***

- Вы знаете, - начал Олег, опираясь о стенку приюта, - а ведь нам только четвёртый десяток идёт! Это ничего, что у тебя, Илья, живот закрывает ноги, ты всё-таки молод и пышешь здоровьем (да-да, пышешь – это про тебя), да и все мы – многое прошло, а семей-то у нас и нет. Для кого живём?
- Э, друг, ты нам зубы не заговаривай, - спокойно перебил его высокий человек, деловито поправив чёрный галстук, - рассказывай, что обещал.
- Да, пора уже! – махнул рукой Олег.
В Санкт-Петербурге тогда было на удивление жарко и солнечно. И это несмотря на то, что третье августа – считай, конец лета. Я стоял на перроне Московского вокзала, вокруг голосили люди, гремели побрякушками цыганки, тыча при том в лицо своими несчастными детьми. Балаган, одним словом, однако за то я и люблю эти места. Тут, значит, смотрю я кругом и вижу важного такого…господина – по-другому и не назвать: стоит, понимаешь ли, в пенсне, беретке тёмно-бордового цвета, борода отпущена, пиджак мешковатый, штаны запачканные – одним словом, художник. А у меня, знаете, художники вызывают профессиональный интерес – недаром же я креативный продюсер – ну я и решил подойти да поговорить с ним. Что в этом, собственно, такого предосудительного? Правда ведь, ничего, я так и подумал.
- Здравствуйте. Не подскажете, который час?
Господин этот величественно повернулся и прямо-таки воззрел на меня своими очами (да-да, именно очами, вовсе не глазами!):
- Добрый день, милостивый государь, - промурлыкал художник басом и полез куда-то глубоко под полы своего потрёпанного пиджака.
Он извлёк оттуда эти круглые часы, похожие на медальон, и показал мне.
- Спасибо, - промычал тогда я и поспешно стушевался (не каждый всё-таки день государем называют, к этому и попривыкнуть бы надо).
Зайдя через полчаса в свой вагон, я с удивлением обнаружил того же господина. Сидел он напротив меня. Я нервно выкурил под его пристальным взором две сигареты, не желая из принципа идти до тамбура, и, наконец, не выдержав, заговорил.
- По каким делам в Москву едете?
А он, понимаете, сразу ответить не может, сначала очами грозными поведёт, уж после этого и глаголет свою истину.
- Я, государь, по семейным делам отправляюсь, - и говорит так, будто колокол звонит. А потом уж совершенно неожиданно добавляет, - А не желаете ли вы, чтобы я вас нарисовал? – и смотрит так странно, у меня даже мурашки по спине быстро-быстро пробежали.
Ну как тут откажешь человеку, который тебя государем величает:
- Давайте!
И достаёт он своё худое снаряжение, а через полчаса протягивает мне небольшого размера лист. Поворачиваю я его, значит, а там смотрит на меня парень, очень отдалённо напоминающий меня.
- В общем-то неплохо…Некоторое сходство есть, определённо, - туманно отвечал я, приняв вид истинного ценителя искусства.
Господин мой весь как-то напружинился.
- Государь, с вас 1000 рублей, не обессудьте, труд художника нынче дорогого стоит, в этом ведь какая сила духовная ощущается!
А была у меня в кармане ровно тысяча: на дорожные расходы и на подарок сестре, у которой я жить собирался. Тут уж я, сами понимаете, что называется, не сдержался и закипел, прямо как чайник (во мне, представьте, по моим ощущениям, даже кровь забулькала – такой интеллигентный человек, а туда же!):
- Да вы же рисовать не умеете, ни капельки ведь не похоже, за что деньги требуете?! Где совесть-то ваша, государь? – возмущённо передразнил его я, - Да я сейчас вас полиции сдам, как вымогателя и шарлатана!
Вагон весь, ну прямо зрители в театре, дыхание затаили, наблюдает каждый из своего угла, но никто слова не скажет – такое сейчас общество.
- Тсс, - зашипел он на меня снизу, - разорался тут, чего ты горланишь, будто режут тебя, присядь, объясню всё.
Я, ошарашенный резкой переменой в поведении моего попутчика, молча сел.
- Понимаешь, брат, тут такое дело, - начал он, - внучка у меня в детдоме, родители её – люди пропащие. Плохо ей там, моченьки нет. И любит она у меня рисовать. А я и еду её из неволи вызволять, да знакомы мы с ней плохо, вот и пробую себя, видишь, - тут он криво усмехнулся, - в роли художника, дескать, чтобы понравится ей сразу и чтобы пошла со мной. Я ж о ее воспитании позабочусь.
Слышите, девочка маленькая без мамки и папки растёт, печально-то как и грустно, аж в носу защипало.
- А деньги-то зачем вымогаете? И кто это вас научил, что художник разговаривает, как человек из прошлого века?
- Так без денег куда? На гостинец нужны деньги, на лекарства тоже, да и документы всяческие оформлять – там подсунуть среди бумажек тысячу рубликов, здесь – глядишь, быстрее дело пойдёт! А мне и надо, чтобы быстрее, измучилась она у меня совсем! – говорит и смотрит в окно, и уже не очи у него, а глаза слезами затуманены.
- Да вы не расстраивайтесь, всё у вас получится, - я был растроган и растерян, - держите вашу тысячу! – порывы великодушия свойственны даже мне, и я легко распрощался со своими деньгами.
- Благодарю вас, государь! Ах, что это я, спасибо тебе, брат! Выручил, честное слово, выручил! – глаза моего попутчика заблестели, он даже вскочил от радости, - А портрет забери. Бери-бери, я тут немного поднаучился, пока собирался в дорогу, всё-таки ж на тебя похоже.
Тут как раз остановка была, и лже-художник, уже чересчур воодушевлённый, пробормотав что-то невнятное, вышел на свежий воздух.
Через двадцать минут, когда поезд дал предупредительный сигнал, моего попутчика всё еще не было на месте. Я разволновался и решил пойти за ним. Я внимательно осмотрел всю платформу, но там никого не было! И тут я услышал мяуканье, настырное и, я бы даже сказал, наглое. Да, на станции был только чёрный кот с длиннющими усами. Он как-то лукаво посмотрел на меня, и – клянусь! – подмигнул, а затем вильнул хвостом и дорогу мне перебежал, завернув за угол. Вы можете мне не поверить, но на нём было пенсе моего художника! И я видел его точно так же, как вижу сейчас вас! Я поспешил в вагон, надеясь, что всё это мне привиделось и мой попутчик сейчас уже сидит, мирно читая какую-нибудь газетку. Однако, вернувшись, я не обнаружил там господина. И вещей у него совершенно не было! Зато была бумажка. Вот её-то я и сохранил.
- Ну и что? Что было там, договаривай уже, - нетерпеливо гаркнул тот самый, с чёрным галстуком.
- Адрес, - совершенно спокойно произнёс Олег, - и имя с фамилией. Собственно, вот сейчас мы и находимся ровно по этому адресу, - он указал рукой на светло-розовое здание.
Затем помахал кому-то в окне.
- А вот и та девочка. Выходит, не зря «заплатил» я тогда. Что же вы думаете? Не было у неё никакого дедушки, умер он уже давно. И рисовать она совсем не любит. Я к ней уже целый год прихожу. А сегодня вот хочу совсем забрать, пора ей в школу хорошую начать ходить. Как вы считаете?
- Слушайте, слушайте! – нетерпеливо вскричал Илья, - мне тут друг на днях совершенно такую же историю рассказывал, не поверите, точь-в-точь одинаковую! Только он так невесту свою нашёл, нет, бывает ли это?
А, говорят, не везёт, когда чёрный кот дорогу перебегает. Это ещё как посмотреть.