За Мостом
ЗА МОСТОМ
Почти документальная повесть
Заки Ибрагимов
13.11.2012
Повесть посвящена землякам города Миньяра, с наилучшими пожеланиями от автора
;
ЗА МОСТОМ
В кабинете начальника зоны, подполковника Быстрова , небрежно на двух стульях, расположился незнакомец. Посетитель поздоровался и замер в ожидании.
-Проходи, проходи товарищ Ибрагимов, и заглянув в бумаги добавил, Гариф Зинатович. Верно? Мы тут посмотрели Ваши бумаги, поэтому и пригласили для беседы. Вы девять лет служили в трудармии, и вот тут написано, строителем. Расскажите, что Вы строили и где, если не секрет.
-Строили мы большие здания в Уфе. Наша часть возводила их с «нуля», до самой крыши. Так получилось, что мне пришлось работать и плотником и печником и кровельщиком и даже штукатуром, женщин было мало. А в военном билете написали строитель и все.
- Понятно. Теперь о главном. Руководством принято решение по строительству восьмиквартирного дома для комсостава и руководства каменного карьера. Мы Вам предлагаем поработать прорабом и построить этот дом. К нему построить сараи для нужд жильцов, туалет. Водопровода не будет, рядом родник, над ним тоже надо соорудить сруб. Справитесь?
- Построить конечно можно, вот с нарядами я знаком, а расчет средств боюсь, будет трудно выполнить.
-Ну вот это Вас не должно беспокоить, в вашей бригаде десять человек осужденных, из них два инженера и один учитель математики. Остальные все строители. Если согласны, сегодня оформляем на работу, стройка с завтрашнего дня.
-А кем оформлять то будете?... Я в тюрьму не хочу.
- Правильно. Просто по закону над ними должен быть вольнонаемный, материальные ценности то будут на Вас. На складе все есть, будете получать, расписываться и отчитываться вот перед ним. Кстати познакомьтесь- главный бухгалтер Трубихов.
Будущий прораб пожал мягкую руку, лицо бухгалтера выдало гримасу боли.
Далее начальник продолжил.
-Если есть вопросы, то задавайте сейчас, потом будет некогда.
Вопросы есть, конечно, но пока два.
У меня семья пять человек, живем на квартире у родственников, мне сказали, что здесь можно тоже надеяться на жилье.
-У нас есть возможность дать Вам квартиру даже в этом доме, но для этого надо, чтобы оба Вы с женой работали у нас. Мы смотрели и ее документы, скоро на территории зоны открывается магазин, если Нина Нагимовна согласится, то вопрос решится положительно. А теперь второй вопрос.
- А можно сперва построить сараи, ну чтобы туда складывать там краски, известь. Гвозди и все инструменты.
Понятно, а зачем Вам это?
- Ну как же? Каждый день тратить какое- то время на получение материалов. А так в восемь утра мы начнем работать. Охрана у Вас есть, вышка то рядом.
Начальник и бухгалтер переглянулись.
-А что? В этом я вижу смысл. Согласимся? Вот что значит опыт. Каково?
Вечером отец с матерью, сидя на скамейке у дома, обсуждали разговор с начальством. Я делал вид, что играю с корабликом в бочке с водой и внимательно слушал родителей.
Мама согласилась завтра пойти с отцом на работу и, узнав условия, решить на месте, что делать. Работу она не могла найти уже целый месяц. Мы жили у родственников, переехав из Усть-Катава в связи с закрытием там карьера. Еще папа сказал, что по окончании стройки ему предложили быть бригадиром каменщиков. Папа согласился с условием, что на него тоже будут давать план добычи камня, потому зарплата будет около двух тысяч рублей и премии за перевыполнение. Мама его успокоила, сказав, что «зеки» будут работать только до плана, не больше. Потом они перешли на татарский язык, который я не совсем понимал. В нашей семье с языком сложились странные вещи. Родители с нами говорили только на русском языке, мама утверждала, что так будет лучше для нашей учебы. Ругались они только по- татарски. Мы понимали почти все, но не афишировали свои знания. В школе мы были редким исключением.
По сравнению с другими татарскими семьями у нас не было акцента.
-А ну говори, чего узнал.
Старшая сестра Клара, заменявшая нам иногда мать, была строга.
-Мы будем жить за мостом, в своей квартире, а папа с мамой будут работать в тюрьме, «зона» называется.
-Понятно, мост еще только строится. Хорошо бы, там кино часто показывают солдатам на улице и нам разрешат смотреть. Кино мы любили все. Сестра Флюра, старше меня на три года, даже вела дневник, записывая все просмотренные фильмы. Клара записывала все прочитанные книги. Я не писал ничего, но все мои игрушки были самодельные. Иногда взрослые спрашивали меня, а это что такое. Я удивлялся их непонятливости и терпеливо объяснял, вот это автомат, это корабль, а это самолет.
На следующий день, когда родителей не было дома и не надо было отпрашиваться, мы пришли к строящемуся мосту. Огромные срубы заполнялись большими камнями. Сверху всего железные устройства накрывались бревнами и досками. Перила из широких брусьев с обоих сторон были настолько крепкими, что сестра сказала:
-Этот мост не для людей, а для машин с камнем, карьер то на другой стороне.
Мне новый мост не понравился сразу, река, текущая прямо на скалу, несла свои прозрачные струи стремительно и безостановочно. Чувство опасности появлялось с первого взгляда и не отпускало пока не отойдешь на некоторое расстояние. До этого страха я не ощущал никогда. Я мог стоять на самом краю скалы и внимательно изучать все происходящее внизу. Сестра пыталась пугать меня.
-Вот закружится голова, ты упадешь и разобьешься… вдребезги.
-Как она может закрутиться? Что она на веревочке что ли? Я не стеклянный, не разобьюсь.
Сестра переставала меня стращать и просто выгоняла с очень интересного места. Но тут сама подсказала нам.
-А вы знаете, если встать над водой и долго смотреть на течение, то покажется, что летишь, продолжала сестра, и еще, купаться у скалы нельзя- затянет и утонешь.
Мы не возражали, старшая всегда была права.
С одной стороны моста была широкая тропка из досок, Клара сказала, что это тротуар и ходить можно будет только по ним. Потом, поглядев на меня.
-Если будешь играть на железной дороге, скажу папе и тебе попадет… ремнем. Не вздумай также и на те мосты лазить, знаю я тебя. А теперь пошли на гору, ягод соберем скажем, что за ними ходили… ругать не будут.
Город нам понравился, школа недалеко, сразу за скалой. Магазин тоже рядом. Станция около Красной скалы и непрерывное движение поездов. Пассажирам мы махали руками и радовались, что нам отвечали тем же. Жизнь вокруг была настолько бурной, что никакого сравнения с прежним местом. Впереди были надежды на собственный угол, свой огород, новый класс. Правда сам город с заводом были далековато. Но мы не собирались часто туда ходить. Мы уже знали, что весь город просыпается и начинает работать по гудкам. Часы не нужны, да их и не было почти ни у кого, кроме начальников. Интересным было и поле вдоль реки. Траншеи, колючая проволока и окопы напоминали фильмы о войне. Там тренировались солдаты. Мишени были у самой скалы и офицер командовал их расстрелом. Отглаженная форма, кожаные ремни и планшет, четкие команды завораживали. Можно было очень долго смотреть, но сестры торопили, и я нехотя поплелся за ними. Гора по другую сторону мостов была, как моя бритая голова. Ни кустика, ни деревьев, зато вдоволь клубники. Ягоды собирали в платок и вечером родители пили чай, нахваливая нас. По хорошему их настроению, мы поняли, что с работой все устроилось.
Козлиный дом
Неприятности начались неожиданно. Из армии вернулся старший сын родственников. Он собирался жениться, значит нам в этом доме мест уже не оставалось. Вечером родители тихо обсуждали этот вопрос .Я, как всегда, случайно оказался рядом.
-А Быстров- то оказался шутником. Я ему рассказал, что жить негде. Он рассмеялся и говорит, помните Гариф Зинатович, мы Вам предлагали сперва дом построить, а потом сараи. Так вы же нас переубедили. Насколько я знаю там не все отсеки заполнены материалами. Найдите свободное место и… живите. Лето же.
- Я не буду жить в сарае… чтобы меня козой дразнили?
- Никто дразнить не будет. Там уже живут.
-Кто?
-Нормировщик с карьера с женой и дочкой. Им тоже дадут квартиру в новом доме. А у нас соседом будет сам начальник. Через месяц можно будет вселиться.
-Вообще-то в этом есть и польза. Можно по вечерам красить окна, двери.
Через день «двухкомнатный» сарай стал нашим домом. На улице папа сложил печь, дров было много. Плиту на время взяли из своей будущей квартиры. Хорошие вещи сложили в огромный сундук, крышка которого служила мне кроватью. Неожиданно быстро наступили ночные холода. Мама с папой спали в одежде, а нас закрывали одеялами и военным тулупом. Папа и тут находил что-то хорошее.
-Зато комаров скоро не будет и мух, а холод даже полезен. Умные люди говорят- это закалка.
Мама в ответ ворчала, но не строго, а скорее для себя.
- Умные люди в сараях не живут.
Холод больше всех донимал меня. Не знаю почему, но мерз я отчаянно. Мама рассказывала, что виной этому мои сестры, которые играли со мной как в куклу и порой забывали запеленать.
- Я, говорила она, конечно их за это лупила, но толку было мало. Однажды зимой они вообще оставили тебя на окне. Когда я пришла с работы ты был синий, я еле отогрела.
Меня радовало, что в новом доме была печь с огромной духовкой. Сложившись я мог туда влезть целиком.
Первого сентября мы все пошли в школу, расположенную сразу за вторым мостом. Школа была временной и тесной. Мой второй класс занимался вместе с четвертым в одной комнате. Мне это ужасно понравилось, я даже своей сестре подсказывал таблицу умножения. Учителя меня не наказывали.
-Вон, даже второклассник знает.
Стыдили они ленивых учеников. К новому году обещали открыть на Новостройке школу №2. Семилетку.
Правда ходить ежедневно по три километра туда и обратно начале было в тягость, потом привыкли. Мы нашли короткий путь через стадион.
Сплошной забор имел много щелей и подкопов. Три моста туда и три обратно я всегда проходил с остановками. Чувство опасности прошло.
Вода неслась внизу, мне казалось, что я лечу над ее поверхностью. Это было приятное ощущение. Много лет спустя, при поиске кораблей в Атлантике, я испытывал нечто похожее, когда ревущий водопад за стеклом кабины бросал многотонную машину то влево, то вправо на предельно малой высоте.
В новой школе были прекрасные условия. Высокие потолки, огромные окна и печи- голландки. Оказывается, есть такая страна с железными печами, но далеко.
Даже в самый лютый холод в классах было тепло. Мы занимались в одних рубашках.
Когда я в очередной раз перебежал на другую парту, учительница взяла меня за воротник и повела на прежнее место. Я сел, а воротник остался у нее в руке. Много раз перешитая ткань не выдержала.
-Нина Семеновна, вы мне рубашку порвали. Зашивать будете. Сейчас не… семнадцатый год.
-Конечно зашью, у меня и иголка с нитками есть. А пока я занимаюсь починкой, ученик нам всем расскажет про… семнадцатый год. Он же не зря упомянул о нем. Прошу.
Я в майке вышел к доске. Сохраняя интонацию старшей сестры, которая вчера зубрила урок истории, начал.
-С тысяча девятьсот семнадцатого года, начался новый отсчет в истории всего человечества. Навсегда ушла в прошлое эксплуатация человека человеком. Мир капитализма рухнул, на обломках которого построили социалистическое общество.
Человек человеку товарищ и брат. Этот девиз стал основным в отношениях советских людей… .
-Достаточно. Если хоть несколько слов из учебника старших классов ты понял, то уже хорошо. Ну а сам, что думаешь об эксплуатации человека?
-Нин Семеновна, что тут думать? Рубашки рвать нельзя человеку на другом человеке.
После родительского собрания мама мне выговорила.
- У вас такая хорошая учительница, а ты ее семнадцатым годом пугаешь.
Неправильно это. Свои уроки учи, а не чужие. А вы, ученицы, не учите вслух при нем, а то у него мозги запутаются.
Большой коридор на втором этаже вмещал всех учеников на линейке и на переменах. Строгие лица неизвестных пока ученых и писателей смотрели на нас со стен. На торце зала огромными буквами на красном холсте было написано, что в науке нет широкой, столбовой дороги, и что до сияющих вершин может добраться только тот, кто бесстрашно карабкается по скалам. Поняв эту надпись буквально, я летом излазил все окрестные скалы по козлиным тропкам и вертикальным стенам. Папа говорил, что человек может пройти там, где прошла коза. О страховке понятия не имел и однажды застрял наглухо на полдороге между верхом и низом. Спуститься было нельзя, на ногах глаз нет. Вверх шла гладкая поверхность полированного водой камня. В нескольких шагах от меня свисал корень дерева, но до него были всего два маленьких уступчика. Помощи ждать было неоткуда и я решился пробежать по скале. На случай промаха решил оттолкнуться от скалы, чтобы приземлиться на ноги и сломать, таким образом, только их. Когда в руках оказался естественный канат, я понял, что спасен. Целую неделю я не лазил по скалам, но тяга к приключениям оказалась сильнее страха. Горы вокруг города, как магнитом, манили всех жителей, но уже по другой причине. Огороды на каждом клочке свободной земли. Грибы и ягоды, веники для бани, хворост для летних печей, все добывалось в лесу. Иногда по воскресеньям мы с отцом уходили на заготовку дров в пять утра.
Послойный туман превращал все окрестности в сказочный край. Мама собирала нам с собой еду, молоко и хлеб, напоминая.
-По одному не ходите, а то опять придется искать беглеца.
Мне часто напоминали о событии, происшедшим в Усть-Катаве несколько лет назад.
Однажды родители взяли меня на сенокос. К концу дня свежую траву надо было отвезти домой и сушить уже под присмотром. В лесу она могла «испариться».
Родители оставили меня сторожить вещи у костра. А сами повезли первый воз. Мама хотела остаться со мной, но папа не позволил.
-А что я разгружать буду один ? Ничего страшного, кругом соседи.
Когда прошло много времени, я отправился к людям.
-О, а что это дети по лесу гуляют одни?
-Я не гуляю. Меня родители оставили в лесу специально .
-Как специально? Для чего?
-Наверно чтобы волки меня съели. Как в сказке братьев Гримм, помните. А я дороги сам не найду. Завтра на моих косточках Баба- Яга уже будет валяться.
Сердобольные соседи посадили меня в телегу и привезли домой. Дома никого не было.
Глубокой ночью родители и сестры вернулись из леса. Они облазили каждый кустик, думая, что я уснул. Я сидел на крыльце у закрытой двери, завернутый в чужое одеяло.
Меня тогда даже не побили, обещая непременно это сделать, если я когда- ни будь сделаю подобное.
Мы уже давно жили в своей квартире. Моя кровать была у печки. Сестры спали вместе на такой же большой, как у родителей постели. Места хватало всем. Нам сообщили, что надо оформить какие- то бумаги. Мама собрала документы и отнесла в милицию для прописки. На обратном пути у нее украли сумку у магазина. Денег было мало, а вот паспорта и свидетельства о рождении пропали. Через некоторое время нам выписали дубликаты. В моем свидетельстве исчезла одна буква. Имя стало короче. Мама и сестры продолжала называть меня Закий, а в школе я уже откликался на имя Заки с ударением на первой гласной.
Отца перевели на работу в карьер, дав ему под руководство 15 человек. План еле- еле выполняли и руководство разрешило набирать в бригады и часть вольнонаемных.
Дело в том, что в результате взрывов образовывались обломки разных размеров.
Что большой камень, что маленький требовали одинакового времени на погрузку в машины. Значит можно было принять и женщин на работу, которые были слабее мужчин. Довод папы убедил начальника и вот первые вольно-наемные заработали в его бригаде. Перевыполнение плана обрадовало всех, кроме заключенных.
Сто десять процентов стали постоянным показателем лучшей бригады. Рассматривался вопрос о назначении инициатора мастером карьера.
Так бы оно и случилось, если бы не выборы в Верховный Совет СССР. « Отголосовав» первым в шесть часов утра, папа начинал с пива. Потом вино, водка. Последний напиток укладывал отца спать прямо в клубе. Его привозили домой. На второй день собрание и общественное порицание. С должности не снимали, человек на радостях за власть набрался, а не где нибудь. Но карьера приостанавливалась. Потом папа шутил, что если бы не выборы, то он был бы уже начальником.
Маленькое событие, происшедшее в школе, вначале осталось не замеченным. На очередной «поголовной» прививке медсестра ввела мне под кожу иглу. Я с интересом уставился на процедуру и не проронил ни звука до конца.
-Молодец. Летчиком будешь, следующий.
Первой, что я буду летчиком, узнала мама, потом сестры, потом соседи, потом и незнакомые люди на улице. Никто меня не отговаривал, даже похваливали. С этого времени рисунки самолетов с красными звездами заполнили все свободные места в тетрадях. Фильм «Повесть о настоящем человеке» только закрепили уверенность в правильности выбора.
В классе был один мальчик, который все делал правильно. Он смирно сидел на уроках. Его тетради были образцом для нас. Рисовал, по клеточкам переводя иллюстрации из книг. Круглый отличник Коля Чистяков всегда казался мне недостижимым идеалом. Наверно родители им были очень довольны, не то, что мои. Когда в классе объявили, что у Коли умерла мама, я не поверил. Как у такого хорошего мальчика может быть такое горе. А я так хотел быть похожим на него. Зачем?
Нет уж, лучше я буду таким какой есть, лишь бы моя мама была жива. Я был неправ, связав два события, но никто о моих переживаниях ничего так и не узнал.
Мама работала продавцом в магазине на территории зоны. В нем было два входа. Осужденные заходили со своей стороны и через решетку давали деньги, получая товар. Продавец никогда не обманывала этих бесправных людей, частенько они забегали просто поговорить или посоветоваться.
Мама быстро узнала всех покупателей по именам и люди это очень ценили. Работа была не тяжелая, даже получая товар, она никогда не носила ящики. Добровольные помощники тут же все складывали у дверей. Даже коробка спичек не пропадала. Соседом нашим оказался сам Быстров. С его сыном Толиком мы подружились, несмотря на то, что он был старше года на два.
Когда ему покупали новое пальто или куртку, старая вещь переходила ко мне.
Мама в ответ вязала по вечерам носки и рукавицы для нас и для Толика тоже. Жизнь потихоньку налаживалась. По вечерам мама шила тайком платья для знакомых. Мы все получили четкие указания, что если кто и спросит, чего машинка стучала, говорить одно.
-Да я рубашку разорвал, перешивала.
Шить для себя разрешалось, а за деньги другим ни в коем случае.
Швейная ножная машинка Зингер мне казалась чудом техники. Там было столько интересных деталей, но мама и близко меня к ней не подпускала.
Денег хватало на питание, одежду и папины увлечения. Вместо комового сахара в магазины стали часто привозить песок. Он и стал причиной большой неприятности. Придя из школы раньше всех, я нагрел чайник и столовой ложкой насыпал в кружку сахар. Вошедшая в это время жена главбуха попросила топор. Я дал, стоящий у печи, инструмент и забыл о посетительнице. Через неделю оперуполномоченный капитан Пинчук вызвал мою мать в кабинет.
-Садитесь, теть Нин, разговор будет длинный.
В руках у него был конверт.
-К нам поступило письмо с жалобой, что Ваша семья живет не по средствам. Вы, что правда сахар едите столовыми ложками? Я конечно в это не верю.
Но комиссию уже создали и, сейчас в магазине будет ревизия. Вы не волнуйтесь, я уверен, что все будет нормально, жалоб на вас не было ни одной… со стороны покупателей. Пока побудьте в кабинете, я дам команду.
Офицер вышел, оставив письмо на столе. Мать привстала и посмотрела на почерк на конверте. Он был знакомым.
Ревизия не обнаружила недостачи. Значит хищения социалистической собственности не было. Половина беды прошло. Но был излишек в двенадцать рублей. Значит, был «обман с целью наживы». Мать подписала «бумагу о невыезде» и страшно расстроенная пришла домой. Вечером в разговоре с отцом, все ему рассказала. Я не стал скрывать свое присутствие и сообщил маме, что это я столовой ложкой насыпал сахар в кружку с чаем, так как чайной ложки рядом не было.
-Кто заходил к нам домой?
-Никто кроме жены Трубихова, она топор просила, потом принесла.
Мать задумалась.
- Какой смысл ей меня сажать в тюрьму. Мы всегда все праздники отмечали вместе. Даже дружили вроде. Чему она позавидовала? Троим детям? Может быть, на тебя посмотрела, а ну давай признавайся. Что у вас? Опять за свое взялся?
Папа начал отпираться, перейдя на свой родной язык. Меня выгнали в другую комнату.
Утром маму попросили зайти в кабинет к капитану.
-Значит так Нина. Вчера я объявил по зоне, что у тебя излишек двенадцать рублей,
Потом попросил письменного подтверждения у твоих покупателей своих претензий. Мне принесли около двадцати заявлений, что они добровольно отказывались от сдачи. Кто двадцать копеек, кто пятьдесят. Вот к примеру- Осужденный такой-то. Статья УК такая. «Купив сигареты, я оставил на прилавке пятьдесят копеек, так как сдачи не беру принципиально. Это мое право.»
-Вот здесь количество заявлений по сумме ровно двенадцать рублей. Акт об изъятии их я уже написал, подпиши здесь и… свободна.
Все документы подшиты в дело, которое я закрываю. Рад за Вас. Работайте спокойно. Фамилию автора письма я не могу Вам сказать, просто будьте осторожнее.
Вечером мы узнали, что неприятность прошла. Мама грустно заметила.
-Лучше в «козлином» доме жить, чем с такими соседями… и топор больше никому не давай. Да еще, всем закрываться на крючок, как ночью. А ты у меня суп будешь есть …чайной ложкой.
-Мам. Если с сахаром, то ладно.
Сладкое я любил.
БРИГАДИР
Работа в каменном карьере была тяжелой. Если вольнонаемные просто уставали к концу смены, то осужденные валились с ног в короткие перерывы. Конечно дело было в плохом питании и отдыхе. А главной причиной недовольства бригадиром заключалось в том, что за выполнение плана срок шел день за день. Зарплата их была маленькой, не больше трети от нормальной. У них даже поговорка была. Кидая камни, они бормотали: «тебе, мине, начальнику». Когда я начал говорить так же мама обещала отлупить хворостиной, если еще раз услышит «тюремные слова».
Перевыполнение плана никак не сказывалось в приближении свободы. И доплата им не шла. Премии в тюрьме не давали. Но честолюбивые планы моего отца вынуждали людей работать на пределе. Должно было что- то случится.
В самый жаркий день июля, когда даже деревянная бочка с водой нагревалась до состояния чая, один из осужденных не выдержал. Подняв камень, он не смог его забросить в кузов ЗИСа. Папа, легко кидая камни поочередно двумя руками, сделал замечание «лодырю». Азербайджанец поднял камень, но в машину его не бросил.
С булыжником над головой он пошел на бригадира. Отец не стал прятаться, а замер неподвижно, как и вся бригада. Выстрел из винтовки вверх остановил нападавшего. Часовой навел оружие на осужденного, а начальник караула медленно подошел, с пистолетом в руках к рабочим. Подойдя почти вплотную к нарушителю, он палочкой начертил круг на пыльной земле вокруг его ног.
- Перешагнешь черту, засчитываю побег. Часовой не промахнется…. Отдыхай, пока.
Работа возобновилась. Все молчали. Пыль и гул падающих в кузов камней говорили, что порядок восстановлен.
Через полчаса нарушитель понял, что долго он не выдержит. Оказывается, стоять неподвижно на нещадном солнце очень трудно.
Он хорошо понимал, что стоит сделать хоть один шаг, выстрел прекратит его мучения.
- Гараф-абый, а Гараф- абый. Ты же мусульманин. Прости меня. Шайтан мне ум повредил, прости пожалуйста. Я сейчас упаду, не бери грех ради Аллаха.
Отец пошел к часовому.
-Я вот, что думаю, пока этот бездельник отдыхает, план-то мы не выполним . Давай отпускай его,… я за него ручаюсь.
- Тебе виднее Гариф Зинатович, только не пожалей об этом. Они, народ мстительный и прощать не умеют.
Отец подошел к пленнику круга и за руки повел к бригаде. С ним здоровались, как после долгой разлуки, но в глаза старались не смотреть.
План в этот день выполнили на сто одиннадцать процентов.
Год спустя, ночью далеко от фонарей отца остановил человек.
-Гараф-абый, салям алейкум.
Папа сразу узнал его. Прошло только полгода, как азербайджанец освободился из тюрьмы и уехал на родину. Вспомнил он и предупреждение часового, но поздно. Не показывая вида, что испугался папа пожал ему руку.
- Заходи в гости, чаю найдем.
- Нет, спасибо. У меня поезд скоро, я вот тут посылку ребятам привозил. У тебя трое детей, мне сказали. Пусть покушают наших сладостей. Возьми, я на тебя зла не держу.
Отец еще немного постоял, держа в руках мешочек, потом медленно пошел домой. Мы тогда впервые ели курагу и орехи. Родители не стали угощаться, оставив все нам.
-Мы этого урюка в Туркмении наелись. Когда вас еще не было, мы там жили.
СМЕРТЬ СТАЛИНА
Два года жизни в новом доме пролетели быстро. Зимы переносили легко, дров много. Большая печь долго хранила тепло. В сараях кормились куры. Единственное ограничение было кормить живность хлебом. Да его и не оставалось совсем, любой засохший кусочек становился сухариком к чаю. Изредка дома рассказывали как кого- то посадили за то, что корову кормил хлебом. То вдруг обнаруживалось, что вредители отравили спички и их вредно хранить дома. Враги народа были повсюду.
Детвора бегала за подозрительными и хмурыми людьми, а вдруг это шпион.
В школе учителя говорили, что мы живем в самой счастливой стране на свете, которую построил товарищ Сталин. Портреты в школах, конторе и клубе постоянно напоминали о вожде. Все вокруг разделилось на две части. Большой мир где-то далеко. Маленький мир- семья, работа, школа. В нашем мире были свои радости. Зимой это горы вокруг. У всех были санки и лыжи. Особенно удачливые приобретали неизвестным путем огромные гнутые из металла дуги. На них стоя можно было не просто скатиться с горы, а лететь. Еще трамплины на каждом спуске лыжни. Не умея прыгать мы ломали лыжи и отбивали свои пятые точки опоры при падении. Домой приходили мокрые, но за ночь одежда высыхала. Родители нас не ругали, ремонтируя санки и крепления лыж. Папа ворчал иногда, что приходится каждый месяц подшивать валенки. На троих детей их было всего две пары.
Я дожидался из школы одну из сестер, потом в ее валенках бежал во вторую смену. Мне обещали, что валенки купят для следующего года и непременно этой весной, когда будет очередное снижение цен на все товары. Зима уже заканчивалась. На короткое время можно и в резиновых сапогах выскочить на улицу. Весной и осенью это была основная обувь у всех.
Наступивший март не принес потепления. По радио, которое не выключалось никогда, передавали грустную музыку, сестры говорили, «классическую». Сталин заболел. Заболеть и умереть мог любой. Мимо нашего моста часто следовали похоронные колонны с музыкой, когда хоронили горожан.
Мы уже не бегали смотреть кого еще провожают в последний путь, как бывало в первый год, но чтобы такое случилось с вождем, не верилось. Сообщение о смерти Иосифа Виссарионовича было неожиданным. Никто не знал, что будет дальше. Взрослые, встречаясь, сочувственно кивали друг другу и разводили руками.
Разговоров не было, кто знает, как потом истолкуют твои слова. Все пионерские галстуки были повязаны с черной ленточкой. Учителя носили на рукавах повязки из черного шелка. Нам объявили, что завтра на площади города будут символические похороны отца всех народов. Кто живет далеко от школы, должны прибыть на площадь самостоятельно, а потом найти свой класс.
Солнечная и ветреная погода при минусе двадцати градусов сама выжимала слезы, так что не надо было особо стараться. Родители и сестры ушли заранее. В половине первого и я вышел на улицу, рассчитывая через полчаса добежать до площади. Через минут десять я понял, что бежать не могу. Резина стучала по снегу как копыта лошади. Ноги в двойных носках заледенели. Умирать как-то не хотелось. На улице не было ни души, оно и понятно, все на площади.
Над заводской трубой показалось облако пара. Гудки через каждые пятнадцать минут. Я побежал обратно. Бежать по ветру оказалось легче и вот я дома. Сапоги летят в угол, духовка открыта и мои ноги уже там. Минут через десять стало полегче. Вскоре вернулись родители и сестры.
-А ты уже дома? Удивились они.
-Конечно, я же пешком не хожу как вы, и по ветру бежать легче.
Старшая сестра потрогала мои сапоги, посмотрела на меня внимательно и…. начала рассказывать как происходили похороны. Кто где стоял, сколько людей было на крышах, когда стреляла пушка и выли сирены. Моя учительница плакала, слезы застывали на веках и щеках.
На второй день на первом уроке меня попросили встать.
-Почему не был на похоронах?
-Как не был? Удивился я. Там было столько людей, что я не мог к классу подойти и поэтому залез на крышу. Я Вас, Нина Семеновна, видел даже как Вы… плакали.
Еще несколько вопросов всех убедили, что я тоже был там где все. Вот что значит иметь умную старшую сестру. В очередной раз Клара выручила меня из беды. Раскаяния, как при обычном вранье, у меня не было. Судьба Маресьева, отморозившего ноги на войне, была героической. Но сейчас не война.
БУНТ
Жизнь, как ни странно, продолжалась без изменений. Радио передавало концерты по заявкам, по вечерам «театр у микрофона». Я слушал все подряд, что- то понимал, чего- то нет, но было интересно.
Папа просматривал газеты, радуясь, что еще одного председателя колхоза посадили. Мама не одобряла его, ворча, сам бы поработал, тогда понял бы. Сестры по вечерам долго сидели за уроками, я же делал только письменные задания. Все устные задания запоминались без малейшего напряжения. Хуже было когда учитель просил самостоятельно что- то изучить, но это было чрезвычайно редко. Стихотворения мне надо было прочитать всего два раза. Мама заметила эту особенность и начала со мной учить целые главы из поэм. На первом же концерте самодеятельности я декламировал « Сына артиллериста» Симонова.
С тех пор на всех концертах я читал стихи, отрывки из поэм, получая небольшие призы.
В стране что- то все же менялось. Однажды в школе нам велели закрасить черной краской все книги и подшивки газет, где было изображение Берии.
Он оказался очередным врагом народа. Люди с удовлетворением восприняли известие о его аресте и расстреле. Никому не было жалко вчерашних повелителей. Лишь бы в нашем «маленьком» мире все было в порядке.
Восстание в тюрьме было полной неожиданностью. Осужденные захватили «зону». На крыши бараков поднимались люди. Они что- то кричали. Вокруг лагеря солдаты рыли окопы, на вышках поставили пулеметы. Начальник лагеря вел себя странно. Никто не пытался прекратить беспорядок.
- Пусть покричат, разберемся. Спокойно сказал он подчиненным. Работа остановилась. Целые сутки к восставшим никто не приходил. На второй день начальник лагеря и оперуполномоченный, оставив свое оружие на пропускном пункте, вошли на территорию. Толпа расступилась и пропустила Быстрова и Пинчука. В руках начальника были листки бумаги. Люди заинтересовались, что в них.
-Я пришел к вам, чтобы узнать все ваши претензии. Вот вам бумаги и карандаши.
Да стол принесите, в конце- концов, не писать же на спине.
- Да, еще. Требования пишите не все подряд, а сперва самые главные.
Второстепенные тоже не забудьте упомянуть, мы их рассмотрим тоже.
Наступило некоторое затишье. Люди начали спорить между собой.
Что же самое главное? Время шло. Быстров не торопил людей. На крышах уже никого не было. Почти час времени понадобился, чтобы претензии были написаны.
-Так, значит главный вопрос- питание. В чем дело? Тухлая рыба? Капуста с червями? Приведите заведующего столовой.
Вольнонаемный заведующий, тайком торгующий продуктами, не хотел идти в «зону» и упирался изо всех сил.
- Товарищ капитан. Раздайте по листку бумаги желающим написать жалобу на заведующего. Я подожду.
Когда жалобы были написаны, подполковник просмотрев их, отдал «оперу».
- Товарищ капитан, продолжил начальник спокойно, заводите уголовное дело, заведующего арестовать и заключить под стражу до суда. Уведите.
- Так следующее требование ремонт одежды и инструмента, не работает сушилка.
Заведующего складом определить на работу в карьер. На его место назначать других… выписывающихся из лазарета. Дальше.
Разбирая пункт за пунктом, начальник дошел до конца.
-И последнее. Осужденные по 58 статье просят пересмотра дела. Постановление правительства по этому вопросу уже есть. Надо подождать. Сегодня будет назначен новый заведующий столовой, а продукты получить сейчас. Машина уже у ворот. Вчерашний день объявляю выходным, а за сегодняшний придется отработать.
Пламя погасло. Никто не сгорел, все офицеры остались при своих должностях. Зачинщиков бунта искать не стали. О них и так все знали.
Потом их перевели в другие тюрьмы.
Нам разрешили выходить на улицу, все радовались, что беда прошла мимо.
Ночью меня разбудили сестры.
- Иди на улицу, посмотри как красиво.
Непрерывно взлетающие ракеты с вышек освещали лагерь с потухшими прожекторами. Оказалось, кто- то вывел из строя электростанцию. Ремонт мог затянуться, но линию электропередачи уже тянули к лагерю. «Салют» нам очень понравился, родители долго не могли загнать детей по домам.
На второй день мы узнали, что весь Миньяр любовался этим зрелищем.
- Что за праздник был у вас вчера в зоне?
Даже учителям было интересно.
- У вас там ничего не случилось?
-Да нет, просто света не было, вот и светили ракетами.
Уже дома узнали, что все- таки случилось.
Пользуясь беспорядком, трое осужденных за убийства сбежали ночью. В городе объявили тревогу. Занятия в вечерних школах отменили. Детей на улицу запретили отпускать в темное время. Во всех общественных местах наряды милиции. Сбежавших нигде не было. Их поочередно задержали у родственников через месяц. Оказывается, за всеми родными беглецов была установлена слежка.
По возросшему количеству покупаемых продуктов определили места преступников. Правда сбежавших было не трое, а четверо. Осужденный за мелкую кражу тоже исчез.
Молодой парень вернулся сам до истечения 24 часов отсутствия и избежал дополнительных три года за решеткой. На «зоне» он стал героем.
За пачку чая рассказывал во всех мельчайших подробностях о жизни в течении суток в городе у своей знакомой. Как они могли познакомиться, так и осталось тайной. А вот солдаты в увольнениях встречались с местными девушками и после демобилизации даже оставались в городе. На нашей улице один из них, Свешников даже построил дом у самого родника. Для знакомств не надо было порой ходить в увольнения. Каждые три дня в часть привозили новые фильмы. Солдаты вешали экран между столбами спортплощадки, видимый со всех точек Миньяра.
Девушки сами прибегали на бесплатное кино. Иногда военные хитрили, установив экран и прокрутив пару журналов объявляли, что кино сегодня не подвезли. Дети расходились по домам, взрослые оставались.
Последствия беспорядков все таки были.
Мы узнали от родителей, что лагерь переведут на новое место, а карьер станет обычным предприятием города. Еще через некоторое время папа сообщил, что как только на берегу уберут полигон, то там дадут нам землю для строительства.
Заявление он уже написал. Мама засомневалась, хватит ли денег на дом.
Отец сказал только одно.
-Я за жизнь столько построил домов, что один себе как нибудь сделаем. Дети вон подрастают, помогать будут… нечего по танцам бегать, да мячи гонять.
Действительно, вскоре на берегу стали разбирать «укрепрайон». Ограду из колючей проволоки сняли, окопы заровняли, мишени уничтожили, но еще долго на камнях скалы мы находили следы пуль. Потом ежегодные сосульки и вода все стерли. В памяти остались проводы друзей и подарки. Маме умельцы из лагеря подарили гитару, расписанную маслом бесшабашного веселья молодых девушек в окружении красивых мужчин. Портной сшил пальто и берет в подарок маме. Головной убор мама стеснялась носить. Я тоже получил в подарок очень нужную вещь. В гараже шла подготовка к переезду и ворота были постоянно открыты.
Там и остановил меня там строгий мужчина.
-Ну и что тут делают посторонние? Спросил он.
-Я не посторонний, мой папа работает на карьере, а мама в магазине.
-Допустим, а что тебе вообще здесь надо?
-Ищу трубу, ненужную. У вас тут много железяк.
-Зачем?
-Хочу турник сделать, чтобы тренироваться.
-Интересно, а для чего тебе тренироваться, в цирке выступать?
-Нет. Я летчиком буду, когда вырасту. А принимают туда, мне учитель сказал, если пятнадцать раз подтянешься, потом переворачиваться.
Потом висеть на ногах и уметь спрыгивать на ноги…много.
-Идем за мной.
Я побежал вслед за незнакомцем. На складе люди складывали какие- то запчасти, трубы в ящики.
-Нержавейка есть?
-Уже нет, увезли.
-Тогда оцинковку, новую, три четверти. Отрежь… два метра.
Завскладом ножовкой отрезал трубу и отдал незнакомцу.
Меня проводили до ворот и вручили бесценную вещь.
-Держи подарок, тренируйся. Чем черт не шутит.
Папа долго рассматривал трубу.
-Как это завгар сам тебе ее отдал? Да у него зимой снега не выпросишь. Чудеса. Придется столбы ставить для турника и гвоздями хорошенько закрепить, ну чтобы не украли.
Следующие шесть лет турник переезжал с нами. Вся улица приходила к нам. Мы делали и качели и подтягивались на спор, кто больше. Полированная «оцинковка» не ржавела ни зимой, ни летом. Правда зимой мы прыгали со снаряда в сугробы, делая сальто,… когда мама не видела.
Мои друзья уехали с родителями, больше о них я ничего не слышал. Но однажды, когда передавали репортаж о захвате самолета «Симеонами» и об освобождении заложников, я услышал знакомую фамилию. Руководил операцией полковник Быстров. Кто знает, может это и был Толик из детства.
А школа между тем стала преподносить мне сюрпризы. Новые заботы заставили пересмотреть многие свои привычки.
ШКОЛА НОМЕР ДВА
Честно говоря, я не был хулиганом. Просто энергии было столько, что я не мог усидеть за одной партой до конца урока. Учителя вначале боролись с таким поведением. Потом перестали. Я тоже прекратил свои перемещения, как- то стало неинтересно. Завучем школы был высокий и строгий мужчина Рябинов.
-Алексей Дмитриевич идет.
Этих слов было достаточно, чтобы в классе наступала тишина.
Вся дисциплина держалась только на завуче. Директор школы, учитель истории, был обычным, его мы не боялись.
Уроки истории любили, он не просто рассказывал урок, а показывал его жестами, голосом. Указка превращалась в копье римского воина и могла даже пролететь по классу, в сторону доски конечно. Еще мы любили уроки труда.
На них делали для школы полезные вещи, петли для шкафчиков, крючки для вешалок.
И многое другое, попутно обучаясь работе с инструментами. Неожиданно в пятом классе ввели урок пения. «Трудовик», он же Мухин Гурий Гурьевич, был и тут на высоте. Оказалось, русские народные песни хорошо звучат в хоре детских голосов.
Зима пришла снежная и холодная. Старое Толино пальто уже не грело, но я не расстраивался. В нем легко было играть, а новое пальто обещали купить позже.
Над городом часто пролетали самолеты. Я бросал все дела и смотрел, пока они не исчезали за горами. Легкомоторный ЯК-12 шел очень низко. Звук мотора прерывался и вдруг совсем затих. Самолет пошел на посадку на поле возле кладбища. Все ребята с нашей улицы побежали к месту, где самолет пропал из виду. Три километра промчались на одном дыхании. Я боялся, что «почтовик» может улететь и прибежал первым. Самолет был цел. Около машины стоял милиционер и не давал близко подойти. Летчика нигде не было, говорили, что он ушел звонить по телефону. Я впервые в жизни видел так близко полированный винт, крылья, обтянутые перкалем и две кабины. Передняя была с приборами, в задней только кресло. Уйти было невозможно. Я отдыхал лежа на снегу. Потом опять ходил и ходил вокруг свалившегося с неба счастья.
Уже в темноте вернулся домой. Ночью проснулся от того, что не могу дышать. Я задыхался и терял сознание, потом не надолго приходил в себя. Вся семья была на ногах. Человек в белом халате делал уколы, потом стучал холодными пальцами по груди и морщился. Меня одели и повезли в санях в больницу.
В себя пришел в палате. Взрослые и дети лечились вместе. Я лежал в белой больничной одежде. Мне позавидовали.
-Тебе хорошо. Ты был без сознания, поэтому не купали. Здесь всех купают и стригут. Даже девчонок. Вон они в платках ходят. Без кос.
Старенький доктор несколько раз в день приходил к нам.
Обойдя всех, садился на белую табуретку рядом с койкой.
-Померим температуру. Потом укольчик. Таблетки и микстуру пить непременно. Ты же хочешь выздороветь?
-Хочу.- отвечал я тихо.
-Тогда слушай. Дышать маленькими вздохами- боли не будет. Вставать нельзя ни в коем случае. Ты сейчас начинаешь жить по новой, как маленький. Не стесняйся, санитарки все умеют. Только попроси. Кушай помаленьку, даже если и не хочется. Посещения запрещены, но я разрешил твоим родителям навещать. Болезнь твоя не заразная и не опасная- бронхит называется.
Мама приходила часто. Даже папа пришел один раз. К этому времени он работал бригадиром уже в новом карьере за Красной Скалой. Сестры прибегали с новостями. В моем классе уже дроби прошли. Старшая училась уже в первой школе во вторую смену. По дороге в город забегала ко мне.
-Конфет не жди, доктор запретил. Еды хватает?
-Ты знаешь Клара здесь еды больше чем дома, а есть не хочется. Несправедливо. Суп называется первое, а каша второе. Кисель- это третье и хлеба сколько захочешь. И мясо или рыба каждый день, здорово, да?
- Так. Ты учебники просил, их не будет. Я приносила вчера, а врач меня отругал.
Так что у него и спросишь, когда можно будет заниматься.
Сестра помладше стеснялась имени Флюра. Забегая после школы, напоминала.
-Ты при посторонних зови меня Людмилой. Кстати я узнала, почему мы с тобой часто болеем.
- А чего узнавать? Ты ноги промочила, а я, дурачок, на снегу лежал.
-А вот и нет. Оказывается нас с тобой назвали чужими именами. Меня в честь какой- то умершей родственницы, а тебя в честь друга папы. Его друга судили и расстреляли за то, что милиционера убил. Там целая история. Тот милиционер опозорил девушку друга и она утопилась. А тот Закий утопил за это самого милиционера. Это еще до войны было. Папа сам рассказывал.
Я верил сестре. Она была любимицей у папы и ей многое прощалось.
Не то что нам с Кларой.
- Ты комсомолка уже, а веришь в суеверия. Папа небось пьяный был, когда рассказывал.
-Ну и что, что пьяный? Мама говорит, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вот.
-Слушай больше. Мама еще говорит, что пьяные слова дешевле пустой бутылки.
Частые посещения доктора вскоре дали результаты. Через месяц я мог вставать и ходить не задыхаясь. Но температуру измеряли несколько раз за день.
-Доктор, а градусник тоже помогает лечиться?
-О, молодой человек. У меня в начале моей практики был случай полного излечения только с помощью градусника. Рассказываю. Как- то во время приема в одной из башкирских деревень, я заранее раздал термометры. Ну чтобы, когда больной заходит в кабинет, не терять время. К концу работы обнаружил, что одного градусника, как ты говоришь, нет. Я все пересмотрел, бесполезно. Ни термометра. Ни осколочка. Прошло три дня. Заходит женщина и очень меня благодарит.
-Спасибо доктор. Очень хорошее средство вы мне дали. Всего три дня носила и… вся болезнь прошла.
-Ничего не пойму. Какое средство?
-Ну какое вы мне под мышку положили. Я же сразу ушла и три дня его там носила. Вся болезнь и прошла.
И отдает мне, представляешь, градусник, то бишь термометр. А я даже не знал, от чего она выздоровела. Так- то.
Еще через полмесяца я узнал, что острый период прошел. Но слабость осталась. Перед выпиской доктор пригласил меня в свой кабинет. На столе у него лежали снимки легких.
- Ну что молодой человек? Поздравляю. Основное лечение закончено. Теперь самое главное. Ответь честно, это надо для дела, курил когда ни будь?
-Честно? Курил, но бросил.
-И сколько же времени занимался вредной привычкой?
- Я тогда еще часы не умел считать, но часа два- три думаю было.
-Не понял, давай подробнее.
- Мне было шесть лет. На улице большие ребята попросили украсть пачку папирос.
В магазине у мамы были спички, папиросы, конфеты, консервы… .
-Не отвлекайся, я знаю что есть в магазинах. Ну и?
-Я зашел к маме попросил конфетку, она сказала сам возьми, одну.
Я сунул пачку папирос под рубашку, взял конфету и вышел.
Потом мы пошли на гору и там все курили. Я тоже курил. Потом мне стало плохо, меня привели домой. Дня два я лежал и мог пить только воду, а есть не мог. Так и бросил курить.
- Ну что же. Мне все понятно. Будем считать, что тебе повезло. Если бы курил еще, то эта болезнь закончилась бы туберкулезом. Кстати поэтому тебе почти месяц не сбивали температуру, чтобы организм справился с микробами сам. Если бы она резко пошла вверх, то тогда пришлось бы и новые лекарства применять. И последнее. Вот на этих снимках у тебя расширены корни легких. Тебе не то, что курить, нюхать даже дым табачный нельзя. Кем собираешься быть?
Летчиком конечно, если все пройдет.
-Так у тебя и так все проходит. Дело за тобой. Сердце у тебя хорошее, но еще с годик надо поберечь. Если заметишь, что стал сильно потеть при быстрой ходьбе, бегать то еще нельзя, сразу ко мне.
Собираясь в школу я никак не мог найти свою верхнюю одежду.
-Мама, где пальто Толино?
-Его нет, оно… сгорело. А вот это примерь. Немного великовато будет, но такую одежду на один год не берут.
Мама развернула большой сверток. Черное новенькое пальто с меховым воротником пахло магазином. Такого даже у сестер не было.
-Какое теплое. А в чем я на улице играть буду?
-А на улице ты до конца этой зимы и весны играть не будешь. Доктор не велел. Хватит нас пугать. Я чуть с ума не сошла. Ты же мог умереть. И еще, ходить только пешком.
- А в нем и не побегаешь, тяжелое.
Вопрос с одеждой был решен, а вот с учебой нет. Я столько пропустил, что догнать класс, как ни старался не смог. Все предметы кроме математики были понятны.
К концу года пятерки в журнале меня не радовали.
На экзамене по математике получил «твердую» двойку. Учительница, жена завуча, успокоила.
-Осенью пересдашь. Ничего страшного. Август позанимаемся и все.
Дома тоже не очень огорчились. Старшая сестра закончила школу хорошо и собирала документы в пединститут. Выбрали Уфу, так как там можно было остановиться у родственников. Папина родня каждый год отдыхала летом у нас всей семьей. Свежий воздух, лес, река- курорт. Муж двоюродной сестры был артистом и приезжал всегда с баяном. Играл он так, что слушать его хотелось часами. Но он быстро напивался и зачехлял инструмент к огромному нашему сожалению.
В институт сестра не прошла по конкурсу. Перед последним экзаменом, назначенный староста группы собирал деньги на подарки преподавателям из приемной комиссии. У Клары денег не было. У родственников тоже не оказалось «лишних». Тройка означала обратный билет в Миньяр.
-Ну что же? Буду зарабатывать трудовой стаж и… плевать на их конкурсы.
На завод ее приняли маркировщицей готовой продукции. Она объяснила, что все изделия обозначаются масляной краской, чтобы на случай брака найти виновных.
Наступил август. Учительница математики была еще в отпуске. Она приходила в школу и давала нам задания. Потом мы решали задачи и примеры и, оставив тетради, уходили по домам. На второй день узнавали оценки и опять задачи и примеры.
На экзамене комиссия из районо терпеливо ждала, когда последние сдадут свои работы. Моя учительница пару раз подходила ко мне, спрашивая все ли понятно. Задача была легкая, примеры мне показались тоже не трудными. На второй день выяснилось, что экзамен не сдал никто. Я не пошел домой, а залез на самую вершину горы у дома. Там и нашла меня старшая сестра.
-Чем занимаешься?
-Да вот муравьев сшибаю, развелось их много, кусают.
-Понятно. Вот и человека судьба так иногда «сшибает». А теперь слушай. Я ходила в школу. Там никто не ожидал такого результата. Учительница говорит, я дважды к нему подходила. Задачу он за минуту решил, я и успокоилась. А в пяти примерах пять ошибок. При верном решении пропустить ноль в ответе.
Чтобы десятка превратилась в единицу надо ухитриться. И главное ничего сделать нельзя. Директор говорил, что его тоже отругали, за то что вообще тебе разрешили сдавать экзамены, слишком много пропущенных уроков.
-Дома уже все знают, ругать никто не будет. Кстати, мне предложили работу в школе пионервожатой. Зарплата меньше чем на заводе. Зато потом в «пед» поступать будет легче. Я согласилась. Давай не сиди долго. Мама вообще говорит, лишь бы здоровым был. И еще. Экзамены теперь будут только в выпускных классах. В четвертом, седьмом и в десятом.
Сестра ушла. Нахальный муравей залез на колено, я поднял ветку…и она застыла в воздухе. Отложив палочку, аккуратно перегнал гостя на лист и бережно положил в траву. Я же был для него «судьбой».
Первого сентября сотня школьников слушали приказ о зачислении в классы. Услышав свою фамилию, подошел и встал в строй в новый для себя коллектив. Два мальчика недоуменно уставились на меня.
-А ты чего тут делаешь?
-Да вот директор попросил. Сказал, что в пятом есть два разгильдяя Усманов и Чернов. За ними надо присмотреть, не вы ли это?
-Мы. Но не разгильдяи, а хорошисты.
-Вот. Будем делать из вас отличников… по физкультуре. Согласны?
Учиться было легко. Новая классная руководительница работала первый год после института. Нинель Васильевна стала любимым преподавателем не только нашего класса. Злые языки пытались ей прилепить обидную кличку за высокий рост, но после нескольких тумаков быстренько забыли свои слова. Мама стала чаще ходить в школу, Старшая сестра контролировала почти каждый шаг и мы свои забавы перенесли на улицу. Но один предмет мы почти не учили. Как можно изучать язык людей, которых ненавидишь? Учительница, высокая и худая женщина тоже нам не нравилась. Обидное прозвище «оглобля» крепко прилипло к ней, что даже фамилию я не могу вспомнить. На уроках она боролась с нарушителями, порой ставя полкласса по стойке смирно. Однажды над самым ухом я услышал «ауфштеен».
-Вставай. Толкнул меня сосед по парте. Я встал… и запел.
-«Вставай проклятьем заклейменный».
- «Весь мир голодных и рабов».
Продолжили друзья. Дальше весь класс подхватил, что кипит наш разум возмущенный и так далее. Текст мы знали благодаря урокам пения. Учительницу сдуло ветром возмущения из класса.
Пришедший директор дослушал до конца партийный гимн, не входя в класс. Думал.
-Хорошо поете. Надо благодарность объявить Гурию Гуричу. Кто же у нас запевала? Наверно Ибрагимов, и как всегда, два его друга Усманов и Чернов. Я вас наказывать не буду, вы же хорошую песню пели, а не «мурку» какую нибудь. Просто завтра жду ваших родителей… отблагодарить за воспитание.
Потом директор прошелся по классу.
-Да, чуть не забыл. Урок продолжать не надо. Отдыхайте,… пойте негромко. Сегодня у вас шесть уроков. Так вот «немецкий» будет седьмым… . Или восьмым, это уже от вас зависит.
Класс встал приветствуя уходящих учителей.
-Да, представляем что нам было бы если бы запели «мурку».
Мне не очень попало дома, потому что мама тоже не любила немецкий язык
-Зачем его учить, мы же их победили? Как будто других врагов нет?
В классе была девочка, которая не вставала с нами, не пела интернационал. Она отлично училась, но в наших делах не участвовала. Мы к ней хорошо относились, так как понимали, что ей по другому нельзя. Ее отец завуч школы.
Соня Рябинова осталась в моей памяти как символ образцового поведения и скромности. Ее младшая сестра, хохотушка и озорница не стеснялась иногда нарушать установленный порядок. Ольгу я видел только на репетициях самодеятельности, да и в совместных поездках на концерты.
Однажды я опоздал на первый урок.
-Ну что? Какое сегодня страшное происшествие не позволило ученику, пионеру прийти во время?
Если бы учительница не задала такой вопрос, может быть, и я бы промолчал. А тут.
-Да. Если бы Вы увидели… отрезанную голову, небось тоже бы напугались.
-Ну и где ты ее увидел? В кино?
-Нет. Под мостом. У нас мост начинается на берегу и до воды два быка.
Так вот между ними и лежит отрезанная голова.
-Чья голова? Женская или мужская?
- Было еще темно, я не разобрал. Я ждал, ждал взрослых, а никого не было и я побежал в школу и все равно опоздал. Можно сесть?
-Нет уж. Постой еще. И что нам делать? Вызвать милицию…, чтобы потом и надо мной смеялись. Давайте договоримся так. Пионера надо отучить от привычки врать.
После уроков мальчики дойдут с ним до моста, и если обнаружиться вранье, то завтра на доске он двадцать три раза напишет «Я врун».
-А почему столько раз?
-Да нас в классе сейчас столько человек… сомневающихся.
На второй день учительница подняла сопровождавших меня до моста.
- Ну что? Рассказывайте, врет пионер или нет?
-Ибрагимов не соврал… он нас всех обманул. Пусть на доске пишет- «Я обманщик». Мы же его почти до самого дома проводили.
-Ничего не понимаю. А ну подробнее.
-Да лежит голова под мостом. Но не человеческая, а большой рыбы…отрезанная.
- Вот сами убедились. А я и не говорил ни разу что голова человеческая. Я, что отличить их не могу? А вот женская или мужская была рыба я не смог узнать.
-Все понятно. Ибрагимова будем считать… фантазером. Переходим к уроку.
Вокруг всей территории школы был двухметровый забор, ограждавший спортплощадку и новый сад. Сотня яблонь и кустов смородины уже давали урожай. Несколько девочек летом торговали ягодами у магазина, мы обзывали их спекулянтками, глубоко об этом сожалели впоследствии. Они собрали деньги на ремонт школы, а районо за это отправило их бесплатно в Артек, мечту всех пионеров страны.
Как то на спор с друзьями я прошел по верхней планке забора всю ограду.
Вот тут то и началось.
-А по верхнему бревну, где канат и шест пройдешь?
Прошел, ну и что.
-А по перилам моста не забоишься?
Прошел и там, дальше что?
-А на трубу новой котельной залезешь?
Я задумался. Во первых залезть туда не дадут взрослые. Во вторых это не по скалам лазить, если сорвешься, костей ни одна больница не соберет . Я ответил, что подумаю и ушел домой. Надо было что- то делать. Прослыть трусом перед сверстниками не хотелось. Мнение одноклассников становилось очень важным, порой даже важнее чем взрослых. Часов в 11ночи, когда стемнело, я вернулся к трубе. Приготовленной заранее веревкой обвязал себя по поясу. Свободный конец привязал к железному крюку. Первые десять ступеней прошел легко. Потом вниз старался не смотреть. Неожиданно выяснилось, что труба качается. Отдыхая, крюк зацеплял за скобу. Наверху ветер свистел и рвал полы телогрейки. Вот и самый верх, дальше ступенек нет. И тут до меня дошло, а как я докажу, что был наверху. Я держался одной рукой за прут громоотвода и заметил, что он сделан из обычной толстой проволоки. Загнув его почти до самой трубы, осторожно стал спускаться. Смотреть вниз не надо было, ноги сами находили очередную скобу. Отдышавшись, медленно побрел домой. Радости не было. Огромная усталость давила. Дома мгновенно уснул, едва коснувшись подушки.
В школе о своем поступке никому не сказал.
Только своим друзьям показал на загнутый громоотвод. Больше никто не пытался меня спровоцировать на нечто подобное. Наверно в своем поведении я подошел к какой- то черте. Да и сам я уже бы не стал идти на поводу. Что- то произошло в душе, я стал спокойнее. По перилам моста перестал ходить. Может быть повзрослел? Что- то очень быстро.
( Много лет спустя, приезжая к родителям, я иногда посматривал на «ту» трубу и видел, что громоотвод по прежнему загнут.)
Первой из взрослых, перемену во мне заметила моя любимая учительница.
Нинель Васильевна в кабинете биологии и географии предложила мне интересное дело.
-Сегодня школьный час последним уроком. Меня не будет в классе, а вы сами решите один вопрос, как создать организацию «Тимуровской команды». Гайдара-то все читали.
Когда класс остался без учителя, я попросил выслушать мое предложение. Все сразу согласились, а один даже предложил создать две команды. Он будет Квакиным. Тимуром вон выберете Ибрагимова. Тут же назначили разведчиков, которые должны узнавать адреса беспомощных старушек. Остался вопрос со штабом.
-Штаб сделаем на чердаке. Там много места. Всем хватит.
О чердаке я сказал не случайно. Раньше, когда меня выгоняли из класса, я тут же лез по пожарной лестнице на чердак. Через вентиляционные решетки, внимательней чем обычно, слушал урок. На второй день меня непременно вызывали к доске и я слово в слово повторял текст, копируя даже интонацию учителя. Секрета осведомленности не знали даже друзья. Но с чердаком идея не прошла. Соня не смогла подняться на крышу, сказав, хоть убейте, но я не полезу, потому что могу упасть.
На второй день ко мне подошла завхоз школы.
-Вам комната нужна для занятий. Вот ключ от подвала. Там есть склад, наведите порядок и он ваш. Ключ никому не давай.
Вопрос со штабом решился быстро. На первом же тайном собрании решили утоптать свежий снег в саду вокруг яблонь. Идея была не наша. Просто директор на линейке объявил, что в ближайший выходной просит всех прийти на субботник по спасению сада. Пока снег не слежался, мыши могут погубить деревья.
Дождавшись темноты, прокрались к саду. Школа стояла с темными окнами. Непривычная тишина застыла в морозном воздухе. Снег был мягкий. Валенки проваливались и вскоре промокли. Вот уже первый ряд деревьев утоптан. За час работы ногами дело было сделано. Мы молча разошлись по домам.
На второй день директор школы на линейке поблагодарил неизвестных спасателей сада.
-Ну вот вы уже отличились. «Квакин» был расстроен.
- А нам то что делать? Давайте мы вас будем лупить, все какое-то развлечение… .
-Только попробуй. Ты же не знаешь сколько нас…Ко мне уже полшколы записалось.
-Тогда записывай и меня тоже.
- Ну уж нет. Ты Гайдара читал? Вот и делай мелкие гадости,... а мы с тобой будем бороться.
Уже через месяц мы поняли, что работаем по заданию учителей. Одна бабушка, у которой складывали дрова просила передать «спасибо» учительнице нашей школы. Ореол таинственности прошел мгновенно. Оказывается «разведчики» брали списки нуждающихся у учителей.
Я объявил об очередном собрании и, оставив дневник на столе, ушел.
На следующий день даже не поинтересовался, кого выбрали ребята «Тимуром».
( Много лет спустя, когда на партийном собрании полка, меня ввели в состав парткома, а потом избрали секретарем, один из офицеров заметил командиру.
- Зря вы допустили избрание Ибрагимова, он же неуправляем. Он будет делать только то, что сам посчитает необходимым.)
На обычной перемене я показывал друзьям свое изобретение. Вместо лямочек были пришиты кнопки. Не надо было завязывать на холоде шнурки. Щелк и все- уши закрыты. Еще щелк и затылок закрыт. Просто. Кто то из семиклассников вырвал из рук ушанку. Я бросился отбирать. Шапку перекидывали друг другу старшеклассники. Пока она не попала в портрет на стене. Застекленный Гоголь покачался и полетел вниз. Я бросился на спасение и успел бы подхватить рамку. Но внезапная мысль остановила меня в метре от стены. «Опять свалят на меня, а я же ни при чем». Стекло разлетелось на мелкие кусочки. Поцарапанный Николай Васильевич укоризненно смотрел снизу вверх. На шум из учительской вышли все учителя. Директор тоже был там. Он подошел и поднял шапку.
-Чья?
-Моя… ее у меня отобрали…
-Не надо оправдываться. Оправдываются только трусы.
-Я не трус и оправдываться не собираюсь.
-Тогда забирай портфель и пока в школу не придут родители, ты считаешься исключенным. До свидания.
Три дня я, как обычно приходил в школу. Все уроки слушал на чердаке через вентиляционную решетку. Таким образом к концу года я мог бы стать круглым отличником. Домой приходил вовремя. Я понимал, что так долго продолжаться не может. Должен быть выход. Вот если бы заболеть опять. То меня наверняка родители простят, они же так переживали за меня в прошлый раз. Дома никого не было. Я разулся и босиком вышел на улицу. Снег обжег ноги. Походив по двору достаточное время, вернулся в комнату. Ступни горели и были красными как у гуся лапки. Я лег в постель и приготовился болеть. На второй день хоть бы чихнул. Ни малейшего признака заболевания. Учительница сама пришла к нам и сообщила родителям, что их обоих вызывает директор. Я готовился к самому худшему. Отец с матерью после работы ушли в школу. Вернулись они поздно. Оказывается папа заплатил за стекло, а мама узнала все.
-Ты почему по забору ходишь? По перилам моста зачем? А на трубу кто лазил? Тебе жить надоело? Отвечай сейчас же.
-Мам. Я же не дурак. Я сперва потренировался, если начинаю падать, то успеваю схватиться за бревно или перилы. А ты видела как электрики на столбы лазают? Я так же лазил со страховкой. Никто не видел вот и болтают всякое. Портрет я не разбивал. Но мне никто не верит. Я даже заболеть хотел и то не получилось. Что теперь будет?
-Завтра пойдешь в школу и скажешь, что тебя сильно наказали. Если еще тебе будет замечание, пеняй на себя.
Друзья долго отпирались.
-Мы никому не говорили про трубу. Как они узнали? Может быть, ты сам сестрам сказал?
Помимо учебы забот было много . На берегу реки нам выделили землю для строительства дома. С этого времени я перестал ходить на футбол и другие важные дела друзей. По вечерам к нам приходили Риваль Усманов и Виталий Чернов.
Они рассказывали все новости.
Самым важным было сообщение о вспыхнувшей вражде.
Городские и новостроевские подростки ловили друг друга и били. По одному никто из друзей теперь не ходил.
-Тебе хорошо, как- то заметили они.- Ты- то живешь между городом и новостройкой.
Действительно, я спокойно мог появляться в любой точке города и новой стройки без опасений. «Зона» сохраняла, как говорят сейчас нейтралитет. Однажды, в одной из драк был избит подросток из «новостройки», и с проломленной головой доставлен в больницу за городом. Участников драки задержали, но это не остановило вражду.
Проводив друзей домой, я возвращался один, как всегда сократив путь, через стадион. У берега реки услышал голоса и подошел.
-Привет, что за собрание? Кого бьем?
-А бить сегодня никого не будем. Мы поймали двоих городских и сейчас их… утопим.
Человек десять были настроены воинственно.
-За что же это такое наказание?
- Как за что? За то что «нашему» голову штакетником пробили, вот.
-Понятно. Значит месть. Кровь за кровь, как говорят.
Надо было что-то делать. Быть соучастником преступления нельзя. Открыто выступить против, значит и себя прировнять к врагам. Решение пришло мгновенно.
-Значит так. У меня предложение. Дайте мне велосипед, и я съезжу в больницу. У меня сегодня там сестра дежурит. Я и узнаю, если парень умер, то ваше дело, как поступить. А если жив надо будет их отпустить.
Велосипед мне дали, видимо ребята поняли, что зашли слишком далеко, но никто не хотел в этом признаваться.
В больнице сестра сообщила неприятное.
- Кого навестить ты приехал, …в морге он уже часа два.
Назад я ехал медленно, пусть самые злые остынут немного. Да и подумать надо.
-Так, такие вот дела. Парень жив, но без сознания. Если до утра доживет, будет жить.
-Ты что? Нам, что до утра этих придурков сторожить?
-Почему до утра, мы же договорились. Если жив, отпустим. Пусть идут себе… пока.
Толпа расступилась и двое подростков медленно вышли из круга. Шагов через пять они «рванули» так, что догнать их уже никто бы не смог.
На второй день город узнал, что пострадавший в драке умер. Следствие шло не долго. Все несовершеннолетние участники драки попали в колонию, а самому старшему, который и выломал из забора роковую «штакетину» определили высшую меру. Суд был открытым и вражда… прекратилась.
Среди «городских» у меня тоже появились друзья.
«Жека» Кокоулин, Сулимов и еще один по кличке «Федорыч».
Фамилию уже не помню, а врать неохота. Ребята увлекались футболом и боксом.
На футбол меня папа не отпускал, а вот тренировочные перчатки я купил и с удовольствием колотил мешок с опилками, подвешенный на турнике.
К работе папа привлек всю семью.
Камни для фундамента грузили в карьере из отходов. Мох собирали на болотах далеко за городом, а бревна заготавливали в районе поселка Вавилово. Привезенный лес надо было срочно освободить от коры, чтобы короеды не «сьели» дерево. Это была моя обязанность, я так намахивался топором, что мешок с опилками отдыхал. Потом «шабашники» изготовили сруб будущего дома. Я впервые видел эту работу. Все звенья пронумеровали краской. Фундамент к этому времени был готов. Для того чтобы «поднять» дом, родители пригласили человек десять на «помощь». За один день все бревна были уложены и даже стропилы закреплены коваными скобами. Потом целую неделю сестры и я вколачивали мох в щели между бревнами деревянными лопаточками. К этому времени строящуюся улицу переименовали. Домов было уже около десятка, когда жители узнали, что «зоне» дали имя. «Отводный Камень» не понравился никому. Прошедший фильм «Весна на Заречной улице» навел на мысль, которую новоселы изложили в коллективном письме в городской Совет.
На всякий случай копию отправили в газету «Стальная Искра».
Удивительно, но просьбу удовлетворили. Улица стала «Заречной».
Наш дом получил номер три.
А первый, сразу за мостом номер один. Построил его один из начальников Козловский. Жена, учительница в первой школе и два сына Валерий и Стасик.
Так как мы учились в разных школах, то общались мало. Еще один дом построил Гусев, его жена тоже работала в школе №1. Рядом с ними Якунины.
Улица формировалась, соседи знакомились и делились друг с другом советами. Уличное освещение было бесплатным и папа с удовольствием повесил на ближайший столбе фонарь с выключателем в доме. Железную дорогу электрофицировали. Вместо тепловозов стали ходить бесшумные электровозы. Это стало причиной постепенного закрытия всех карьеров вдоль дороги. Дело в том, что какие-то «блуждающие токи» от проходящих поездов могли вызвать подрыв детонаторов и привести к трагедии. Рабочие переходили на другие предприятия города. А между двух бывших карьеров начали строить телевизионную вышку, к радости всего Миньяра.
В это же время в городе построили и перерабатывающие предприятия карьеров, продолжающих работать. Щебеночные заводы работали круглосуточно. Мы иногда прибегали посмотреть работу дробилок, но каменная пыль нас быстро отучила от любопытства.
Мост перестал иметь важное значение и потихоньку ветшал. Часть перил подгнили и исчезли с чьей- то помощью. Ежегодно половодье подмывало, обросшие зеленью быки, и было ясно, что долго они не выдержат. Плотины, регулирующей водосброс, еще не было. Большая вода участвовала в строительстве обещанного коммунизма, перемещая огромное количество бревен из точки А в точку В. Частенько вода уносила часть сарая или забора нерасчетливых хозяев. Если бревна ловить было запрещено, то о плывущих досках и калитках никто не говорил. Мы частенько баграми, стоя на мосту, ловили стройматериалы.
Первого мая родители ушли в гости. Мы готовились к переезду в новый, недостроенный дом и уже складывали нехитрые пожитки.
Я, с багром в руках, дежурил на мосту, поджидая речного подарка.
Река Сим, затопив все огороды неслась между опорами моста так быстро, что я промахнулся по плывущей доске.
Быстро перейдя на другую сторону, промазал опять. Перил здесь не было. Кованный крюк ушел под воду вместе с длинным шестом.
Не сразу сообразив, что произошло, понял что меня несет по реке в сторону скалы. Сапоги болтались на ногах и не давали плыть.
Да еще выпускать из рук шест не хотелось. Как назло ни одного бревна вокруг. Равнодушно осмотревшись, спокойно встретил мысль, что не выплыву. По берегу со стороны улицы Вокзальной бежала женщина и кричала.
-А ну плыви, давай, к берегу, чего ты там барахтаешься. Тебе говорят, плыви давай.
Такой здоровый, плыви, тебе говорят. Не тони, тебе говорят.
Попробовав плыть, я заметил, что скала остается далеко слева. Вправо была отмель. На нее и несло меня. Вскоре близкое дно подсказало, выплыл. На берегу женщина позвала домой, но я босиком побежал домой. Мост- предатель пробежал не останавливаясь.Сапоги и багор остались в реке, принесенные в жертву. Сестры занимались своими делами и не обратили внимания на мои переодевания. Чтобы согреться, залез в постель и … уснул.
Минут через десять прибежала домой мама.
–Закий где?
-Где ему быть? Нагулялся видно, спит почему- то.
-Слава Богу, а то меня как стукнуло, аж сердце заломило. Ну ладно, я пойду назад, надо же отца привезти обратно, сам то он не придет.
Выспаться мне не дали. Разбудив, все спрашивали, как могло произойти событие известное уже двум улицам. Я рассказывал, припоминая до подробностей свое падение и последующее спасение. Причину падения объяснил отсутствием перил. Тайной для меня остался промежуток времени между взмахом багром и барахтаньем на поверхности реки. Абсолютная темнота. Загадка. Вечером не мог долго уснуть и утром встал с головной болью. Два дня голова раскалывалась, но врач консультации не нашел признаков болезни. Воспоминания мне были неприятны,
Я перестал всем рассказывать о происшествии. Боли уменьшились и вскоре прошли.
Окончание учебного года запомнилось массовым приемом в Комсомол. Меня с первого раза не приняли. Во время ответов на легкие вопросы, стоя у доски, я попробовал приподнять ее за спиной. Доска легко сошла с гвоздей, а вот поставить на место было невозможно. Мало того, наклонившись, она чуть не упала на головы комиссии. На этом заседание было окончено, вопрос обещали разобрать через месяц. Хорошо, что пионервожатая, моя старшая сестра организовала прием через установленное время. В райкоме я вел себя достойно высокого звания и получил заветную книжечку.
Мои друзья тоже стали передовым отрядом советской молодежи. К этому времени мы были записаны во все библиотеки города. Новые книги непременно обсуждались, а фантастика завораживала, невзирая на различие характеров. Риваль рос в неполной семье. Мать не работала и жила на алименты. Два старших брата жили со своими семьями. Младший, Ракип был самостоятельным и в наших проделках не участвовал. Он хорошо играл в футбол, знал весь состав клубных команд и вообще был не по годам серьезен. Нехватка денег другу не нравилась. Он ловил кротов, сдавал шкурки, собирал металлолом. Мы тоже собирали, но для своих нужд. А Риваль деньги отдавал матери. Виталий Чернов, единственный сын в семье мне казался неженкой. Тяжелая болезнь в детстве напугала родителей и ему прощалось все. Первый велосипед появился у него. Первый фотоаппарат тоже. Но он не был жадиной. Книг читал он больше нас, но помнил плохо.
Мне не нравилось, что друг всегда хочет выделиться из «серой массы» любой ценой. Но, идеальных людей не бывает. Мы прощали друг другу недостатки.
ШКОЛА №1
Семь лет учебы позади. Дальше классов в родной школе не было. Мы все перешли в новую для нас школу в городе. Моим друзьям было труднее. Пешком, автобусы возили только рабочих, идти больше четырех километров.
Наша улица была в середине дороги и я обычно поджидал друзей. Идти одному не хотелось, ведь каждый день происходит столько событий.
Рядом со школой строился Дом Культуры, стены были возведены до самой крыши. Целый год стройка была заморожена к нашей радости.
Игра в прятки смысла не имела из –за сложности поиска. Порой я влезал на самый верх и бродил по стенам, тренируя умение сохранять равновесие. Это не нравилось учителям. За первую четверть получил оценку за поведение четыре.
Я удивился и на время перестал носиться по коридорам на переменах.
Еще я, оказывается, задавал «неудобные» вопросы. Тогда я еще думал, что учителя все знают и часто спрашивал не по теме урока. Они расценили это как «подрыв авторитета педагога». Потом на меня стали списывать битые стекла, натертую салом доску. Свои хулиганы для учителей на время перестали существовать. Трудно было и с математикой. Заслуженная учительница так медленно объясняла смысл теорем, что я переставал слушать к половине ее речи. Только во второй четверти я понял свою ошибку и…перестал вообще слушать. В конце урока я просил, если можно, повторить кратко все сказанное, и тут же повторял, спрашивая, правильно ли я понял ее. Учительница стала удивляться, как это я поумнел так быстро. Мне стало нравиться анализировать свои ощущения. К удивлению своему за вторую четверть в графе поведение увидел оценку три. Объяснения не было. Чтобы окончательно меня утихомирить, «классная» на одном из уроков мне предложила.
-Ибрагимов, пересядьте на вторую парту… к Соне Рябиновой.
-Анна Георгиевна, а чего это я буду сидеть с девочкой?
-Ну мне кажется так будет лучше. А вы что, боитесь девочек?
-Кто, я?
Встав, и таща за собой портфель, прошел по классу, и подошел ко второй парте. Погладив Соню по голове, сел рядом. Раздался смех, а бедная девочка покраснела и слезы застыли в больших синих глазах.
-Я больше не буду, прости. Прошептал ей в горячее ухо и с невинным видом уставился на доску.
Неожиданно выяснился большой плюс от соседства. Списать урок было легче. Соня никогда не прикрывала тетрадь рукой, как другие . И когда, через месяц, меня опять пересадили, я даже сожалел. Но виду не показывал.
К середине года меня заинтересовал раздел органической химии в учебнике за следующий класс. Идея изготовить нитроцеллюлозу ребятам понравилась. Пушка была почти готова, оставалось сделать взрывчатку. Изучив весь учебник, я был глубоко разочарован, ничего не получилось.
И даже приз за победу в химической викторине меня не обрадовал.
Много лет спустя и разговаривая с военными химиками, я понял свои просчеты. Технология была секретной.
Учительница анатомии часто болела и иногда просила нас самих изучить очередной раздел.
-Прошлый раз я просила выучить устройство уха. Кто выучил?
-А чего его учить? Ухо как ухо вот оно.
-Хорошо. Ибрагимов нам и расскажет устройство… своего уха. Прошу.
- У человека два уха.
-Правильно. Начало хорошее. Дальше.
-Одно левое. Другое правое.
-Отлично. Дальше.
- Уши расположены на голове человека.
-Просто изумительно. Дальше.
-Они ниже волос… и выше шеи, подсказывал класс хохоча.
-Спасибо Ибрагимов за то что повеселили нас. Садитесь, два.
На второй день я пытался исправить оценку, выучив устройство ушей наизусть.
-Ну уж нет Ибрагимов. Походите недельку с двоечкой. Вы случайно в цирковое училище поступать не собираетесь?
-Нет. Я в летное буду поступать.
-Да?... Веселые люди везде нужны. Дерзайте.
В новой школе был свой радиоузел, я иногда выступал с новостями. Для этого пришлось читать газеты и копаться в энциклопедиях. Занятие мне настолько понравилось, что осталось привычкой на всю жизнь.
Выпуски «колючек» иногда приводили к дракам, за которые мне тоже влетало. В классе училась дочь директора завода Марина.
Чтобы она не делала, учителя ее не ругали. В одной из «Колючек» я нарисовал ее сбегающей с уроков. После занятий меня остановили старшеклассники. Вероятно несколько затрещин по моей шее их бы устроило. Но я не собирался быть «мальчиком для битья». Справиться с ними я не мог, зато кусаться и царапаться получилось. Оставив следы своего присутствия на лицах обидчиков, отскочил и поднял с земли кусок стекла.
-Подходи, кому жить надоело. Убью гадов.
На второй день вся школа знала, что я напал на беззащитных ребят с «острым предметом». Я не оправдывался. Ведь так делают только трусы.
Вот и получилось, что к концу года моя «классная» с сожалением предупредила.
-Значит так Ибрагимов. На педсовете озвучили предложение. Если Вы уходите из школы, то за год поставят пять за поведение. Думайте. Остальные оценки у вас хорошие.
Вечером в разговоре с родителями я начал издалека.
-Мы уже несколько лет строим дом, а конца не видно. Все наверное из- за того, что денег не хватает. Сестры учатся в Уфе и помочь не могут, им самим помогать надо. Я хочу идти работать, а учиться в вечерней школе. Документы мне отдадут так как вечерняя на новостройке в нашей прежней школе №2.
Мать задумалась, а отец обрадовался. Он уже работал на заводе и говорил, что у проходной на доске объявлений висят приглашения на работу в любой цех. Но надо подождать достижения шестнадцати лет, раньше не возьмут.
Детский труд запрещен в стране. На этом и договорились. В школе мне выдали документ об окончании восьми классов, в графе поведение красовались все пять баллов. После получения паспорта, сразу за новогодними праздниками меня приняли учеником слесаря в цех №21. К этому времени я учился в вечерней школе. Из моих одногодок в классе была только одна девочка Нина Кондина. Сирота, живущая у дальних родственников, вынуждена была сама о себе заботиться. Училась она отлично, не то что остальные. Многим нужны были просто аттестаты о среднем образовании. Желающих продолжать обучения кроме нас с Ниной не было.
Еще несколько молодых женщин работавших на заводе, и которых могли просто уволить, если они не будут учиться. В классе был и старший лейтенант милиции, участковый нашего района, он говорил, что капитана не дадут если не будет среднего образования. Пока я не работал, учиться было легко. Учителя вызывали к доске только нас самых молодых. Все изменилось после Нового Года.
ЗАВОД
На окраине города раскинулся своими цехами МММЗ- Миньярский Метизно- Металлургический Завод. Выше его огромный пруд. Воды требовалось много. Моим наставником стал опытный слесарь Виктор Пстыга. Работа в ремонтно- механическом цехе была интересной из- за разнообразия. Ремонт станков, инструмента, различных мелких заказав начальства. Уходя с работы, мы не знали что будет завтра. По моему характеру, ненавидящему монотонность, работа устраивала. Правда в первый день меня чуть не выгнали за то, что пришел без головного убора. Ходить с непокрытой головой было модно на улице, а в цехе строго запрещено.
Мой наставник достал из тумбочки с инструментами фуражку, наверно Ленина.
-Можешь носить весь день, я не дорого возьму.
Дома я выпросил у мамы берет.
-Ты же его все равно не носишь. Я хвостик оторву и это будет мужской головной убор, как у французов.
Мама легко согласилась. Потом она перешила мне куртку, добавив пуговицы на рукава, как всегда напомнив о безопасности. Работа была не тяжелая, в основном быть помощником. С учебой стало труднее. Даже сокращенный рабочий день не полностью восстанавливал силы перед учебой. Преподаватели по прежнему спрашивали в основном нас с Ниной. Остальные ученики своими советами «учили нас жизни». Исчез и милиционер, который получив звание капитана, перестал ходить на занятия.
Как- то новая пионервожатая подошла ко мне с необычной просьбой.
-Ты рабочий человек, комсомолец, учишься неплохо. Я предлагаю быть вожатым четвертого класса, педсовет школы не против.
Надо просто изредка приходить к ним в конце уроков и рассказывать что- то.
Говорить то ты тоже умеешь. Соглашайся. Если что не понятно, я подскажу.
Симпатичная вожатая Света, с которой я познакомился на танцах, легко уговорила меня. Потом я горько пожалел, но было поздно. Кино, танцы, встречи с друзьями стали редкостью. Зато частые встречи с пионервожатой научили обращению с девушками. Она первая заметила мой «крупный недостаток».
-Ты много знаешь, а вот подаешь неправильно.
-Как это можно новое подавать неправильно? Не чуди.
-Надо сообщать сведения не обижая слушателя. Как будто он тоже знает, а ты просто уточняешь детали.
- Ну и для чего весь сыр- бор?
-Это называется такт. Ты хочешь быть тактичным человеком?
-Спрашиваешь.
Тогда возьми совет за правило. Люди разные бывают. Если ты кого- то унизишь, доказав его неосведомленность, то непременно наживешь врагов. Тебе это надо?
-Ничего себе. Попробую.
Раз в месяц, в день зарплаты, я заходил в книжный магазин и долго выбирал самую интересную книгу. Дома стала собираться своя библиотека. Родители не возражали. Чего там только не было. Ядерная физика рядом с медициной. Классики и детективы и конечно любимая фантастика. Просто заводской библиотеки мне не хватало. Читал все подряд, многого не понимал, но новых слов нахватался достаточно.
По дороге на работу, я всегда выходил пораньше, мало ли чего может случиться. Я поджидал бывших одноклассников и провожал их до школы.
Все новости своего бывшего класса мне были известны. Ребят же интересовало все о работе. Особенно их расстраивало, что я могу по окончании школы поступать в любой ВУЗ вне конкурса. Рабочий стаж ценился. Наличие своих денег и почти взрослой жизни были аргументом.
-А вы знаете, что в вечерней школе домашних заданий почти не бывает?
- Как это не бывает, а как учиться?
-Понимаете, там взрослые люди. Все работают и учителя стараются, чтобы мы все делали на уроке. Вот так- то.
К концу учебного года в классе остался один мальчик Брагин. Он жил в городе и под мою агитацию не попал. «Классная» начала беспокоиться слишком поздно, в десятый класс перешли все девочки и один мальчик. Учился он отлично и ему не надо было запасаться трудовым стажем. Друг Риваль поступил в цех по производству болтов на станке- полуавтомате и начал зарабатывать даже больше моих родителей. Побывав у него в цехе, я нисколько не пожалел. Однообразная работа у станка, который все делает сам, не понравилась. То ли дело у остальных в нашем цехе. Виталий Чернов работал со мной вместе в бригаде слесарей. Еще несколько ребят составили основу комсомольской бригады. Правда были такие с кем мне не хотелось общаться. Несколько человек из цеха делали кастеты и ножи. Они отмечали каждую зарплату пьянкой, потом всем сообщали о своих похождениях. На всякий случай я тоже сделал нож. Наборная ручка смотрелась хорошо. Лезвие из линейки никак не закалялось. Старый слесарь еще посмеялся надо мной.
-Ты же уже не ученик, конструкционная сталь не калится. Знать бы надо.
Нож я забросил в тумбочку. Вскоре он пропал оттуда. Вернувшись из отпуска, узнал что одного из нашей бригады посадили на два года. Оказывается, парень ножом порезал куртку у дружинника. Нож был с делениями, прокурор просил считать это отягчающим обстоятельством, но суд отклонил его предложение. Я чувствовал себя косвенным виновником в этой истории, но друзья успокоили.
- Воровать не надо было. Пусть отвечает. Не маленький.
А Виталий вообще небрежно отозвался о всех ножах.
- Пусть с «пером» шпана бегает. Вот что надо иметь на всякий случай.
Бельгийский браунинг, умещавшийся в ладони, был великолепен.
-Где взял? И ты молчал. Покажи.
-Смотрите, мне не жалко, только обойму достану. Это папин, трофейный. Вы же знаете, после войны он был комендантом Одессы.
-А ты уже стрелял из него?
- Нет еще, патронов только одна обойма. Жалко.
Разобрав оружие. Я тщательно перерисовал все детали.
-Дураки мы будем, если не сделаем себе такие же. У нас же в цехе любые станки есть.
Через неделю основные заготовки первой самоделки были готовы. Помня, что из тумбочки все пропадает, я унес изделие домой. В понедельник никак не мог найти спрятанную вещь. После работы перерыл весь дом. Бесполезно. Через несколько лет в отпуске, помогая в ремонте погреба, обнаружил ржавую заготовку. Моя мама, найдя
опасную вещь, молча, закопала ее в погребе. А второй комплект я просто не стал делать. Есть дела поинтереснее.
Рядом с нашим цехом была «литейка». Дореволюционное оборудование исправно работало. В литейном отделе отливали чугунные и бронзовые заготовки, которые тут же отправлялись на обработку нашими станками. Я как то попросил рабочих отлить мне гантели.
-Иди в столярку. Пусть выточат на токарном станке из дерева макет и принеси.
Токарь потребовал чертеж, я тут же нарисовал на бумаге два шара с ручкой, не думая о таких пустяках как удельный вес чугуна. Готовые макеты принес в литейку и к вечеру мог забрать два изделия. Обточив на наждаке заусенцы, сумел вынести гантели. В магазине у мамы взвесил свои спортивные снаряды.
12 килограмм в одной руке не позволили их использовать для тренировок. Я не собирался быть тяжелоатлетом.
Остальные изделия я делал уже с учетом веса материала. Диск для метания, наконечник копья, кольца и гранаты делались по стандарту. Иногда мы бегали в другие цеха просто так. В прокатном была газировонная вода. Бесплатно разумеется. В столярном пахло красками и стружкой. Там делали «ширпотреб», товары для магазинов. В холоднопрокатном километры металлических лент. Вода из пруда использовалась для охлаждения прокатных валов. Поэтому водохранилище содержалось в отличном состоянии с помощью нового устройства рядом с бывшей церковью. На другой стороне полуострова летом работала «купалка», куда мы бегали все лето. Здесь и произошла самая страшная трагедия.
Машина с крытым кузовом стояла на берегу.
Шофер, накупавшись, предложил желающим «грузиться». Толя Брагин вместе с другими втиснулся в темную кабину.
Проезжая по мосту новой плотины, шофер отвлекся и машина, пробив ограждение повисла над бетонным водостоком. Через несколько секунд она рухнула вниз. Толя и еще восемь человек погибли. Шофер остался жив. Выяснилось, что он был пьян.
Двенадцать лет тюрьмы людям показались слишком мягким наказанием за это преступление. Я впервые осознал, как хрупка человеческая жизнь.
После похорон долго бродил между могил, читая надписи. Они меня поражали, «я дома- вы в гостях», «цените время» и даже «все тут будем». Надписи мне не понравились. В них было что- то чужое и фальшивое. Из- за работы ни меня, ни моих друзей в тот день на воде не было.
Вокруг завода двухметровый забор имел множество потайных щелей и подкопов для выноса нужных в хозяйстве предметов. Считалось нисколько не зазорным унести домой нужную вещь, особенно сделанную своими руками или по заказу. Вина в этом была не рабочих, а начальства. Купить на работе нельзя было ничего. Сплошные запреты и ограничения люди научились обходить.
Рассказывали даже анекдот про рабочего, который поспорил с вахтером.
-Я, если захочу, у тебя на глазах украду заводское имущество. Спорим.
Целый час он подметал площадь у лаборатории и заводоуправления.
Потом все это сложил в большую тачку и подвез ее к воротам.
-А ну открывай ворота, бездельник!
Вахтер бегом открыл огромные створки, рабочий, выкатив тачку, скинул мусор в овраг. Раздался гудок и народ повалил через проходную. Вахтер забыл о «дворнике», который давно уже катил тачку домой. В хозяйстве очень нужную вещь. Спор он выиграл.
Дома быт стал налаживаться. Родители не возражали против покупок радиоприемника и велосипеда. От самой скалы я провел провод- антенну, собираясь слушать весь мир. Первая гроза сожгла провод и я больше не рисковал. В городе стали появляться телевизоры, но нам пока на эту роскошь средств все равно не хватало.
Я слушал на коротких волнах Америку и Англию, в основном музыку. Впервые слушал «Битлов», рок и джаз. Не понимая слов, просто наслаждался ритмом.
Танцевать учился когда дома никого не было. До этого иностранную музыку слышал только в индийских фильмах. Я их любил и плакал вместе с героями драм. Передачи на русском языке исправно глушились, да они и не были мне интересны. Мы не сомневались, что живем в лучшей стране мира. Уже летали спутники Земли. Мы не ждали часами их пролета, как прежде. Но 1961 год заставил многих расстроиться, а умных задуматься. Денежная реформа десять к одному в начале показалась обычным событием. Но стремительный рост цен впоследствии был необъясним. Больше всего переживала мама. Работая продавцом в городском магазине, она сама ощутила тяжесть перехода на новые деньги. Зарплаты, уменьшенные в десять раз, пугали. Много лет спустя, готовя лекцию о денежной реформе, я узнал в чем секрет. Деньги меняли десять к одному. А золотое содержание рубля в совершенно другом соотношении. Потом рынок восстановил цены на товары в соответствии с действительным эквивалентом. Давно пришедший к власти Хрущев, таким образом нашел деньги на ракетные войска. Мы конечно понимали, что живем в окружении врагов и не ворчали.
-Лишь бы войны не было.
Эта фраза родителей оправдывала всех и все.
Двенадцатого апреля люди испытали такой подъем, которого не было наверно после дня Победы. Советский человек в космосе заставил замолчать скептиков строя.
Мы наизусть выучили биографию космонавта номер один.
Портрет Гагарина занял лучшее место и в моей комнате на обратной стене шифоньера, которым я отгородился от всех. Там уже были фотографии самолетов и летчиков. Мечта оставалась мечтой и, казалось, что пора ее воплощать в жизнь. Школу обещал закончить без троек. Из учеников слесаря я давно перешел в разряд самостоятельного работника.
Утром мастер дал задание- удалить старый сплав баббита на подшипниках .
Корпуса использовались повторно после заливки нового сплава в литейке. Молоток и зубило быстро справились с первым изношенным слоем.
На втором, отлетевший осколок попал в правый глаз. Стало темно. Еще не зная, что случилось, я понял, летчиком мне не быть.
В медпункте завода наложили повязку и отвезли на «скорой» в больницу.
Так как боль прошла после закапывания капель, меня не стали осматривать врачи. Напрасно мама бегала по кабинетам. Ее успокоили, сказав, что ничего страшного. На второй день врачи все таки увидели царапину на склере и… продолжали капать. Лечение расписали на десять дней.
Ровно через этот период в школе начинались выпускные экзамены. Друзья мне сообщили, что в школе сказали, раз он на другие экзамены успевает, то будет сдавать со всеми вместе, а сочинение придется писать осенью. Осень для моей учебы была не лучшим временем. Это меня никак не устраивало. Так как выписка было назначена через день после первого экзамена, ночью я сбежал из больницы. Утром писал сочинение за одной партой с вернувшимся в школу капитаном. И спокойно пошел относить узелок с больничной одеждой. Там меня уже ждали . Большими красными буквами на официальном бланке написали «нарушил режим, самовольно покинув лечебное учреждение». По этой записи мне отменили оплату временной потери трудоспособности. Больше всего радовался мой мастер. Оказывается профсоюз, за то что он не обеспечил меня очками постановил оплату «бюллетня» произвести из его зарплаты. Своим уходом я сохранил ему деньги. Экзамены сдал на пятерки и готовился к выпускному вечеру «по взрослому».
Вечер удался. На банкете понравилось все даже сладкое красное вино.
Мы пели песни. Потом до утра гуляли в городе. Взрослые куда- то делись. А молодежь встретила рассвет на Красной Скале. На самом вечере мне наша «классная» сообщила.
–Ты не очень радуйся аттестату с пятерками. Если задумаешь куда поступать, повтори весь курс самостоятельно. Тебе поставили отличные оценки только потому, что другие, имеющие четверки знают предметы гораздо хуже. И еще, так как последний год у вас не было немецкого языка, при поступлении можешь предъявить справку, поможет. Гуляй, пока.
Одна из подвыпивших молодых женщин все пыталась меня «отблагодарить» за помощь на экзамене «по особому».
Мои друзья помешали ей своим противным присутствием.
Через месяц, когда боли в глазу прошли совсем, отправился в военкомат в Аше. Районный город в двадцати километрах от нас был административным центром.
-Набор в военные училища давно закончен, а в летные вообще с нового года начинаются. Надо же все медкомиссии пройти. В своем городе, потом у нас, потом в области и только тогда в училище по нашему направлению.
Капитан не сказал, что можно и самостоятельно ехать и поступать. Видимо у него были на это причины.
-А можно мне записаться на следующий год?
-Пожалуйста, возраст позволяет. Бери бумагу и пиши рапорт. Я продиктую. Документы будешь собирать после нашей медкомиссии.
Дома никто не огорчился.
-Вот и хорошо, заметил отец,- Помощник лишним не бывает.
-От учебы отдохнешь, успокоила мама.
Действительно, работать стало легче. Все свободное время проводил на мелководье, любуясь подводным миром.
Самодельные маска, трубка и ласты, все по чертежам «Юного Техника», открыли окно в новый мир. Первую в жизни маску я сделал еще в пятом классе. Самым сложным было вырезать стекло овальной формы. Но в журнале был описан способ. Из обычного оконного стекла обычными ножницами стекло резалось… под водой маленькими кусочками.
-Закий, ты опять брал мои ножницы. Не режут совсем. Что ты ими делал?
-Стекло резал.
-Мам, а он врет. Стекло то не режется, оно не бумага. Врун, врун, врун.
Я взял ножницы, кусок стекла и вышел вместе с Флюрой и мамой на улицу. Около угла дома стояла красная бочка с водой, пожарная. На их глазах из куска стекла сделал круг.
-Ты смотри мама , а он теперь в цирке может выступать со своими фокусами.
-Да нет. Он эти ножницы уже не увидит больше. Я хорошо спрячу.
Теперь мы жили в своем доме, но пожарная бочка всегда была полной.
Построив пятистенок, папа начал пристраивать веранду.
На очереди были сараи и сенник. Баня была построена в первый год, воду набирали в своем роднике с помощью насоса «Кама».
Осенью все изменилось. Восемнадцать лет означали работу и в ночные смены.
Не привыкший днем спать, я еле держался до утра. Обеденный перерыв с трех до четырех ночи проводил на лавке в слесарке.
Там меня и нашла работница нашего цеха. Высокая и красивая она всегда была окружена вниманием не только нашего цеха. Смуглое лицо, большие черные глаза смотрели на мир настороженно. Тугой платок скрывал прическу. По звонку на обед остановила строгальный станок, села рядом.
-Тебя зовут Заки. Так почему ты ко мне не подходишь?
-Я не помню чтобы мастер велел к тебе подойти. Сломалось что ни будь?
-При чем здесь мастер? Все ребята пытаются со мной встречаться, один ты ходишь мимо.
-Понятно. Значит и тут очередь. Ну прямо, как в магазине. Кстати «кто последний» я не спрашивал.
-При чем здесь очередь? Я ни с кем не встречаюсь. Я учусь в техникуме, все вечера заняты. В субботу или в воскресенье свободна…. иногда.
-Понятно. Только в кино я с тобой ходить не буду. На танцы тоже. В лес пожалуйста-… я природу люблю.
-О, я тоже люблю природу. А в кино почему нельзя, денег нет?
-Немного есть. Просто если ты наденешь туфли, то будешь выше меня. Ты же не будешь на свидания ходить в тапочках, как сейчас.
-Хорошо, кино и танцы отпадают. Завтра суббота. Последняя ночная смена. Значит остается вечер воскресенья. Я живу на «новостройке» у сестры. Рядом с бывшим вашим завучем, они кажется уехали в Караганду. Приходи часов в шесть…. лес рядом.
О назначении свидания по простоте душевной рассказал друзьям. В шесть часов из дома вышла другая девушка. Распущенные волнистые волосы, хитрый прищур глаз, полупрозрачная кофта, не смотря на сентябрь, сражали наповал. Через пять минут прогулки «случайно» встретил двух товарищей, и мне пришлось их знакомить.
Наши встречи продолжались вчетвером. Над нами начали посмеиваться знакомые.
Я быстренько поссорился с одним из друзей, другой сам догадался и завел себе подружку из общежития. Полгода взаимоотношений так и не переросли во что- то большее.
Я помогал ей учиться, вспоминая подзабытые науки. Моей маме донесли о моих встречах. Мама сочувственно вздохнула только.
-Красивая она, наверно балованная. Ты учебу то не забывай. А то так и останешься на заводе.
Беспокойство матери было понятно. Сестры выучились и уже работали по специальности. Нина Кондина поступила в пединститут в Челябинске. Многие мои одноклассники определялись в жизни кто где. Все отличники уже учились в разных ВУЗах. Коля Чистяков и Гена Корнев поступили в политехнический.
Я не паниковал. Время еще есть. К тому же за один месяц я неожиданно получил зарплату в два раза превышающую обычную. Расписавшись в ведомости, еще спросил
-А это точно, моя зарплата? Других Ибрагимовых на заводе нет?
-Получай, не задерживай.
Один из слесарей поинтересовался.
-Ну как? Я смотрю, хорошие деньги тебе начислили. А вот скажи, если бы мастер тебе выписал лишнего, ты бы его отблагодарил?
-Лишнего, значит незаконно. Милиция рядом с проходной. Там бы быстро разобрались.
Больше ко мне никто не подходил с намеками, и зарплата следующего месяца была обычной. Через несколько лет, когда меня на заводе уже не было, мать в письме сообщала, что в цехе раскрыли группу мошенников, и все они получили большие сроки. Тогда я и вспомнил о разговоре про зарплату, и догадался, в чем было дело. А пока меня больше интересовали другие вопросы.
Читая книги сестры по медицине, решил проверить свои подошвы на плоскостопие. К своему огорчению заметил провисание стопы. В характере появилась черта немедленного устранения недостатков. С этого периода начал «исправление». Китайские кеды выбросил в огород. Ортопедические стельки сделал из войлока. В носках бегал по «глубокому снегу». Дома, пальцами ног захватывал шарики и другие предметы, швыряя их в угол.
Несколько месяцев тренировок устранили признаки болезни. Читая книги сестры, подумал, не стану летчиком, буду хирургом. Но последующие события показали, что я не смогу быть Пироговым. Единственного посещения бойни у Красной Скалы было достаточным.
Между тем в городе продолжалось строительство. К Новому Году собирались открыть Дом Культуры, но внезапный ночной пожар отодвинул праздник до весны. Правда некоторые жители сомневались в версии самовозгорания, проводка то была новая. Поэтому Новый Год встречали в здании бывшей церкви. «Взрослый» Новый Год запомнился. Ровно в двенадцать ведущий объявил о наступлении 1962 года и разрешил гостям поздравить друг друга. Я сказал своей подруге «поздравляю» и все.
-Ты что, не знаешь как надо поздравлять с Новым Годом?
-А как еще?
-Посмотри вокруг, что люди делают?
-Целуются, а что?
-Так целуй тоже, сегодня все можно.
Интересные все таки люди- женщины. На прогулке нельзя, а в зале, где столько народу можно. Потом, глубокой ночью, мы шли через весь город до района новостройки. Окоченевшие, разошлись по домам.
В первые рабочие дни после праздников прошел медкомиссию в городе, затем в районе. В военкомате дали список документов, которые надо подготовить к вызову на областную комиссию. Я был спокоен. На работе все в порядке. Участие в самодеятельности гарантировало комсомольскую характеристику. На работе некоторые сверстники уже переженились.
Я не мог себе это позволить, пока не определюсь с дальнейшей учебой. Наши встречи становились редкими, подруга готовилась к защите диплома.
- Вот закончу учебу, уйду с надоевшего станка. Буду технологом в лаборатории или в цехе. Красивая молодая женщина с образованием, чем не невеста. Как ты думаешь?
- Молодец. Завидую тебе. Не то что я. Еще даже областную комиссию не прошел.
-А если не пройдешь?
-Типун тебе на язык. Вот только тогда буду определяться с институтом.
-И еще пять лет учиться? Кошмар. А жить когда будешь?
-Наверное на пенсии. Папа говорит, что люди живут на пенсиях только, а в остальное время мечтают о ней.
- Ну, ну. Твою мечту я знаю. Мне кажется, ты своего добьешься. Пока.
Наступившая весна принесла новые заботы. Сестры приезжали редко. Огород продолжали сажать в прежнем объеме. Нас в доме было три человека.
Физическая нагрузка возросла, но не огорчала. Лучше тренироваться с лопатой и топором, чем с гантелями.
Подтягиваться на турнике продолжал, доведя количество до двадцати. В цехе сформировали команду косарей для заготовки сена подсобному хозяйству. В конце недели ко мне подошел мастер.
-Косить умеешь?
-Умею. А что надо выкосить? На заводе асфальт, только у электроцеха цветы.
Женщин там много, но они не дадут… .
-Слушай меня. В понедельник на работу с рюкзаком. С собой одеяло, теплая одежда и мыло там, зубной порошок. Поедешь на две недели. От каждого цеха по два человека. Питание в поле вам обеспечено, зарплата средняя. Потом вас сменят другие. Сено надо для подсобного хозяйства. Отгулы за переработку после возвращения. Вопросы?
-Вопросов нет. Партия приказала, комсомол ответил, есть!
Большой шалаш на пятнадцать человек устроили недалеко от ручья. Столы и скамейки в тени деревьев.
Первый день потратили на устройство и подготовку инструментов. Недалеко стоял стог с прошлогодним сеном, но опытные косари предупредили, что сено стелить не надо, там могут быть медянки.
-Эти змеи не ядовиты. -Заметил я.
-Кто тебе сказал?
-Никто. В энциклопедии написано. Большой такой, советской..
-Ха, ха. Они энциклопедии не читают. И не знают, что… не ядовиты.
Ужин приготовила повариха. Часть бригады «обмыла» начало покоса, оправдывая, что две недели теперь протерпят. Все было хорошо до наступления сумерек. Миллионы комаров налетали волнами. В палатке накурили так, что я не выдержал и ушел. Летающая нечисть осталась.
Разрыв стог на высоте около метра от земли, я удобно устроился. Видимо комары в темноте не заметили моего бегства с проигранного сражения. Ни одного звука над головой.
-Подвинься. Я пролезу.
В темноте по голосу узнал ученицу токаря из нашего цеха.
-Ты что надумала? В этой гостинице мест больше нет.
-Ничего, я маленькая, поместимся.
Устроившись в глубине стога девушка завернулась в одеяло.
-Будешь приставать, вылетишь как пробка. Сплю.
Я лежал в стогу с той, на которую в цехе вообще не обращал внимания. Маленького роста. Веснушки. Вспомнился Есенин с «ненаглядной певуньей в стогу ночевал». Интересная все- таки жизнь. Зачем она сама пришла? Может быть, просто сбежала от подвыпивших мужиков. В конце- концов усталость взяла свое и я не заметил как уснул.
Проснулся один от криков, купающихся в холодном ручье. Пять утра. Туман стелился над полем, скрывая размеры будущего поля битвы. Мокрая трава обрадовала опытных косарей.
-По двадцать пять соток пожалуй и до обеда управимся.
Ночная гостья улучила момент для разговора.
-Скажешь кому, что я приходила, пожалеешь.
-О чем?... Что ничего не было?
-Повторяю. Если разболтаешь про то, что я сама влезла в стог, то я скажу твоей Ане, что… спала с тобой.
Такого коварства от девушки я не ожидал и на время потерял дар речи.
-Ну что молчишь? Договорились. Или нет?
-Да ладно тебе. Договорились. … Пусть тебя комары сожрут. Плакать не буду.
Работа была не в тягость. На питание никто не жаловался. Время шло. Вот закончится неожиданная командировка, потом поездка в область, где все решится. Наверно Анна уже диплом защитила.
Отпуска у нас должны были совпасть, об этом мы позаботились заранее. Жаль только, что книги по математике не догадался взять с собой.
В отпуске придется наверстывать упущенное время.
В первый день после возвращения прибежал в спортзал. После разминки все уселись на скамейки. Ребята разговаривали между собой. В упор не замечая меня.
-А Анка- то все таки вышла замуж.
-Какая Анка? Почему не знаю?
-Как какая? Из 21 цеха строгальщица. Ну еще, симпатичная такая.
-А что особенного? Все когда то выйдут.
-О. Это целая история. Она диплом «обмывала» и один мужик ее изнасиловал. Там даже доказывать ничего не надо было. Девушкой оказалась. Ну родственники в суд подали. А мужик сказал, что он женится на ней. А следователь, мол если распишешься до суда, то состава преступления вроде не будет. Ну и расписались.
Я никогда не был в нокауте, на тренировках такого не допускали. А тут такой удар. По дороге домой ни о чем не думалось. Механически прошел в свою комнатку и лег.
Как ни странно уснул сразу. На второй день пришла повестка из военкомата. Восемнадцать человек направлялись на областную комиссию. Равнодушно прошел всех врачей. С выпиской, что «здоров» вернулся в свой город. Такие же бумажки получили всего пять человек. У самых спортивных ребят обнаружились шумы в сердце. По этой причине мой друг Риваль вернулся в свой цех и готовился к призыву в Армию. Футбол в составе сборной города показал свою обратную сторону. Мне осталось всего неделю отработать. Собрать характеристики и ждать вызова уже в отпуске.
Полгода назад мастер уговорил меня перейти на работу в инструменталку.
-Ты там будешь сам себе хозяин. Инструмент выдавать и принимать будет кладовщица.
Твое дело ремонтировать его. А в свободное время можешь и книжку почитать. В смысле готовиться к экзаменам. Да и разряд тебе повысим до четвертого, оплата то повременная.
Я согласился, не понимая, что меня просто убирают из бригады. Насчет свободного времени мастер слукавил. Как только он обнаруживал, что мне нечего делать, тут же находилась срочная работа. Вот и на этот раз.
-Бери кран- балку. Снимешь с расточного станка станину экскаватора.
Она тонны полторы, подвезешь ее к торцу в и опустишь у самых дверей.
Потом соберешь всех слесарей и руками выкатите ее на улицу. Действуй.
Кран- балка под самым потолком. Я взял пульт с кнопками и погнал грохочущую технику к расточникам. Деталь мы закрепили тремя тросами и плавно приподняли. Дальше я ее спокойно довез до ворот. Никого звать не стал.
Раскачав махину, нажал «спуск» и полторы тонны вылетели за двери цеха.
Гордясь своим изобретением, оглянулся. По проходу между станками бежал мастер и орал.
-….мать твою. Что ты делаешь, гад? Ты же людей мог поубивать. А если бы балка перекинулась….мать………………………….. . Ты что? Первый год работаешь? За технику безопасности каждые три месяца расписываешься.
-Выговор в приказе самое мягкое наказание. Уйди с глаз моих, не доводи до инфаркта.
Уходя домой, уже знал, выговор обеспечен. Премии не лишат, так как ее мне не давали. На второй день об инциденте никто не говорил. Мастер ко мне не заглядывал. Завтра отпуск. Как теперь получить характеристики я не знал. В конце- концов осмелился и сам подошел после обеда к начальству со слабой надеждой на успех.
-Характеристику, говоришь, тебе надо. Будет тебе характеристика…. К концу дня. Жди.
В комитете комсомола о выговоре еще не знали и выдали стандартно- хорошую характеристику на участника самодеятельности и добровольных дружин по охране общественного порядка. К концу смены мастер сам принес бумагу и вручил мне.
-Давай, поступай куда хочешь, а если надумаешь…увольняться я сам все бумаги оформлю.
Уже, оставшись один, осмелился прочитать.
Оказалось, что планы я выполнял на сто одиннадцать процентов. За год добился повышения разряда до четвертого. Всегда в исправном состоянии содержал инструмент, в коллективе пользовался авторитетом.
Не хватало только, что я достоин присвоения ордена или медали.
Может быть, мастер вспомнил, что я нарушал дисциплину в больнице.
Этим и сохранил ему часть зарплаты. Документы я отвез в военкомат и ушел в отпуск, ожидая вызова. Наступил июль.
Лето в Миньяре всегда лучшая пора. Зима из- за обилия снега и гор тоже не плохо, но тепло для меня было предпочтительней мороза.
С утра, пока родители на работе, я садился за учебники. Учился тяжело. Посторонние мысли мешали сосредоточиться. Любой пустяк отвлекал.
Иногда друзья приезжали ко мне и мы на велосипедах отправлялись за город купаться. Там, около церкви я заметил одинокого художника.
Не обращая внимания на зевак, человек в берете писал картину маслом. Я удивился. Мы столько раз проезжали мимо и не обращали внимания на то, как красив вид именно с этой точки. Надо было быть действительно художником, чтобы найти это место обзора.
Купание меня уже не интересовало. Пристроившись невдалеке я пол дня, не отрываясь, смотрел на создание произведения искусства. Художник меня не замечал. Я не задавал вопросов и все думал как он провода нарисует. Обратной стороной кисти мастер провел по краске и… создалось впечатление, что провода есть. Церковь и плотина смотрелись так, что я не удержался.
-Картина будет называться «Двадцатый век в Миньяре»?
-А Вы юноша, сразу схватили сюжет. Молодец. Художником будете?
-Нее, летчиком.
-Вот как. Тоже неплохо.
На второй день я выпросил у друга фотоаппарат. Снимок с места, где вчера стоял художник, украсил мой альбом. Оказывается, можно делать фотографии как картины.
Последнее воскресенье отпуска провел с друзьями. Мы сидели во дворе нашего дома. Спешить было некуда.
- Заки, а вот скажи нам . Куда денешь свои книги, если поступишь учиться?
-Книги по медицине все отдам Виталию. Тебе Риваль ничего не достанется…кроме гантелей.
-Ну уж нет. Всю жизнь потом таскать тяжесть. Выбросить то будет жалко. Оставь себе. Как Ходжа Насреддин с перстнем будешь. Увидишь гантели … и вспомнишь, что я их не взял. Таким образом и меня вспомнишь.
- Так с подарками ясно. Остался один вопрос. Зачем ты тратил столько денег на другие книги? Ну об авиации, понятно. О медицине, частично. А другие- то зачем?
- Тогда слушайте монолог «О знаниях». Я буду Платон, а вы мои ученики.
- Помните, в школе висел плакат с изречением Маркса, что в науке нет широкой, столбовой дороги…? Так вот он немножко не прав. По скалам науки лазать не надо. Любой отдельный предмет изучения- это лестница. На ней много ступенек. И свойство интересное. Пока не пройдешь одну ступеньку, на другую залезть невозможно. Есть и нулевая ступенька, это когда стоишь на земле, не подозревая даже, что лестница рядом. Первая ступенька это когда уже знаешь, что есть такая наука, допустим философия Канта. Или теория относительности Эйнштейна. Вторая ступень, когда уже знаешь основные постулаты и можешь решать задачи. Третья, когда можешь дополнить науку чем- то новым. Может быть есть и четвертая, пятая ступень- я не знаю. Школа этого не дает. Теперь о лестнице. Чем выше поднимаешься, тем дальше видишь. Я думаю, что пророки очень много знали. Поэтому они и были пророками. И теперь ответ на ваш вопрос. Я все книги покупал, чтобы хотя бы на первую ступеньку забраться. Это очень интересно. Даже больше чем все прогулки с девушками. Кстати Кант не был женат никогда. В мире очень много любопытных вещей. О некоторых я уже знаю, а вам всегда рассказывал для того,… чтобы не забыть самому. Если же поступлю в штурманское училище, в летное я уже не рвусь из- за травмы глаза, то наверняка мне придется лезть по лестнице знаний на самое небо.
Непонятных вопросов не осталось и мы молчали. Каждый думал о своем. Хорошо, когда можно помолчать с друзьями.
Оставалось отгулять три дня отпуска.
Почтальонка вручила повестку из военкомата, с предписанием явиться восемнадцатого июля в г. Челябинск.
Спортивный костюм, плащ из болоньи и туфли уместились в маленький чемодан. Я нарядился в свою лучшую одежду и в двенадцать ночи собрался на вокзал к московскому поезду. Мама стала будить отца.
-Вставай. Сына хоть проводи. В армию же едет.
-Что его провожать… через неделю приедет обратно.
Мы с мамой вышли на улицу. Я сумел ее уговорить не идти до станции.
Возвращаться пришлось бы одной. Простились мы на полуразрушенном мосту. Быки покосились, перил с одной стороны вообще нет, а тротуар был символический. Переходя на другую сторону реки, я слабо надеялся, что мне не придется возвращаться. О Цезаре, переходящим Рубикон, подумалось мельком. Оглядываясь, я видел маленькую фигурку матери под фонарем.
Поезд останавливался всего на минуту, мне сказали, чтобы садился в любой вагон.
Когда колеса загрохотали по железу над рекой, я глянул в окно. Мама все еще стояла на том же месте и махнула мне рукой. Я уже знал из книг, что большая часть горечи расставания достается остающимся. Одного я знать не мог. Что больше никогда я не буду жить в Миньяре. Короткие возвращения в отпусках и всю жизнь возить коробку фотографий города с собой. Северный Ледовитый и Атлантический океаны станут основным местом работы штурмана морской Авиации. Но об этом в документальной повести «За горизонтом». Перед тем мне придется провести четыре года "За железными вратами" штурманского училища.
.
.
Свидетельство о публикации №212111401530