С аму сошедшая

Гитара и женщина могут свести с ума, особенно если они нечто единое, цельное. Еле заметные сухие мозоли на подушечках тонких пальцев,  звуки бьющейся о лады непокорной витой нити, утробные стоны деки — и в слушателя, зрителя сочленение двух полностью завершенных создателем изящных изогнутых живых линий, адажио вкрадывается и приживается чужая душа - гармоничная, завораживающая, загадочная, неповторимая.

Играла она на шестиструнной отчаянно великолепно. Не звуки извлекала или рождала - жизнь в инструменте пробуждая, пленяла сим рукотворным обыденным волшебством странников, попавших в сети старых английских моряков, убаюкивая перебором; окружала острым медным боем быков, залпами взъерошенных синкоп взрывала революционный зал, нежными бардовскими баре смачивала сухие уголки глаз и душ.

Не такая как все. Не чувствительная — чувствующая, не поникшая и приземленная, а возвышенная; не ушедшая в себя, а живущая в единственно реальном прекрасном мире - внутреннем. Ощущала и проживала музыку просто классно, что не помешало ей отдать суровую дань психиатрической лечебнице, еще раз доказав - не от мрака она сего. Ничего в жизни не нажив, витала в музыке и тумане безденежья, улетая поутру в рай терций и опускаясь к закату в ад материального бита.

Самоотверженно служила преподавателем детской музыкальной школы - классическая городская сумасшедшая, не замечающая своей иности, каких бродят толпы по забытым переулкам сознания. Куча мяса в черепной коробке, забитого депрессивными образами не тех и не о том; ворох проблем, долгов, старых непрочитанных книг в голове и, перечитанных не раз, на столе. Стройная, красивая еще, позабывшая, что жизнь — борьба, а счастье — только лишь ремесло.

Не помню ни дня, ни времени года даже - лишь растрепанные русые волосы, когда в распахнутую ангелом небесным входную дверь ворвался её дух и, как из доброй русской черной кожаной печечки, начал метать на стол все что есть: баночки маринованных, сытые салатницы, полные запаха тмина кулечки, сладкие обертки.

- Ты что с ума сошла? - сорвалась с уст моих ушаблоненная идиома. И тут же одернув себя, — извини я забыла, - сказала я с улыбкой. Ни фальши обиды, ни аккорда непонимания на её лице. Только озорные складочки в уголках губ скользнули фальцетом.

Ничего она никогда ни для кого не жалела. Поэтому ничего и не имела, если можно обозвать словом "ничто" титанов чувств и огня, что обитали внутри этой хрупкой женщины, атлантов гиперэмоций и страстей, вырывающихся, голосящих волнами всего лишь шести витых струн. Самый дорогой она для меня человек. Маленький Бог, отличающийся от Большого только инструментом, посредством коего порождают Оба в мир красоту, порождают сам мир.