8. пролистнув пару дней

Пролистнув пару дней, я нахожу себя на полу в своем коридоре…  Я лежу на какой-то тряпке, в одних трусах. По времени раннее утро, как говорится «брезжит рассвет». Сквозь кухонное окно в коридор пробивается жалкий свет… Я иду в комнату, чтобы лечь на кровать, чтобы погрузиться в свою ласковую постель, но я вижу, что она занята… Я вижу каких-то двух девок, распроставших свои голые ноги и не менее голые руки, разваливших объемные загорелые груди, у одной они просто выпали из шелковой рубашенки.

     Откуда эти создания, мирно вкушающие утренний сон? И почему я такой грязный и жеванный? И почему меня так мотает из стороны в сторону, и так болит моя голова?

     Кое-как я прошлепал на кухню, открыл холодильник… И там меня ждало такое… отчего можно было рехнуться. Я думаю, если бы я обнаружил там, скажем, пингвина, или даже стаю пингвинов, или черта с рогами, я бы не удивился… Во всяком случае, такое приключилось со мной тогда в первый раз… Чтобы после безудержной пьянки, наутро, найти в своем доме холодное пиво?!.. Да еще не одно… Просто фантастика. Вот это было открытие, вот это был настоящий кайф!

     Я высасывал его, как младенец , прикрыв свои голубые глаза… я сосал его, чавкая, как пожарный насос… я сосал его вдумчиво, как пиявка… я сосал его яросто, всем своим существом, как животное пивосос…

     Итак, этот бухарский эмир… Нет, не эмир, а всего лишь дервиш, нищий его адъютант, этот «шайтан», подогнал мне таджиков… Для знакомства мы пили водку… Перед тем, как они стали питаться, они молились Аллаху на своем языке. Да это я помню… И еще я помню, что я принимал те же позы, и тоже молился, чтобы Всевышний сохранил им в целости и сохранности помидоры, и помог их продать… Мы все пали ниц на пол гостинной, задами на  северо-запад, то есть там, где у меня было окно и разгорался багровый закат… Но еще раньше, прежде, чем они стали молиться и мы сели есть, я отослал двух тюбетеечных моджахедов, одного маленького и другого, у которого были вонючие очень носки… собственно, они и у первого тоже были вонючие, но он, как только вошел, сразу ринулся в ванную, и там быстренько простирнул, и развесил, а сам застегнул штиблеты на босу ногу… Я их отослал в магазин. Перед тем я открыл холодильник и держал перед ними речь:

   - Вот мои продукты. Теперь это ваши продукты, но сами видите – этого будет мало на всех, поэтому дуйте, ребята, и купите еще что-нибудь… Огромный, недавно остроенный магазин, вы найдете через два или три дома, на пустыре…

     Они ушли и пропадали примерно час, и принесли… один батон белого хлеба… Я был удивлен такой экономии, но мы успели уже выпить с третьим таджиком несколько рюмок водки, и я внимания на такую странность не обратил. Меня, видимо, понесло… и самые теплые чувства уже распирали меня изнутри… Третий таджик все требовал «бабу». Он вращал при этом очами, он шевелил густыми бровями, он сильно смахивал на лемура:

   - Ты же местный, ты должен все знать. Если ты приедешь к нам в Душанбе, я тебе знаешь, каких найду?! Я тебе таких найду – просто вай! Вот такие тут! Вот такое там!.. Каких хочешь, таких и найду!
   - Ну, что ж… есть у меня Ирочка-вертихвостка, подружка моей бывшей жены, на рояле играет, очень стильная девушка, просто игрушка. Как бы вся на пружинах… Можно ее пригласить…
   - Ах, давай игрушку, давай на пружинах! Давай быстрей ее приглашай!..

   - Что ты, что ты, - отвечала Ира по телефону, - какие таджики? Ты в своем ли уме?.. С тобой, ты же знаешь, я с удовольствием встречусь, но с кем-то еще – извини… Ха, представляю – глаза, как маслины, и… больше ничего… Нет, я все-таки не последняя дура!..

     На другой день я помогал им искать рынок сбыта, мотались по ближним и дальним конторам, и по складам. У нас были, конечно, трудности, но мы нашли выход и вечером уже отмечали успешное разрешение дел в ресторане «Норд», где в охотничьем зале для пущего аппетита взирают со стен морды убиенных косуль, кабанов, лосей, чье мясо имеется и в меню. Кроме подобных чучел, много рогов…

     Каландар перед тем мне сказал, что платить должны гости – таков у них то ли обычай, то ли таков договор. В ресторан пошли шофера. Один из них был таджик – длинный и вежливый, и носки у него были в полном порядке. Другой был кавказец – опасный и злой, на голове кепка-«аэродром» и татуированы кисти рук – наверняка за что-то сидел в тюрьме… Когда мы танцевали – он нет. Сидел в тени своей кепки с мрачным, типичным, обросшей дикой щетиной лицом… Я нашел для них отличных девчонок, которым я предложил отправиться ко мне домой и продолжить веселье с шампанским:

   - А к нам не будут приставать?
   - Силой не будет никто…

     Они согласились. И что же случилось потом?.. Да, квартира была свободной, потому что таджики, сменив шоферов, охраняли свои помидоры.

    Этот кавказский мужик был ревнив… Его друг был нормальный. Он был значительно старше, но он выбрал девчонку себе помоложе… Они сразу направились в заднюю комнату, где она прилегла на диван, а он присел рядом с ней на ковер… Но кавказец в идиотской неснимаемой кепке предложил почему-то другой сто рублей. Она растерянная прибежала ко мне:

   - Пожалуйста, я боюсь, скажи ему, что я не такая!..

     Она это говорила на кухне, потому что я ушел туда и притворил за собою дверь, предоставив им свободу действовать, а себе дав свободу прикладываться к шампанскому и заодно что-то смотреть по финскому телевидению. Как раз была пятница, а там по пятницам демонстрировали какой-то очередной фильм ужасов. И вот она прибежала и говорит, что она не проститутка, и я обещал, если что, ее защитить… Я вышел в комнату, где придурок в кепке из угла в угол довольно нервно бродил. Я ему сказал такие слова:

   - Будь нежен. Будь нежен с девушкой, как твой напарник. Смотри, он закрылся, его и не слышно совсем.
     Кавказец ответил:
   - Потому что ты тоже хочешь ее! Я сейчас пойду и возьму ее силой!
   - В моем доме это невозможно, дружок…

   - А! – закричал он. – Я говорил! Я говорил! Ты сам хочешь ее, а ел и пил на мои!..

   - На твои деньги ты хочешь сказать?! – заорал я. – Да знаешь ли ты, пятикантроп, что я тут трачу с тобой свое драгоценное время, устраиваю тут ваши дела, пристраиваю говняные помидоры! Я не просил за это деньги, я вообще не напрашивался! Это ты, гад такой, просил «дэвушку», все бубнил под кепарь в ресторане! Это ты ни хрена не умеешь, а я таких «дэвушек» могу наснимать и вагон, и маленькую тележку! Может, ты думаешь у меня нет совсем своих денег?!

     Я выхватил книгу из шкафа, где их было не меньше двух тысяч. Я выхватил книгу, в которой лежали мои, собранные с миру по нитке, все деньги на кооперативное издательство, на умозрительный мой проект. Но прежде, чем я вытряхнул деньги, или даже точнее, пока они сыпались на пол, я увидел, что он стал бледнеть (слова-то мои до него доходили не сразу), и я увидел, как его кулак летит мне в лицо.

     Я увернулся и размахнулся в ответ. Вообще, решил навешать ему фонарей, но тут подскочил его друг, и, уловив мою руку, стал разнимать… Я орал, я кидался уже на обоих, я был совершенно зол, я был невменяем… Его друг вытолкал своего напарника из квартиры, увлек вниз по лестнице от греха…

   - Вот тебе твои деньги!..

     Я им устроил целый дождь из красных десяток и фиолетовых двадцати пяток. Это был красно-фиолетовый, будто тропический дождь. Я помнится даже залюбовался им.

     Я слышал, как хлопнула парадная дверь. Я орал в пролет и снова, и снова швырял туда деньги…

     «О, дурачина! – вдруг осенило меня (раннее утро, голый на кухне, в трусах), - деньги, которые ты с таким трудом собирал на издательство!.. Я кинулся к заветному месту в книжном шкафу – куда там… только пара купюр на полу, да еще сколько-то в коридоре… Я открыл входную дверь… Все мои сбережения находились там: на площадке и на лестнице, вплоть до первого тажа!.. Пейзаж украшали также осколки шампанской бутылки – видно я бросил еще и бутылку…

     Когда я вернулся с деньгами, будто с букетом роз и фиалок, девки уже встали и почти что оделись, чесали расческами свои длинные волосы, трясли головами (одна держала во рту заколки), поправляя юбки, вертели задами.

     Я расположился за столом в кухне и стал, попивая пиво и куря сигарету, иногда прищуриваясь от дыма, пересчитывать деньги.

   - У, какой, - сказала одна, - сам пьет, а нам не дает…
   - Бог подаст, - сказал я, - Бог подаст… Бывают у меня такие переоды мелкой жестокости, когда я понимаю, что напрасно поддался жалости к каким-то людишкам, расстилался перед ними скатертью, рассыпался перед ними жемчугом, а не надо было, не надо…

   - Но все равно, спасибо тебе – выручил, можно сказать.
     И уже обращаясь к подруге:
   - Ленка, я как вспомню того абрека, бр-рр…

     Они утром были совсем простушки. Как и многие женщины, одни раньше, другие чуть позже – куда только деваются их улыбки, великодушие, их беззаботность, их загадочность, и светский шарм?..

   - А ты сумасшедший, - сказала она.
   - Это вопрос или… что?
   - Ты не помнишь, как ты вчера орал, как швырял, чем попало?.. В ванной почему-то случился потоп, там все затопило, и ты страшно ругался и убирал, а потом там же рыдал?.. Мы тогда хотели тебя пригласить к себе, погреть на груди, но когда отважились и пришли, то нашли тебя в коридоре, ты там уже спал…

   - А ты помнишь, как мы шли по улице? Как ты от самой автобусной остановки шел голый?
   - Час от часу не легче… Так уж и голый?
   - В одних носках… Просто Ленка сказала тебе: «А слабо пройти голым?», и ты тут же разделся… По-моему, ты слегка сумасшедший.
   - А-а, что-то припоминаю… Я шел, а вы несли мою одежду в руках, и вы все заглядывали, как там у меня?.. Ну, и каковы впечатления?

   - Мы тоже были под градусом…

   - Ладно, девчата, мне пора на работу. Вон, смотрите, колхозники на баркасах уже пошли в море за килькой в томате… И вы тоже идите, ваши кавалеры, ваши простые ребята с фабрики, с нечищенными ногтями, они ждут вас…

   - Мы вовсе не с фабрики.
   - Да какая разница…

     Я пересчитал деньги и убедился, что ни один рубль у меня не пропал. «Странно, конечно, обычно в нашем доме парадная дверь бьется и глубокой ночью, и на заре: или от ветра, или кто-нибудь шляется, или выводят собак, а тут не было никого, и никто не зашел»… - размышляя, принимал ванну и чувствовал, как мне становится лучше и лучше, и возвращается слегка утерянное было здоровье, и разминаются отекшие было на полу мышцы, и и уже не болит кулак, которым я все-таки куда-то заехал… Потом я надел свой лучший костюм. Я даже повязал галстук. Я взял с собой много «издательских» денег, потому что рассуждал так: «Все равно я их уже фактически выбросил»… И с этим я вышел.

     Удивительный свежий бриз и запах близкого моря встретили и обняли меня у самого моего дома. «Господи, - подумал я, - когда же, когда же я увижу этот город из далекого далека, с палубы белого теплохода?.. Когда силуэт остроконечных шпилей и древних башен, который они рисуют на пачке лучших своих сигарет, которые, как и все тут, что ни возьми, называются «Таллин», когда он останется за кормой и начнет исчезать?.. И, убывая, он будет синеть, и станет, как та синяя пачка, а я буду свободный веселый стоять на палубе, и меня обнимет такой же ветер?»…