь мне помочь донести твой крест. Ты не представляешь, какой он тяжёлый.
- Пока несу. Не надорвалась. Более того, мне нравится.
- Ты сделала несколько первых шагов. А впереди ещё предстоит пройти долгий путь.
- Надеюсь, он с каждым шагом будет всё легче и легче.
- Не воображай себя Иисусом. Он пожертвовал жизнью ради человечества. Чем прославился на века. Ты приносишь себя в жертву ради одного человека. Поверь мне, эта жертва не принесёт тебе ни счастья, ни славы.
- Один день счастья в моей жизни был. Он запомнился навсегда. Надеюсь, будет ещё много счастливых дней.
- Дорогая моя девочка. Ты заблуждаешься. Чем больше ты будешь узнавать о своём суженом, тем тяжелее будет твой крест.
- Тебе опять что-то наболтала соседка?
- Прости, пожалуйста, но я должен тебе открыть всю правду. В Москве я зашёл к Владимиру Игнатьевичу. Ты помнишь, мы вместе отдыхали в Сочи. Он теперь работает в органах. Задал ему вопрос о родителях Суворова Виктора Викторовича. Думал, раз уж я в Москве, найду их, сообщу о сыне. То, что я узнал, повергло меня в шок. Сейчас проклинаю себя за то, что не догадался узнать это раньше.
- Тебе мало здешних сплетен, ты за моей спиной собираешь московские? Я думала, ты ведёшь себя так, как учил меня. Знаешь, как это называется?
- Прошу, выслушай меня, пожалуйста, Маша. Твой Виктор…
- Я ничего не хочу больше слушать. И запрещаю тебе собирать о нём сплетни.  Что вам от него нужно? Вы думаете, что разлучив нас, сделаете меня счастливой?  Нет, вы хотите, чтобы было по-вашему. Хотите сделать счастливыми себя. Знаю, вам нравится Аркадий. Но я люблю Виктора. Какие доводы вам ещё надо привести, чтобы вы от него отстали?

Встала, подошла к окну. Долго смотрела на падавшие с деревьев жёлтые листья. Отец многое мог бы рассказать дочери о женихе, но продолжать не стал. Видел, что и сказанных слов  хватило, чтобы сломить хрупкие плечи дочери.

Не оборачиваясь, заговорила:
- Зачем ты мне это сказал? Мне и так тяжело. Ни друзей, ни подруг. Никто к нам не ходит. Ни ко мне, ни к Виктору. Не с кем поговорить, некому пожаловаться, спросить совета. Никто нас не любит, не уважает.  До последнего времени у меня была одна надежда на тебя. Теперь и она рухнула.  У меня такое чувство, что ты разговариваешь не с дочерью, а с
чужим человеком. Вам с мамой надо сохранить реноме. Не упасть лицом в грязь перед обществом. Мнение соседей, сослуживцев, друзей вам дороже моего мнения. Вы хотите изменить меня в угоду себе. Скажи откровенно: если бы тебе сегодня представили веские доказательства того, что мама тебе изменила, и я не твоя дочь? Ты бы выгнал меня из дому? Легко расстался бы со мной? Оставил без копейки?  Перестал любить? Стал презирать? Думаю, нет. На это ты не способен. Ты любил меня такой, какая я была. Продолжал бы любить дальше. Не поверил бы очевидным фактам. Скорее всего, скрыл бы их от меня. Почему я должна выбросить из сердца человека, который мне подарил счастье. Хотя бы на одну ночь. Даже, если он оказался не таким, каким я его представляла. Обиднее всего, что ты, чтобы доказать свою правоту, специально ездил в Москву.  Не знаю, что ты там узнал и знать не хочу.  Вы никогда не поймёте моё состояние. Я благодарю своего Ангела за то, что он подарил мне этот прекрасный дар, дар любви! Пусть даже в лице никчемного человека. Всё остальное для меня не важно. Мне не важна оценка социума, ваша оценка. Мне не важно, что я никому не нужна. Мне не важны последствия моих действий. Мне важно, что я испытала чувство, которое не каждому даётся. И я благодарна за это человеку, который мне его подарил.

Упала в угол на колени, расплакалась, долго не могла остановить рыдания. Затем начала молиться. Молилась долго, читала одну молитву за другой, пока силы не иссякли. Доплелась до дивана, упала вниз лицом.

Отец сидел на краешке стула, не зная, что делать, что предпринять, как успокоить дочь, чем помочь. Он впервые видел её такой растерянной, тем более – молящейся. Мысли роились в голове, как пчёлы в улье, но ни одна из них не подходила для данного случая. Сидел долго. Затем встал, выпил стакан воды. Присел на диван. Дочь придвинулась, положила голову на колени, заснула. Не смел пошевелиться, нарушить покой.

Спала долго. Встала. Умылась. Всё молча. Не зная, что сказать,  предложил:
- Обещаю. Больше на эту тему никогда не заговорю. Давай я отвезу тебя домой. Примешь душ, поговоришь с мамой. Не захочешь остаться – привезу назад.
- Нет, папа. Вижу, разговор у нас не получается. Ничего ты не понял. Только пообещал больше об этом не говорить, и тут же продолжаешь. Допускаю, что любовь ко мне туманит твой разум. Почему ты не допускаешь, что любовь к Виктору может затуманить мой разум, менее сильный, менее опытный? Дай мне, пожалуйста, денег. Надо купить бумагу, новую ленту на машинку. И к Виктору идти не с чем.
Оставив на столе деньги, молча вышел.

Было время, о чём подумать. Но о Викторе плохо думать не могла. В голове роились совсем другие мысли. Как, когда, почему случилось так, что с самыми близкими людьми, мамой и папой, потерян контакт? По чьей вине это произошло? Все друг друга любят, а общего языка не находят. Вроде, говорят на одном языке, но не понимают. Или у каждого своя языковая группа? Почему два самых любимых человека, отец и Виктор,  стали непримиримыми врагами,  и она с этим ничего не может поделать? Как быть? Что делать? Что предпринять?  Единственный человек, который всегда её понимал – бабушка. Самые лучшие моменты жизни связаны с ней. Бабушка никогда с ней не сюсюкала. Разговаривала, как с равной себе. Серьёзно, по-взрослому, и в тоже время – нежно, ласково, с любовью. Рассказывала сказки, случаи из жизни. Даже открыла тайну знакомства с дедушкой: в церкви, во время молитвы. Мария захотела посмотреть место их знакомства. Бабушка, тайком от партийных родителей, привела внучку в храм. Марии понравилась умиротворённая обстановка, поведение  прихожан. Впервые осмелившись перекреститься,  почувствовала себя обновлённой. На сердце стало легко, голова просветлела, душа наполнилась непонятной радостью. Посоветовалась с бабушкой:
- Правильно ли, что я, комсомолка, пришла в церковь?
- Правильно уже то, что ты об этом задумалась. До комсомола было много разных организаций. И будет ещё много. А Дом Божий стоит тысячу лет, и будет до конца стоять.

С тех пор вместе с бабушкой регулярно посещала церковь. Выучила  молитвы. Глубоко верующей себя не считала. Но молилась искренне, и молитвы ей помогали. После смерти бабушки жизнь переменилась. Будто от неё отрезали часть души. В храм ходить перестала. Потеря восполнилась увлечением Цоем, поступлением в институт. Новые заботы, новые знакомые. Молитвы забылись. О Боге вспомнила в самую трудную минуту, в день аварии. Потом стала вспоминать чаще. И хотя не хватало смелости сходить в храм, молилась часто. Помогала ли молитва решать жизненные проблемы, не знала. Но душу успокаивала. Потому и молилась, не стесняясь отца.

Вечером следующего дня родители приехали вместе. Мать занялась уборкой, помогла дочери приготовить обед. Отец работал по хозяйству: нарубил дров, сложил поленницу под навес. Починил дверь сарая, закрыл его. Убрал мусор. Набрал ведро угля, занёс в дом, высыпал в ящик. Растопил печь.

Мария смотрела на их суету, работала вместе с ними, помогала, и не могла избавиться от навязчивой мысли: почему нельзя было так повести себя участникам конфликта с самого начала?

Женщины приготовили обед. Сели за стол. Мать удовлетворённо сказала:
- Наконец, вся семья в сборе.
- Не хватает Виктора, - поправила Мария. - Как закончит лечение, тогда семья будет полная.
На удивление Марии, мать спокойно спросила:
- Как долго его будут держать в больнице?
- Ты имеешь в виду Виктора?
- Да, как долго Виктора будут держать в больнице?
Мария оценила работу отца по перевоспитанию матери:
- В больнице долго держать не будут. Завтра-послезавтра можно забрать домой. А аппарат снимут не скоро. Пока костные ткани не вытянутся до нужного размера. Может такое случиться, что через какое-то время придётся повторить сеанс.  В эстетических целях. Я надеюсь, что он в перерыве между сеансами успеет защититься. На днях закончу печатать. Дам Виктору прочитать. Соберу визы, заключения, рецензии, отзывы. Может быть, будут исправления и дополнения, придётся отдельные листы перепечатать. Потом отдам в переплёт.
- На диссертации Виктора потренируешься, потом свою напишешь.
- Если институт закончу.
- Закончишь, куда ты денешься, - успокоила мать. – Может, тебе перевестись на кафедру травматологии и ортопедии? Опыт работы есть.
Отец поддержал:
- Придёт время, закончишь. А сейчас, если нужна помощь, обращайся. Задействуем друзей, знакомых.
- Пока затруднения не возникали. Понадобится, скажу.

Мать сменила тему:
- Ты сама как себя чувствуешь? Похудела. Когда планируешь делать пластическую операцию?
Огрызнулась:
- Мне моё лицо не мешает. Кому не нравится, пусть не смотрит.
- Дело не только в лице. Надо ещё зубами заняться. Ты не можешь полноценно жевать.
- У меня на первом месте Виктор. Если защита пройдёт успешно, положу его на второй сеанс вытяжки и займусь собой.
Собрались уходить. Отец сказал:
- Когда будешь забирать Виктора, позвони. Я его привезу.

Оставшись одна, почувствовала облегчение. Родители, наконец, смирились с её решением. Это уже половина победы. Другая половина зависела только от Виктора. Несмотря на последние новости о нём, успокаивала себя тем, что неисправимых людей не бывает. Многие молодые ребята вступают в конфликт с законом, некоторых на время даже лишают свободы, а потом они возвращаются к нормальной жизни, заводят семьи.

Утром навестила Виктора. Врач сказал, можно забрать из стационара. Позвонила отцу. Сам был занят, прислал машину. Сообщила Виктору, что помирилась с родителями. Похвалил:
- На родителей обижаться нельзя. Это самые близкие наши люди. Без них никак не прожить.
- Значит, мне на них обижаться нельзя, а им  на меня – можно?
- Дети своим поведением часто огорчают родителей.

Марии не терпелось сказать Виктору, что отец всё знает о нём, но вспомнив страдания, которые ей причиняли родители своими нотациями, смягчила вопрос:
- У твоих родителей тоже были причины для огорчения?
После долгой паузы, не дождавшись ответа, добавила:
- Ты мне никогда о них не говорил.
- Не говорил, потому что не хотел. Скажем так: у меня с ними натянутые отношения. Но я на них не обижаюсь. Скорее, они на меня. Такой ответ тебя устроит?
- Меня устроит всё, что устраивает тебя. Я живу с тобой, а не с ними. Я заканчиваю печатать твою диссертацию. Посмотри, пожалуйста, внимательно. Всё ли там так, как надо. Хочу собрать визы, заключения, рецензии. Я в университете уже свой человек. Может быть, удастся защититься до второго косметического сеанса.
- Ты мне говорила, что этот – последний.
- Профессор сказал, что за один приём нужного эффекта не достигнем. Надо будет отдохнуть, пощадить ногу, чтобы костная ткань восстановила свои кондиции. Потом повторить сеанс. Этот перерыв мы используем для защиты диссертации.

Мария вновь окунулась в водоворот событий.  Напечатав диссертацию, бегала, как челнок от Виктора к руководителю, от доцента, к профессору, от дома к родителям. Расспрашивала, уточняла, добавляла. Советовалась с Виктором, выслушивала его замечания, изменяла и вновь перепечатывала. Время летело быстро.

В воскресенье приехали отец и мать. Привезли продукты, деньги. Посидели, поговорили. Поинтересовались здоровьем. Отец тактично не стал ничего предлагать, навязывать. Можно было привезти и телевизор, и музыкальный центр, и ещё много чего. Знал: с их стороны это будет выглядеть подачкой. Мать тоже держала себя в рамках вежливости. С Виктором была корректна. Даже пыталась шутить, правда, не удачно:
- Пока ты здесь лежишь, Мария защитит твою диссертацию. Придётся тебе писать новую.
Мария уточнила:
- Он не лежит. Он лечится, и работает наравне со мной, если не больше меня. Я только помогаю, выполняю техническую работу. По крайней мере, освоила две профессии: научилась печатать и готовить обеды.

Пожелали скорейшего выздоровления, попрощались, ушли. Виктор, ссылаясь на громоздкий аппарат Илизарова, спал на диване. Мария – на кровати. Угнетённая свалившимися семейными обязанностями и ссорой с родителями, до последнего времени мало думала о себе. После перемирия, впервые задумалась. Сообщённые отцом новости в расчёт не брала. Её смущало отношение к ней Виктора. Его будто подменили. Казалось бы, молодые люди должны были сблизиться, наслаждаться общением друг с другом, выглядеть голубками. Ничего подобного не произошло. Виктор с каждым днём отдалялся от неё всё дальше. Она исключала из списка причин даже аварию. Исключала потому, что ещё до аварии,  уже в первое утро после той волшебной ночи на берегу, он повёл себя странно. Не так, как она представляла медовый месяц молодожёнов. И за последние месяцы совместного проживания, не сделал ни одной попытки сблизиться, ни разу не поцеловал, не обнял, не сказал ни одного ласкового слова. Это при том, что она обслуживала его, как нянька, варила, кормила, стирала, возила в больницу и обратно, бегала по магазинам. Чего стоило ей собрать библиографию, напечатать диссертацию,  бегать по коридорам университета, задавая сотни раз одни и те же вопросы, собирая десятки подписей. Неужели он не читал  знаменитую фразу Бернарда Шоу: «Мы не имеем права потреблять счастье, не производя его».

Если бы первое брачное утро прошло, как оно проходит у тысяч влюблённых пар, теперешнее его поведение можно было списать на аварию, травму головы. Теперь, тщательно  проанализировав все мелочи того утра, пришла к выводу, что нельзя исключать наличие у него психических отклонений. Они были всегда, только её любовь затмевала сознание, не позволяла увидеть признаки неадекватного поведения. Мнения будущего врача понемногу начали превалировать над мнением любящей женщины. В самом деле, не злимся же мы на попавший под ноги камень, на хлестнувшую нас ветку дерева, на ветер, сдувший шляпу с головы. Тем более, нельзя обижаться на любимого человека, сказавшего невпопад слово, совершившего не понравившееся вам действие. Оправдав  его неадекватное поведение, заснула крепким, здоровым сном.

http://www.proza.ru/2012/11/14/1104