Пятнадцать рублей

   Родители Юльки и Генки развелись, когда Юльке было шесть лет, а ее брату девять.
   
   Отец ушел, а они  с братом остались с мамой, как водилось в советские времена. Юлька не горевала об этом, потому что никаких теплых воспоминаний об отце у нее не было, точнее не было почти никаких вообще воспоминаний. Отец ходил в море, и по шесть месяцев не появлялся дома. Когда он приезжал, Юлька часто его даже и не видела, потому что по причине юного возраста проводила почти полгода в деревне у бабушки, ведь в школу она еще не ходила. А если его возвращение домой совпадало с ее присутствием в Ленинграде, то радоваться было все равно нечему. Отец пил, уходил на ночь глядя из дома, искал приключений. В пьяном виде его всегда тянуло набить кому-нибудь морду. Для этой цели подходил любой прохожий на улице.

   Единственным светлым воспоминанием были его рисунки и книги. Он отлично рисовал, и между пьянками очень много читал, в том числе и на иностранных языках. Он был из аристократической семьи бывших политических эмигрантов. Он знал немецкий, английский и китайский. На неприлично большой для советской квартиры восемнадцати-метровой кухне одна из стен была полностью занята стеллажами, буквально набитыми книгами. "Папа, почему ты смотришь в книжку и молчишь целый час?"- спрашивала его Юлька. "Я читаю про себя"- отвечал отец и снова замолкал. "А разве там про тебя написано?"- не понимала Юлька. Отец смеялся и ничего не объяснял. Ему было неинтересно говорить  с ней.

   Когда отец ушел, он забрал с собой и свои рисунки , и свои книги.  Так что Юльке совсем ничего от него не осталось. Ну совсем ничего. Стеллажи на кухне наполовину опустели.

   Потом все пошло своим чередом. Мама снова вышла замуж. Ее новый муж оказался веселым и добрым молодым человеком. Он искренне полюбил Юльку и Генку, посвящал им много своего времени. Юлька была абсолютно счастлива. Через год мама развелась и с ним. Юлька горевала по-настоящему, но сделать ничего было нельзя. У взрослых свои законы.

   Отец все это время не подавал о себе никаких известий. Во всяком случае, мама тщательно скрывала информацию о нем. Так прошло несколько лет. Юльке исполнилось десять лет, она уже училась в четвертом классе.

   В один прекрасный день в их квартире раздался звонок. На пороге стоял их с Генкой отец.  Юлька была все равно еще мала, чтобы понять истинные причины этого визита. Она подумала, что отец соскучился по ним. На самом деле, он стоял перед выбором, куда пойти. Он недавно вышел из лечебно-трудового профилактория, в котором провел два года. Мама знала это, а Юлька и Генка не знали. Мама прогнала их в детскую, и полчаса разговаривала о чем -то с отцом, за закрытыми дверями кухни.

   Потом отец с радостной улыбкой вошел в детскую и сказал, чтобы они одевались, потому что он поведет их в кафе-мороженое. Они оделись и пошли. В кафе отец взял им по два шарика мороженого с сиропом и по стакану мутного сливового сока из стеклянного конуса с кранчиком. Себе он взял рюмку водки. Юльке это не понравилось. "Папа, почему ты пьешь водку?"- спросила она. "Холодно"- ответил отец и взял вторую стопку. После третьей стопки отец развеселился, стал шутить, гладить их по головам. А потом достал из кармана пятнадцать рублей и разделил между детьми. Генке десять, а Юльке, видимо как младшей, пять рублей.  "Купите себе что-нибудь вкусненькое", - сказал он весело и подмигнул им.

   Потом он он отвел детей домой. Они шли, радостные, переглядывались с Генкой. Им было весело и хорошо.

   Когда они пришли домой, мама снова отправила их играть в их комнату и опять разговаривала с отцом за запертыми дверями.

   Вскоре отец ушел. Юлька и Генка легли спать.

   Наутро  в школе, на большой перемене в Юлькин класс влетел взбудораженный Генка. "Юлька, там отец пришел. Он нашел меня и попросил вернуть ему десять рублей, потому что ему надо купить билеты на поезд, он куда-то уезжает." "Ты вернул?"- спросила она. "Че я дурак, что ли?"- ответил Генка, - "я сказал, что я их потерял". Юльке стало жаль отца. "Я ему отдам мои пять"- сказала она. Спустилась в вестибюль, но отца там не было. 

   Больше они никогда его не видели.