Укрощение строптивой, 1-2
СЦЕНА ВТОРАЯ
Падуя. Перед домом Гортензио.
(Входят Петручио и его слуга Грумио.)
ПЕТРУЧИО:
На время распростился я с Вероной,
Чтоб в Падуе с друзьями повидаться.
Проверенный и преданный мой друг,
Похоже, проживает в этом доме.
А ну-ка, парень Грумио стучи,
Гортензио о встрече прокричи!
ГРУМИО:
Кого я стукнуть должен, на кого кричать?
Того, кто вас не хочет привечать?
ПЕТРУЧИО:
Попробуй только мне ты не ударь!
ГРУМИО:
Я даже пробовать ударить вас не буду!
С ума я не сошёл пока что, сударь.
ПЕТРУЧИО:
Долби мне по воротам и скорей,
Иначе шкурою поплатишься своей.
ГРУМИО:
Вы говорите «мне»!
Ворота мне долбить, хозяин или вас?
Боюсь, меня ударите сейчас.
ПЕТРУЧИО:
Мне долго ждать удара твоего?
Но коли до того ты несмышлён,
В своих ушах услышишь шум и звон.
(Дерёт его за уши.)
ГРУМИО:
О, люди, люди! Помогите!
Ко мне на помощь поспешите!
Во сне кошмар такой не снился:
Хозяин мой совсем сбесился!
ПЕТРУЧИО:
Коль головой не можешь думать, идиот,
Пусть будет колотушкой для ворот
(Входит Гортензио.)
ГОРТЕНЗИО:
Что здесь случилось, что стряслось? Дружище старый Грумио, Петручио приятель, как дышит и живёт Верона?
ПЕТРУЧИО:
Так полагаю: прибежали вы на шум.
Con tutto il cuore ben trovato
Всё выглядит довольно глуповато.
ГОРТЕНЗИО:
Alla nostra casa ben venuto,
Это круто!
Molto honorato signor mio Petruchio
Не видел круче я.
Ну что ты, Грумио, разлёгся у порога,
Скорее поднимайся, ради бога.
ГРУМИО:
Хоть по-китайски говори, хоть по-латыни,
Гостеприимством здесь не пахнет и в помине.
Господь один на свете только знает:
Меня такая служба доконает!
Мой господин просил сильней ударить.
Я не хотел, а он хотел заставить.
Мальчишке полных тридцать два годочка,
А он всё болен детской заморочкой.
Я не ударил, а теперь жалею:
Тогда б не он, а я намылил шею.
ПЕТРУЧИО:
Тупица – да и всё тут!
Я приказал ему, Гортензио, ломиться,
Не реагировал на мой приказ тупица.
ГРУМИО:
Не вы ли говорили мне: «Валяй! Валяй!
Указы господина выполняй»!
Сейчас же, извините,
Мне про какие-то ворота говорите.
ПЕТРУЧИО:
Молчи! И на глазах моих уж боле не торчи!
ГОРТЕНЗИО:
Его оставь. Он малый неплохой.
Ты расскажи-ка мне, Петручио, сначала,
Какая кошка между вами пробежала.
Но прежде объясни мне, что за ветер
Принёс вас из Вероны в Падую мою.
ПЕТРУЧИО:
Тот ветер перемен, который гонит паруса
Со всех концов земли туда, где чудеса.
Фортуна вызволяет молодежь из дома,
Где опыт захирел, где скука, темень, дрёма.
А к прочему всему: мой батюшка почил
И я жену и счастье поискать решил.
Карман – не пуст: нужды в достатке нету,
Вот и решил постранствовать по свету.
ГОРТЕНЗИО:
А не хотел бы ты, Петручио, жениться? -
Есть своенравная, строптивая девица.
Хоть слово доброе сказать мне за неё не сможешь
Но прибыль ты свою гораздо преумножишь.
Не хорошо, по правде говоря-то другу,
Советовать такую вот подругу.
ПЕТРУЧИО:
Меж двух друзей двух слов довольно.
Коль есть богатая невеста,
Я в танце этого богатства закружусь.
Да будь она страшней супруги Флорентина,
Годами старше, чем Сивилла,
Сократовой Ксантиппы злее и упрямей,
Я в этом танце буду верховодить.
Пусть Адриатикой вздымается она,
Решил я – в Падуе достойная жена.
ГРУМИО:
Что думает, сеньор, он, то и говорит. Коль слышит перезвон монет, ему и дела нет, кто перед ним: пустая кукла, детская забава, беззубая безумная старуха с повозкой полною недугов. Всё это ничего не значит, когда вдали повозка с золотом маячит.
ГОРТЕНЗИО:
Уж коли в деле так увязли,
Изволь о ней подробности узнать.
Невеста молода, богата и красива,
Воспитана в традициях дворянства,
Одно пугает, доложу правдиво:
Не меру эта девушка строптива.
И будь я даже в нищете,
Её не взял бы жёны
С повозкой, золотом гружёной.
ПЕТРУЧИО:
Коль адрес папенькин мне дашь,
Иду, спешу на абордаж.
Какие б молнии девица не метала,
Гранита крепче буду и металла.
ГОРТЕНЗИО:
Отец – Баптиста, славный дворянин,
Любезный и учтивый господин.
Девицу Катариной величают.
Вся Падуя её скандалы знает.
ПЕТРУЧИО:
Баптиста – на слуху, её же я не знаю,
Покойный батюшка рассказывал о нём.
Теперь, Гортензио, лишился я покоя.
Прошу простить за неучтивость,
Но вынужден покинуть вас немедля.
А, может, вы проводите по адресу меня?
ГРУМИО:
Прошу вас, сударь, пусть идёт, куда задумал. Кода б его, как я она узнала, она бы спорить с ним, уверен я, не стала. Хоть сотню раз его зовите «идиот», он глух к словам и глазом не моргнёт. Но ежели за слово взялся он, вам будет нанесён существенный урон. Начни она ему перечить, он может словом образ и фигуру искалечить, она же, как слепой котёнок, от зверя этого немедленно сбежит. Так, сударь, всё оно и будет.
ГОРТЕНЗИО:
Постой, мой друг, с тобой пойти я должен,
В казне Баптисты есть один брильянт,
Моих желаний и мечтаний идеал, –
Дочь младшенькая Бьянка.
Он от меня её и прочих укрывает,
До той поры нас видеть не желает,
Пока не выдаст замуж Катарину,
Которой по известной вам уже причине,
Найдётся вряд ли подходящий кавалер.
ГРУМИО:
И где ж нашли такую вы причину,
Что обратить в изгою Катарину?
ГОРТЕНЗИО:
Мне от тебя нужна услуга, друг.
Я в скромнее одежды облачусь,
А ты меня представишь музыкантом,
Какого в Падуе Баптиста нонче ищет,
Чтоб Бьянке музыки уроки преподать.
Тогда мне и представится возможность
Под той личиной и скрываться, и любить,
Не вызывая осуждений у отца
И грязных сплетен у крыльца.
ГРУМИО:
Какой затеяли обман! Готовят сговор молодые: решили посмеяться над несчастным стариком – хотят его представить дураком.
(Входят Гремио и переодетый Люченцо.)
Пришёл к нам кто-то. Обернитесь, сударь.
ГОРТЕНЗИО:
Замолкни, Грумио! Ведь это мой соперник.
Давай, Петручио в сторонку отойдём.
ГРУМИО:
Ещё не вылез из пелёнок, а уже – милёнок.
ГРЕМИО:
Конспект я просмотрел. Сработано прекрасно.
Переплести всё это следует изящно.
Все книги о любви и никаких других,
И лекций быть иных в помине не должно.
Вы поняли, о чём я говорю?
Помимо щедрости Баптисты,
Я на дары не поскуплюсь.
Всё это надушите хорошенько,
Ведь это всё для той,
Которая сама душистее всего.
С чего вы собираетесь начать?
ЛЮЧЕНЦО:
Что б не читал я – всё во имя вас.
Мой покровитель, можете поверить:
Вы во плоти моей уже – не я.
Я преуспею больше вас, надеюсь,
Поскольку вы – ничто на самом деле.
ГРЕМИО:
Ах ты, учёный, богом просвещённый!
ГРУМИО:
Ах, ты простак, дурашлив, как ишак!
ПЕТРУЧИО:
А ну-ка, олух, помолчи!
ГОРТЕНЗИО:
Замолкни, Грумио, Ах, Гремио, привет вам!
ГРЕМИО:
И вам привет, Гортензио, сердечный.
А не желаете ль узнать, куда спешу я?
Хочу Баптисту известить о том,
Что я учителя нашел для Бьянки.
Была фортуна благосклонна,
Нашёл не по годам учёного я мужа,
Который Бьянке так сегодня нужен.
Нет равного в поэзии ему,
В науках образован и учён всему.
ГОРТЕНЗИО:
А мне знакомый дворянин
Нашёл для Бьянки музыканта
Будить её душевные таланты.
Мы в этом оба преуспели,
Чтоб угодить моей газели.
ГРЕМИО:
Мои дела МОЮ любовь докажут.
ГРУМИО:
Коль содержимое твоей мошны покажут.
ГОРТЕНЗИО:
Не время, Гремио, нам хвастаться любовью.
Есть новость у меня, которой нет цены.
Уж очень радостна она для нас обоих:
Нашёлся дворянин, готовый добровольно
Руки просить строптивой Катарины.
А коль приданое за девой неплохое,
То женится немедля соискатель.
ГРЕМИО:
Когда бы слово делу не мешало!
Взбрыкнёт она и всё пойдет сначала.
ПЕТРУЧИО:
Я слышал про характер неуёмный,
Всё это – чушь и разговор никчёмный.
ГРЕМИО:
Так полагаете, мой друг? Откуда вы явились вдруг?
ПЕТРУЧИО:
А принесли меня вороны из Вероны.
Я сын Антонио, мой батюшка скончался,
Весь капитал мне от него достался,
А потому намерен жить и долго и богато.
ГРЕМИО:
Да как бы не любить! –
С такой женою долго не прожить!
Коль переварите – желудок, как у дога,
Молюсь за вас и прославляю бога.
Ужели ж вы не понарошку,
Берёте в жёны злую кошку?
ПЕТРУЧИО:
Изволите за жизнь мою бояться?
ГРУМИО:
Коль у него не хватит спеси, придётся мне её повесить.
ПЕТРУЧИО:
Зачем же прибыл я сюда, коль не за этим?
Ужель от писка кошки я оглохну?
Иль полагаете рычанья льва не слышал?
А, может, побоюсь я грома пушек,
Иль сил небесных молниями бьющих?
А, может, мне ужасен топот конский,
И стон солдат, израненных в бою,
Бой барабанов, скрежет труб походных?
Вы с этим всем ровняете какой-то женский крик?
Да он слабее треска жареных каштанов,
Которые на хуторах пекут.
Ну-ну! Пугайте тараканами детишек.
ГРУМИО:
Такого вряд ли можно напугать.
ГРЕМИО:
Гортензио, он вовремя явился.
Женившись сам, он к алтарю откроет путь и нам.
ГОРТЕНЗИО:
Я обещал ему потратиться на свадьбу.
ГРЕМИО:
И я не поскуплюсь, коль будет эта свадьба.
ГРУМИО:
Кода бы слово можно было съесть.
(Входят нарядный Транио и Бьонделло.)
ТРАНИО:
Сеньоры, здравствуйте! Осмелюсь вас спросить, как нам пройти туда, где дом Минолы по фамилии Баптиста?
БЬОНДЕЛЛО:
Тот, кто двух красавиц дочерей имеет. И не его ли вы имеете в виду?
ТРАНИО:
Его, Бьонделло.
ГРЕМИО:
Не к ним ли ваш вояж?
ТРАНИО:
Возможно, к ним, а вам-то что за блажь?
ПЕТРУЧИО:
Та, что ворчит, прошу не трогать.
ТРИАНО:
Ворчуний нам не надо, сударь. В путь, Бьонделло.
ЛЮЧЕНЦО:
Совсем не дурно начали мы, Транио.
ГОРТЕНЗИО:
Ещё, сеньор, одно словечко: вы девичьим хотите завладеть сердечком?
ТРАНИО:
А если бы и так, то в чём беда?
ГРЕМИО:
Негоже вам ходить туда.
ТРАНИО:
Взгляните на дорогу.
На ней не только вы – других довольно много.
ГРЕМИО:
Но не к ней.
ТРАНИО:
Хотелось бы узнать мне, почему?
ГРЕМИО:
Причина здесь проста – она сеньором Гремио любима.
ГОРТЕНЗИО:
Сеньор Гортензио по ней страдает также.
ТРАНИО:
Спокойней, господа. Коль вы действительно дворяне,
Найдите мужество в себе и дайте мне сказать.
Баптиста, благородный дворянин,
Знаком с моим отцом немало лет.
И если б дочь его была прекраснее, чем есть,
То женихов её неможно было б счесть,
А среди них и я б последним, уверяю, не был.
Дочь Леды тысячи поклонников желали,
Пусть и у Бьянки будет их не меньше.
Хоть сам Парис замыслит объявиться ,
Люченцо и его не побоится.
ГРЕМИО:
Нам остаётся только грезить.
В карман за словом этот не полезет.
ЛЮЧЕНЦО:
Дай палец, он откусит руку.
ПЕТРУЧИО:
Скажи, Гортензио, к чему такие речи?
ГОРТЕНЗИО:
Осмелюсь вас спросить, когда-нибудь вы дочь Баптисты лицезрели?
ТРАНИО:
Никогда.
Но знаю, что их две:
Одна строптива,
Другая же – скромна и величава.
ПЕТРУЧИО:
Строптивая – моя. Её не троньте.
ГРЕМИО:
Великое – великому оставим,
Трудней всех подвигов он будет Геркулесу.
ПЕТРУЧИО:
Поймите ж, господа, вся суть таится в том,
Что младшую сестру отец от вас упрятал
До той поры, пока не выдаст замуж Катарину.
Придётся младшей взаперти томиться.
ТРАНИО:
А если так, то вы и есть тот самый,
Кто мне и остальным поможет.
Коль вы ледовый замок разобьёте
И вызволите младшую из плена,
Любой из нас вам будет благодарен.
ГОРТЕНЗИО:
Прекрасно сказано, задумано прекрасно.
Но коль причислили себя вы к женихам,
В числе других обязаны и вы сеньору
Оплатить за столь великую услугу.
ТРАНИО:
Иначе, господа, не помышляю
И вечером к себе вас приглашаю,
Где будем пить мы за здоровье дам,
Подобно судьям, что в суде бранятся,
В итоге же – за общий стол садятся.
ГРУМИО И БЬОНДЕЛЛО:
Прекрасный жест! Идёмте, господа.
ГОРТЕНЗИО:
Звучит, как тост! Да будет так!
Не сомневаюсь я ни на минуту –
Петручио там будет ben venuto.
(Уходят.)
Свидетельство о публикации №212111400393