Мама

         

Мама уходила очень тяжело и страшно. Сначала отнялись ноги после двух инсультов, потом пропал разум, потом она ушла сама тихо и быстро, угасла как свеча за одну неделю. Она уже ничего не помнила, никого не узнавала, кроме внуков. Но очень хорошо помнила город, где закончилось детство, пролетела юность, пришла первая любовь, где долго и счастливо прожила с мужем до самой золотой свадьбы, где все было дорого и любимо. Ноги отнимались, совсем не слушались, но она готова была ползти  в Уфу.

Все было в жизни старой больной женщины: трудовой стаж, который можно было исчислять с пяти лет, страшный и мучительный голод, пронизывающий до костей холод, многочисленные болячки и три полостные операции, после которых она лишилась многих жизненно - важных органов. Заработала звание Ветерана труда, целлофановый пакет с медалями и огромную, в два раза больше моей зарплаты, пенсию размером в шестнадцать тысяч рублей. Нынешним депутатам думы, заседающим в богатой и далекой столице, такая пенсия и в страшном сне не присниться. Не волнуйтесь дорогие, во всех смыслах, депутаты, я сейчас по дереву постучу, чтобы вас не сглазить. Пенсии хватало на лекарства для поддержания здоровья и возможности хоть как-нибудь доползти до туалета, делать это в своей комнате она стеснялась до последнего дня. Еще мама помогала моим детям получать высшее образование. Моих собственных денег хватало на две-три ходки в большой семейный магазин “Магнит”. Меня и сейчас туда магнитом тянет, но не могу, так как мои финансы поют другие романсы.
Сутками я героически трудилась диспетчером, а потом сломя ноги бежала домой, но все равно не успевала. Она опять лежала на полу около двери и тихо стонала, спешила в родной город. “Мамочка, миленькая, что же ты делаешь? Я тебя поднять не могу, ты ведь очень тяжелая,” - говорила я и садилась рядом с ней на пол, тихо гладила ее по седой голове с редкими спутавшимися волосами. Она уже не пыталась причесываться, силы уходили от нее куда-то вдаль вместе с мыслями об Уфе и вечном покое. Мама приходила в себя, потом даже узнавала меня, и мы вместе плакали, пока кто-нибудь не приходил нам на помощь. Страшно вспоминать. Психиатр, реланиум, кома и тихий уход в мир иной, где покой и вечное блаженство. Ушла быстро, за одну неделю, как и мечтала. Пока мамочка была в своем уме, она всегда говорила: “Только бы быстро, только бы не мучиться и тебя дочка не мучить”. Мама слово сдержала.

Вот и все, теперь я одна. В квартире больше нет запаха старости и болезней, я стала сиротой. У меня больше нет мамы. Я часто вспоминаю своих родителей маму и папу. Могла бы я прожить такую жизнь? Хватило бы мне сил, мудрости, терпения и энтузиазма, так же как они бодро и весело строить светлое будущее, давать пятилетки в три года, верить партии и правительству и лично Леониду Ильичу Брежневу? Сколько себя помню, маму все называли по-русски Галя, так и я буду называть в своем рассказе.

Много горя и бед видела моя мама в детстве и юности, пережила голод и войну. Во второй половине тридцатых годов на многодетную семью, жившую в глухой башкирской деревне, навалилось большое горе – умер отец. Только семья смирилась с большой утратой, как придавила их другая беда: жарким летним днем сгорел их дом, большой и красивый, построенный умелыми руками хорошего хозяина. Нет хозяина, нет дома. Что может быть хуже? На пепелище сидела печальная женщина когда-то очень привлекательная с потухшими глазами, с восемью ребятишками на руках, их успели спасти всех. Самого маленького женщина ещё кормила грудью, она оставила его себе, остальных раздала близким и дальним родственникам на воспитание. Всех прокормить она была не в состоянии. Моей маме было пять лет, её отдали на воспитание в далёкую деревню двоюродной тётке. В этот день у ребенка детство кончилось раз и навсегда, началась трудовая жизнь. У двоюродной тётки была грудная дочка и большое хозяйство, заботу обо всём этом взвалили на хрупкие детские плечи. Маленькая девочка убиралась в доме, ходила за водой в дальний колодец, тёмными вечерами вязала тёплые шали, а по ночам успокаивала младенца.

Только через два года ребенок вернулся к своей маме, и они стали жить вместе. Жизнь в глухой башкирской деревне в предвоенные годы была тяжелая, а потом пришла война, с нею рука об руку голод, холод, нужда и нищета. Старшие братья моей мамы ушли на фронт, никто потом не вернулся. Моя бабушка как-то пошла в поле за колосками, но детей накормить не успела, только тюремный срок заработала, дети остались полными сиротами. Уже и война кончилась, а жизнь всё не налаживалась. Мама моя была уже подростком, очень симпатичная и смышленая девочка, работала в колхозе за трудодни. В правление пришла бумага, в которой говорилось, что объявляется набор в ремесленное училище города Уфы, принимают детей только в возрасте четырнадцати лет. Гале уже исполнилось шестнадцать. Председатель колхоза был человек добрый, пошел на сделку со своей совестью, выписал Гале справку, где указал возраст на два года меньше.

Радостная девочка поехала в город в первый раз в жизни, мечтая о светлом будущем. Таких счастливых приехало тридцать человек из разных деревень, всех приняли в ремесленное училище, дали койко-место в одноэтажном общежитии, которое всем прибывшим казалось дворцом, а на самом деле было обыкновенным бараком и туалетом на улице. У Гали давно не было своей крыши над головой, а теперь и крыша, своя настоящая узкая панцирная кровать с провисшей сеткой почти до пола, маленькая голубая тумбочка с двумя полочками. Спала она на белых простынях как принцесса. Чемодан с небольшими пожитками уместился под кроватью… Комендантша, добрая пожилая женщина, все звали ее тётя Маша, на долгие три года заменившая им родную мать, выдала талоны на трёх разовое питание, форму и обувь, положенную учащимся ремеслухи. Красивее этой формы потом будет только крепдешиновое платье цвета фуксии с мелкими цветочками, которое она пошьёт на свою свадьбу.
Первый поход в столовую для голодной деревенской девочки был настоящим праздником. Великим открытием был обед, состоящий из трёх блюд. Вторым большим открытием было то, что все едят свинину, вернее не свинину, а то сало, которое плавало в бульоне на первое. Голод не тётка, когда под ложечкой сосёт и живот урчит, съешь и то, что когда-то хрюкало. А за солёную мелкую кильку с хлебом можно было и жизнь отдать. Галя ела серый послевоенный хлеб с таким аппетитом и азартом, с каким современные дети не едят даже торт с кремом и шоколадной глазурью. Она ела всё, всё было вкусно и в радость после голодной деревни.

Девочка училась на токаря-фрезеровщика, чтобы потом работать на закрытом военном заводе. Время летело быстро, утром лекции в классе, после сытного обеда практика у станка и так каждый день. А вечером танцы. Это было уже третьим великим открытием для девчонки. Есть на свете танцы, фокстрот на пример и танго, под патефон с вечно ломающейся иголкой, есть прекрасная музыка, театры и кино. Жизнь в городе была очень хорошая, весёлая, голод, холод и война уходили в прошлое, забывались. Галя получала стипендию и на практике им тоже немного платили, деньги эти она бережно хранила в своём фанерном чемоданчике, обклеенном фотографиями артистов, на самом дне, под газетой. Мечтала купить платье, как артистки Л. Орловой из чудесного крепдешина с большими оборками и шляпку с вуалью, последний писк моды. Когда сумма набралась порядочная, которой вполне хватило бы на осуществление мечты, она полезла в чемодан. Под газетой ничего не было. Горько плакала девочка в подушку, она полгода отказывала себе в маленьких удовольствиях, чтобы скопить деньги на большую покупку. В этот же день сбежала соседка по комнате, исчезла навсегда из общежития, училища и галиной жизни, прихватив еще несколько ценных вещей у своих товарок. Но жизнь продолжалась.

Недалеко от училища началось строительство жилого дома. Девочки по пути на учебу увидели как женщины в рабочих спецовках с грустными лицами таскали кирпичи, мешали раствор, это были заключенные. Галю кто-то окликнул: “Дочка!” Девушка обернулась, в серой робе она узнала свою маму, которая отрабатывала колоски, похищенные у большого советского государства. Интересно, какой урон она нанесла стране? Как можно было посадить женщин в тюрьму за три колоска для голодных детей? Я до сих пор не понимаю. Мать с дочерью обнялись, даже конвоир не рискнул их разнять, понял, что никуда не убежит бедная женщина, будет строить и дальше дома до окончания срока. “Не плачь, доченька! Всё будет хорошо, остался только один год. До свидания. Алла бирса, вернусь!” – сказала женщина и пошла дальше таскать кирпичи. “До свидания, мамочка, я жду тебя и очень люблю”. Грустно было Гале расставаться с матерью, но вера в светлое будущее и встречу через год помогали ей жить.

На тяжёлый период выпало детство и юность моих родителей, но это было и счастливое для них время, они были молоды. Моя мама верила, что страна пережившая разруху, голод, войну должна как птица Феникс возродиться из пепла вновь. Все жители необъятной страны под названием Союз Советских Социалистических Республик верили в светлое будущее, в коммунизм, слова “Миру - мир” были для них не пустой фразой, а самой главной и понятной. “Будет людям счастье, счастье на века” – в это верили, как верили в приход весны после долгой зимы. Ничего, что вместо босоножек кирзовые сапоги, ничего, что вместо легкого крепдешина тёмная роба и выцветшая гимнастёрка. Всё ничего! Всё можно пережить. Моя мама всегда говорила: “Лишь бы не было войны и голода!”
Всё впереди было у Гали, ей шёл только семнадцатый год, всё впереди: замужество, рождение трёх дочерей, таких же красивых, как она, золотая свадьба и долгая счастливая жизнь без войны и голода, и похороны по мусульманскому обычаю, всё как она хотела.